Древняя русь и великая степь краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Жизнь любого этноса, по Гумилеву подчиняется определенной периодизации. Он выделяет пять основных фаз формирования этнической системы: фаза подъема, акматическая фаза, фаза надлома, инерционная фаза, фаза обскурации и мемориальная фаза. Характерна аналогия этой периодизации с течением жизни любого организма. Таким образом, исторический процесс, с точки зрения Гумилева, это процесс взаимодействия различных биосистем, получивших заряд извне (в результате пассионарных толчков) и растрачивающих его согласно законам энтропии.

Чрезвычайно интересна точка зрения автора на такие ключевые моменты как взаимоотношения Древней Руси и хазарского каганата, упадок Древней Руси в XIII веке, взаимоотношения Руси и Золотой Орды, развитие русского западничества. Эта работа демонстрирует возможности альтернативных подходов к истории, подвергающих сомнению объективность первоисточников, ищущих новые возможности в понимании событий далеких времен.

В монографии Гумилева "Древняя Русь и Великая Степь" немало спорных моментов и оригинальных идей. По тому периоду времени, который рассматривает Гумилев, к сожалению, осталось очень мало источников. И поэтому Лев Николаевич додумывает те обстоятельства, которые не сохранились в источниках. Отсюда, проверить историческую достоверность некоторых интерпретаций Гумилева чрезвычайно трудно, однако стоит выделить некоторые тенденции в творчестве этого исследователя.

Соседство древних славян с хазарами — один из важнейших, с точки зрения Гумилева, факторов формирования древнерусской государственности. Поэтому немалую часть своей работы он посвящает рассмотрению формирования этого этноса. Первые хазары, жившие в VI веке, были потомками древнего европеоидного населения Западной Евразии. Затем территории, которые они населяли, стали часто использоваться тюркскими ханами в качестве военных баз при походах на Крым и в Закавказье. Такой симбиоз способствовал активной ассимиляции этих двух этносов. Гумилев использует понятие симбиоза для описания формы сосуществования этнических систем. Эта форма представляет собой их взаимополезное сосуществование в одном регионе.

В начале VIII века Хазария подверглась арабским завоеваниям. Наиболее важным следствием этих завоеваний стало принятие хазарами мусульманства. Персидские евреи, жившие в равнинном Дагестане, между Тереком и Сулаком, были в то время соседями хазар, и вместе с ними отражали атаки мусульманского мира. Война заставила соседей объединиться и вскоре образовать новый этнос. К иудейским общинам в Хазарии через некоторое время присоединились византийские евреи, которые, впрочем, были настроены к местному населению не столь дружелюбно. Результатом этого нового влияния стало зарождение особого вида сосуществования этносов — химеры. Химера — термин, введенный Гумилевым для обозначения процесса и результата взаимодействия двух несовместимых этносов, принадлежащих к различным суперэтническим системам. Выросшие в химере люди утрачивают этническую традицию и не принадлежат ни к одному из контактирующих этносов. В химере господствует бессистемное сочетание несовместимых поведенческих черт, общая ментальность отсутствует. Именно такой процесс начался в хазарском обществе, когда подросло первое поколение детей, родившихся от связи хазар и пришлых евреев. Дело в том, что наследование у иудеев по традиции происходит по материнской линии, а у хазар — по отцовской. Поэтому дети от брака еврейки и хазарина, получив поддержку и с той и с другой стороны, входили со временем в формирующуюся элиту. К детям хазарки и еврея, напротив, все относились как к изгоям. Это обстоятельство оказало решающее влияние на дальнейшее социальное расслоение, произошедшее в хазарском обществе. Новая элита вскоре набрала необходимую силу, чтобы совершить государственный переворот, устранив старые аристократические династии, имеющие тюркские корни. Отличительной особенностью новой Хазарии стала ключевая роль еврейской общины в управлении государством. Иудаизм стал наиболее распространенной среди хазар религией, политика страны во многом отталкивалась от торговых интересов рахдонитов — купцов еврейского происхождения, чьи караванные пути связывали многие страны Востока и Европы.

В IX веке в устье Днепра зарождаются первые очаги древнерусской государственности. Племена славян, пришедших сюда в VIII веке из Восточной Европы, вначале враждовали с коренным населением этих территорий — русами. Но через некоторое время эти два этноса слились в один суперэтнос, создав тем самым основание для возникновения Древней Руси.

860-м годом датирован поход русов на Константинополь. Гумилев считает, что это был единственный успешный поход русских князей на столицу Византии. Успех Олега в походе 907 года, с его точки зрения — вымысел летописцев. В качестве доказательства исследователь приводит византийские летописи, где сие событие не значится. Вообще образ Олега, воссозданный Гумилевым, не такой геройский, как создают его другие историки.

Другой князь Святослав не стал продолжателем союзнических договоров с Хазарией. Именно его войска и стали причиной гибели этого могущественного государства. В 985 году князь успешно завершил свой поход на Хазарию взятием ее столицы — Итиля. Развал этого древнего государства стал, с точки зрения Гумилева, логичным следствием нежизнеспособности химеры, лежащей в его основании.

Гумилев большое внимание уделяет взаимоотношениям Древней Руси с кочевыми племенами, населяющими Великую Степь. Территории между Алтаем и Каспием в X веке были полем постоянных столкновений печенегов, торков и половцев. В XI веке после продолжительной засухи половцы, обитавшие до этого в предгорьях Алтая и на берегах Иртыша, начали наступление на запад к Дону и Днепру. В 1055 году они появились у границ Руси и тут же заключили союз с князем Всеволодом Ярославовичем для борьбы с торками. Однако уже в 1061 году союзники поссорились, и половецкий князь Искал разбил войско Всеволода. Необходимо заметить, что обе стороны рассматривали этот конфликт как пограничную стычку, не предполагая серьезных военных действий. Гумилев отмечает, что взаимоотношения половцев с русскими князьями были преимущественно дружескими.

Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь

Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь краткое содержание

Книга выдающегося русского этнографа Льва Николаевича Гумилева посвящена одной из самых сложных и запутанных проблем отечественной истории — вопросу взаимоотношений Древней Руси и кочевников Великой степи на протяжении всего Средневековья. Увлекательная и эмоциональная, написанная безупречным языком, эта работа стала блестящей попыткой реконструкции подробной и целостной картины истории Евразии в XI—XIV веках.

Древняя Русь и Великая степь - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Древняя Русь и Великая степь - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Лев Гумилёв

Древняя Русь и Великая степь

Еще на первом курсе истфака автору пришла в голову мысль заполнить лакуну во Всемирной истории, написав историю народов, живших между культурными регионами: Западной Европой, Левантом (Ближним Востоком) и Китаем (Дальним Востоком). Задача оказалась сверхсложной; ее нельзя было решить без помощи географии, потому что границы регионов за исторический период неоднократно передвигались, этническое наполнение Великой степи и сопредельных с нею стран часто менялось как вследствие процессов этногенеза, так и из-за постоянных миграций этносов и вытеснения одних мировоззрений другими. Не оставалась стабильной и физико-географическая обстановка. На месте лесов возникали степи и пустыни как из-за климатических колебаний, так и из-за хищнического воздействия человека на природную среду. Вследствие этого людям приходилось менять системы хозяйственной деятельности, что, в свою очередь, влияло на характер социальных взаимоотношений и культур. Да и культурные связи привносили в мироощущение населения Евразийского континента разнообразие, в каждую эпоху — специфическое.

Для описания событий, происходящих в Восточной Евразии, была применена методика подачи по трем уровням. Самые мелкие детали, необходимые для уточнения хода событий, были описаны в статье традиционными приемами исторического исследования. Этих статей — исторических, географических и археологических — пришлось написать более ста.

В истории человечества не все эпохи освещены равно. Там, где процессы социогенеза, этногенеза и ноогенеза (развития культуры) протекали без нарушений со стороны враждебных соседей, историкам было легко. При столкновениях этносов или государств трагические последствия просто фиксировались и одна из сторон объявлялась виновной в бедствиях другой. Но там, где вся канва истории проходила в зоне антагонистического контакта, уловить закономерность очень трудно; поэтому эти разделы истории остались либо ненаписанными, либо написанными крайне бегло и поверхностно. А жаль, ибо именно эти эпохи имели важное значение не только для их участников, но и для всемирной истории.

К числу таковых относится период IX—XII вв. в Юго-Восточной Европе. Здесь происходили контакты славян с русами, кочевников с оседлыми, христиан с язычниками, хазар с евреями. Все было перемешано и перепутано до тех пор, пока Владимир Мономах не внес вооруженной рукой ясность, после чего стало наконец понятно, где свои, а где чужие.

И тут постоянно возникает обывательский вопрос: а зачем изучать процессы, которыми мы не можем управлять? Есть ли в этом практический смысл, оправдывающий затраты труда и материальные потери? Ответим примерами! Управлять землетрясениями или путями циклонов люди не умеют, но сейсмография и метеорология помогают спастись от стихийных бедствий и, наоборот, использовать благоприятные условия с наибольшим эффектом. Ведь не все равно при цунами, предотвратить которого мы не можем, уйти на ближнюю гору или дать океанской волне смыть себя на дно. Ради собственного спасения необходимо изучать вулканическую деятельность, такую же стихийную, как этногенез.

Принцип этногенеза — угасание импульса вследствие энтропии,[2] или, что то же, утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей среды, этнической и природной, — не исчерпывает разнообразия историко-географических коллизий. Конечно, если этносы, а тем более их усложненные конструкции — суперэтносы живут в своих экологических нишах — вмещающих ландшафтах, то кривая этногенеза отражает их развитие достаточно полно. Но если происходят крупные миграции, сопряженные с социальными, экономическими, политическими и идеологическими феноменами, да еще при различном пассионарном напряжении этносов, участвующих в событиях, то возникает особая проблема — обрыв или смещение прямых (ортогенных) направлений этногенезов, что всегда чревато неожиданностями, как правило неприятными, а иногда трагичными.

Если при таких коллизиях этнос не исчезает, то процесс восстанавливается, но экзогенное воздействие всегда оставляет на теле этноса рубцы и память об утратах, часто невосполнимых. Суперэтнические контакты порождают нарушения закономерности. Их следует всегда учитывать как зигзаги, само наличие коих является необходимой составной частью этногенеза, ибо никто не живет одиноко, а отношения между соседями бывают разнообразными.


Автор задаётся вопросом, почему Киевская Русь, испытавшая бесчисленные беды, не погибла, а победила, оставив нам роскошное искусство и блестящую литературу? И поскольку в большую цель легче попасть, чем в малую, автор рассматривает сюжет на фоне обширного региона между Западной Европой и Китаем.

Автор обращает внимание, что мы так привыкли к эволюционной теории, что разрывность исторических процессов нами не воспринимается. В наше время кажется, что русские происходят если не прямо от питекантропов, то как минимум от скифов, а древние русичи двенадцатого века совсем свои, вроде двоюродных дедов. Поэтому все разговоры о старении этноса, о культуре золотой осени, о потери традиций и обновлении стереотипов поведения оскорбительны для наших предков. Но различие между Киевской и Московской Русью не меньше, чем между Римом цезарей и Римом пап: и там, и тут дело не в культуре, а в нравах и обычаях, т.е. в поведенческих стереотипах, значит, в этногенезе, а не в модификациях институтов: государства, церкви, сословности, архитектуры и т.п. Не замечать глубокий кризис XIII в. учёные-историки не могли, хотя объяснить его с позиций эволюционизма было сверхтрудно. Этот кризис и последовавшую за ним так называемую погибель долгое время приписывали южным соседям Русской земли. Только в 20 веке эту концепцию подвергли критике.

Далее автор рассматривает взаимоотношения с северными и южными соседями Руси, особо отмечая, что за 120 лет (с 1116 по 1236 гг.) половецких набегов на Русь было всего пять, русских походов на степь – тоже пять, шестнадцать случаев участия половцев в усобицах и ни одного крупного города, взятого половцами! Зато в 1088 г. лесовики-болгары взяли Муром! Также в XIII в. русские и половцы совместно отражают сельджукский десант в Крым и монгольский рейд на Дон и оба раза делят горечь поражения.

Несколько по-иному представлял южнорусскую ситуацию Костомаров, считавший украинский народ если не вечным, то очень древним и всегда не похожим на великороссов. По его мнению, в основе русской истории лежала борьба двух начал – удельно-вечевого и монархического. Республиканским был юг, монархическим – Великороссия, а кочевники сдерживали развитие цивилизации в Древней Руси.

Итак, Лев Николаевич отмечает, что из двух взаимоисключающих концепций, вторая (т.е. о надуманности борьбы леса со степью) соответствует несомненным фактам.

Вряд ли стоит сомневаться, что Русь была сильнее половецких союзов, но она удержалась от ненужного завоевания. Все шло само собою.

В условиях почти ежегодно заключавшихся миров и брачных договоров многие половцы начали уже в XII в. переходить (часто целыми родами) в христианство. Даже сын и наследник Кончака Юрий был крещен. В. Т. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Руси, тогда как русские походы достигали Дона и Дуная, приводя половецкие становища к покорности.

Переход трех пассионарных групп, выделившихся из трех степных народов: канглов (печенеги), гузов (торки) и куманов (половцы), при столкновении с Киевским каганатом создал ситуацию этнического контакта. Но поскольку и степняки, и славяне имели свои экологические ниши, химера не возникла, а создался симбиоз, породивший очередной зигзаг истории.

Смешение на границе шло, но как метисация, т. е. процесс, протекающий не на популяционном, а на организменном уровне. Дети от смешанных браков входили в тот этнос, в котором они воспитывались. При этом расовые конфликты исключались, а конфессиональные, благодаря бытовавшему тогда двоеверию, разрешались безболезненно.

Слияние народов, т. е. интеграция этносов, было никому не нужно, так как русичи не хотели жить в водораздельных степях, без реки и леса, а половцам в лесу было бы слишком трудно пасти скот. Но в телегах, топорищах, посуде половцы нуждались, а русским было удобно получать по дешевым ценам мясо и творог. Обменная торговля, не дававшая наживы, связывала степняков и славян лесостепной полосы в экономико-географическую систему, что и вело к оформлению военно-политических союзов, характерных для левобережных княжеств и Рязани. Зигзаг исторического процесса к XIII в. постепенно распрямился.

Этнический возраст, или фаза этногенеза, у русичей и половцев был различным. На Руси, ровеснице Византии и полабского славянства, шло старение, а у древнего народа кыпчаков, ровесников скифов, наступил гомеостаз.

Ещё хотелось бы коснуться взаимоотношений с Ордой.

До тех пор, пока мусульманство в Золотой Орде было одним из терпимых исповеданий, а не индикатором принадлежности к суперэтносу, отличному от степного, в котором восточные христиане составляли большинство населения, у русских не было повода искать войны с татарами, как ранее – с половцами.

Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь

Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь краткое содержание

Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь читать онлайн бесплатно

Хазария и Ойкумена до 800 г.

Начнем с краткого напоминания об исходной ситуации, на фоне которой начался изучаемый процесс. Самое легкое для восприятия — это обзор ойкумены на уровне суперэтносов с учетом возрастных фаз ненарушенных этногенезов.[4] За исключением многочисленных реликтов, в том числе самих хазар, наиболее старыми были кочевники Великой степи, потомки хуннов и сарматов, этнические системы коих сложились в III в. до н. э. В 800 г. они имели три каганата: Уйгурский — на востоке Степи, Аварский — на западе и Хазарский — на Волге и Северном Кавказе. Только в этом последнем правила тюркютская династия Ашина, прочие уже вступили в фазу обскурации, заменяя оригинальную степную культуру заимствованными мировоззрениями, и оба каганата, несмотря на внешний блеск, находились на пороге гибели.

Наиболее активными были суперэтносы, возникшие около 500 г. в полосе, тянувшейся от Аравии до Японии: мусульманский халифат, от которого уже оторвалась мусульманская Испания, раджпутская Индия, Тибет, превратившийся из маленького племени ботов в претендента на гегемонию в Центральной Азии, империя Тан, уже надломленная внешними неудачами и внутренними потрясениями, и Япония, внезапно вступившая на путь реформ, что принесло ей много горя.

Эти суперэтносы находились в акматической фазе этногенеза. Пассионарность разрывала их на куски, ломала культурные традиции, мешала установлению порядка и в конце концов, прорвав оковы социальной и политической структуры, растеклась по сектантским движениям, губительным, как степные пожары. Но это была пока перспектива, а в 800 г. халифат Аббасидов, Тибетское царство и империя Тан стояли столь крепко, что казались современникам вечными. Обычная аберрация близости, характерная для обывательского восприятия мира, — современное считается постоянным.

Но, несмотря на разнообразие возрастов, вмещающих ландшафтов, культурных типов и при вариабельности политических форм феодализма, между всеми перечисленными этносами, да и реликтами, было нечто общее: все они появились вследствие взрывов пассионарности в определенных географических регионах, к которым были уже приспособлены их предки — этнические субстраты. Следовательно, миграции их носили характер расселения в сходных ландшафтных условиях, привычных и пригодных для ведения хозяйства традиционными приемами. Исключение составляли некоторые германские этносы: готы, вандалы, руги, лангобарды. Так они и погибли как этнические системы, а их потомки слились с аборигенами Испании, Италии и Прованса. Этносы франков и англосаксов расширялись в привычном ландшафте… и уцелели.

Благодаря этой географической закономерности в I тысячелетии н. э. почти незаметна роль этнических химер, которые если и возникали в пограничных районах, например в IV–V вв. в Китае,[5] то были неустойчивы и недолговечны. Но и тут было исключение из правил: этнос, освоивший антропогенный ландшафт вместе с его аборигенами, стал независим от природных ландшафтов и получил широкую возможность распространения. Для этого этноса ареалом стала вся ойкумена, а контакты его с местными жителями стали не симбиотичными, а химерными. Посмотрим (оставаясь в пределах окрестностей Каспийского моря), как возникали такие системы и к чему это привело аборигенов и мигрантов. Этого будет для решения поставленной задачи необходимо и достаточно.

Однако история культуры на территории Восточной Европы в I тысячелетии изучена весьма неполно. Следы ее исчезли, но это повод, чтобы поставить проблему так: культурный ареал всегда имеет центр, как бы столицу, которой принадлежит гегемония. Древняя Русь перехватила гегемонию у Хазарского каганата в X в. Следовательно, до X в. гегемония принадлежала хазарам, а истории Древней Руси предшествовала история Хазарии. Но история Хазарии имела две стороны: местную и глобальную, принесенную с Ближнего Востока еврейскими эмигрантами. Без учета фактора международной торговли история не только Хазарии, но и всего мира непонятна.

Поскольку выводы, к которым мы пришли, весьма отличаются от традиционных, основанных на летописной версии, необходимо объяснить читателю, почему у автора появилось право на недоверие к источникам. А чем отличается этническая история от истории социально-политической и культурно-идеологической, будет ясно из текста и характера изложения.

Что искать и как искать?

Но, с другой стороны, история хазар писалась неоднократно и осталась непонятной из-за разнообразия многоязычных источников, свести которые в непротиворечивую версию крайне сложно. То же самое можно сказать об археологических находках, в том числе сделанных автором. Без дополнительных данных они проблему не проясняют.

И, наконец, по поводу значения этнических контактов для истории культуры общего мнения нет. Одни считают, что любой контакт и метисация — благо, другие утверждают, что это гибель, третьи полагают, что смешение народов вообще не имеет значения для их судьбы. Но, самое главное, никто не привел достаточно веских аргументов в свою пользу и опровержений иных точек зрения.

Мы придерживаемся четвертого мнения: смеси чего угодно — газов, вин, людей… — не могут быть подобны первичным ингредиентам, но последствия смешений этносов всегда разнообразны, ибо зависят от ряда обстоятельств: 1. Характера взаимодействия того и другого этноса с окружающей географической средой, ибо от этого зависят способы ведения хозяйства, которые вызывают либо симбиоз, либо соперничество. 2. Соотношения фаз этногенеза обоих компонентов. Фазы могут совпасть или нет, а в последнем случае более пассионарный этнос давит на соседа независимо от личного желания отдельных его представителей, даже вопреки их воле. 3. Комплиментарности, проявляющейся при совмещении культурно-психологических доминант, которая может быть позитивной или негативной. Знак комплиментарности проявляется в безотчетной симпатии или антипатии на популяционном уровне. 4. Перспективности контакта, ибо он может вести либо к ассимиляции одного этноса другим, либо к элиминации, а проще — истреблению одного этноса другим, либо к слиянию двух этносов в единый третий — это и есть рождение этноса.

Короче говоря, решение поставленной проблемы требует привлечения не только географии, но и истории, т. е. описания событий в их связи и последовательности на том уровне, который в данном случае является оптимальным. И найти этот уровень необходимо.

Необходимо и достаточно

Говорят, и это верно, что в одной книге нельзя написать всего, что знаешь. Да это и не нужно читателю, который не собирается перещеголять автора эрудицией, но желает получить представление о предмете исследования.

Читайте также: