Гамлет сумарокова краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
В 1748 году великий русский поэт и драматург Александр Петрович Сумароков (1717 — 1777) сочинил своего “Гамлета”, вторую в истории отечественного театра трагедию, написанную на светский сюжет (первая — “Хорев” — была написана и опубликована им годом раньше). Молодому автору шел 31-й год, а напечатанных произведений, помимо “Хорева”, к тому времени было у него лишь четыре оды, одна из которых была издана анонимно вместе с одами Василия Тредиаковского и Михаила Ломоносова. Между тем, служебное положение Сумароков занимал довольно высокое, исправляя должность генерал-адъютанта при графе Алексее Григорьевиче Разумовском, морганатическом муже императрицы Елизаветы Петровны, брат которого, граф Кирилл Григорьевич, являлся бессменным президентом Академии наук и художеств. При этом трагедия рассматривалась как своего рода “государственный заказ”, призванный оправдать в глазах современников дворцовый переворот 1741 года, возведший на престол Елизавету Петровну. Для узкого придворного круга первых читателей и зрителей русского “Гамлета” истинный смысл трагедии был понятен и очевиден. Власть как таковая, законность прихода к ней, оправданность удержания ее в тех или иных руках, практическая философия пользования ею, возможность обращения просвещенной монархии в безжалостную тиранию и наоборот — вот важнейшие вопросы, которыми, как никогда, задавалось русское высшее общество в середине XVIII века. Именно на них и пытался дать ответы Сумароков, сочиняя свою вторую трагедию. На те же самые вопросы, хотя и не только на них, значительно шире и глубже, ответствовал английской публике начала XVII века “Гамлет” Шекспира.
Основным источником сюжета Сумарокову послужил прозаический (кроме двух стихотворных мест: разговора Гамлета с призраком из I акта и монолога Клавдия из III) перевод шекспировского “Гамлета” на французский язык, сделанный П.-Т.-А. де Лапласом и опубликованный во многотомном издании “Английский театр”. До недавнего времени исследователи творчества Сумарокова считали, что поэт не был знаком с оригиналом трагедии Шекспира.
Однако несколько лет назад был обнаружен и опубликован список книг, взятых Сумароковым из Академической библиотеки с 1746 по 1748 год, содержащий запись о том, что он брал четвертое infolio. Сумароков неплохо знал латынь, отлично владел французским и немецким (первая жена его была немка), поэтому, пользуясь при необходимости словарем, мог без труда разобраться и в английском. Читал же как-то Пушкин Байрона, зная только французский! Вообще знакомство русских поэтов с произведениями английской литературы (за редкими исключениями) в XVIII и начале XIX века происходило через французские и немецкие переводы.
Тем не менее, шекспировский “Гамлет” отнюдь не является оригиналом сумароковского. Перед нами именно русская трагедия, поэтому попытки сопоставления обоих “Гамлетов” как оригинала и копии бесперспективны. Сумароков не переводил трагедию Шекспира, не перелагал ее и не подражал ей. Он написал свою трагедию даже не на шекспировский сюжет, а только по мотивам. Из шекспировских героев, например, у Сумарокова остались лишь пятеро основных: Клавдий, Гертруда, Гамлет, Офелия и Полоний, причем Клавдий — не дядя Гамлета; добавилась вторая сюжетная линия — виды Клавдия на Офелию, принуждение ее через Полония к сожительству и дальнейшему браку с ним, избавившись от раскаявшейся в содеянном Гертруды. Гамлет Шекспира следует протестантской модели поведения, лично противостоя враждебному миру и погибая в этом противостоянии. Гамлет Сумарокова — православный, сознающий себя лишь карающим орудием в руках Провидения, лишенный сомнений и размышлений, чуждым бездействия и рефлексии. Наказание зла предопределено, и он только способствует приведению небесного приговора в исполнение. Монолог сумароковского Гамлета, соответствующий шекспировскому “Tobeornottobe…”, сводится лишь к вопросу “быть или не быть” ему самому участником “праведной мести неба”. Смерть не страшит сумароковского Гамлета, ибо он не сомневается в посмертном спасении души. Он не может оставить этот мир, не выполнив до конца своей “должности”, для него немаловажно и то, что “под тяжким бременем народ речет” о нем. Трагедия Сумарокова заканчивается happyend’ом, остаются в живых и Гамлет, и Офелия, и Гертруда, поскольку страна, по мысли Сумарокова, не может остаться без законного и добродетельного правителя, приведенного к власти самим Провидением.
Через два года после издания “Гамлета”, в 1750, Василий Тредиаковский в первом опыте русской литературной критики нападал на Сумарокова: “Гамлет, как очевидные сказывают свидетели, переведен был прозою с Англинския Шекеспировы, а с прозы уже сделал ея почтенный автор нашими стихами”. На что тот, оправдываясь, отвечал: “Гамлет мой, — говорит он, не знаю, от кого услышав, — переведен с Французской прозы Аглинской Шекеспировой Трагедии, в чем он очень ошибся. Гамлет мой, кроме монолога в окончании третьего действия и Клавдиева на колени падения, на Шекеспирову Трагедию едва, едва походит”[1].
Светская литература в России рождалась в ожесточенных спорах и препирательствах между тремя почти непримиримыми оппонентами. История первой публикации русского “Гамлета” представляется весьма показательной и достойной подробного пересказа. 8 октября 1748 года в Канцелярию Академии наук Сумароков “взнес сочинения его Гамлет, трагедию скорописную, которую желает при Академии напечатать; того ради определено: оную Трагедию освидетельствовать профессорам Тредиаковскому и Ломоносову, не окажется ли во оной чего касающегося кому до предосуждения. Что ж касается до штиля, и оное имеет так остаться, как оно написано; токмо б оная им, Тредиаковским, освидетельствована была конечно в двадцать четыре часа, и по свидетельстве, нимало не удержав, отослать в конверте к помянутому профессору Ломоносову, которому, по тому ж освидетельствовав, со мнением взнесть в канцелярию, о чем к ним, профессорам Тредиаковскому и Ломоносову, послать ордеры”[2]. Такое распоряжение выглядело несколько странным. Вне всяких сомнений, Сумароков воспользовался своим служебным положением, поскольку в регламенте Академии, утвержденном годом раньше, нет ни слова о каких бы то ни было ограничениях.
Тредиаковский, получив на следующий день текст трагедии, 10 октября “репортовал”, что “в ней, по моему мнению, не видно ничего предосудительного никому доброму, но, напротив того, кажется она мне довольно изрядною. Несколько неглатких и темных стихов я принял смелость вновь переделать, и написать их на белых, в подлиннике рукописном, страницах карандашем. Ежели угодно будет Автору, то для его они употребления пускай служат: но буде не понравятся, то в благонадежном дерзновении моем у него ж прошу прошчения: ибо собственныи его стихи ни почернены мною, ни повреждены”. Еще через день Ломоносов, прочитав трагедию, подал свой “репорт”, в котором ограничился короткой отпиской. В это время он занимался организацией и оборудованием Химической лаборатории, на которую постоянно требовались необходимые средства от Академии. Кроме того, на жалованье Ломоносова, в силу данного вместе с профессором Г.-Ф. Миллером поручительства за профессора И.-Г. Гмелина, не возвратившегося в Академию, был наложен арест. Поэтому Ломоносов не стал портить отношения с президентом Академии, но для себя сочинил ядовитую эпиграмму (см. ниже).
Рукопись “Гамлета” с поправками автора и пометами Тредиаковского сохранилась. Сумароков, получив на руки оба отзыва и рукопись, на левых (пустых) страницах которой находились предложенные рецензентом варианты, пришел в ярость и старательно стер их, а относительно сделанных им же подчеркиваний вывел на титульном листе: “Подчертки карандашем ничего не значат”, обведя эту надпись рамкой. Внеся мелкие исправления, Сумароков вернул рукопись в Канцелярию через четыре дня, 14 октября. В тот же день Канцелярия, проигнорировав неудобный “репорт” Тредиаковского, но сославшись на положительный Ломоносова, “что во оной трагедии, по его мнению, нет ничего, что бы предосудительно кому было и могло б напечатанию оной препятствовать, на которой его, сочинения Сумарокова, трагедии его сиятельство Академии наук президент, граф Кирилла Григорьевич, к напечатанию и апробацию подписал”, постановила “Гамлета” напечатать. 1 декабря 1748 года трагедия вышла тиражом 1.012 экземпляров.
После выхода трагедии в свет Сумароков сделал еще несколько поправок, о чем свидетельствует прилагавшийся, видимо, только к части экземпляров первого издания “Гамлета” отдельный листок: Погрешности, где автор заменил слово поборник, раскритикованное Тредиаковским в “репорте”, на рушитель, мамку Офелиину, ставшую предметом нелепых насмешек для незадачливых филологов и театроведов XIX—XX веков, на наперсницу Гертрудину. Однако при жизни Сумарокова “Гамлет” больше не переиздавался, а при издании его в составе первого посмертного собрания сочинений[3] по какой-то оплошности этот листок не был учтен. Остальные издания трагедии, выпущенные в 1786—1787 годах, были перепечатаны с предыдущего. Поэтому предлагаемую публикацию можно считать первой, учитывающей последнюю волю автора.
Не все стилистические погрешности Сумарокову довелось устранить (см. последний стих трагедии), а одна досадная двусмысленность даже зажила своею жизнью. Тот же Тредиаковский язвительно писал о Сумарокове: “Не чувствует он при разборе слов оных, кои худо в важное сочинение полагаются, для того что гнусное нечто по употреблению означают и соединяют, как то: блудя вместо заблуждая, какоеб вместо какое, а б или бы можно относить к иным частям слова; то тронуть его вместо привесть в жалость, за Французское toucher, толь странно и смешно, что невозможно словом изобразить. Вы можете тотчас почувствовать неблагопристойность сего слова на нашем языке из околичности. В Трагедии Гамлете говорит у Автора женщина именем Гертруда, в действ. II, в явл. 2, что она:
И на супружню смерть не тронута взирала.
Кто из наших не примет сего стиха в следующем разуме, именно ж, что у Гертруды супруг скончался, не познав ея никогда в рассуждении брачного права и супруговой должности? Однако ж Автор мыслил не то: ему хотелось изобразить, что она нимало не печалилась об его смерти. Того ради надлежало было ему написать так сей стих:
И на супружню смерть без жалости взирала”.
Интересно, что о разнице значений глаголов трогать и toucher весьма подробно спустя более полувека писал А. С. Шишков в “Рассуждении о старом и новом слоге Российского языка” (1803), где и была опубликована эпиграмма Ломоносова, явно написанная после “освидетельствования” рукописи “Гамлета”:
Женился Стил, старик без мочи,
На Стелле, что в пятнадцать лет,
И не дождавшись первой ночи,
Закашлявшись, оставил свет.
Тут Стелла бедная вздыхала,
Что на супружню смерть не тронута взирала.[4]
Кстати, в рукописи “Гамлета” сначала вместо не тронута у Сумарокова стояло безжалостно. Но перед подачей рукописи в Канцелярию Академии он тщательно зачеркнул первоначальный вариант. Тем не менее, слово трогать в этом значении все-таки в русском языке прижилось.
Известий о том, когда состоялась первая постановка “Гамлета”, не сохранилось. Хотя на титульных листах всех посмертных изданий трагедии написано: “Представлена в первый раз в начале 1750 года на Императорском театре, в Санктпетербурге”, однако тогда представлена она не была; зато репетировалась кадетами Сухопутного шляхетского корпуса 15 ноября 1750 года, о чем достоверно известно из камер-фурьерского журнала за этот год. Возможно, что одной из трех поставленных “при дворе на малом театре” трагедий, но не поименованных в журнале, в декабре 1750 года был “Гамлет”. Самая ранняя документально подтвержденная постановка “Гамлета” состоялась в Санкт-Петербурге 1 июля 1757 года Главную роль в ней исполнял Иван Дмитревский (1736—1821), знаменитый актер и литератор XVIII века, ближайший друг Сумарокова, автор “Слова похвального А. П. Сумарокову” (1807), прочитанного в торжественном собрании Российской Академии.
Как драматург Сумароков сформировался под влиянием французского классицистического театра (прежде всего Пьера Корнеля и Жана Расина), поскольку теория сценического языка его была к тому времени наиболее разработанной и канонизированной. В системе литературных жанров театр находился между эпосом и лирикой. В основе механизма классицистической трагедии лежали не чувства и мысли реальных или приближенных к реальности людей, но борьба добродетели и порока, добра и зла, чувства и долга, воплощенных в конкретных персонажах. Разговоры главных героев с наперсниками и наперсницами заменяли собою хоры древнегреческой трагедии, повествуя о событиях, происходящих за пределами сцены, направляя и корректируя действия героев, отличающихся ясностью и лаконичностью позиций. Сумароков, однако, если что и заимствовал, то отнюдь не слепо, если чему и подражал, то с разбором, а посему “триединство” служит у него только обрамлением, способом организации расползающегося пространства и обуздания кишащего хаоса. Для драматических произведений Сумарокова вообще и для “Гамлета” в частности характерен целый ряд существенных отличий от французских образцов: предельная сдержанность и компактность действия, сведенное до минимума число действующих лиц, большее количество монологов (в “Гамлете” свой монолог произносит каждый герой) и т.д. Создается впечатление, что в “Гамлете” и — позднее — в “Димитрии Самозванце” (1771) Сумароков поставил смелый эксперимент по слиянию английских и французских театральных принципов.
Философско-политические мысли о том, что государь не помазанник Божий, но человек, стоящий на защите общественных и народных интересов, что борьба против тирана, исказившего идею разумной и человечной государственности, законна и справедлива, а посему является долгом истинного сына отечества, впервые высказанные в “Гамлете”, отражали ощущения и помыслы русских людей XVIII века. В истории последующих десятилетий сюжет сумароковского “Гамлета” повторялся не единожды. Зрители эпохи Елизаветы Петровны соотносили его не только с переворотом, совершенным дочерью Петра, но и с возможным приходом к власти отстраненного и содержащегося под стражей Иоанна Антоновича. В эпоху Екатерины II, зрители, сочувствуя страданиям датского принца, не простившего королевскому двору насильственной смерти своего отца, могли отчетливо увидеть в “Гамлете” уже иной смысл — завуалированный рассказ об убийстве фаворитами Екатерины императора Петра III и об участи наследника Павла. Приближалось его совершеннолетие, и многие недовольные правлением Екатерины надеялись, что Павел заявит свои права на престол. И было уже неважно, что пьеса написана задолго до воцарения Екатерины. Не случайно, что при ее правлении сумароковская трагедия находилась в негласной опале. Зато особенно ценил “Гамлета” будущий император Павел I, не без оснований видевший в сумароковском герое самого себя. Столетие спустя “русским Гамлетом” метко назвал Павла, планируя написать о нем книгу, Владислав Ходасевич[5]. В событиях, связанных с приходом к власти Александра I, нетрудно опознать тот же сюжет, причем не шекспировский, а именно сумароковский.
По своему языку и стилю Сумароков является для нас “архаичным и устарелым” ничуть не меньше, чем Марло и Шекспир для англичан или Корнель и Расин для французов, но как трагик и мыслитель остается по-прежнему свеж и актуален. Недавняя постановка режиссером Кириллом Панченко “Димитрия Самозванца” в московском “Театре на Перовской” это ясно показала: спектакль не сходит со сцены уже несколько лет. Остается надеяться, что настоящая публикация “Гамлета” спустя два с половиной столетия вызовет интерес у истинных ценителей русской литературы и театра.
В первом акте Гамлет рассказывает, что видел во сне покойного отца, узнал от него тайну его смерти и решается мстить. Убеждается он также в том, что Полоний, отец его возлюбленной, Офелии, участник убийства. Это заставляет Гамлета отказаться от любви к Офелии. О намерениях своих мстить убийце отца он рассказывает наперснику своему Армансу; тот поддерживает принца, но просит Гамлета пощадить свою мать. Является мать принца – Гертруда. Происходит бурное объяснение, в конце которого королева совершенно уничтожена, теряет мужество и мучается.
Во 2-м акте убийца отца Гамлета и новый король Клавдий терзается раскаянием. Его злой гений, Полоний, ободряет его; борьба совести с честолюбием кончается в пользу последнего: Клавдий решается убить Гертруду и жениться на Офелии. Полоний в восторге. Гертруда является и публично кается в своих преступлениях, убеждая Клавдия отказаться от престола и идти в пустыню спасаться. Полоний мешает ей увлечь короля.
В 3-м акте Полоний настаивает, чтобы Офелия согласились на брак с королем. Она, из любви к Гамлету, отказывается. Вбегает разъяренный Гамлет со шпагою – он хочет убить Клавдия. Офелия говорит Гамлету о своей любви к нему. Он ей уступает, теряет мужество. Слезы Офелии его смягчают; он хочет лишить себя жизни, так как не в силах вынести борьбу любви с долгом мести.
Что делать мне теперь? не знаю, что зачать?
Легко ль Офелию навеки потерять?
Отец! любовница! о, имена драгия!
Не зрюсь способен быть я к дому своему –
И нет пристанища блудящему уму!
. Когда умру – засну. засну, и буду спать.
Но что за сны сия ночь будет представлять?
Умреть и внити в гроб. спокойствие прелестно,
Но что последует сну сладку. неизвестно!
В 4-м акте, Офелия, узнав о преступлениях отца, тоскует, боясь, что Гамлет убьет его; королю она отказывает в руке. За это Полоний обрекает дочь на казнь.
В 5-м акте Полоний рассказывает королю, что наемные убийцы скоро кончат дни Гамлета. Но является вестник и сообщает, что убийство не удалось и, под предводительством принца, начался народный мятеж.
Клавдий идет к народу и погибает. Полоний пытается убить дочь, но ее спасает Гамлет, который хочет заколоть злодея и бросается на него со словами:
Сей варвар моего родителя убил!
Но Офелия останавливает его словами:
Но, Гамлет, он твою возлюбленну родил!
Гамлет опять уступает любви Офелии. Полоний отведен в тюрьму. Там он лишает себя жизни.
Кончается трагедия словами Офелии. Она преклоняется перед волею судьбы и говорит Гамлету:
Ступай, мой князь, во храм, яви себя в народе,
А я пойду отдать последний долг природе –
т. е. плакать над телом отца.
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
"Гамлет" Сумарокова
В 1748 году появилась трагедия А. Н. Сумарокова "Гамлет", на титульном листе которой имя Шекспира не указано. Первый русский Гамлет мало похож на своего английского прародителя - поэт изменил сюжет до неузнаваемости, построив его на классицистическом конфликте чувства и долга:
отца Гамлета убивает не Клавдий, а Полоний, расчищая путь своему покровителю к трону. Клавдий, который не является братом короля, захватывает власть и женится на Гертруде. Призрак убитого отца является Гамлету во сне и, зная, что сын влюблен в Офелию, просит отомстить (совсем как у Корнеля в "Сиде", где Родригио и Химена выбирают между долгом и чувством).
Клавдий готов убить Гертруду и жениться на Офелии, а, поскольку последняя противится, готовится её казнь. Народ поднимает восстание, Гамлет убивает Клавдия, Полоний покончил с собой в тюрьме. (По материалам Е. В. Юсим/а)
Взяв за основу фабулу первоисточника, Сумароков изрядным образом изменил сюжетные перипетии, сфокусировав внимание на конфликте между разумом и чувством, добродетелью и злодейством, любовью и долгом. Ради сохранения триединства, обязательного для классической драмы, исключил из списка действующих лиц немалое число персонажей, но при этом добавил туда новых, собственных.
Эту пьесу решил вернуть на московские подмостки режиссер Владимир Скворцов.
Что за невидаль в итоге получилась (пьеса Сумарокова не видела света рампы более двух столетий) пришли посмотреть и обычный зрители, и критики, и даже главный российских специалист по Шекспиру Алексей Бартошевич.
У Сумарокова антагонист Гамлета царедворец Полоний. Его играет Владимир Майзингер, в недавнем прошлом ведущий артист академического театра драмы им.Волкова. Теперь он с успехом осваивает московскую сцену. Из груди Полония с самого начала действия торчит кинжал, и он, мучительно гримасничая, терпит нечеловеческие страдания, которые причиняют ему другие персонажи: каждый из них норовит подергать за рукоятку.
Спектакль полностью основан на тексте Сумарокова. Режиссер ни одного слова не адаптировал, за редким исключением. Использование архаизмов создает трагифарсовый эффект.
Диалог между Полонием и Клавдием звучит так:
— Восколебала тебя Гертруда?
И они решают Гертруду тайно умертвить и женить Клавдия на Офелии, которая весь первый акт пролежала на полу, экономила движение. А ко второму акту проснулась, чтобы воссесть на трон.
Читайте также: