Конецкий тамара читать краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

Ученик 3. Виктор Викторович Конецкий - советский, российский писатель, сценарист, художник, капитан дальнего плавания - родился в Ленинграде в семье следователя. Детские и юношеские годы его были связаны с Адмиралтейским каналом в исторической части Санкт-Петербурга.

Летом 1941 года он с матерью и братом находился на Украине, где и встретил начало Великой Отечественной войны. В августе Конецкие смогли добраться до Ленинграда, а потом вокруг города сомкнулось кольцо окружения. Самую тяжелую зиму 1941—1942 они провели в блокадном Ленинграде. В марте 1942 Конецкие были эвакуированы по льду Ладожского озера на Большую Землю и далее в Ташкент, где и находились до осени 1944 года.

- В книгу «Кто смотрит на облака «входят 10 самостоятельных новелл, условно связанных общими героями . Каждая из глав датирована : первая -1942 – последняя – 1966 голом. Кроме того, глава , как вы заметили . названа именем героев.

Беседа по первичному восприятию текста.

- Какие чувства вызвал у вас рассказ?

- Менялись ли они по мере прочтения?

Анализ рассказа.

Беседа по вопросам:

-Кто такая Тамара? Сколько ей лет? Как она оказалась в Ленинграде?

-Какой вам представляется очередь за хлебом?

-Что с ним произошло? (Потерял карточки.)

-Как и за какой проступок наказала очередь ремесленника? (жестоко избила мальчика за то, что он вырвал из рук девочки хлеб и вгрызся в него зубами.)

-Что вынудило его совершить такой поступок? (Отчаяние, голод, безумство.)

-Кого он напоминает? (Голодного зверя)

-Как можно охарактеризовать поведение очереди? Почему люди себя так ведут? (Люди ведут себя так жестоко, потому что голод притупляет все остальные человеческие чувства. У всех одна цель – хлеб).

-Как вы оцениваете её поступок?

-Как монолог Тамары помогает раскрыть ее душевное состояние ? Каков он? (Это внутренний монолог, живой).

-Как этот монолог характеризует состояние героини? Какова его роль в рассказе ? (роль внутреннего монолога помогает раскрыть и раскрывает состояние героя).

-Как развиваются дальнейшие события? (Краткий пересказ)

-Так как же, ребята, жили люди в блокадном Ленинграде?

(Люди находились на грани жизни и смерти, все боролись за выживание, старались выстоять в этой войне, не теряя мужество. Даже среди общего бедствия находились люди, которые могли оказать посильную помощь ближнему или совершать благородные поступки).

- Какое было детство у детей? (Детства не было, была единственная цель – выжить любым способом).

4. Историческая справка (выступление подготовленных учеников).

Ученик 1. 24 января 1944 г. силами Волховского и Ленинградского фронтов было предпринято наступление, в результате которого была полностью снята блокада.(Слайд 16)

В городе к этому времени остались в живых 560 тыс. жителей - в 5 раз меньше, чем в начале блокады. 872 дня и ночи продолжалась самая кровопролитная и героическая осада в истории человечества

VI . Итоги урока.

1.Блокада Ленинграда является одной из самых трагических и в то же время героических страниц истории Великой Отечественной войны. Несмотря на чудовищные условия существования, многие люди выжили благодаря своему мужеству, стойкости, любви к Родине и стремлению победить врага.

Да, мы не скроем: в эти дни

Мы ели землю, клей, ремни;

Но, съев похлебку из ремней,

Вставал к станку упрямый мастер,

Чтобы точить орудий части,

необходимые войне.

- Чем проникнуты строки данного стихотворения?

(Они проникнуты решимостью преодолеть все тяготы войны ради победы)

Заключительное слово учителя

- С момента окончания войны прошло 75 лет! За это время многое изменилось: мир, страна, мировоззрение людей…Но одно не изменилось и не должно меняться – это память.

Пройдет время, и все, кто был взрослым, когда шла война, умрут. Останетесь только вы, теперешние дети. Дети минувшей войны… И может случиться, что новые малыши забудут наше горе, нашу радость, наши слезы! Не давайте им забыть! Альберт Лиханов

- Ребята, что объединяет все произведения, написанные о войне? (Тема памяти о трагических событиях в истории нашей страны).

- Зачем они детально воспроизводят на страницах книг трагические картины того времени, не лучше ли забыть о плохом и помнить только хорошее? Почему Лиханов даёт завет не забывать? (В этих словах призыв– никогда не забывать войну и сохранять мир, самое дорогое и святое. Как важно нам помнить это сегодня, в наше напряженное время. Мы должны делать все, чтобы никогда не повторились ужасы войны).

- Какие выводы вы для себя сделали. Какие уроки извлекли?

VII.Рефлексия.

- Было ли тебе интересно на уроке? Что запомнилось больше всего?

© 2014-2022 — Студопедия.Нет — Информационный студенческий ресурс. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав (0.004)

Рассказ о пятнадцатилетней девочке Тамаре, которая невольно оказывается перед необходимостью того или иного выбора в критической жизненной ситуации.

За минуту

Пятнадцатилетняя Тамара Яременко приехала в Ленинград к своей тетке по отцу после того, как мать девочки погибла во время бомбежки. Город окружили немцы, началась блокада. Тетка не очень-то была рада сироте, так как у нее есть своя десятилетняя дочь, которую она пытается спасти от голода.

Однажды у Тамары в хлебном магазине голодный подросток вырвал из рук и обгрыз булку хлеба. После такой потери девочка побоялась возвращаться домой и решила сбежать.

Вскоре на улице Тамара познакомилась с мужчиной (Одноруким), который накормил ее и дал девочке работу — разносить письма. Работа была очень ответственной и важной. Так девочка попала в квартиру Басаргиных, принеся им письмо от их сына Петра. Старики-родители были очень рады весточке от старшего сына, который воевал на фронте. Старики предложили Тамаре остаться у них. Девочка стала жить у Басаргиных, помогая им по хозяйству. Тамара все так же разносила письма, каждый день сталкиваясь со смертью, горем и голодом.

Глава первая, год 1942

Тамара Яременко, пятнадцати лет, полурусская-полуукраинка, родившаяся в Киеве и потерявшая мать во время бомбардировки Нежина, добралась до Ленинграда к тетке по отцу.

Тамара была девочка высокого роста и выглядела старше своих лет. Тетку Анну Николаевну она никогда раньше не видела, и отношения у них сложились тяжелые. Анна Николаевна хотела спасти от гибели десятилетнюю дочь Катю, ради нее шла на любые жертвы, а Тамара, свалившаяся на голову в самое страшное время, вынуждала к заботам о себе.

Но Тамаре некуда было ехать. Да и Ленинград был окружен.

Ранним утром четвертого января сорок второго года Тамара стояла в очереди к булочной на площади Труда.

Тамара стояла теперь возле самой булочной. Стекло в двери было выбито и заколочено досками. На шляпке каждого гвоздя нарос иней. Из булочной слышался глухой топот от переминания многих ног по простывшему полу. Слева от дверей стоял ремесленник — мальчишка лет пятнадцати, в рваном форменном ватнике, с замотанной полотенцем шеей, в натянутой на уши кепке. Он прислонился к стене, глаза его полузакрылись, как у спящей птицы, синее лицо не выражало ничего. Он несколько раз совался к дверям, но его отталкивали. И он стоял возле стены, не понимая, что надо занять очередь в конце, потому что приходят все новые люди, и они не пустят его впереди себя, хотя он пришел раньше их.

Город медленно выползал из тьмы, но не просыпался, потому что и не спал. Город и днем и ночью хранил в себе оцепенелость. Простор площади волнился сугробами. Между сугробами извивалась очередь в булочную. С крыш курилась снежная пыль. И все это было беззвучно. Как будто город стоял на дне мертвого моря. Густо заиндевелые деревья, разрушенные здания, мосты, набережные, очередь в булочную — все это было затоплено студеным морем.

Ремесленник открыл глаза и сказал шепотом:

— Граждане, я вчера здесь, в булочной, карточки потерял, пустите, граждане, не вру, граждане, помираю.

Никто ему не ответил.

Дверь отворилась, и кто-то сказал:

В булочной пар от дыхания витал над огоньками коптилок. Коптилки горели возле продавщиц. За спинами продавщиц на полках лежали буханки. Длинные ножи, одним концом прикрепленные к прилавку, поднимались над очередной буханкой, опускались на нее, зажимали и медленно проходили насквозь. И края разреза лоснились от нажима ножа. А вокруг было, как в храме, приглушенно. И все смотрели на хлеб, на нож, на весы, на руки продавщиц, на крошки, на кучки карточных талонов и на ножницы, которые быстрым зигзагом выхватывали из карточек талоны.

Тамара получила хлеб на один день, потому что на завтра не давали. Норма могла вот-вот измениться. И никто не знал, в какую сторону.

Тронуть добавок она не решилась. Положила хлеб на ладонь левой руки и прикрыла его сверху правой.

До дома близко — три квартала, и хлеб не должен был замерзнуть. Она открыла ногой дверь из булочной, потом просунула в щель голову, потом плечо, потом шагнула в умятый снег, блестевший от утреннего солнца. И сразу черная очередь, белые сугробы и фонарный столб помчались мимо нее в сверкающее утреннее небо. Ремесленник толкнул Тамару, прыгнул на нее, вырвал хлеб, закусил его и скорчился на снегу, поджимая коленки к самой голове.

Очередь медленно приблизилась к ремесленнику, и он исчез под валенками, сапогами, калошами и ботинками. Люди из очереди держались за плечи друг друга. Ремесленник не отбивался, только старался прятать лицо в снег, чтобы можно было глотать хлеб. Потом закричал.

Ремесленник пошевелился и сел на снегу. Кровь каплями падала изо рта на сизый ватник. Кепку его втоптали в снег, и бледные волосы мальчишки шевелил ветер. Но его широкое во лбу и узкое в подбородке, с морщинистой кожей, лицо было смиренным.

Бухнул снаряд, и звук разрыва среди оцепенелой тишины прозвучал как нечто живое.

Тамара поднялась на третий этаж, ощупью, в темноте, миновала коридор и наконец отворила дверь комнаты. Окна комнаты выходили в узкий дворовый колодец, и потому стекла уцелели. Две кровати молчали в углах, заваленные мягким барахлом.

Анна Николаевна и Катя спали.

— Нашла место спать! — громко сказал кто-то. — От какого райкома?

Человек был высокий, в белом полушубке, один рукав засунут под ремень.

— Я приезжая, я тут не помешаю, честное слово. Я карточки потеряла, — сказала Тамара.

— Комсомолка? Тебя, черт побери, спрашивают!

— Да. Только я с войны взносы не платила…

— Безобразие, — сказал однорукий. — Распущенность. Секли тебя мало в раннем детстве. Секли или нет?

— Не знаю, — сказала Тамара.

— Пороли тебя или нет в детстве?

— Не знаю. Не выгоняйте меня, я не буду ничего плохого…

Он взял ее рукой за воротник, приподнял, встряхнул, потом проволок в вестибюль и вытолкнул через тяжелые двойные двери на улицу. И она сразу села в снег.

Однорукий опять схватил ее за воротник и поднял на ноги.

Желтая арка почтамта и большие синие часы. Черные матросы из патруля с оранжевыми автоматами на груди. Сверкающий снег и падающий с проводов сверкающий иней. И где-то недалеко — бум! — в простывший камень ударило горячее, острое и тяжелое.

— Шагай, шагай, — говорил однорукий. — Ты не такая дохлая, как думаешь. В тебе полно жизни. Я тебя отогрею и пошлю работать. Ты пойдешь разносить корреспонденцию. Видишь, дверь под лестницей? Жить под лестницей спокойнее в такое время. Самое крепкое на свете — то, по чему людишки поднимаются вверх. Садись к печке и теперь можешь спать. А через два часа ты пойдешь на работу.

Она села на койку к печке, и на миг ей почудились вечерние облака за Днепром и низко летящие над водой птицы. А потом она канула в сон. И проснулась, когда однорукий опять тряс ее за шиворот. Она не сразу вспомнила, как попала сюда.

— Очухайся, — сказал однорукий. — Чего ты зовешь маму? Я снял пену уже четвертый раз… Ты варила клей? Видишь, он кипит бурно, а пена не выделяется. Будем снимать? Веселенькое получится дело, если склеются кишки! Особенно мне будет плохо.

— Почему? — спросила Тамара.

— Не ставьте за дверь, дяденька, — сказала Тамара. — Унесут коты.

— Начатки логического мышления к тебе уже вернулись, — сказал однорукий. — Теперь осталось вернуть память: последнего кота здесь съели месяца два назад. И не пей холодной воды после моего студня. Кипяточком побалуемся, а холодного не вздумай пить. И учти, пить будет хотеться здорово.

— Честное комсомольское, не буду.

— Меня Валерий Иванович зовут. Тебе сколько лет?

— Скоро будет шестнадцать.

— Я думал, больше… Пойдешь для начала здесь, близко, по набережной. Вот, видишь эту сумку? Ее носила Оля. Тебе придется быть достойной ее светлой памяти. На дворников только не надейся. Сволота наши дворники оказались. Ночевать придешь сюда. Как зовут?

Он принес студень и вывалил его из кастрюльки на тарелку, посолил и разрезал вилкой на доли. Это был прекрасный студень. Он был вкуснее всего на свете, хотя в нем вообще не было ни вкуса, ни запаха. И жевать его было совсем нельзя: он сразу проскальзывал в горло. Потом они напились кипятку, и однорукий сказал:

— Если ты бросишь сумку или письма, то станешь подлецом и умрешь подлецом. Если ты разнесешь их по адресам, комсомол будет гордиться тобой.

И она ощутила тяжесть почтовой сумки на своем плече и решила, что если есть Бог, то он хороший.

+

2 Смотреть ответы Добавь ответ +10 баллов


Ответы 2

+

Тамара Яременко, пятнадцати лет, полурусская-полуукраинка, родившаяся в Киеве и потерявшая мать во время бомбардировки Нежина, добралась до Ленинграда к тетке по отцу.

Тамара была девочка высокого роста и выглядела старше своих лет. Тетку Анну Николаевну она никогда раньше не видела, и отношения у них сложились тяжелые. Анна Николаевна хотела от гибели десятилетнюю дочь Катю, ради нее шла на любые жертвы, а Тамара, свалившаяся на голову в самое страшное время, вынуждала к заботам о себе.

Но Тамаре некуда было ехать. Да и Ленинград был окружен.

Ранним утром четвертого января сорок второго года Тамара стояла в очереди к булочной на площади Труда.

Тамара стояла теперь возле самой булочной. Стекло в двери было выбито и заколочено досками. На шляпке каждого гвоздя нарос иней. Из булочной слышался глухой топот от переминания многих ног по полу. Слева от дверей стоял ремесленник — мальчишка лет пятнадцати, в рваном форменном ватнике, с замотанной полотенцем шеей, в натянутой на уши кепке. Он прислонился к стене, глаза его полузакрылись, как у спящей птицы, синее лицо не выражало ничего. Он несколько раз совался к дверям, но его отталкивали. И он стоял возле стены, не понимая, что надо занять очередь в конце, потому что приходят все новые люди, и они не пустят его впереди себя, хотя он пришел раньше их.

Рассказ / Мистика
Что делать, если ты потерял любимого человека? Что делать, если ты не знаешь как дальше жить? Что делать, если тебе некуда деться? Что будет, если ты решишь сбежать от всего этого? И что будет, если ты слишком доверился своему навигатору, которым пользуешься в пути, куда он может тебя завести?

С некоторых пор всё было иначе. Ну…, то есть не так, как всегда. Всё было неправильно…, вообще, неправильно. И изменить что либо было просто невозможно. С некоторых пор жизнь Валентина сделала крутой разворот на сто восемьдесят градусов и всё пошло прахом. С некоторых пор он не понимал, что ему делать и как вообще дальше жить. С некоторых пор, с тех самых пор, когда его Настю, его любимую Настю, единственную и неповторимую, зарыли в этой страшной прямоугольной яме.

Он именно так и говорил, – зарыли. Не похоронили, не предали земле, а зарыли, тем самым выражая собственное неприятие той ужасной несправедливости, по отношению к ней, по отношению к нему, и по отношению, наконец, к ним обоим. Как можно было забирать её так рано! Ей не было ещё пятидесяти, она не страдала хроническими заболеваниями, а потом неизвестно откуда взявшийся тромб, бац и перечеркнул две жизни- Настину, а заодно и его. До Валентина не доходило, как такое может быть. Как такое вообще возможно.

Первое время после похорон (после того, как её зарыли), Валентин каждый день приходил к Насте на кладбище. Шёл он туда, прихватив с собой цветы, конфеты, бутылку водки и что-нибудь закусить. Потом сидел у могилы, не спеша выпивал и беседовал с Настей, искренне веруя, что она его слышит. А если вдруг у него в голове случайно формировалась какая-нибудь фраза, которую могла бы произнести Настя ему в ответ, то он воспринимал это как обычный сеанс телепатии, при помощи которой мёртвые с того света общаются с живыми.

Выбор был невелик. Можно было поехать к другу детства и молодости в другой город. Он тоже жил один, и вдвоём они могли бы неплохо провести время, а ещё можно навестить куму. Правда кума жила вообще, за три девять земель, но с другой стороны, какая ему теперь разница. Главное поехать, сдвинуться с мёртвой точки, чтобы не сойти с ума окончательно.

Собираясь в дорогу, Валентин поймал себя на том, что делает всё автоматически, машинально, находясь при этом очень далеко от реальности, где-нибудь в соседней галактике. Так, стоп, всё, хватит, – говорил он себе, – прекрати, возьми себя в руки, не смей, слышишь, не смей опускаться, приди в себя, наконец, идиот! Ты же стал полным идиотом, ты уже разговариваешь сам с собой…

А если больше не с кем, – возразил кто-то у него в голове.

Вот видишь, ты уже сам с собой споришь, ты даже возражаешь сам себе!

А может ты сошёл с ума, дружок? Как тебе это?

Выехав со стоянки, и заправив полный бак топлива, Валентин остановился, достал смартфон, открыл GPS-навигатор и начал создавать маршрут.

– Соединение со спутниками установлено, – произнёс приятный женский голос.

– Спасибо, Тамара, – ответил Валентин.

В настройках навигатора было несколько вариантов голосов, мужских и женских. Среди женских были Светлана, Ольга и Тамара. Голос и интонации Тамары Валентину нравились больше всего. Естественно, что его навигатор разговаривал её голосом. Он, как самый заурядный пользователь понятия не имел, как создаётся этот голос. Ясный пень, что его синтезирует компьютер. Ведь не может же одна и та же Тамара вещать одновременно сотням, а то и тысячам автомобилистов, находящимся на совершенно разных дорогах страны. Но Валентин полагал, что где-то существует самая настоящая живая Тамара, голос которой был взят за образец. И ещё его всегда интересовало, как она выглядит.

-Я знаю, Тамара, – брякнул в ответ Валентин.

Он действительно отлично знал дорогу на выезд из города и даже по области, но всё равно всегда включал Тамару. Ему нравилось, как она руководит движением.

– Продолжайте движение, сто двадцать километров, – сообщила ему Тамара и замолчала. На все сто двадцать километров.

Дальше Валентин ехал в тишине. Он хотел было включить магнитолу, но потом передумал. Во-первых, он давно не водил, а в последнее время ещё и пил, причём не хило, поэтому чувствовал себя за рулём не очень уверенно, а музыка его по любому будет отвлекать. А во-вторых… Они с Настей любили одну и ту же музыку, и ему не хотелось, чтобы их любимые песни…

(бред, это же полный бред, ты опять начинаешь…, прекрати немедленно прекрати…)

… сейчас слушала Тамара.

Валентин продолжал движение, отгоняя дурные мысли и пытаясь сосредоточиться на дороге. Тамара иногда просыпалась, давала указания, и засыпала снова. А его беспокоило ещё кое-что. С того самого момента, когда он выехал с заправки, Валентина не оставляло чувство, что в машине кроме него есть кто-то ещё. Он постоянно ощущал чьё-то незримое присутствие. Валентин даже пару раз оглядывался на задние сидения, но там, само собой, никого не было. Он останавливался, выходил из машины, курил, подставляя лицо прохладному осеннему ветру, и это его успокаивало. Но как только он залезал в салон, чувство чьего-то присутствия возвращалось снова.

-Вы ушли с маршрута, – тут же отреагировала Тамара.

-Ничего, ничего, сейчас вернёмся, – машинально ответил ей Валентин, вылезая из машины.

И тут Валентину в голову пришло простое, и как ему показалось, вполне логичное объяснение происходящего. До него дошло, что в последнее время, а точнее месяца полтора, он практически ни с кем не общался. За исключением мёртвой Насти и продавщиц в магазине, где он покупал продукты и спиртное. Ну а теперь он беседует с навигатором, ничего удивительного, учитывая такой образ жизни. Да, отличный у тебя круг общения, дружище. И не жалуйся после этого, что тебе кажется, будто в машине кто-то есть. На самом деле тебе ведь хочется, чтобы там действительно кто-нибудь был? А? Кто-нибудь, с кем можно переброситься парой слов, а если ещё и голос приятный? Вот в этом-то вся и проблема. Так что засунь свои страхи в задницу, садись за руль и езжай дальше, куда хотел. Не переживай, Тамара расскажет как доехать.

Валентин снова выехал на трассу и продолжил путь. Вскоре стемнело. Ехать в темноте не хотелось, и Валентин начал подумывать, где бы приткнуться и переночевать. И тут как нельзя, кстати, подала голос Тамара:

– Приготовьтесь, через один километр, пятьсот метров круглосуточный магазин и кафе.

– У нас всё очень вкусно, не сомневайтесь, – сказала она.

-Тогда мне картошку с котлетами, томатный сок и водочки двести пятьдесят, – сделал заказ Валентин, а потом, помявшись, продолжил, – ничего, если моя машина простоит до утра, а то неохота по темноте дальше ехать.

– Да мне-то что, пусть стоит, жалко, что ли, хоть до обеда. Всё равно здесь почти никто не ездит, – ответила женщина и пошла готовить заказ.

Всё оказалось действительно очень вкусным, и Валентин в процессе добавил к своему заказу ещё сто пятьдесят. Поужинав, он довольный и значительно повеселевший, поблагодарил хозяйку, выдал ей неуклюжий комплимент, и вышел из кафе.

Вышел и остолбенел. В салоне его автомобиля кто-то был. Огни от вывески отбрасывали тусклый свет на лобовое стекло, и за ним чётко просматривался чей-то силуэт на пассажирском сидении. Валентин стоял и не мог вспомнить запирал он машину или нет. Ему стало жутко. Он лихорадочно соображал, кто бы это мог быть, и откуда он взялся. И что ему, Валентину, теперь делать. Он подумал о Нагане, лежащем где-то далеко дома в сейфе, и ругал себя, что не взял его с собой в дорогу. Вот уж воистину, лучше иметь и не нуждаться, чем нуждаться и не иметь. Ещё он подумал о крупной сумме денег, лежащей в портмоне, во внутреннем кармане куртки, а ещё он подумал, что это может быть галлюцинация.

И почувствовал, как паника, формируясь где-то в животе, поднимается вверх и сжимает горло.

Валентин нащупал в кармане ключи от машины, нажал кнопку на брелке. Замок привычно пискнул. Значит, машина была заперта, тогда какого хрена здесь происходит! На смену панике пришли злость и любопытство, и Валентин зашагал к машине. Подойдя, он рывком открыл дверь и плюхнулся на сидение. На пассажирском сидении сидела стройная брюнетка в коротком зелёном платье. У Валентина отвисла челюсть.

-Ты кто? – собравшись с силами, выдавил он.

Брюнетка разглядывала его, насмешливо улыбаясь.

-Я вижу, ты несколько удивлён, – произнесла она до ужаса знакомым голосом, голосом Тамары из навигатора.

Удивлён? Ха-Ха! Удивлён! Нет, я не удивлён, я просто… Слово, объясняющее его состояние, Валентин подобрать так и не смог. Я…, я сижу и разговариваю с бабой, которая вылезла из навигатора и каким-то невероятным образом материализовалась у меня в автомобиле. Он вспомнил, что когда выезжал из города, то проезжал мимо психушки. Наверно надо было сразу там остановиться и дальше никуда не ехать.

-Нет…, подожди…, ты…, ты ведь не можешь быть…

-Настоящей? Ну почему же. Вот я сижу рядом с тобой, мы разговариваем, ты меня видишь, слышишь. Нет, я, конечно, понимаю, всё это для тебя несколько неожиданно, но с другой стороны, я не думаю, что тебе это уж очень неприятно. Ситуация действительно немного странная, но ты не переживай, всё будет хорошо, это ведь я, Тамара, ты же всегда мне доверял. К тому же ты, наверное, всегда хотел меня увидеть. Так вот, смотри, можешь даже потрогать.

Интересно, это она на самом деле говорит, или я всё это придумал и разговариваю сам с собой? – подумал Валентин, – не надо было мне сейчас пить, но кто ж знал, что всё так обернётся.

После некоторых колебаний, он решился её потрогать. Протянув руку, Валентин прикоснулся к её плечу. Вопреки ожиданиям, его рука не провалилась сквозь неё, а нащупала вполне реальное плечо. Затем он взял её за руку. Рука тоже была реальной, вот только кожа…, кожа на ощупь была какой-то странной, словно он потрогал бумажник. А ещё, Тамара очень сильно напоминала одну, популярную в девяностых актрису, которой уже давно не было в живых. И это продолжало наталкивать Валентина на мысль, что она всё-таки плод его воображения. Он даже подумал о том, чтобы под каким-нибудь предлогом подозвать к машине хозяйку кафе и узнать видит она Тамару или нет. Но взвесив все за и против, напрочь отмёл эту мысль.

-Ну что, убедился? – сказала Тамара и рассмеялась так естественно и простодушно, что Валентину ничего другого не оставалось, как начинать верить в её существование.

Некоторое время они сидели молча. Валентин продолжал находиться в каком-то ступоре. Потом Тамара придвинулась поближе и положила руку ему на плечо. Как ни странно, это прикосновение подействовало на него успокаивающе и даже ободряюще. Он повернулся к ней. Она была очень близко, и от неё пахло электричеством. Как пахнет в сырую погоду вблизи линий высоковольтных передач.

-Ну что, поехали? – нарушила молчание Тамара.

– В смысле, поехали? – Валентин непонимающе посмотрел на неё.

– Ну как, ты же куда-то там ехал, тебе же куда-то надо.

– Вообще-то да, но в принципе я никуда не спешу, мне как бы, не горит. Тем более, куда мне ехать, я же выпивши.

-Ну и что! – хмыкнула Тамара и слегка отодвинулась, что бы получше рассмотреть Валентина, – чего ты боишься, я же с тобой. Не переживай, всё будет нормально. Или ты забыл кто я?

– Да я уже теперь и не знаю, кто ты, – неуверенно промямлил Валентин, и Тамара снова рассмеялась.

Валентин раньше как-то и не подозревал, что она такая весёлая.

-Давай, давай, заводи, – и Тамара дружески хлопнула его по спине, не сомневайся, всё будет класс.

И Валентин послушался. Послушался и завёл двигатель, затем лихо развернулся и рванул в темноту.

Тамара действительно полностью взяла на себя всё руководство движением, так что Валентину нужно было только слушать её и подчиняться. У него даже не было необходимости постоянно всматриваться в темноту, за него это делала Тамара. Поэтому он больше пялился на Тамарины ножки. Она это заметила, но ничего не сказала, только улыбнулась. Он уже полностью освоился с присутствием Тамары в машине и пытался завести с ней какой-нибудь разговор, но она на обычные разговоры не велась, а говорила только о том, что касалось движения автомобиля. Но Валентину всё равно нравилось, что с ним едет такая красотка.

-Продолжай движение, нас не тронут, – Тамара снова успокаивающе положила руку ему на плечо.

И действительно, они промчались мимо, а полицейские, занимавшиеся своими делами, даже головы в их сторону не повернули.

Вот это да! Валентину всё больше и больше нравилось ехать с Тамарой. Он посмотрел на часы. Они показывали начало третьего. Странно, – подумал Валентин, мы так долго едем, а всего лишь начало третьего. И вообще, где мы находимся? Он посмотрел на экран навигатора, но он показывал только дорогу, выделенную голубым цветом и стрелку-указатель направления. Ни одного населённого пункта. Тогда он спросил у Тамары. Она назвала номер трассы и километр. Валентину это ни о чём не говорило. Он уже понял, что ничего другого от неё не добьёшься. Ладно, решил он, всё равно по пути что-нибудь да попадётся, ну там заправка, мотель или село какое-нибудь, там разберусь.

И действительно, скоро впереди показалась заправка. Тёмная. Свет горел только в окошке кассы. Валентин знал такие. Сидит там кассир и заправщик в одном лице, и все дела. Ни кофе, ни сигарет и туалет за углом. Он начал сбрасывать скорость, но Тамара вдруг сказала:

-Не стоит здесь останавливаться.

-Не надо, нам хватит, – сказала Тамара, – не останавливайся, продолжай движение.

-Как скажете, мэм, – и Валентин прибавил газу.

Валентин посмотрел направо. Тамара сидела, положив ногу на ногу, и смотрела вперёд. Заметив, что он на неё смотрит, она оторвалась от дороги, повернулась к Валентину и улыбнулась.

Вот так, счастливая парочка едет в путешествие, ничего необычного.

Часы показывали без двадцати шесть. Начинало светать. Темнота стала серой и почти прозрачной. На экране навигатора показался перекрёсток. Вскоре он уже был виден и так. Подъезжая к перекрёстку, Валентин увидел, как ему наперерез на перекрёсток выползает тягач, волокущий за собой тридцатитонную хромированную цистерну. На цистерне красовалась надпись TRANS OIL, выполненная светло-зелёными буквами чуть ли не во весь борт. Он собрался затормозить, но Тамара положила руку ему на правое колено и придавила вниз.

-Продолжай движение, – проворковала она ему в ухо, – не останавливайся.

Борт цистерны становился всё ближе и ближе. Валентин даже видел отражение своего автомобиля на сверкающей хромированной поверхности.

Пять метров, три, метр и Валентин закрыл глаза.

Он прошёл сквозь бензовоз, как будто того и не было вовсе. Словно через гигантскую проекцию, голограмму. Только потом, открыв глаза, он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел огромный столб огня. И больше ничего, ничего, кроме огня.

Валентин был в шоке. Его автомобиль целый и невредимый мчался вперёд, а он сам продолжал давить на газ. Он посмотрел на пассажирское сидение, Тамары не было. За то раздался её голос:

-Продолжайте движение, пять километров, триста метров.

Экран навигатора показывал дорогу и стрелку-указатель. По обеим сторонам дороги была чернота. Вскоре на нём появился странный объект, состоящий из равномерно расположенных прямоугольничков, разделённых просветами. Сначала Валентин принял его за какой-то посёлок, но по мере приближения изображение увеличивалось, и он понял, что это такое. Скоро всё было видно и без навигатора.

Ворота, несмотря на ранний час были открыты, и Валентин беспрепятственно въехал на центральную аллею. По обеим сторонам машины мелькали знакомые памятники, мимо которых он ходил в последнее время каждый день. Его удивляло только одно – как он мог попасть сюда, проехав, кто знает сколько километров. Видимо, куда бы я не отправился, я всё равно буду приезжать сюда. Эта мысль успокоила Валентина, и как бы расставила всё на свои места. Он хотел было проехать к Насте, но Тамара потребовала, чтобы он повернул направо. Далее он, следуя её указаниям, заехал аж на самый край кладбища и остановился. Дальше ехать было некуда, дальше был забор. Валентин заглушил двигатель и посмотрел по сторонам. Всюду были ряды свежих, вырытых экскаватором могил. Некоторые из них уже подравняли, придав им чёткую прямоугольную форму. Одна из них была рядом с его автомобилем.

Читайте также: