Филип рот унижение краткое содержание

Обновлено: 06.07.2024

Он потерял свой волшебный дар. Порыв пропал. В театре у него не бывало неудач; все, что он делал, выходило сильным, имело успех. И вот случилось ужасное: он больше не может играть. Перед выходом на сцену испытывает настоящую муку. Раньше был уверен, что сейчас выйдет и будет великолепен, теперь же знал, что провалится. И провалился три раза подряд, причем в последний раз это уже никого не занимало — никто не пришел. Он больше не может пробиться к зрителю. Его талант умер.

Конечно, если талант был, в тебе навсегда сохранится что-то отличное от других. Я всегда буду не таким как все, говорил себе Экслер, просто потому, что это я. Во мне есть что-то, чего люди не смогут забыть. Но его аура, его природная эксцентричность, его обаяние — словом, все, что работало на Фальстафа, на Пер Гюнта, на дядю Ваню, создавших Саймону Экслеру репутацию лучшего американского театрального актера, одного из последних представителей классической школы, больше не срабатывало ни в одной роли. Что раньше делало его особенным, то теперь выставляло сумасшедшим. Теперь он отдавал себе отчет в каждой секунде, проведенной на сцене, норовил каждое движение истолковать, притом в самую плохую сторону. Раньше Экслер ни о чем не думал, когда играл. Все, что он так хорошо делал, он делал инстинктивно. Теперь обо всем приходилось думать, все живое и непосредственное было разрушено, и, стараясь воссоздать, домыслить утраченное, он только довершал разрушение. Ладно, говорил себе Экслер, просто наступили не лучшие времена. И хотя ему уже за шестьдесят, быть может, черная полоса закончится, пока он еще в здравом уме. Не он первый проходит через такое. Многие опытные актеры прошли. Случалось и раньше, думал он, значит, справимся и на этот раз, пока не знаю как, но что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем. Прорвемся. Пройдет.

Не прошло. Он не мог играть. Раньше он умел приковать к себе внимание публики! А теперь панически боялся каждого спектакля, в ужасе ждал его с самого утра. Весь день терзали мысли, которые раньше перед спектаклем и в голову не приходили: не справлюсь, не смогу, играю не те роли, зарываюсь, фальшивлю, и первой строчки не выговорю. В ожидании вечера он старался занять время сотней как будто бы необходимых дел — надо еще раз просмотреть этот монолог, надо отдохнуть перед спектаклем, надо позаниматься, надо еще раз просмотреть этот монолог, — и в театр приходил уже совершенно измученным, и дрожал от страха, что придется выйти на сцену. Он чувствовал, как приближается этот момент, и знал, что снова не сможет, опять не справится. И все равно надеялся, что стоит лишь начать, и наступит свобода, и он станет собой настоящим, то есть тем, кто может, кто справляется, но ничего такого не наступало, и он стоял на сцене совершенно пустой, играя так, словно понятия не имел, как это делается. Он теперь не умел ни высказаться, ни умолчать; не было в нем ни раскованности, ни сдержанности. Актерская игра стала ежевечерними мучительными и безуспешными попытками просто сдвинуться с места.

Все началось с разговоров. Экслеру было не более трех-четырех лет, когда его буквально заворожила сама возможность с кем-то заговорить. Или того, что кто-то заговорит с ним. Он и тогда уже понимал, что участвует в спектакле. Там, где актеры похуже выдавали фейерверки, он всего лишь напряженно вслушивался и сосредоточивался. Экслер обладал особой властью над людьми и вне сцены тоже, особенно в молодости над женщинами, не сознававшими, что у каждой из них есть своя история, пока он не открывал им, что такая история есть, есть собственный голос, собственный стиль, никому более не принадлежащий. С Экслером каждая становилась актрисой, героиней собственной жизни. Мало кто из театральных актеров умел так говорить и слушать, как он, но теперь эта способность оставила его. Теперь слова влетали ему в одно ухо и тут же вылетали в другое, а каждое слово, произнесенное им самим, казалось сыгранным, а не сказанным. Его талант всегда питался от слуха — актерская игра была лишь реакцией на то, что он слышал. Теперь, лишенному способности слушать и слышать, ему стало не от чего отталкиваться.

Ему не удавалось убедить себя в том, что он сошел с ума, как не удавалось убедить себя или кого-то другого в том, что он Просперо или Макбет. Он и сумасшедшим-то был не настоящим, искусственным. Ему удавалась только роль здорового, который изображает больного. Вменяемого, прикидывающегося безумцем. Владеющего собой, который играет собой не владеющего. Человека очень успешного, известного в театральных кругах; крупного, дородного актера ростом в шесть футов и четыре дюйма, с большой лысой головой и сильным волосатым телом борца, с очень выразительным лицом, волевым подбородком, суровыми темными глазами; крупными губами, способными так разнообразно изгибаться; низким властным, с призвуком рыка голосом, идущим из глубины его существа; актера, осознающего свой масштаб, способного сыграть что угодно; великана, неуязвимого и самодостаточного — играющего ничтожество. Он просыпался по ночам и кричал, заново осознав, что заперт в роли человека, лишенного личности, таланта, своего места в мире; отвратительного существа, ходячего перечня собственных недостатков. По утрам он часами прятался в постели, но, скрываясь от роли, он всего лишь играл роль. А когда наконец вставал, то думать мог только о самоубийстве, о настоящем, а вовсе не театральном. Он жил, играя роль человека, который хочет умереть.

Филип Рот - Унижение

Филип Рот - Унижение краткое содержание

Жизнь потеряла смысл для знаменитого актера Саймона Экслера, когда он утратил талант. Однако неожиданная встреча дала ей новый поворот.

Унижение - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Посвящается Дж. Т.

Мы принадлежим миру недолговечному. Все, что недолговечно, и только оно, принадлежит нам.

Альбер Камю Записные книжки 1942–1951 гг.

Он потерял свой волшебный дар. Порыв пропал. В театре у него не бывало неудач; все, что он делал, выходило сильным, имело успех. И вот случилось ужасное: он больше не может играть. Перед выходом на сцену испытывает настоящую муку. Раньше был уверен, что сейчас выйдет и будет великолепен, теперь же знал, что провалится. И провалился три раза подряд, причем в последний раз это уже никого не занимало — никто не пришел. Он больше не может пробиться к зрителю. Его талант умер.

Конечно, если талант был, в тебе навсегда сохранится что-то отличное от других. Я всегда буду не таким как все, говорил себе Экслер, просто потому, что это я. Во мне есть что-то, чего люди не смогут забыть. Но его аура, его природная эксцентричность, его обаяние — словом, все, что работало на Фальстафа, на Пер Гюнта, на дядю Ваню, создавших Саймону Экслеру репутацию лучшего американского театрального актера, одного из последних представителей классической школы, больше не срабатывало ни в одной роли. Что раньше делало его особенным, то теперь выставляло сумасшедшим. Теперь он отдавал себе отчет в каждой секунде, проведенной на сцене, норовил каждое движение истолковать, притом в самую плохую сторону. Раньше Экслер ни о чем не думал, когда играл. Все, что он так хорошо делал, он делал инстинктивно. Теперь обо всем приходилось думать, все живое и непосредственное было разрушено, и, стараясь воссоздать, домыслить утраченное, он только довершал разрушение. Ладно, говорил себе Экслер, просто наступили не лучшие времена. И хотя ему уже за шестьдесят, быть может, черная полоса закончится, пока он еще в здравом уме. Не он первый проходит через такое. Многие опытные актеры прошли. Случалось и раньше, думал он, значит, справимся и на этот раз, пока не знаю как, но что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем. Прорвемся. Пройдет.

Не прошло. Он не мог играть. Раньше он умел приковать к себе внимание публики! А теперь панически боялся каждого спектакля, в ужасе ждал его с самого утра. Весь день терзали мысли, которые раньше перед спектаклем и в голову не приходили: не справлюсь, не смогу, играю не те роли, зарываюсь, фальшивлю, и первой строчки не выговорю. В ожидании вечера он старался занять время сотней как будто бы необходимых дел — надо еще раз просмотреть этот монолог, надо отдохнуть перед спектаклем, надо позаниматься, надо еще раз просмотреть этот монолог, — и в театр приходил уже совершенно измученным, и дрожал от страха, что придется выйти на сцену. Он чувствовал, как приближается этот момент, и знал, что снова не сможет, опять не справится. И все равно надеялся, что стоит лишь начать, и наступит свобода, и он станет собой настоящим, то есть тем, кто может, кто справляется, но ничего такого не наступало, и он стоял на сцене совершенно пустой, играя так, словно понятия не имел, как это делается. Он теперь не умел ни высказаться, ни умолчать; не было в нем ни раскованности, ни сдержанности. Актерская игра стала ежевечерними мучительными и безуспешными попытками просто сдвинуться с места.

Все началось с разговоров. Экслеру было не более трех-четырех лет, когда его буквально заворожила сама возможность с кем-то заговорить. Или того, что кто-то заговорит с ним. Он и тогда уже понимал, что участвует в спектакле. Там, где актеры похуже выдавали фейерверки, он всего лишь напряженно вслушивался и сосредоточивался. Экслер обладал особой властью над людьми и вне сцены тоже, особенно в молодости над женщинами, не сознававшими, что у каждой из них есть своя история, пока он не открывал им, что такая история есть, есть собственный голос, собственный стиль, никому более не принадлежащий. С Экслером каждая становилась актрисой, героиней собственной жизни. Мало кто из театральных актеров умел так говорить и слушать, как он, но теперь эта способность оставила его. Теперь слова влетали ему в одно ухо и тут же вылетали в другое, а каждое слово, произнесенное им самим, казалось сыгранным, а не сказанным. Его талант всегда питался от слуха — актерская игра была лишь реакцией на то, что он слышал. Теперь, лишенному способности слушать и слышать, ему стало не от чего отталкиваться.

Ему не удавалось убедить себя в том, что он сошел с ума, как не удавалось убедить себя или кого-то другого в том, что он Просперо или Макбет. Он и сумасшедшим-то был не настоящим, искусственным. Ему удавалась только роль здорового, который изображает больного. Вменяемого, прикидывающегося безумцем. Владеющего собой, который играет собой не владеющего. Человека очень успешного, известного в театральных кругах; крупного, дородного актера ростом в шесть футов и четыре дюйма, с большой лысой головой и сильным волосатым телом борца, с очень выразительным лицом, волевым подбородком, суровыми темными глазами; крупными губами, способными так разнообразно изгибаться; низким властным, с призвуком рыка голосом, идущим из глубины его существа; актера, осознающего свой масштаб, способного сыграть что угодно; великана, неуязвимого и самодостаточного — играющего ничтожество. Он просыпался по ночам и кричал, заново осознав, что заперт в роли человека, лишенного личности, таланта, своего места в мире; отвратительного существа, ходячего перечня собственных недостатков. По утрам он часами прятался в постели, но, скрываясь от роли, он всего лишь играл роль. А когда наконец вставал, то думать мог только о самоубийстве, о настоящем, а вовсе не театральном. Он жил, играя роль человека, который хочет умереть.

65-летний театральный актер Экслер, талантливый, титулованный, узнаваемый окружающими (по ролям в сериалах), внезапно утрачивает способность играть, жить на сцене непринужденно, владеть публикой. Ни время, ни психиатр вылечить его не могут, и вскоре Экслер превращается в эдакого пенсионера-дачника на своей фазенде. Даже жена переносить его больше не в силах.

И промазал. Этот компактный роман совсем не о сексе (хотя пара откровенных и весьма унылых сцен здесь есть), не о старости, не о грани между иллюзией и реальностью. Это роман об утрате иллюзий и страшном унижении жизнью, через которое предстоит пройти каждому. Это жесткая притча о том, что у происходящих событий нет причин и логики. А значит, напрасна всякая надежда. Никто не протянет человеку руку в самую страшную его минуту, когда он оказывается наедине с собой. Своим проигрышем, бессилием или своим мужем, как одна из пациенток психиатрической лечебницы, в которой лечился и Экслер: однажды она застала супруга рядом с их восьмилетней дочерью в непристойной позе. Можно, конечно, попробовать завести роман с несытой 40-летней красоткой, можно создать себе кумира, но что станет итогом компромисса – до последнего мгновения не понимает только Экслер.

оглавление

содержание

Растворяется в воздухе

Знаменитый американский театральный актер Саймон Экслер внезапно теряет способность играть, когда ему за шестьдесят. Его выступления в роли Макбета и Просперо в Центре Кеннеди , сопровождаемые неуверенностью в себе , оборачиваются фиаско. Он переживает нервный срыв, и его бросает жена Виктория, которая переезжает жить к своему сыну в Калифорнию и разводится с ним. Все, о чем он может думать днем и ночью, - это самоубийство и дробовик на чердаке.

Превращение

Благодаря любовной интриге актер снова обретает радость в жизни, и Пегин наслаждается преобразованием, которое Экслер, который финансирует ее одежду, украшения и посещения парикмахерской, происходит в ней, но не будучи полностью уверенным в том, что ее новый образ жизни продлится долго. эквивалентно. Единство нарушается только ревнивым деканом, который вводит в брак родителей Пегин. Кэрол Стэплтон пытается отговорить дочь от отношений со старшим и психически неуравновешенным актером. Наконец, Акслер обнаруживает преследующую Луизу Реннер на своей территории. Он приглашает привлекательную женщину в дом, чтобы поговорить с ней о Пегине, но декан намекает, что у актера есть скрытые эротические мотивы, и убегает.

Последний акт

Несмотря на его возрастные физические недуги, отношения Акслера с Пегином сексуально удовлетворяют. Но когда он узнает, что его девушка дважды изменяла игрокам команды по софтболу , он подозревает, что у него нет власти изменить Пегина и привязать его к себе. Аса Стейплфорд теперь также пытается повлиять на свою дочь против старшего мужчины. Акслер избегает разговоров с отцом Пегин и убеждает себя, что директор провинциального театра просто завидует его успешному другу. Наконец он читает в газете, что Сибил Ван Бурен выполнила свое решение и застрелила своего мужа.

Все больше и больше распространенных эротических фантазий женщин, таких как 19-летняя Лара из школьной команды по плаванию, проникают в любовные игры пары. Во время посещения ресторана Акслер находит пьяную продавщицу Трейси, и в ту ночь происходит секс втроем с молодой женщиной, в котором мужчине все больше отводится пассивная роль. Тем не менее, Акслер мечтает о ребенке, которого он хотел бы стать отцом от Пегин, и он осведомлен о медицинских рисках отцовства в его возрасте. Полон оптимизма в отношении будущего, он даже верит, что скоро вернется на сцену. Но когда он снова видит Пегин через две недели после занятия любовью с Трейси, она внезапно прекращает отношения и впоследствии объявляет это ошибкой.

Положение в работе Рота

прием


Филип Рот - это американский писатель, лауреат Пулитцеровской премии за роман "Американская пастораль" .

Я планирую прочитать несколько романов данного автора, но решила начать с романа "Унижение".

Так уж понравилось мне название.


Аннотация к книге.

Потрясающая история о популярном театральном актере, который утратил свой волшебный дар и встретил свою последнюю любовь. Искренний и надрывающий душу рассказ о трагедии старения одаренного человека, о профессиональном выгорании, об отчаянии, одиночестве и предательстве, о человеческом лицемерии и об усталости. Последняя любовь актера, лесбиянка Пиджин, в его руках превращается в нимфоманку и гетеросексуальную женственную красавицу. Даже самые смелые и разнузданные сексуальные приключения, так тщательно выписанные автором, не могут заменить его герою профессию, и Пиджин это чувствует.
Он упускает возможность совершить по-настоящему смелый поступок и спасти милую его сердцу женщину абсолютно осознанно. Почему? Ответ в книге.

История очень краткая, тонкая и трагичная, о внутренней составляющей главного героя.

Психологический роман. Повествует об успешном (когда-то) актере, звезде Бродвея, переживающего кризис и эмоциональное выгорание. Жизнь и натура творческого человека очень сложна. Его жизнь буквально кончилась вместе с карьерой. На данный момент ему 65, он стар, одинок и он не может играть на сцене, он больше не верит в себя. Эта история определенного отрывка жизни данного персонажа. Вам дается возможность прожить с ним этот отрывок, трагичный финал жизни некогда успешного человека.

Книга имеет рейтинг 16+ , в ней подробно описаны сцены сексуальных утех, а так же насилие и прочие взрослые истории, кому то эти описания могут показаться пошлостью, но я бы назвала данный роман утонченным искусством. Здесь важно понимать и видеть грань, такую книгу сможет понять далеко не каждый, не каждый разглядит в ней всю глубину эмоции, и увидит лишь "деда и лесбиянку", а прочитав спросит "Что это было?" - ответ для вас прост господа, это был не ваш роман)

Я рекомендую прочитать книгу творческим личностям, просто как пищу для ума. Это не мировой бестселлер - тем он и хорош.


Если после прочтения вы зададитесь вопросами:

"Насколько важные вещи ты делаешь сейчас? Что ты оставишь после себя? Это сейчас ты молод и прекрасен, но что будет с твоей жизнью, когда ты будешь стар? Как бы ты точно не хотел "закончить"? Что сделать чтобы этого не произошло? Насколько в правильном направлении ты двигаешься сейчас?"

- Если подобные вопросы появились в вашей голове, после прочтения романа, длинной всего лишь 160 страниц, поздравляю! Вы потратили время не зря. Вы смогли разглядеть, то что хотел передать автор, если же нет, то не стоит ругать книгу, просто подарите ее кому то другому.

Читайте также: