Имя для птицы вадим шефнер краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде

Шефнер Вадим Сергеевич

или Чаепитие на желтой веранде

Центральное место в новой книге Вадима Шефнера, известного ленинградского поэта и прозаика, занимает автобиографическая повесть "Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде" (полный вариант), рассказывающая о детстве автора, о Ленинграде двадцатых годов. Кроме того, в книге помещены "разные истории", в которых реалистические описания органически сочетаются с фантастикой и юмором. ______________________________________________________________________

1. РАННИЕ СТРАХИ

2. ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД ИЗ ОКНА

3. ЗОЛОТОЕ ЛИ ДЕТСТВО?

4. ИМПЕРАТОРСКИЙ МЕД

5. КОММЕНТАРИИ К МЕТРИКЕ

6. БАЛБЕС В ЮБКЕ

8. ПРЫГУНЫ И ФЕИ

9. У НЯНИ В ДЕРЕВНЕ

10. ОТЪЕЗДЫ, ПЕРЕЕЗДЫ И ДЕЛА ДОМАШНИЕ

11. ЛУНАТИКИ, СЕЛЬДИ И СОБАКИ

12. ДНИ В КУЖЕНКИНЕ

13. В СТАРОЙ РУССЕ

14. У АНТОНИНЫ ЕГОРОВНЫ

15. ПОТЕМНЕНИЕ И БОРЬБА С НИМ

16. БЫСТРОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

17. ПЕРВОЕ ЧТЕНИЕ

18. МОЙ ПЕРВЫЙ ДЕТСКИЙ ДОМ

19. МОЙ ВТОРОЙ ДЕТСКИЙ ДОМ

20. МОЙ ТРЕТИЙ ДЕТДОМ

21. КРАСНАЯ КОМНАТА

23. ТРУДНАЯ ЗИМА В ХМЕЛЕВЕ

24. СНОВА КОММЕНТАРИИ К МЕТРИКЕ

26. СНОВА СТАРАЯ РУССА

27. СКРОМНЫЕ УСПЕХИ. ОТКАЗ ОТ ПАРИЖА

28. ПУТЕШЕСТВИЕ БЕЗ УДОБСТВ

29. ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ

30. ПОСТСКРИПТУМ К ПРЕДЫДУЩЕМУ

31. СНОВА В ПИТЕРЕ

32. ЧАЕПИТИЕ НА ЖЕЛТОЙ ВЕРАНДЕ

33. В ГОСТЯХ У КОШКИ ДОМАШНЕЙ

34. ДВОР И ПЕСНИ

35. СТИХИ И УЛИЦЫ

36. ПРЕДМЕТЫ ВТОРОСТЕПЕННЫЕ

37. СОСЕДИ ПО ПАРТЕ И ЦАРИЦА НОЧИ

38. НА ТРАМВАЕ В МИНУВШЕЕ

39. 23 СЕНТЯБРЯ 1924 ГОДА

40. ИМЯ ДЛЯ ПТИЦЫ

41. У ТОРЦОВОЙ СТЕНЫ ______________________________________________________________________

1. РАННИЕ СТРАХИ

Я понимаю, не очень-то оригинально начинать свои записки с детских страхов. И из жизнеописаний других авторов, и просто из разговоров с друзьями и знакомыми знаю, что у многих людей первые воспоминания связаны со страхом. Но что поделать -- и у меня тоже. Поэтому приходится жертвовать оригинальностью ради истины. Так же постараюсь поступать и в дальнейшем, не боясь повторить кого-то. Зачем скрывать свою схожесть с другими? Но и своих несхожестей тоже скрывать не следует, хоть порой они могут показаться смешными.

Итак, самое первое воспоминание. Кроватку мою вместе со мной выдвинули из комнаты в прихожую. Мне стало очень страшно. Стою в этой кроватке, держусь за железный пруток и реву. Потом я снова в светлой комнате. Меня кто-то утешает, кто-то гладит по голове. Я успокаиваюсь.

Я не знаю, зачем это выдвинули кроватку в прихожую: может быть, проветривали комнату; может быть, хотели переместить меня в соседнюю спальню. И не помню, кто был при этом: мать, бабушка или няня. Помню только свет, падающий из раскрытой двери комнаты в темноватую прихожую, там, где она переходит в совсем темный коридор. Помню большой серый сундук, стоящий на другом сундуке, красноватом, и большую железную скобу на торцовой части серого сундука. Она тускло поблескивала. И помню ощущение тоски, беззащитности и ужаса. Такого я, пожалуй, не испытывал больше никогда, даже под обстрелом и бомбежкой. Но, может быть, еще придется испытать. Может быть, такое бывает два раза в жизни: в самом начале, когда пробуждается сознание, и в самом конце, когда оно гаснет.

Придет время, когда для всех людей на земле первым запомнившимся впечатлением будет ощущение радости, прелести мира. Но пока что страх прочно закодирован в наших генах.

Потом, когда я немного подрос, прихожая эта не казалась мне мрачной. Очень отчетливо помню темно-лиловые обои; висячую лампу с белым колпаком и круглым медным бачком, как бы керосиновую, но на самом деле электрическую; вешалку для шляп и фуражек -- два ветвистых оленьих рога, торчащих из желтого деревянного овала; железную подставку для тростей и зонтов; сундуки; большие квадратные корзины; комод красного дерева и зеркало над ним. От прихожей отходил большой коридор, пронизывающий всю квартиру и ведущий к ванной, уборным и кухне, к черному ходу. Другой коридорчик, короткий и узкий, вел в небольшую крайнюю комнату, где жила бабушкина родственница, тетя Жанна. Она редко показывалась на людях.

Однажды в прихожей возле двери, ведущей на парадную лестницу, я увидел высокий ящик, стоймя приставленный к стене; от него приятно пахло опилками. Из разговоров старших я уяснил, что этот ящик называется так: гроб. Он стоял недолго. Тети Жанны я больше не видел, но так как в моей жизни никакой роли она не играла, то ее исчезновение прошло как-то мимо меня и никакого отношения к этому ящику, на мой тогдашний взгляд, не имело.

Если бы мать и бабушка сильно плакали и горевали из-за кончины тети Жанны, их волнение, наверно, передалось бы и мне. Позже я узнал, что тетя Жанна долго болела, но в больницу поместить ее было нельзя. Почти все петроградские больницы давно уже стали госпиталями и были заполнены ранеными, а в те, которые остались для штатских, безнадежно больных не брали. Да и кормили там плохо, потому что в городе было голодно. По-видимому, смерть тети Жанны была облегчением и для нее, и для ее родных. Вообще, как мне помнится (или только кажется), в те годы не очень горевали о мертвых или умели скрывать свои чувства.

Если гроб в прихожей не испугал меня, то раскрытые зонтики (а тогда они были только черные) вызывали во мне страх. Сейчас объясню почему. Однажды я листал какую-то книгу или журнал (читать я, конечно, еще не умел и даже не понимал, что такое буквы) и увидел там страшную картинку: огромную летучую мышь на фоне белой луны и какого-то не то замка, не то собора, кажется в готическом стиле. Черные крылья, очень точно застигнутые художником в хищном и остром изломе, чрезвычайно меня встревожили. С того дня я долгое время боялся раскрытых зонтов: их очертания походили на крылья той летучей мыши. Когда в прихожей на полу сушился чей-нибудь незакрытый зонт, я старался не смотреть на его черные растопыренные лопасти. И в то же время очень тянуло поглядеть на это чудище хоть одним глазком. Впрочем, зонты, сушившиеся в прихожей, -- это было не такое уж частое явление; пользовались ими только мать и бабушка. Мужчинам, как людям военным, ни калош, ни зонтиков носить было не положено. К тому же мужчины находились на фронте.

Название этих мемуаров глубоко поэтично и заставляет читателя размышлять над его смыслом. А смыслов скрывается в нем немало. Полное название воспоминаний таково – «ИМЯ ДЛЯ ПТИЦЫ, или Чаепитие на желтой веранде".

В самом конце своих воспоминаний автор приводит сказку или легенду о человеке, захотевшем придумать имя для птицы, которая прилетала к нему каждое утро и названия которой он не знал. Но из этой затеи ничего не вышло, потому что она была разной: то веселой, то сердитой, то доброй, то равнодушной. Тогда он отправился за советом к мудрецу, но тот лишь сказал, что и к нему подобная птица прилетает. Вопрос остался открытым, и непонятно, нашел этот человек ответ на него или нет.

Вторая часть названия воспоминаний связана уже с конкретной ситуацией, которая произошла во время чаепития с мамой и бабушкой в ленинградской квартире Шефнеров. Мать встревожила присутствующих тем, что внезапно заплакала. Причина заключалась в том, что она вспомнила чаепития на даче на желтой веранде, когда вся семья была вместе, и все были счастливы. И тут бабушка строго возразила ей, что у каждого поколения свои заботы и радости, и у каждого обязательно остаются о чем-то хорошие воспоминания. Книга Шефнера является ярким подтверждением правоты этого утверждения. В ней описано огромное количество радостных событий жизни ребенка, хотя это был один из самых суровых периодов нашей истории.

Вадим Шефнер прожил долгую и счастливую жизнь. Видел он и развал Советского Союза, и перестройку. И когда нам кажется, что вокруг все плохо, стоит обратиться к книгам этого удивительного писателя. Главный секрет, который ему удалось разгадать, в том, что радость заключена внутри самого человека и всегда ему сопутствует. Нужно только повнимательней в себя заглянуть.

fb2
epub
txt
doc
pdf

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Описание книги "Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде"

Описание и краткое содержание "Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде" читать бесплатно онлайн.

1. Ранние страхи

Я понимаю, не очень-то оригинально начинать свои записки с детских страхов. И из жизнеописаний других авторов, и просто из разговоров с друзьями и знакомыми знаю, что у многих людей первые воспоминания связаны со страхом. Но что поделать – и у меня тоже. Поэтому приходится жертвовать оригинальностью ради истины. Так же постараюсь поступать и в дальнейшем, не боясь повторить кого-то. Зачем скрывать свою схожесть с другими? Но и своих несхожестей тоже скрывать не следует, хоть порой они могут показаться смешными.

Итак, самое первое воспоминание. Кроватку мою вместе со мной выдвинули из комнаты в прихожую. Мне стало очень страшно. Стою в этой кроватке, держусь за железный пруток и реву. Потом я снова в светлой комнате. Меня кто-то утешает, кто-то гладит по голове. Я успокаиваюсь.

Я не знаю, зачем это выдвинули кроватку в прихожую: может быть, проветривали комнату; может быть, хотели переместить меня в соседнюю спальню. И не помню, кто был при этом: мать, бабушка или няня. Помню только свет, падающий из раскрытой двери комнаты в темноватую прихожую, там, где она переходит в совсем темный коридор. Помню большой серый сундук, стоящий на другом сундуке, красноватом, и большую железную скобу на торцовой части серого сундука. Она тускло поблескивала. И помню ощущение тоски, беззащитности и ужаса. Такого я, пожалуй, не испытывал больше никогда, даже под обстрелом и бомбежкой. Но, может быть, еще придется испытать. Может быть, такое бывает два раза в жизни: в самом начале, когда пробуждается сознание, и в самом конце, когда оно гаснет.

Придет время, когда для всех людей на земле первым запомнившимся впечатлением будет ощущение радости, прелести мира. Но пока что страх прочно закодирован в наших генах.

Потом, когда я немного подрос, прихожая эта не казалась мне мрачной. Очень отчетливо помню темно-лиловые обои; висячую лампу с белым колпаком и круглым медным бачком, как бы керосиновую, но на самом деле электрическую; вешалку для шляп и фуражек – два ветвистых оленьих рога, торчащих из желтого деревянного овала; железную подставку для тростей и зонтов; сундуки; большие квадратные корзины; комод красного дерева и зеркало над ним. От прихожей отходил большой коридор, пронизывающий всю квартиру и ведущий к ванной, уборным и кухне, к черному ходу. Другой коридорчик, короткий и узкий, вел в небольшую крайнюю комнату, где жила бабушкина родственница, тетя Жанна. Она редко показывалась на людях.

Однажды в прихожей возле двери, ведущей на парадную лестницу, я увидел высокий ящик, стоймя приставленный к стене; от него приятно пахло опилками. Из разговоров старших я уяснил, что этот ящик называется так: гроб. Он стоял недолго. Тети Жанны я больше не видел, но так как в моей жизни никакой роли она не играла, то ее исчезновение прошло как-то мимо меня и никакого отношения к этому ящику, на мой тогдашний взгляд, не имело.

Если бы мать и бабушка сильно плакали и горевали из-за кончины тети Жанны, их волнение, наверно, передалось бы и мне. Позже я узнал, что тетя Жанна долго болела, но в больницу поместить ее было нельзя. Почти все петроградские больницы давно уже стали госпиталями и были заполнены ранеными, а в те, которые остались для штатских, безнадежно больных не брали. Да и кормили там плохо, потому что в городе было голодно. По-видимому, смерть тети Жанны была облегчением и для нее, и для ее родных. Вообще, как мне помнится (или только кажется), в те годы не очень горевали о мертвых или умели скрывать свои чувства.

Если гроб в прихожей не испугал меня, то раскрытые зонтики (а тогда они были только черные) вызывали во мне страх. Сейчас объясню почему. Однажды я листал какую-то книгу или журнал (читать я, конечно, еще не умел и даже не понимал, что такое буквы) и увидел там страшную картинку: огромную летучую мышь на фоне белой луны и какого-то не то замка, не то собора, кажется в готическом стиле. Черные крылья, очень точно застигнутые художником в хищном и остром изломе, чрезвычайно меня встревожили. С того дня я долгое время боялся раскрытых зонтов: их очертания походили на крылья той летучей мыши. Когда в прихожей на полу сушился чей-нибудь незакрытый зонт, я старался не смотреть на его черные растопыренные лопасти. И в то же время очень тянуло поглядеть на это чудище хоть одним глазком. Впрочем, зонты, сушившиеся в прихожей, – это было не такое уж частое явление; пользовались ими только мать и бабушка. Мужчинам, как людям военным, ни калош, ни зонтиков носить было не положено. К тому же мужчины находились на фронте.

Еще боялся я одной крыши. Точнее сказать – одного железного навеса над ходом в темный подвал с той стороны Андреевского собора, что граничит с Большим проспектом Васильевского острова. Теперь этого навеса нет, да и вход в подвал давно забран кирпичом и заштукатурен. Но когда мне случается идти по Большому, я всегда вспоминаю детство. Проспект тогда был неширок, бульвара еще не существовало, а перед каждым домом зеленел свой сад, закрытый для посторонних. Сад же при соборе был открыт для всех. Там всегда резвилось много детей. Резвился и я, но никогда не подходил близко к тому навесу: своими резкими, жесткими очертаниями он напоминал мне крылья той же самой летучей мыши. Он как бы парил, высматривая, на кого бы броситься.

2. Первый взгляд из окна

Первое впечатление о том, что я увидел из окна дома, связано с первым четким воспоминанием об отце.

В гостиной несколько человек: мать, отец, бабушка и еще какие-то люди, которых я не знаю. Все разговаривают. Рамы закрыты, но за окном синее небо, ясный день. И здесь, в комнате, тоже светло и как-то празднично. Отец стоит возле окна и беседует с высоким человеком (сам отец небольшого роста), тоже в военной форме. Я сижу в полукресле возле круглого столика, болтаю ногами и ем вкусное яблоко. Вернее, я его еще только надкусил.

– Сережа, зачем ты Вадьку дразнишь! – с ласковым упреком обращается мать к отцу.

Яблоко мне возвращено.

В это время женщина, стоящая у окна справа, произносит:

– Смотрите, там немецкий аэроплан! Кажется, по нему стреляют.

Все подходят к окну. Разговаривают. Никаких выстрелов не слышно. Голоса у всех спокойные. Отец берет меня на руки и говорит:

– Ну, видишь аэроплан?

– Да ты на небо смотри! – приказывает отец и поднимает меня еще выше.

Над желтоватым домом вижу красную крышу, треугольники чердачных окошечек. Чуть выше, левее продолговатой дымовой трубы, увенчавшей самый гребень кровли, замечаю что-то вроде серого паучка. Или это просто былинка здесь, на оконном стекле? Нет, это далеко, это не здесь. Паучок тихо ползет по небу.

На этом воспоминание обрывается.

Так я и не узнал тогда, как выглядит аэроплан. Он летел слишком высоко. А немецким он был едва ли. Насколько мне известно ныне из книг, в первую мировую войну немцы до Петрограда не долетали. Но, быть может, таких налетов ждали и опасались? Быть может, ходили какие-то обывательские слухи, что такие налеты возможны? Или – как знать – женщина у окна просто пошутила, сказав, что самолет немецкий, а я не понял интонации?

На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Похожие книги на "Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде"

Книги похожие на "Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.

книга Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде 30.03.19

Произведение Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде полностью

Читать онлайн Имя для птицы или Чаепитие на жёлтой веранде

Вадим Шефнер. Имя для птицы. (Летопись впечатлений)
1. Ранние страхи 10.04.13
2. Первый взгляд из окна 10.04.13
3. Золотое ли детство? 10.04.13
4. Императорский мед 10.04.13
5. Комментарии к метрике 10.04.13
6. Балбес в юбке 10.04.13
7. Около няни 10.04.13
8. Прыгуны и феи 10.04.13
9. У няни в деревне 10.04.13
10. Отъезды, переезды и дела домашние 10.04.13
11. Лунатики, сельди и собаки 10.04.13
12. Дни в Куженкине 10.04.13
13. В Старой Руссе 10.04.13
14. У Антонины Егоровны 10.04.13
15. Потемнение и борьба с ним 10.04.13
16. Быстрое освобождение 10.04.13
17. Первое чтение 10.04.13
18. Мой первый детский дом 10.04.13
19. Мой второй детский дом 10.04.13
20. Мой третий детдом 10.04.13
21. Красная комната 10.04.13
22. Танька Цыга 10.04.13
23. Трудная зима в Хмелеве 10.04.13
24. Снова комментарии к метрике 10.04.13
25. Рамушево 10.04.13
26. Снова Старая Русса 10.04.13
27. Скромные успехи. Отказ от Парижа 10.04.13
28. Путешествие без удобств 10.04.13
29. Дела человеческие 10.04.13
30. Постскриптум к предыдущему 10.04.13
31. Снова в питере 10.04.13
32. Чаепитие на желтой веранде 10.04.13
33. В гостях у кошки домашней 10.04.13
34. Двор и песни 10.04.13
35. Стихи и улицы 10.04.13
36. Предметы второстепенные 10.04.13
37. Соседи по парте и царица ночи 10.04.13
38. На трамвае в минувшее 10.04.13
39. 23 сентября 1924 года 10.04.13
40. Имя для птицы 10.04.13
41. У торцовой стены 10.04.13


Среди людей всегда были и будут личности с невероятно сильной волей, способные подчинять себе сотни других людей. Эта врожденная способность помогла незаметному охраннику стать кровавым диктатором небольшой страны. А что, если он воспользуется прибором, позволяющим многократно усиливать воздействие на окружающих?© Вертер де Гёте



“Большой Брат смотрит на тебя!”. Мало найдется людей, кому не известна эта фраза, но далеко не все из них знают, что ее автор - Джордж Оруэлл и звучит она в романе-антиутопии “1984”.

Лондон 1984 года - столица одной из трех сверхдержав, существующих на земле, Океании, в эпоху английского социализма. Мир постоянных войн. Океания живет под неусыпным руководством партии во главе с Большим Братом, квази-божественным лидером, воплощением культа личности. Тотальный контроль над разумом и чувствами осуществляется ради грядущего блага.

Главный герой романа, Уинстон Смит работает в министерстве правды, которое несет ответственность за осуществление партийной пропаганды и исторического ревизионизма. Являясь прилежным работником, Смит тайно ненавидит партию и мечтает о восстании против Большого Брата.

© MrsGonzo для LibreBook

Все крутые повороты в российской истории происходят с интервалом в 200 лет.В 1612 году из Кремля с позором выгнали обосновавшихся там поляков. На троне воцарились Романовы.В 1812 году в Москве побывали французы, были биты и спасались бегством до самой границы.Пришел 2012 год… Очередные выборы. Есть несколько кандидатов на пост Президента страны. Однако события будут развиваться самым непредсказуемым образом.

Научные достижения и новые технологии открыли для будущего всего человечества самые невероятные перспективы. Земля перестала быть для него единственным домом. Новые места обитания охватили всю солнечную систему: планеты, спутники и даже астероиды между ними. Каждое – чудо инженерной техники, некоторые – Настоящее произведение искусства.

Но в этом, 2312 году, роковая последовательность событий заставит человечество отстаивать свое прошлое, настоящее и будущее. Первое из этих событий происходит на Меркурии, в городе Терминатор, инженерном чуде беспрецедентного масштаба. Неожиданная смерть той, которая обладала способностью предвидеть. Для Суон Эр Хун ее смерть изменит всю жизнь.

Всю свою жизнь Суон создавала миры. Теперь она встанет во главе заговора, чтобы их уничтожить.
(с) MrsGonzo для LibreBook

Всемирно известный роман Рэя Брэдбери “451 градус по Фаренгейту” - литературный шедевр двадцатого века, мрачный роман о мрачном будущем, ужасающе пророческий в своих предостережениях.
Гай Монтэг - пожарный. Но его работа никак не связанна с тушением пожаров. Напротив, он их воспламеняет. Вместе со своим подразделением он сжигает книги, этот источник всех распрей и несчастий, а заодно с книгами сжигает и дома тех, кто осмеливается хранить их у себя, вопреки тотальному запрету правительства. [сами дома из несгораемого материала] Но единственный разговор со странной девушкой Клариссой что-то кардинально меняет в сознании и душе пожарника.
Мощная поэтическая проза Брэдбери в сочетании с невероятной проницательностью позволили создать роман, который и спустя шесть десятилетий после первой публикации все так же удивляет и шокирует читателя.
© MrsGonzo для LibreBook

Это — 1999 год. Год, который должен был стать временем Апокалипсиса — но не стал. Или все-таки стал, только мы пока не заметили этого — и не заметим, пока не станет поздно?

Это — 1999 год. Такой, каким увидели его величайшие из мастеров "литературы ужасов" нашего мира. Писатели, хорошо знающие: Апокалипсис начинается не с трубного гласа, поднимающего мертвых, но со Страха, живущего в душе у каждого из нас.

Это — 999 глазами непревзойденного Стивена Кинга. И мчится по дороге Смерть…

Это — 999 по Уильяму Питеру Блэтти. И те, что ушли, говорят с живыми…

Это — 999 Бентли Литтла. И исчезает грань меж явью и кошмаром…

Это — 999 год Дэвида Моррелла, Джойс Кэрол Оутс, Нэнси Коллинз. И еще многих из тех, кому нет равных в умении повергать читателя в черный, иррациональный Ужас…

In her first novel since 2002, Nebula and Hugo award-winning author Connie Willis returns with a stunning, enormously entertaining novel of time travel, war, and the deeds—great and small—of ordinary people who shape history. In the hands of this acclaimed storyteller, the past and future collide—and the result is at once intriguing, elusive, and frightening.Oxford in 2060 is a chaotic place. Scores of time-traveling historians are being sent into the past, to destinations including the American Civil War and the attack on the World Trade Center. Michael Davies is prepping to go to Pearl Harbor. Merope Ward is coping with a bunch of bratty 1940 evacuees and trying to talk her thesis adviser, Mr. Dunworthy, into letting her go to VE Day. Polly Churchill’s next assignment will be as a shopgirl in the middle of London’s Blitz. And seventeen-year-old Colin Templer, who has a major crush on Polly, is determined to go to the Crusades so that he can “catch up” to her in age. But now the time-travel lab is suddenly canceling assignments for no apparent reason and switching around everyone’s schedules. And when Michael, Merope, and Polly finally get to World War II, things just get worse. For there they face air raids, blackouts, unexploded bombs, dive-bombing Stukas, rationing, shrapnel, V-1s, and two of the most incorrigible children in all of history—to say nothing of a growing feeling that not only their assignments but the war and history itself are spiraling out of control.

Ниже представлена яркая, насыщенная, очень динамичная история, которая проносит читателя над сингулярностью Винджа в мир, где повсюду поджидают таинственные опасности и еще более таинственные союзники.

Читайте также: