Джеймисон ф постмодернизм и общество потребления краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

Из этого списка сразу становятся ясны две вещи. Во-первых, большинство названных вариантов постмодернизма возникают как специфическая реакция против устоявшихся форм высокого модернизма, против какой-либо разновидности доминантного модернизма, завоевавшего университеты, музеи, художественные галереи и фонды. Эти когда-то подрывные, боевые стили: абстрактный экспрессионизм, великая поэзия Паунда, Элиота, Уоллеса Стивенса, интернациональный стиль в архитектуре (Ле Корбюзье, Фрэнк Ллойд Райт, Мис ван дер Роэ), Стравинский, Джойс, Пруст и Манн – наши деды воспринимали как скандальные, шокирующие. Но для поколения 1960-х гг. они превратились в часть истеблишмента, во враждебное искусство – мертвое, удушающее, каноническое, в тяжелые монументы, без разрушения которых нельзя идти дальше. Из этого следует, что должно существовать столько же разновидностей постмодернизма, сколько существовало разновидностей высокого модернизма, потому что первые были изначально местными, специфическими реакциями, направленными против моделей высокого модернизма. Очевидно, это не облегчает нам задачу описания постмодернизма как единого целого, поскольку единство этого нового импульса – если у него вообще есть какое-то единство – существует не само по себе, но заложено в том самом модернизме, чье место он пытается занять.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

5. ИЗМЕНЕНИЕ У ПОЗДНЕГО РИЛЬКЕ

5. ИЗМЕНЕНИЕ У ПОЗДНЕГО РИЛЬКЕ И все же дальше этим путем Рильке не пошел. Насколько бы глубоко ни были продуманы эти идеи, какие бы глубокие жизненные наблюдения ни были в них выражены, мысль о смерти как плоде, которого необходимо достичь в конце концов, уклонялась от

§ 5. Идеи позднего Витгенштейна

Мультикультурализм, или Культурная логика многонационального капитализма

4.5. Постмодернизм

4.5. Постмодернизм Программа постмодернистовНаш обзор современной философии был бы весьма неполным, если мы прошли мимо постмодернизма. Постмодернизм считается многими экстравагантной философией. Но число его сторонников неуклонно возрастает. Крупнейшими

ДЖЕЙМИСОН

ДЖЕЙМИСОН ДЖЕЙМИСОН (Jameson) Фредрик (р. в 1934) - американский философ, автор неомарксистской концепции постмодернистской культуры, разрабатываемой в широком интердисциплинарном поле (литературоведение, теория визуальных искусств, психоанализ, культурная антропология,

"ПОСТМОДЕРНИЗМ, ИЛИ ЛОГИКА КУЛЬТУРЫ ПОЗДНЕГО КАПИТАЛИЗМА"

"ПОСТМОДЕРНИЗМ, ИЛИ ЛОГИКА КУЛЬТУРЫ ПОЗДНЕГО КАПИТАЛИЗМА" "ПОСТМОДЕРНИЗМ, ИЛИ ЛОГИКА КУЛЬТУРЫ ПОЗДНЕГО КАПИТАЛИЗМА" ("Postmodernism or The Cultural Logic of Late Capitalism", 1991) - работа Джеймисона, ставшая философским бестселлером; одно из первых исследований высокого концептуального уровня и

Логика открытия и логика оправдания гипотезы

Логика открытия и логика оправдания гипотезы В стандартной модели развития теории, которая разрабатывалась в рамках позитивистской традиции, логика открытия и логика обоснования резко разделялись и противопоставлялись друг другу. Отголоски этого противопоставления

Культурная переподготовка

Культурная переподготовка Одна из характерных черт нашего общества в части профессионального знания, общественной квалификации, индивидуального пути — это переподготовка. Она означает для каждого, что если он не хочет быть отодвинут на второй план, дистанцирован,

§4. Восточные мотивы в творчестве раннего и позднего Хайдеггера: первые наброски

Культурная память

Культурная память Мой последний раздел, посвященный культурной памяти, я вновь хочу предварить пессимистической сентенцией сэра Томаса Брауна, который в середине XVII века сказал: «Наши отцы обретают свою могилу в нашей короткой памяти и с грустью рассказывают нам, как мы

5. Культурная революция

5. Культурная революция Фрейд часто испытывал потребность в надежной биологической базе для своих психологических теорий, но, едва успев высказать это пожелание, забывал о нем. Биологический дуализм пытались подтвердить на протяжении всей истории психоанализа. Хотя

IV Постмодернизм

IV Постмодернизм Юрген Хабермас Юрген Хабермас (Jbrgen Habermas, p. 1929) – социолог и культуролог, с 1956 г. – ассистент Теодора Адорно во Франкфуртском Институте социальных исследований, сейчас профессор социологии в Институте Гёте во Франкфурте. В книге «Структурная

Площадка public

Площадка public

Площадка public запись закреплена

Фредерик Джеймисон.
Постмодернизм и общество потребления.

Фредерик Джеймисон - американский литературный критик и теоретик марксизма. Профессор сравнительной литературы и романских исследований в Университете Дьюка.

Наиболее известен своим анализом современных культурных течений — постмодернизм он описывает как процесс спатиализации культуры под давлением глобально организованного капитализма. Среди наиболее известных работ Джеймисона — его книги Постмодернизм, или логика культуры позднего капитализма, Политическое бессознательное и Марксизм и форма.

Сегодня понятие постмодернизма еще не получило широкого признания или хотя бы понимания. Подобное сопротивление связано, возможно, с малой известностью произведений, ко­торые охватываются этим явлением.

Этот список, кажется, делает ясными сразу две вещи. Пре­жде всего, большинство упомянутых выше разновидностей

постмодернизма возникают как специфическая реакция против утвердившихся форм высокого модернизма, против той или иной формы господствующего высокого модернизма, который завоевал университеты, музеи, сеть художественных галерей и фонды. Эти некогда подрывные и воинственные стили — абстрактный экспрессионизм, великая модернистская поэзия Паунда, Элиота или Уоллеса Стивенса, международный стиль (Ле Корбюзье, Фрэнк Ллойд Райт, Мис), Стравинский, Джойс, Пруст и Томас Манн — воспринимавшиеся нашими бабушками и дедушками как шокирующие и скандальные, для поколения 1960-х гг.

становятся истэблишментом и врагом — мертвыми, удушающими, каноническими, застывшими монументами, которые нужно разрушить, для того чтобы создать нечто новое. Это означает, что должно появиться столько же различных форм постмодернизма, сколько было форм высокого модернизма, поскольку первые, по крайней мере поначалу, являются на­правленными и специфичными реакциями против этих моде­лей. Очевидно, что сказанное нисколько не упрощает задачу описания постмодернизма как связного феномена, поскольку единство этого нового импульса — если он обладает единством — дано не в нем как таковом, но в том самом модернизме, который он стремится вытеснить.

Несколько иное указание на это уничтожение прежних жан­ровых и дискурсивных категорий может быть обнаружено в том, что иногда называют современной теорией.

Теперь я должен сказать вкратце об употреблении понятия постмодернизма: оно не является просто еще одним словом для описания некоего конкретного стиля. Оно — по крайней мере в моем употреблении — есть также периодизирующее понятие, чья функция состоит в соотнесении появления в культуре но­вых формальных особенностей с возникновением нового типа социальной жизни и нового экономического порядка, того, что часто эвфемистически называют обществом модерниза­ции, постиндустриальным, или потребительским, обществом, медийным обществом или обществом спектакля, транснацио­нальным капитализмом. Этот новый момент капитализма можно отсчитывать с послевоенного бума конца 1940 — начала 50-х гг. в США или, во Франции, с провозглашения Пятой Республики в 1958 г. 1960-е гг. были во многих отношениях важнейшим пере­ходным периодом, в течение которого новый международный порядок (неоколониализм, революция в сельскохозяйственном производстве, компьютеризация, электронная информация) устанавливается и одновременно расшатывается собственными внутренними противоречиями и внешним сопротивлением.

Я хочу наметить здесь несколько способов, которыми новый постмодернизм выражает истинную сущность недавно воз­никшего социального порядка позднего капитализма, однако должен буду ограничить описание лишь двумя его важными характерными чертами, которые назову пастишем и шизофре­нией: они дадут нам возможность понять специфику постмо­дернистского опыта пространства и времени соответственно.

Одной из наиболее значимых характеристик и практик ны­нешнего постмодернизма является пастиш. Я должен сначала разъяснить этот термин, который обычно смешивают или срав­нивают с таким явлением, как пародия. И пастиш, и пародия включают в себя имитирование, или, лучше сказать, мимикрию под другие стили и, в частности, под их характерные особен­ности и стилистические перегибы. Очевидно, что современная литература в целом дает богатейший материал для пародии, начиная с великих модернистских писателей — ведь все они отличились изобретением или созданием весьма уникальных стилей: вспомните длинные предложения Фолкнера или образы природы у Г. Д. Лоуренса; вспомните Уоллеса Стивенса и его особый способ использовать абстракции; вспомните харак­терную манеру философов, например Хайдеггера или Сартра; вспомните музыкальные стили Малера и Прокофьева. Все эти стили, как бы они ни отличались друг от друга, сопоставимы в одном: каждый из них совершенно безошибочно узнаваем; однажды познакомившись с ним, вы вряд ли спутаете его с каким-то другим.

И вот пародия извлекает выгоду из уникальности этих сти­лей, пользуется их идиосинкразиями и эксцентричностью, чтобы создать имитацию, которая высмеивает оригинал. Я бы не сказал, что сатирический импульс осознанно присутствует во всех формах пародии. Во всяком случае, хороший или великий пародист должен питать некую тайную симпатию к оригиналу, так же как великий мим должен обладать способностью поста­вить себя на место имитируемого лица. И все же общий смысл пародии — не важно, злой или доброжелательной — состоит в том, чтобы высмеять особую природу соответствующей сти­листической манеры, а также чрезмерность и эксцентричность пародируемых по сравнению с тем, как люди обычно говорят или пишут.

Поэтому где-то на заднем плане любой пародии остается чувство, что существует языковая норма, по контрасту с которой могут быть высмеяны стили великих модернистов.

Но что бы случилось, если бы мы больше не верили в суще­ствование нормального языка, обычной речи, лингвистической нормы (скажем, ясности и способности быть инструментом коммуникации, которые воспеты Оруэллом в его знаменитом очерке [304] )? Можно было бы представить это следующим образом: возможно, чрезвычайная раздробленность и индивидуализация современной литературы — взрывообразный рост в ней множе­ства индивидуальных стилей и манер — предвосхищают более глубокие, более общие тенденции в социальной жизни в целом. Предположим, что современное искусство и модернизм, от­нюдь не являющиеся своего рода специально эстетической диковиной, действительно предвосхищают социальные изме­нения в этих направлениях; предположим, что за десятилетия, прошедшие с появления великих современных стилей, само общество стало дробиться таким образом, что каждая группа начинает говорить на некоем собственном индивидуальном необычном языке, каждый профессиональный цех развивает свой индивидуальный код или идиолект и, наконец, каждый че­ловек становится своего рода языковым островом, отделенным от всех остальных. Но тогда, в этом случае, сама возможность какой-либо лингвистической нормы, основываясь на которой можно было бы высмеивать индивидуальные языки и харак­терные стили, исчезла бы и у нас не было бы ничего, помимо стилистического многообразия и разнородности.

В этот-то момент появляется пастиш, а пародия становится невозможной. Пастиш, как и пародия, является имитацией кон­кретного, или уникального, стиля, ношением стилистической маски, речью на мертвом языке. Но это нейтральная мимикрия, без скрытого мотива пародии, без сатирического импульса, без смеха, без этого еще теплящегося в глубине чувства, что существует нечто нормальное, по сравнению с которым объект подражания выглядит весьма комично.

Пастиш — бесцветная пародия, пародия, которая утратила чувство юмора: пастиш по сравнению с пародией — то же, что одна любопытная вещь, со­временная практика своего рода пустой иронии, по сравнению с тем, что Уэйн Бут называет крепкой и смешной иронией, скажем, 18 века.

Сторонники первой позиции довольствуются суждением: да, некогда, в классическую эпоху предпринимательского капита­лизма, в период расцвета нуклеарной семьи и появления буржу­азии как господствующего общественного класса, существовал индивидуализм, существовали индивидуальные субъекты. Но сегодня, в эпоху корпоративного капитализма, так называемого организованного человечества, бюрократий в бизнесе и госу­дарственной сфере, демографического взрыва — сегодня этот старый буржуазный субъект больше не существует.

Оригинальность мысли Лакана в этой области состоит в том, что он рассматривает шизофрению, по существу, как языковой беспорядок и связывает шизофренический опыт с общим воз­зрением на овладение языком, отсутствие которого считает основным недостатком фрейдовской концепции формирования зрелой психики. Он достигает этого, предлагая нам лингвисти­ческий вариант Эдипова комплекса, в соответствии с которым эдипальное соперничество описывается не в терминологии биологического индивида, соперника в борьбе за материнское внимание, но, скорее, в терминах того, что он называет Именем Отца, отцовским авторитетом, рассматриваемым теперь как языковая функция. Запомним для себя ту мысль, что психоз и, конкретнее, шизофрения возникают из неспособности ребенка войти в сферу языка и речи.

Мы обитаем в третьем мире от солнца. Номер три. Никто

не говорит нам, что делать.

Люди, научившие нас считать, были очень добры.

Всегда пора уходить.

Если идет дождь, у вас есть ваш зонт или нет его.

Ветер сдувает с вас шляпу.

И солнце тоже восходит.

Я хотел бы, чтобы звезды не представляли нас друг другу, чтобы мы сделали это сами.

Фредрик Джеймисон. Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма. М.: Издательство Института Гайдара, 2019. Перевод с английского Д. Кралечкина под научной редакцией А. Олейникова


Мы постмодернизм учили не по Джеймисону

Капиталистический трехчлен


Здесь Джеймисон вполне совпадает с Валлерстайном, у которого капиталистическая мир-система, изначально бывшая чем-то вроде аномалии на дальней западной оконечности Евразии, ко второй половине ХХ века тянет весь мир в круговорот бесконечного накопления капитала, последовательно вовлекая в него и различные докапиталистические виды деятельности. Правда, экономику сложно назвать стихией, в которой Джеймисон чувствует себя как рыба в воде, его епархия — это прежде всего знаковые системы.

Модернизм — модернизация — модерность

Утопия будущей борьбы

Читайте также: