Из тупика пикуль краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Автор со всей серьёзностью отнёсся к сложному замыслу. Он досконально изучил все доступные материалы.

Валентин Саввич кривить душой не мог. Исторические документы, которые он изучил, не вписывались в официально принятую схему.

Как же поступить? И что делать? Расторгнуть договор? Но аванс уже получен и израсходован. Тупик Надо искать выход из тупика…

Тема революции и Гражданской войны уже захватила его целиком, и писатель решил рассказать правду о революционной ситуации, как он её понимал, только не в Петрограде, а на Севере…

Договор на издание книги подписан в январе 1965 года с директором Лениздата Л. В. Поповым, а первое издание романа вышло в 1968 году объёмом в 55 авторских листов. Первоначально издательство планировало выпустить роман в двух томах, но по каким-то техническим причинам он вышел в одном томе, толстый и тяжёлый, как кирпич.

Оглядываясь на творческий путь писателя, можно дивиться тому, в каких разнообразных жанрах работал писатель: начинал со стихов, рассказов, сценариев, а позднее пришёл к историческому роману, роману-хронике и историческим миниатюрам.

В своих доброжелательных консультационных замечаниях профессор В. В. Тарасов, к тому времени около тридцати лет занимавшийся исследованием интервенции и Гражданской войны на Севере России, писал Пикулю:

Свою точку зрения отстаивали участники революционных событий на Севере, доказывая, что Кетлинский участвовал в заговоре против советской власти.

Точка в этом затянувшемся споре была поставлена документальными источниками.

Архивные документы подтверждают, что новый командир корабля (К. Кетлинский), прибывший на корабль с целью разгрома революционного движения на крейсере, активно участвовал в подборе состава суда и, не раздумывая, утвердил приговор на расстрел четырёх матросов: «Представленный мне на конинформацию приговор суда особой комиссии по делу о взрыве на крейсере “Аскольд”…я в силу предоставленного мне права… утверждаю.

Брата Валентин нашёл, вернее, следы брата Елены Александровны Чижовой, урождённой фон Дрейер.

Короткая информация была послана:

Завязалась переписка, в которой основное место отведено генеалогии рода Дрейер и первому портрету А. С. Пушкина, который Елена Александровна подарила актёру В. С. Якуту, вдохновенно сыгравшему роль поэта.

Вот так смыкаются прошлое и современность!

В итоге бурных слов о романе Казимир Кетлинский рукой Александра Васильевича Грина влепил пощёчину Илье Авраменко, который критиковал именитого писателя за явно пролитую слезу по адмиралу-палачу — при разборе конфликта Кетлинской и пяти правдоборцев.

«Всё это очень скверно, и я принял меры, чтобы примирить двух моих друзей…

Сплошное охаивание убивает веру в жизнь, без которой она не имеет смысла.

Это твёрдо усвоил Валентин Саввич.

Валентин Пикуль - Из тупика краткое содержание

Из тупика - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего,

Мы, дети страшных лет России,

Забыть не в силах ничего.

Эта книга — исторический роман-хроника. Необходимого для любого романа вымысла в этой книге столько, сколько требуется от автора, чтобы связать воедино людей и события.

Большинство героев романа — образы собирательные, и если кто-либо узнает себя в моих героях, то это будет лишь совпадением (совпадением случайным).

Приводимые в книге документы, записи отечественных разговоров, телефоне— и радиограммы (за исключением незначительных или сугубо частных) приводятся мною дословно, лишь иногда подвергнуты сокращениям, которые оговорены в тексте книги.

Хронологическая канва сохранена в романе, по возможности, в точности — как можно ближе к фактам, потрясавшим тогда весь мир…

Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моем друге — Андрее Александровиче Хршановском.

Он был редактором моей первой книги и стал моим другом.

Его памяти, светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтет.

Книга первая. Проникновение

Очерк первый. Годы в броне

Вот этим затупленным ножом форштевня распороты страницы двух великих океанов; воющие за кормою винты накрутили на счетчиках сотни боевых дней. Пространство и время, время и пространство, часы и лаг. два круглых табло в ровном жужжащем свете. Правда, в этой стихии было еще и третье измерение — глубина. Но корабельный лот, наотмашь кинутый в темную тайну, не может прощупать фунтовых хлябей, вечно утопающих в бездонном мраке.

От этого и шутки на крейсере злы, безнадежны:

— Да, в такой речке нашим пескарям делать нечего, одна хорошая мина от немца, и нырнем — как кирпичики…

— Русики матросики хоросо, хоросо… Банзай!

И темной, жарко дышащей громадой мимо проносился русский крейсер — вперед, во мрак, в неизвестность. Не однажды блуждали и возле проклятой Цусимы, злобно сплевывая в шипящую воду. А назавтра, уже в притонах Сингапура, их встречали дешевые женщины; прически у них — в бамбуковых сеточках, на ногах — мужские носки из германского фильдекоса.

Матросы пьяно рвали на себе рубахи, кисло и неумно плакались:

Будем надеяться… И три винта снова взорвали воду за кормою крейсера.

Раскаленный тропический купол, пронизанный выстрелами, искрами радиопередач и воплями тонущих экипажей, зыбко нависал над дрожащей палубой. Задраенные в броневых коробках, вахты задыхались. А в кубриках шуршащие полчища тараканов ползали по влажным от пота телам матросов — лезли в рот, в уши, в ноздри. Отвращение давно притупилось в людях, и тараканов давили пальцами — на хлебе; хрустели они под пятками — на палубном линолеуме. Зато шесть обезьян-лемуров, купленных офицерами по пьяному делу, стали друзьями матросов: они беспощадно уничтожали легионы прусаков. Самца-лемура, охотно крывшего самок на вантах под небесами, матросы прозвали точно — Гришкой Распутиным… Постыло все. Окаянно!

— А что они хотят после захода в Аден? Не марципаны же будут подавать нам союзники. Впрочем, постройте команду на шкафуте по малому сбору. Офицерам явиться тоже…

— Претензии команды, — прокричал он зло, — да, основательны: верблюд еще не скотина! Но вы желаете бунта на корабле? В такой час, когда весь мир потрясен варварством новых гуннов… Слушай приказ! Приказ германского кайзера, обращенный к немецким солдатам на Восточном — на русском же, нашем! — фронте…

Ошалело дрогнули ряды. Вытянулись шеи матросов.

Ветер рвал и уносил в безбрежие слова бесноватого кайзера:

Сегодня исполнилось бы 80 лет писателю Валентину Пикулю

Текст: Коржов Дмитрий

Я всегда любил писателя Валентина Пикуля, да и продолжаю относиться к нему с уважением и неизменной теплотой. Помню, с каким восторгом и интересом читал его прозу в детстве. Считаю, что рост интереса к истории России, в 70-80-е годы - неуклонный, стабильный, был вызван у нас в значительной степени и его книгами. Он умел о самых серьезных вещах рассказать не скучно, со вкусом и немалым литературным мастерством. Другое дело - историческая достоверность. С ней у Валентина Саввича, как не раз отмечали историки-профессионалы, частенько возникали нелады. Так произошло и с одной из мурманских его вещей - романом "Из тупика".

"Я писал роман "Из тупика" еще молодым, слишком горячо и страстно, наверное, поэтому он мне дорог и поныне. " - так писал сам Пикуль об этой своей вещи. Да, страстно - по тексту это видно. Возможно, только юношеским задором и безоглядностью можно объяснить тот вагон ошибок и неточностей, что содержит роман.

Конечно, речь у нас идет о художественном произведении, и я не собираюсь судить Валентина Саввича с колокольни академической науки, предполагающей абсолютно документальное изложение событий, как говорят, "без домыслов и вымыслов". Не собираюсь. Пикуль, как писатель, ценен именно бойким пером, способностью рассказать о серьезных, значимых для русской истории, всей нашей цивилизации, вещах легко, весело, словно фехтуя словами - мастерски, затейливо, но, как ни крути, без особой заботы о достоверности оных.

И все же, согласитесь, вымысел вымыслу рознь. Конечно, в художественной исторической вещи порой не только не возбраняется, но даже стоит приврать - в какой-нибудь мелочи, частности, о которой точно знать просто не можешь. Но все же это должно быть в рамках общего, в целом, правдивого, основательного повествовательного русла. Отдельные неточности вполне допустимы, недопустимо искажение истины.

Если по-простому, то допустимая ошибка - неверно обозначенная марка коньяка или количество звездочек на этикетке в контексте дружеского застолья. Совсем другое дело, когда участником такого застолья автор называет нам реально существовавшего человека, который к тому времени уже давно не жил. Именно так и происходит у Пикуля! Один из героев "Из тупика" - настоятель Трифонова Печенгского мужского монастыря игумен Ионафан. Читаем: "Грудь над панагией колесом - бравая. В мочке уха - большая, как у дикаря, дырка от долгого ношения серьги. А из-за ворота подрясника выглядывает клочок застиранной тельняшки. Таков был отец настоятель, бывший боцман с бригады крейсеров. ". Описание, конечно, потрясающее, вполне в духе тех лет. Дальше - больше: "настоятель тихой обители пустил всех по матушке". Да уж, монах, что и говорить!

На деле все было иначе - с точностью до наоборот. Отец Ионафан являлся не только великим молитвенником, но и подвижником, строителем - именно при нем состоялось подлинное возрождение монастыря. Его стараниями Трифонова пустынька превратилась в отдельную, особняком стоящую цивилизацию - с собственными мастерскими, электричеством, телефоном, гостиницей и библиотекой. Всего около 40 зданий было тогда в обители! А моряком отец Ионафан никогда не был, по рождению - крестьянин, в монахи постригся в 31 год на Соловках. Но это-то ладно, это - частности. Самое главное, что в конце 16-го года, когда мы впервые встречаем игумена на страницах романа, он уже не жил - умер в феврале 15-го!

Едва ли не главная проблема, которая мешает сегодня читать этот роман, - смешение времен. Часто не можешь понять, в каком все-таки времени происходит то или иное событие. Факт этот говорит о многом, в частности, о том, что автор, как ученик на экзамене - "плавает", не в силах выстроить хронотоп - потому, что не знает достаточно то жизненное пространство, о коем пытается вести речь с читателем. Для примера несколько цитат. "Все вы тут зажрались на английских харчах. ", "Здесь стреляют кому не лень. Даже часовых убивают. " - говорят разные герои в поезде, идущем в Мурманск. Когда? Это можно было бы отнести к Мурманску конца 19-го. Но речь идет о принципиально ином времени - о конце 1916 года, когда и Российская империя еще жива была, и власть относительно крепка, и об "английских харчах" говорить не приходится - ни лавки, созданной союзниками, - кантина, ни местной валюты, отпечатанной в Англии, еще не было на Мурмане - сами обходились, без иноземной помощи.

Дальше - еще интереснее. "Как же встретили на Мурмане Февральскую революцию? - пишет Пикуль. - А. Никак!

. Зло сорвали только на городовых. Их так затыкали в Мурманске, что они просили уволить их по. "домашним обстоятельствам". . Взамен городовых создали милицию, которой никто не боялся. ". В одном автор прав безусловно - февральскую революцию на Мурмане просто не заметили, как, впрочем, и октябрьскую. Но вот милицию в Мурманске создали год спустя, в марте 1919-го и не сказать, чтобы ее никто не боялся - именно там служил Хисматуллин, неоднократно упоминаемый Пикулем, как палач местной контрразведки. Эта самая контрразведка у него уже в 16-м году вовсю расправляется с неугодными под руководством некоего поручика Эллена. Так и хочется опять же спросить: парень, ты все же определитесь, когда ваши герои живут. Эпоха-то уж больно непростая - там порой не то, что за год, за месяц многое менялось принципиально, сущностно - от цен на рынке до герба и флага.

Ванька Кладов - герой вымышленный, однако Ванька Каин - персонаж в истории Мурмана тех лет очень известный. Так называли Ивана Поспелова, командира одного из партизанских отрядов, вошедшего в Мурманск с передовыми красными частями. И не как-нибудь - на бронепоезде! Поспелов, вообще, фигура эксцентричная и мутная. То имя, что дала ему толпа, вряд ли случайное.

Странная метаморфоза случилась у Пикуля и с контр-адмиралом Казимиром Филипповичем Кетлинским, который в романе стал Кириллом Фастовичем Ветлинским. У автора "Из тупика" он прям таки завзятый антисоветчик, почти белогвардеец (как говорит он Басалаго: "Мы должны встать в горло Советской власти словно кость. Чтобы она продохнуть от нас не могла. "). В реальности же Казимир Филиппович последовательно выступал за Советскую власть, не только непосредственно сотрудничал с ней, но и призывал к тому других офицеров. Он был вполне лояльным советским служащим. И порядок на вверенной ему территории наводил, как на корабле - твердо и решительно. Вот, что пишет о нем замечательный кольский краевед Иван Ушаков: "Признал Советскую власть и не допустил вооруженных столкновений на Мурмане. Крупный специалист морского дела, патриот, человек большой культуры и личного обаяния". Убили Кетлинского матросы с крейсера "Аскольд" - убили подло, из мести. Полагаю, связано это было не с мурманскими делами, а с тулонской историей (4 матроса с "Аскольда", командиром которого в ту пору был Кетлинский, были осуждены и расстреляны во Франции по обвинению в организации взрыва крейсера). Вообще, посмертная судьба одному из первых руководителей нашего края выпала незавидная. Писали о нем осторожно, чаще плохо, чем хорошо, мол, не совсем наш. Не сохранилась и его могила, а похоронен-то адмирал был в Мурманске. И на карте города нет его имени, а должно бы быть. Между тем, улица его убийц - Аскольдовцев, в областном центре есть.

Образ Михаила Герасимовича Басалаго, прототипом которого был Георгий Михайлович Веселаго, старший лейтенант флота, управляющий делами Мурманского совета, - отдельная статья. У Пикуля Басалаго - фигура почти опереточная, гротесковая. Этакий хлыщ, пособник англичан, хваткий да верткий - умело, расчетливо управляющийся и с Кетлинским, и с Мурманским советом. Думает не о Родине, но, в первую очередь, о себе. Ко всему прочему еще и сам на себя покушение устраивает. Вот ведь разворотливый хлопец!

Между тем, покушение на Веселаго, судя по воспоминаниям очевидцев, лишь случайно не окончилось смертью последнего. Две гранаты забросили в комнату, где он квартировал, через окно. Взрыв слышали едва ли не все обитатели здания, в котором размещалось в ту пору руководство Мурмана. Ольги Леонидовны - вдовы Кетлинского, которая жила на другой стороне того же дома, аж склянки какие-то на ночном столике зазвенели. Такой силы был взрыв.

Взрывная волна снесла с петель дверь в спальню - обрушилась прямо на стол примыкавшей к ней приемной. В центре комнаты, в месте, куда упал смертоносный снаряд - черная дыра в несколько вершков. Взрыв и пожар изуродовали ботинки и другую одежду офицера в платяном шкафу, что сначала опрокинулся, а потом загорелся. Огонь, хоть и удалось его быстро потушить, опалил и оленью шкуру у кровати Веселаго. Того спасла чистая случайность - одна из гранат по счастливому стечению обстоятельств не взорвалась. Горничная нашла ее позже - в кровати предполагаемой жертвы: запальная трубка лишь прожгла одеяло. В итоге пострадавший отделался легкими ранениями.

Мурманские записи Веселаго показывают, что это был очень умный, прозорливый, самостоятельно мыслящий офицер, много сделавший для того, чтобы сохранить флотилию Северного ледовитого океана - предтечу Северного флота. Вот вам одна цитата: "Мурман с его изрезанными бухтами берегами, . с точки зрения морской стратегии, имеет ценность, всю значительность которой можно предвидеть уже сейчас. Морской обладатель Мурманского побережья становится не только хозяином всех путей Ледовитого океана, но. получает возможность оперировать в Атлантическом океане, минуя блокируемое Северное море. Поэтому сохранение Мурмана в русских руках необходимо не только ей самой (России - Д. К.), но и тем государствам, которые вместе с нею являются противниками Германии. ".

И о погоде. "Как хороши мурманские вёсны, - только человек, поживший возле семидесятой параллели, может оценить это расплывчатое сияние неба, этот перламутр воды и теплое присутствие Гольфстрима. Скоро, уже скоро брызнет поверху аспидных скал черемуха, упруго провиснут над водою ветви сирени. - читаем в "Из тупика", и - чуть дальше, уже о лете: - Никто и не заметил, как облетела черемуха, как обсыпалась сирень, - надвинулся июнь. ". Из всего описания, пожалуй, только "аспидные скалы" хоть в какой-то степени соответствуют реальности. Ой, невдомек было Валентину Саввичу, что сирень у нас в июле расцветает, у него она к этому времени уже "обсыпалась". Вот так все грустно.

Напоследок - о главном посыле, основном тезисе Пикуля, который он даже в название книги вынес. Как говорит один из его героев о Мурманске: "Это дорога в тупик, здесь она обрывается. И этот тупик, поверь, может для многих из нас обернуться жизненным тупиком. ". Мурманск - тупик? Да он им не был никогда, даже в самые начальные, самые темные времена. Он, даже когда только из пеленок вывернулся, уже был воротами в Европу и Америку, воротами в Арктику! Ой, не подумал Валентин Саввич, не подумал, тут уж ошибка не фактическая, а мировоззренческая, концептуальная, такие нам гораздо дороже обходятся.

И все же читать Пикуля надо. Почему? Как ответ, вот вам еще одна цитата из романа: "Северная красавица стыдлива: прошло немало лет, прежде чем нам до конца открылось ее лицо. Это прекрасное лицо - лицо моей первой любви.

Я ничего не знаю прекраснее Русского Севера!".

Все - правильно. Как и то, что для многих будущих историков-профессионалов, в том числе и специалистов по истории Кольского края, первым прикосновением к прошлому страны, первой любовью стали книги Валентина Пикуля.

Фото:

В романе отражены революционные события в Мурманске, а также рассказано о красном и белом движении, военных действиях в Средиземном море и проливах и о работе Мурманской железной дороги.

За минуту

В романе отражены революционные события в Мурманске, а также рассказано о работе Мурманской железной дороги в это непростое время. Повествование начинается в довоенное время, перед падением Российской империи и началом красных и белых движений.

В тот период империей было принято решение о необходимости выхода в море на севере страны. Для того чтобы туда было проще попасть было решено создать железную дорогу до Мурманска.

Вскоре происходят военные действия в Средиземном море и проливах, в которых принимает участие крейсер Аскольд. Он отправляется во французский порт Тулон, откуда следует в Мурманск. В это время в Мурманске начинается революция.

В городе собираются эсеры, меньшевики и их иностранные союзники (англичане, французы, а позднее и американцы). Они строят планы по захвату власти и освоению природных богатств русского Севера. Роман захватывает период 1914-1920гг. Он заканчивается упоминанием о будущих событиях 1924г.

Эта книга — исторический роман хроника. Необходимого для любого романа вымысла в этой книге столько, сколько требуется от автора, чтобы связать воедино людей и события.
Большинство героев романа — образы собирательные, и если кто либо узнает себя в моих героях, то это будет лишь совпадением (совпадением случайным).

Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моем друге — Андрее Александровиче Хршановском.
Он был редактором моей первой книги и стал моим другом.

Его памяти, светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтет.

Отрывок из романа Из тупика

— Русики матросики хоросо, хоросо… Банзай!

Раскаленный тропический купол, пронизанный выстрелами, искрами радиопередач и воплями тонущих экипажей, зыбко нависал над дрожащей палубой. Задраенные в броневых коробках, вахты задыхались. А в кубриках шуршащие полчища тараканов ползали по влажным от пота телам матросов — лезли в рот, в уши, в ноздри. Отвращение давно притупилось в людях, и тараканов давили пальцами — на хлебе; хрустели они под пятками — на палубном линолеуме. Зато шесть обезьян лемуров, купленных офицерами по пьяному делу, стали друзьями матросов: они беспощадно уничтожали легионы прусаков. Самца лемура, охотно крывшего самок на вантах под небесами, матросы прозвали точно — Гришкой Распутиным… Постыло все. Окаянно!

Построились. Высохшие от жары. Настилы палуб, словно раскаленные сковороды, обжигали босые пятки. С кормы крейсера, где стояли походные курятники, вдруг запел петух. Так хорошо, так сладко вспомнились русские прохладные рассветы… В белых пробковых шлемах, в прозрачных сетках на голом теле, под покровами тентов сгрудились офицеры. Иванов 6 развернул в руках бумагу, и ее сразу же скомкал ветер океана.
— Претензии команды, — прокричал он зло, — да, основательны: верблюд еще не скотина! Но вы желаете бунта на корабле? В такой час, когда весь мир потрясен варварством новых гуннов… Слушай приказ! Приказ германского кайзера, обращенный к немецким солдатам на Восточном — на русском же, нашем! — фронте…

Иванов 6 был крикун, сумасброд, но мужик добрый. Всю аденскую верблюжатину он велел бросить за борт. И сине грязные лоскутья мяса, источенные червями, быстро растащили акулы. Неутомимые и юркие, они, будто шатуны гигантской машины, бойко сновали под днищем крейсера, вымахивая хвостами то справа, то слева по борту. Рябило в глазах от порывистости.

Читайте также: