Краткое содержание боевика слуга
Обновлено: 04.07.2024
Фильм — притча, в основе которого взаимоотношения Хозяина и Слуги, номенклатурного князька областного масштаба и его водителя. Их пути давно разошлись, но даже став известным дирижером, Слуга так и не смог изжить в себе внутреннее рабство…
Они привыкли договаривать до конца там, где материал позволял просмотреть себя до конца.Они едва ли не первыми принесли также свидетельство о том, что материал объективно теряет свою прозрачность, перестает просматриваться до дна. Или самое дно удаляется. В житейской оболочке какие-то прорехи. В прорехи просматриваются вовсе неведомо куда уходящие провалы.
Есть бытовое выражение: дальше темный лес. То есть что дальше, не знаем, не ходили. И лучше не идти.
Лес, ненадолго просматриваемый прямым лучом, снова и снова будет возникать в картинах Абдрашитова и Миндадзе.
Назвав произведение притчею, критики сами тут же на их авторов бросаются: довольно говорить притчами! Довольно иносказаний!
С этого повторного посещения и начинается фильм. Впрочем, прежде чем на своем сиденье в полупустом автобусе очнется пассажир в мятом пиджаке и с портфелем, над пустою, нежною, повитою туманом землею какое-то время парит и присматривается чей-то взгляд. Он-то и выберет пустынное ночное шоссе, подзовет ночной автобус.
Потертый человек в ковбоечке под пиджаком проснулся. Автобус остановился. Человек вышел и пошел к лесу. Разумеется, не обязательно было нам видеть, как он сделал знак шоферу, как шофер затормозил и открыл дверцу. Что естественней такого опущения?Потом вслед за сценой в лесочке поутру, когда из-за ствола выглянул красивый спокойный волк и не сразу ощерился и заворчал в ответ вставшему против него на четвереньки и оскалившемуся человеку в ковбойке, будет еще один момент. Отерев лицо после встречи, человек подымает глаза, примеривается к кроне; взгляд камеры подымается по стволу вместе с его взглядом и обнаруживает его же, с большого сука наверху из-под руки оглядывающего округу. Разве непременно надо снимать: вот нацелился лезть, лезет, вот добрался. Если вас слегка шатнуло, что кто-то снизу смотрит на себя же наверху, это уж ваши проблемы.
Машина въедет в туннель и выедет из туннеля, это будет машина с теми жепассажиром и водителем, но другая машина, другое время года, другие годы.Опять же ничего такого, чему бы мог удивиться посетитель кинозала: flash back сюжетный отыгрыш назад; рассказ о том, что предшествовало нынешним событиям и проливает свет на них; прием вполне еще работающий и удобный, но собственной ударной образной силой давно не обладающий. Если вам показалось, будто тут начались капризные игры, которые позволяет себе человек с портфеликом, севший в машину, будто он развлекается тем, что заставляет время дать задний ход, как только что заставил дать задний ход машину, не враз по его знаку затормозившую, опять же это как вам угодно.С другой стороны, можно гадать, по какой такой надобности Гудионов, прежний хозяин области и хозяин Клюева, в свое время отъехавший, чтобы подняться туда, где и дух захватывает, по какой такой надобности прежний хозяин является пешим ханыгой и откуда он сейчас, и впрямь ли он ханыга-пенсионерчик или действительный статский советник инкогнито.
Обмен репликами в машине не очень нам поможет. Один спросит, не думал ли другой, будто он умер; тот ответит примерно в том смысле, что да, приходила такая печальная мысль; первый заулыбается и сообщит, что и вправду было умер, но вот не совсем. Нам слышен разговор, но говорят не для нас. Надо думать, что эти двое понимают друг друга. Научились понимать. Договорились.
Договорились, видимо, и о том, что у хозяина остается право оставаться непостижимым, во всяком случае непредвиденным. Гудионов, как его играет Олег Борисов, еще и шаловлив. Игрун и капризник. Баловник он у нас. Борисов ловит это так же, как ловит растяжку, манеру вести себя спокойно. Оттого что при дверцах его машины в ожидании стоят местные чины, он ни на миг не ускорит запись, которую начал в блокноте. В щегольском наборе странностей есть узнаваемость натуры и есть виртуозность рисунка; но и что-то сверх того.
Разумеется, трудно представить себе, что реальный секретарь обкома или какую там иную должность можно предположить, думая о Гудионове, станет так примешивать долю шутовства к своему официозному покою, так вызывать среди ночи футбольную команду отрабатывать пляс под свой фортепианный аккомпанемент, так прыгать на пару со своим водителем и наслаждаться с ним в небе бесконечно долгим, братским танцем-падением, чтобы затем смущать девушку на мойке в сельской столовой коленопреклоненным воспоминанием о том, как когда-то любил ее. Но вряд ли тут и предлагалось играть секретаря обкома хотя бы и с предельным заострением, с возведением бытового лица в фантастическую, парадоксальную степень.
Можно вглядываться, что от замка, от обиталища готических тайн есть в уединенном доме, где сначала слугой, а потом владельцем обретается Павел. Можно обратить внимание на окно-пентаграмму, на сырой кирпич потайного хода, на дрожь хрусталя и волнующий древесный полумрак но это все оттенки и прикрасы, это можно видеть или не видеть, а жилая площадь великолепна без Гудионова и не снилось бы получить; и этого-то не видеть нельзя.
Все же не одни лишь прямые выгоды, которые сулило ему благоволение седока, соблазнили Павла Клюева. Актер прав, когда оттеняет восприимчивость своего героя к соблазну тайны, к соблазну стать сопричастным.
Не для того ли, чтобы вернуть чувство общности с тайной, с властью, с авторитетом, и совершает Павел Клюев похищение Брызгина? Как в ту первую ночь, когда Гудионов смущал, дразнил, обольщал собою слугу, снова слуга на дворе, а господин там, внутри, и двери заперты, и нужно лезть по стене. Только там был шуточный второй этаж, а здесь дом нескончаем, головокружителен, под стать тому, у порога которого Клюев был отвергнут хозяином.Этот дом в буквальном смысле принадлежит времени, когда построен; навсегда им заселен; время здесь засело и никуда отсюда не уходит. В огромных отличных квартирах, через которые, не оглядываясь, проходит Клюев, спеша в ту, которая ему нужна, царит неизъяснимый беспорядок. Будто час назад кого-то взяли. В ночной тиши на лестничной клетке сидит одинокая девочка в школьном переднике с воланом и в пионерском галстуке; сидит с тех пор.
На подушке рядом со спящим Гудионовым голова женщины, старой, как смерть. Безразличные проснувшиеся глаза. Увидела то, что здесь всегда видят.
Что сделал в свое время Гудионов, переведя шофера, сидевшего за баранкой, на место дирижера? Обрек ли он Клюева быть человеком не на своем месте, а стало быть, человеком пожизненно зависимым? (Полнота владения своим делом есть одна из немногих гарантий свободы.) Из фильма выпали мотивы деловой грызни, которой отдано рабочее время Клюева в консерватории; выпала фраза об его поддельном дипломе; когда мы его видим за роялем, не вспомнишь слов сценария о том, что он мучается и мучает инструмент, не вспомнишь слов про его немузыкальные руки. С музыкой, которую подарил ему в спутницы Гудионов, Павел Клюев живет, кажется, счастливо. Не подумать ли, что Гудионов разглядел в Клюеве музыканта-Золушку, прикоснулся волшебной палочкой, велел зазвучать балу?
| Отзывы зрителей |
