Крепкий мужик краткое содержание

Обновлено: 04.07.2024

Главные герои

Другие персонажи

Учитель — деревенский учитель, молодой человек, готовый до последнего отстаивать национальное достояние.

Председатель колхоза — равнодушный, поверхностный человек.

Продавщица — смелая женщина, которая не побоялась высказать Шурыгину всё, что она думает по поводу сноса церкви.

Кланька — жена Шурыгина, робкая женщина, которая взбунтовалась против действий мужа.

Мать Шурыгина — больная старая женщина, которая прекрасно понимала, какие последствия будут для сына после уничтожения церкви.

Краткое содержание

Заключение

В своем произведении Шукшин демонстрирует образ современного человека — бездуховного, меркантильного, утратившего духовную связь со своими корнями. Без всякой надобности он безжалостно рушит древнюю святыню, в которой многие поколения черпали силы и уверенность.

Бригадиру не хватало кирпичей, чтобы доделать свой свинарник, и он обратился к председателю колхоза с просьбой снести церковь, а ее кирпичи отдать ему на свинарник. Председатель сначала был против этого, сказав, что закрыть ее надо, а разбирать очень долго, потому что там не кладка, - церковь построена литьем и крепко стоит уже не один век. Шурыгин настаивал на своем, сказав, что с тремя тракторами легко справится за несколько часов, добавляя, что церковь теперь никому не нужна. Председатель дал добро и разрешил попробовать.

После работы Шурыгин пошел в магазин, но там ему не были рады, продавщица набросилась на него со злыми упреками. Он взял бутылку водки, каждый, кто встречался ему, говорил с ним со злом. Колька пошел домой, там мать обругала его, сказав, что теперь проклянут сына, и с ним может случиться все, что угодно. Колька ушел пить. Жена за второй бутылкой в магазин не пошла, и он не хотел видеть злую продавщицу, поэтому сел на свой мотоцикл и уехал в магазин, что в 18 километрах от деревни, напевая песенку и делая вид, что у него хорошее настроение. А кирпичи для свинарника были непригодными.

Настроение разрушения обычно присуще людям с низкими качествами, недалеким и глубоко невежественным. Они всегда радуются, когда что-то ломают, а потом не понимают, почему к ним все относятся плохо.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Шукшин. Все произведения

Крепкий мужик. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Жак Тибо и Даниэль де Фонтанен учатся в одном классе и переписываются друг с другом. Прочитав их переписки, учителя неправильно истолковали содержание. Жак и Даниэль решают убежать из города.

Роман с первых строк повествует нам о том, как юноша по имени Фредерик Моро направлялся в свой родной городок, расположенный на реке Сена. Молодой человек получил соответствующее образование, и должен был работать в Париже специалистом по праву

Сергей Тимофеевич Аксаков – русских писателей и переводчик. Но этот разносторонний человек ограничивался не только литературной деятельностью: он был и цензором, и чиновником, и критиком.

Главные герои

Другие персонажи

Учитель — деревенский учитель, молодой человек, готовый до последнего отстаивать национальное достояние.
Председатель колхоза — равнодушный, поверхностный человек.
Продавщица — смелая женщина, которая не побоялась высказать Шурыгину всё, что она думает по поводу сноса церкви.
Кланька — жена Шурыгина, робкая женщина, которая взбунтовалась против действий мужа.
Мать Шурыгина — больная старая женщина, которая прекрасно понимала, какие последствия будут для сына после уничтожения церкви.

Краткое содержание

Заключение

Бригадиру не хватало кирпичей, чтобы доделать свой свинарник, и он обратился к председателю колхоза с просьбой снести церковь, а ее кирпичи отдать ему на свинарник. Председатель сначала был против этого, сказав, что закрыть ее надо, а разбирать очень долго, потому что там не кладка, — церковь построена литьем и крепко стоит уже не один век. Шурыгин настаивал на своем, сказав, что с тремя тракторами легко справится за несколько часов, добавляя, что церковь теперь никому не нужна. Председатель дал добро и разрешил попробовать.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Жанровые особенности

Сюжет и композиция

Всё дальнейшее развитие действия, включая развязку, укладывается в один день: это воскресенье, когда Колька-антихрист заставил трёх трактористов разрушить церковь, невзирая на глухое сопротивление сельчан и явный (но легко подавленный Колькой) бунт учителя. Проклинаемый собственной матерью и женой, обозлённый Колька ночью гонит на мотоцикле в райцентр в надежде излить душу председателю.

Герои рассказа

В ролях

Игорь Бочкин — Спиридон Расторгуев, шофёр
Валерий Доронин — Сергей, учитель
Анна Тихонова — Ирина, жена Сергея
Виктор Степанов — поп
Виктор Сухоруков — бригадир Шурыгин
Сергей Селин — Максим
Ирина Максимова — мать Спиридона
Татьяна Иванова — Нюрка
Валерий Кухарешин — сельский учитель
Юрий Агейкин — Илья
Тамара Парвицкая — продавщица
Михаил Храбров — Прокудин
Нина Храброва — Прокудина
Елена Соловьева — Верка
Михаил Кузнецов — эпизод
Владимир Залыгин — эпизод

Проблематика

Однако чёртово дело сделано – церковь разрушена: «…свет фары выхватил из тьмы безобразную груду кирпича…

Бригадир Шурыгин Николай Сергеевич постоял перед ней, подумал… Подошел к стене, поколупал кирпичи подвернувшимся ломиком, закурил и пошел домой. Встретившись через два дня с председателем колхоза, Шурыгин сказал:

— Церква-то освободилась теперь…

— Чего с ней делать-то?

— Закрой, да пусть стоит. А что?

— Там кирпич добрый, я бы его на свинарник пустил, чем с завода-то возить.

— Это ее разбирать — надо пятерым полмесяца возиться. Там не кладка, а литье. Черт их знает, как они так клали!

— Так. Тремя тракторами зацеплю — слетит как миленькая,

В воскресенье Шурыгин стал пробовать. Подогнал три могучих трактора… На разной высоте обвели церковку тремя толстыми тросами, под тросы — на углах и посреди стены — девять бревен…

Сперва Шурыгин распоряжался этим делом, как всяким делом,крикливо, с матерщиной. Но когда стал сбегаться народ, когда кругом стали ахать и охать, стали жалеть церковь, Шурыгин вдруг почувствовал себя важным деятелем с неограниченными полномочиями. Перестал материться и не смотрел на людей — вроде и не слышал их и не видел.

— Николай, да тебе велели али как? — спрашивали.- Не сам ли уж надумал?

— Мешала она тебе?!

Подвыпивший кладовщик, Михаиле Беляков, полез под тросами к Шурыгину.

— Колька, ты зачем это?

Шурыгин всерьез затрясся, побелел:

— Вон отсудова, пьяная харя!

Между тем бревна закрепили, тросы подровняли… Сейчас взревут тракторы, и произойдет нечто небывалое в деревне — упадет церковь. Люди постарше все крещены в ней, в пей отпевали усопших дедов и прадедов, как небо привыкли видеть каждый день, так и ее…

Опять стали раздаваться голоса:

— Николай, кто велел-то?

— Да сам он. Вишь, морду воротит, черт.

— Шурыгин, прекрати своевольничать!

Шурыгин — ноль внимания. И все то же сосредоточенное выражение на лице, та же неподкупная строгость во взгляде. Подтолкнули из рядов жену Шурыгина, Кланьку… Кланька несмело — видела: что-то непонятное творится с мужем — подошла.

— Коль, зачем свалить-то хочешь?

— Вон отсудова! — велел и ей Шурыгин. — И не лезь!

Прибежал учитель, молодой еще человек, уважаемый в деревне.

— Немедленно прекратите! Чье это распоряжение? Это семнадцатый век.

— Не суйтесь не в свое дело,- сказал Шурыгин.

— Это мое дело! Это народное дело. - Учитель волновался, поэтому не мог найти сильные, убедительные слова, только покраснел и кричал: Вы не имеете права! Варвар! Я буду писать.

Шурыгин махнул трактористам… Моторы взревели. Тросы стали натягиваться. Толпа негромко, с ужасом вздохнула. Учитель вдруг сорвался с места, забежал с той стороны церкви, куда она должна была упасть, стал под стеной.

— Ответишь за убийство! Идиот…

— Уйди-и! — заревел Шурыгин. И на шее у него вспухли толстые жилы.

— Не смей трогать церковь! Не смей!

Шурыгин подбежал к учителю, схватил его в беремя и понес прочь от церкви. Щуплый учитель вырывался как мог, но руки у Шурыгина крепкие.

— Давай! — крикнул он трактористам,

— Становитесь все под стену! — кричал учитель всем.Становитесь. Они не посмеют! Я поеду в область, ему запретят.

— Давай, какого. — заорал Шурыгин трактористам.

Трактористы усунулись в кабины, взялись за рычаги.

— Становитесь под стену! Становитесь все.

Но все не двигались с места. Всех парализовало неистовство Шурыгина. Все молчали. Ждали,

Тросы натянулись, заскрипели, затрещали, зазвенели… Хрустнуло одно бревно, трос, врезавшись в угол, запел балалаечной струной. Странно, что все это было хорошо слышно — ревели же три трактора, напрягая свои железные силы. Дрогнул верх церкви… Стена, противоположная той, на какую сваливали, вдруг разодралась по всей ширине… Страшная, черная в глубине, рваная щель на белой стене пошла раскрываться. Верх церкви с маковкой поклонился, поклонился и ухнул вниз.

Шурыгин отпустил учителя, и тот, ни слова не говоря, пошел прочь от церкви, Два трактора еще продолжали скрести гусеницами землю. Средний по высоте трос прорезал угол и теперь без толку крошил кирпичи двух стен, все глубже врезаясь в них. Шурыгин остановил тракторы. Начали по-новой заводить тросы. Народ стал расходиться. Остались самые любопытные и ребятишки. Через три часа все было кончено. От церкви остался только невысокий, с неровными краями остов. Церковь лежала бесформенной грудой, прахом. Тракторы уехали.

Потный, весь в пыли и известке, Шурыгин пошел звонить из магазина председателю колхоза.

— Все, угорела! — весело закричал в трубку.

Председатель, видно, не понял, кто угорел.

— Да церква-то! Все, мол, угорела! Ага. Все в порядке. Учитель тут пошумел малость… Но! Учитель, а хуже старухи. Да нет, все в порядке. Гробанулась здорово! Покрошилось много, ага. Причем они так: по три, по четыре кирпича — кусками. Не знаю, как их потом долбать… Попробовал ломиком — крепкая, зараза. Действительно, литье! Но! Будь здоров! Ничего.

Шурыгин положил трубку. Подошел к продавщице, которую не однажды подымал ночами с постели — кто-нибудь приезжал из района рыбачить, засиживались после рыбалки у бригадира до вторых петухов.

— Видела, как мы церкву уговорили? — Шурыгин улыбался, довольный,

— Дурацкое дело нехитрое,- не скрывая злости, сказала продавщица.

— Почему дурацкое? — Шурыгин перестал улыбаться,

— Мешала она тебе, стояла?

— А чего ей зря стоять? Хоть кирпич добудем…

— А то тебе, бедному, негде кирпич достать! Идиот!

— Халява! — тоже обозлился Шурыгин. — Не понимаешь, значит, помалкивай.

— Разбуди меня еще раз посередь ночи, разбуди, я те разбужу! Халява… За халяву-то можно и по морде получить, Дам вот счас гирькой по кумполу, узнаешь халяву.

Шурыгин хотел еще как-нибудь обозвать дуру продавщицу, но подошли вездесущие бабы.

— Иди промочи горло-то,-заговорили сзади.- Пересохло.

— Руки чесались у дьявола…

Шурыгин пооглядывался строго на баб, но их много, не перекричать. Да и злость их — какая-то необычная: всерьез ненавидят. Взял бутылку, пошел из магазина. На пороге обернулся, сказал:

— Я вам прижму хвосты-то!

Дома Шурыгина встретили форменным бунтом: жена, не приготовив ужина, ушла к соседкам, хворая мать заругалась с печки:

— Колька, идол ты окаянный, грех-то какой взял на душу. И молчал, ходил молчал, дьяволина… Хоть бы заикнулся раз — тебя бы, может, образумили добрые люди. Ох горе ты мое горькое, теперь хоть глаз не кажи на люди. Проклянут ведь тебя, прокляну-ут! И знать не будешь, откуда напасти ждать: то ли дома окочурисся в одночасье, то ли где лесиной прижмет невзначай…

— Чего эт меня проклинать-то возьмутся? От нечего делать?

— Да грех-то какой!

— Ваську Духанина прокляли — он крест своротил? Наоборот, большим человеком стал…

— Тада время было другое. Кто тебя счас-то подталкивал — рушить ее? Кто? Дьявол зудил руки… Погоди, тебя ишо сама власть взгреет за это. Он вот, учитель-то, пишет, сказывали, он вот напишет куда следоват — узнаешь. Гляди-ко, тогда устояла, матушка, так он теперь нашелся. Идол ты лупоглазый,

— Ладно, лежи хворай.

— Глаз теперь не кажи на люди…

— Хоть бы молиться ходили! А то стояла — никто не замечал…

— Почто это не замечали! Да, бывало, откуда ни идешь, а ее уж видишь. И как ни пристанешь, а увидишь ее — вроде уж дома. Она сил прибавляла…

— Сил прибавляла… Ходят они теперь пешком-то! Атомный век, понимаешь, они хватились церкву жалеть. Клуба вон нету в деревне — ни один черт ни охнет, а тут — загоревали. Переживут!

— Ты-то переживи теперь! Со стыда теперь усохнешь…

Жена пришла поздно. Шурыгин уже допил бутылку, хотелось выпить еще, но идти и видеть злую продавщицу не хотелось — не мог. Попросил жену:

— Сходи возьми бутылку.

— Пошел к черту! Он теперь дружок тебе,

— Тебя просили, ты послушал? Не проси теперь и других. Идиот.

— Заткнись, Туда же…

— Туда же! Туда же, куда все добрые люди! Неужели туда же, куда ты, харя необразованная? Просили, всем миром просили — нет! Вылупил шары-то свои…

— Замолчи! А то опояшу разок…

— Опояшь! Тронь только, харя твоя бесстыжая. Только тронь!

Шурыгин вышел во двор, завел мотоцикл… До района восемнадцать километров, там магазин, там председатель колхоза. Можно выпить, поговорить. Кстати, рассказать, какой ему тут скандал устроили… Хоть посмеяться.

На повороте из переулка свет фары выхватил из тьмы безобразную груду кирпича, пахнуло затхлым духом потревоженного подвала.

Шурыгин наддал газку… и пропел громко, чтобы все знали, что у него — от всех этих проклятий-прекрасное настроение:

Что ты, что ты, что ты, что ты!

Я солдат девятой роты,

Тридцать первого полка…

Мотоцикл вырулил из деревни, воткнул в ночь сверкающее лезвие света и помчался по накатанной ровной дороге в сторону райцентра. Шурыгин уважал быструю езду.

Краткое содержание

Василий Шукшин. Крепкий мужик

Читайте также: