Джонни взял ружье краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
"Он не может чувствовать, мечтать, ему не снятся сны. Это просто обрубок мяса, который нужно изучать для науки", - так сказал военный доктор о тяжело раненном солдате по имени Джонни Туксис Ган в фильме "Джонни взял ружье".
Это фильм 1971 года, повествующий о событиях Первой мировой войны. Тяжелый фугас разорвался рядом с молодым американским солдатом на полях Первой мировой, превратив Джонни в нечто ужасное. Ему оторвало руки и ноги, а лицо было обезображено - выбиты глаза, на месте рта пустая дыра. Когда его доставили в госпиталь, врачи решили, что этот обрубок мяса жить не может, сохранить его биологическое существование стоит лишь для того, чтобы тестировать на нем препараты.
Одновременно с разговором врачей показывается внутренний диалог солдата с собой. Он никого не слышит, а может лишь думать внутри себя. Джонни пытается понять, что с ним произошло. Его охватывают ужас и паника, ведь у него нет ничего - ни рук, ни ног, ни даже глаз, чтобы плакать. Поэтому душа его находится в жутком состоянии.
Джонни дышал при помощи фистулы, вставленной ему в трахею, а кормили его через капельницу. Он не мог разговаривать, потому что весь речевой аппарат был уничтожен. На лице лежала маска, скрывающая страшные увечья. Но у этого изувеченного тела сохранился и спинной, и головной мозг.
Санитары меняются один за другим. С брезгливостью и мистическим ужасом они ухаживают за этим куском мяса. Только одна санитарка понимает, что перед ней человек. Пальцем она пытается писать на груди солдата слова, например, Merry Christmas к Рождеству. И он кивает ей, что все понимает. Часто к Джонни во сне приходит умерший папа, несколько раз является Христос.
Молодой солдат вспоминает свою короткую, бедную, ничем не примечательную жизнь, жизнь мальчишки в американской провинции. Перед ним проносятся рыбалка с папой, футбол, работа в пекарне и любовные отношения, которые очень быстро закончились призванием на фронт. Вот и вся его жизнь.
В одном из снов папа дает Джонни совет отстукивать головой азбуку Морзе. Он начинает затылком стучать по подушке, доктора принимают эти движения за конвульсии и пытаются успокоить его наркотиками. Но позже становится ясно, что солдат не бьется в конвульсиях, а осознанно выбивает одну и ту же фразу. Тогда врачи зовут офицера, знающего азбуку Морзе. Офицер говорит, что солдат дает сигнал SOS: "Спасите меня или убейте".
Я не буду раскрывать концовку фильма. Скажу только то, что фильм имеет сильный антивоенный заряд. Это фильм о том, как живуч человек, когда жить уже невозможно, о том, как жизнь в воспоминаниях и снах заменяет отсутствие настоящей жизни, о людях на Земле, которые чувствуют живую душу там, где большинство видит просто кусок обезображенного мяса. Это жуткий, но очень сильный фильм. Его нужно посмотреть.
Неизвестный солдат №47. Руки и ноги оторваны взрывом. Вместо лица – одна огромная влажная дыра. Нет глаз, ушей, носа. Дыхание через пластиковый клапан. Еда подается из капельницы. Отходы выводятся через трубку.
Но внутри этого куска мяса по-прежнему живёт разум, у которого обрублены все контакты с реальным миром. Доступно лишь осязание, вибрации, ощущения тепла или холода.
Разум не поймёт где он оказался. Это рай? Ад? Или дурной сон, от которого невозможно проснуться? Ответы зашифрованы в подсознании, в воспоминаниях и бредовых фантазиях. Персонажи снов могут дать хоть какую-то информацию, утешить, подсказать выход.
Разум называет себя Джо. Кроме имени у него больше ничего нет…
Но в 40-е всё изменилось. США вступили во Вторую мировую войну, и книгу запретили как антивоенную. А тут ещё сам Трамбо, преуспевающий голливудский деятель, стал членом коммунистической партии. Вряд ли, конечно, это для кого-то оказалось сюрпризом — писатель давно симпатизировал левым. Но с началом холодной войны его политические убеждения стали поводом для настоящей травли, завершившейся одним из самих показательных процессов своей эпохи. Далтона Трамбо осудили почти на год — за то, что отказался сотрудничать с властями.
Фильм вышел в 1971 году — идеальное время для антивоенной драмы. И хотя ленту обошли вниманием в Американской киноакадемии, её очень тепло приняли в Каннах. В восторге была и профильная пресса; оказалось, что за 30 с лишним лет после публикации романа отношение общества к войне и роли конкретного человека в ней нисколько не поменялось.
Далтон Трамбо не погружает зрителя в военный ад — ему интереснее критиковать власть имущих. Выходит отлично — даже сегодня, спустя почти полвека чувствуется мощь его звенящих стальных яиц, — но всё это уводит войну на второй план.
Война уступает место ещё большему ужасу: кошмару и безысходности человека, запертого в остатках собственного тела. Представьте себя застрявшими в узкой трубе — ни туда, ни сюда. Во рту у вас кляп, в темноте ни черта не видно, вокруг — полная тишина. Осознанно или нет, Трамбо играет на наших фундаментальных страхах — значит, главный герой с первых секунд может рассчитывать на полную эмпатию.
И тут Трамбо делает изящный ход: он добавляет флешбэки — расцвеченные, в отличие от основной линии. Это символически отделяет реальную жизнь здорового, дышащего полной грудью человека от кошмарного существования еле живого куска мяса, лежащего на больничной койке. И если раньше зрителю было просто некомфортно, тут он испытывает настоящий шок: жизнь может необратимо измениться в один миг. Мы невероятно уязвимы — Далтон Трамбо показывает пальцем на то, что осталось от такого же, как мы, после взрыва снаряда. И нехотя добавляет, что, вообще-то, это символ жестокости и неразборчивости войны, но в принципе подобное может случиться с каждым даже в мирное время.
Война с её картонными командирами остаётся далеко позади. Мы теперь — тот самый Джонни, который миллион лет назад взял ружьё. Мы уже и думать забыли про свои детские идеалы и устремления. Вся наша жизнь — это дыхание через трубку и попытки общаться, отбивая морзянку остатками головы. Нам уже плевать, что во всём виновата война. Мы хотим только, чтобы нас хоть кто-нибудь услышал. И проявил милосердие.
Что ж, нас, вероятно, слышат. Но вот с милосердием беда. Иисус уже отправился на небо с последним эшелоном мёртвых. Живым в его поезде места нет.
Его борьба
С началом холодной войны убеждения Трамбо стали поводом для травли, завершившейся одним из самих показательных процессов своей эпохи
Но в 40-е всё изменилось. США вступили во Вторую мировую войну, и книгу запретили как антивоенную. А тут ещё сам Трамбо, преуспевающий голливудский деятель, стал членом коммунистической партии. Вряд ли, конечно, это для кого-то оказалось сюрпризом — писатель давно симпатизировал левым. Но с началом холодной войны его политические убеждения стали поводом для настоящей травли, завершившейся одним из самих показательных процессов своей эпохи. Далтона Трамбо осудили почти на год — за то, что отказался сотрудничать с властями.
Во славу ненасытной Родины
Фильм вышел в 1971 году — идеальное время для антивоенной драмы. И хотя ленту обошли вниманием в Американской киноакадемии, её очень тепло приняли в Каннах. В восторге была и профильная пресса; оказалось, что за 30 с лишним лет после публикации романа отношение общества к войне и роли конкретного человека в ней нисколько не поменялось.
Несмотря на сюрреализм, фильм очень легко понять: отдаёшь Родине всего себя — имеешь право на такое же отношение с её стороны
Далтон Трамбо не погружает зрителя в военный ад — ему интереснее критиковать власть имущих. Выходит отлично — даже сегодня, спустя почти полвека чувствуется мощь его звенящих стальных яиц, — но всё это уводит войну на второй план.
Ваш персональный кошмар
Война уступает место ещё большему ужасу: кошмару и безысходности человека, запертого в остатках собственного тела. Представьте себя застрявшими в узкой трубе — ни туда, ни сюда. Во рту у вас кляп, в темноте ни черта не видно, вокруг — полная тишина. Осознанно или нет, Трамбо играет на наших фундаментальных страхах — значит, главный герой с первых секунд может рассчитывать на полную эмпатию.
К фильму приходится какое-то время привыкать — как мы привыкаем, беспомощно глядя на сбитое машиной животное, которое ещё живо
И тут Трамбо делает изящный ход: он добавляет флешбэки — расцвеченные, в отличие от основной линии. Это символически отделяет реальную жизнь здорового, дышащего полной грудью человека от кошмарного существования еле живого куска мяса, лежащего на больничной койке. И если раньше зрителю было просто некомфортно, тут он испытывает настоящий шок: жизнь может необратимо измениться в один миг. Мы невероятно уязвимы — Далтон Трамбо показывает пальцем на то, что осталось от такого же, как мы, после взрыва снаряда. И нехотя добавляет, что, вообще-то, это символ жестокости и неразборчивости войны, но в принципе подобное может случиться с каждым даже в мирное время.
Картину дополняет неожиданный образ Иисуса Христа в исполнении Дональда Сазерленда
Война с её картонными командирами остаётся далеко позади. Мы теперь — тот самый Джонни, который миллион лет назад взял ружьё. Мы уже и думать забыли про свои детские идеалы и устремления. Вся наша жизнь — это дыхание через трубку и попытки общаться, отбивая морзянку остатками головы. Нам уже плевать, что во всём виновата война. Мы хотим только, чтобы нас хоть кто-нибудь услышал. И проявил милосердие.
Что ж, нас, вероятно, слышат. Но вот с милосердием беда. Иисус уже отправился на небо с последним эшелоном мёртвых. Живым в его поезде места нет.
Все материалы добавляются пользователями. При копировании необходимо указывать ссылку на источник.
Читайте также: