Четвертый рим краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
В головокружительные времена перестройки в номенклатурной гостинице "Октябрьская" встретились два старых знакомых, никогда раньше не переступавших этот заповедный порог: американский журналист и польский диссидент. Разговор естественным образом зашел об империи, которая на глазах рассыпалась вокруг и которая, по крайней мере в досоветский период, именовала себя "третьим Римом", в соответствии с доктриной псковского монаха Филофея: "два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать". Но четвертый-то, как раз, был налицо, с Рональдом Рейганом у имперского кормила, с непревзойденной и не имеющей больше конкурентов военной, экономической и культурной мощью.
Филофей, конечно, обсчитался - как в прямом, так и в переносном смысле. Византия, которую он вставил в свою формулу под номером два, всегда считала себя именно первым Римом и оставалась все той же империей, возникшей тысячу с лишним лет назад на Аппенинском полуострове, поэтому номер два просто пропущен. Что же касается "третьего", то Россия, даже в период своего наивысшего могущества, никогда не располагала подобающим этому титулу авторитетом.
Но Россия, конечно же, была империей в самом классическом понимании этого термина, тогда как в отношении Америки сомнения неизбежны. И, тем не менее, в последнее время об американской империи говорят все чаще - не только в стане врагов США, но и в дискуссиях на страницах американских журналов. Один из этих журналов, Wilson Quarterlу, опубликовал обширную подборку материалов, которая так и называется: "Американская империя". Сегодняшняя передача - нечто вроде моего собственного виртуального вклада в эту подборку.
Прежде всего, поучительно привести пример враждебного взгляда на Америку, чтобы понять, в какой атмосфере проходят сегодня подобные дискуссии.
"Что такое Усама бин Ладен? Это - американская семейная тайна. Это - темный двойник американского президента. Дикий близнец всего, что претендует на звание прекрасного и цивилизованного. Он изваян из ребра мира, превращенного в руины американской внешней политикой: ее дипломатией канонерок, ее ядерным арсеналом, ее вульгарно сформулированной политикой "гегемонии по всему спектру", ее пугающим презрением к жизни неамериканцев, ее варварскими военными интервенциями, ее поддержкой деспотических и диктаторских режимов, ее беспощадной экономической повесткой дня, сожравшей экономику бедных стран, как облако саранчи. Ее мародерствующие многонациональные корпорации, отнимающие воздух, которым мы дышим, почву, на которой мы стоим, воду, которую мы пьем, мысли, которые мы думаем".
Эти слова принадлежат не члену террористической группировки и не пациенту психиатрической лечебницы. Они принадлежат Арундхати Рой, современной индийской писательнице, лауреату престижной Букеровской литературной премии. Поразительно, что она говорит о стране, где живет большинство ее читателей - не потому, чтобы там ее особенно любили, а просто потому, что США - самый большой рынок англоязычной литературы.
Трудно поверить, чтобы человек говорил о государстве, понятии, в конце концов, достаточно абстрактном, с такой истерической ненавистью. Подобные высказывания трудно найти даже о гитлеровском "третьем рейхе", не говоря уже, допустим, о Советском Союзе.
Тем не менее, точка зрения Арундхати Рой, пусть и не столь ярко окрашенная маниакальным психозом, сегодня достаточно широко распространена, и относится она, конечно, к той тени, которую Соединенные Штаты отбрасывают на внешний мир, и по отношению к которой термин "империя" как раз чаще всего и употребляется.
Рим, конечно же, был самой классической империей, и именно поэтому разговор в гостинице "Октябрьская" зашел прежде всего о нем. Все началось с небольшого городка недалеко от устья реки Тибр, который, обороняясь от воинственных соседей, постепенно перешел в наступление и в несколько столетий приобрел территорию от Британии до Египта по вертикали и от Гибралтара до Армении по горизонтали. Впоследствии примеров империй было немало, хотя ни одна из них не была такой устойчивой и долговечной: Оттоманская, Британская, Австро-Венгерская, все та же Российская.
История Соединенных Штатов, однако, не имеет особых параллелей ни с Римской, ни с Российской империями. Государство было основано группой колоний, сбросивших монархическое иго, и одним из ведущих принципов внешней политики США изначально был отказ от циничных европейских правил геополитической игры. Первые президенты, в том числе Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон, неоднократно предостерегали страну против участия в международных авантюрах.
Соединенные Штаты с большой симпатией наблюдали за тем, как колонии европейских империй на американском континенте одна за другой обретали независимость, и первыми признавали новые независимые государства. Когда Испания и отчасти Россия предприняли попытки реколонизации некоторых американских территорий, президент Джеймс Монро выступил с заявлением, которое впоследствии получило название "доктрины Монро". В частности, в этом заявлении говорится, что "американские континенты, добившиеся состояния свободы и независимости и сохраняющие его, отныне не могут считаться объектом дальнейшей колонизации европейскими державами".
Америка, конечно же, не была идеальной страной, и поэтому свою изначально идеалистическую позицию все же со временем скомпрометировала. Так, в результате войны с Мексикой, развязанной в 1847 году и осужденной ведущими представителями американской общественности, Соединенные Штаты аннексировали Техас, Калифорнию, Аризону и Нью-Мексико. Апофеоз колониального угара пришелся на годы войны с Испанией на рубеже XX столетия. Вместе с победой американцы получили первые в своей истории колонии - Филиппины и Пуэрто-Рико, а Испания - 20 миллионов долларов отступных.
Впрочем, колониальный период был сравнительно коротким. США предоставили Филиппинам независимость вскоре после Второй Мировой войны. Что же касается Пуэрто-Рико, то этот остров, имеющий официальный статус территории США, может изменить его путем референдума, проголосовав либо за статус американского штата, либо за полную независимость. По ряду соображений, в которые здесь нет времени и смысла вдаваться, пуэрториканцы предпочитают оставаться в своей нынешней ситуации.
Отряхнув имперское помрачение, Соединенные Штаты приложили немало усилий для освобождения других колоний - в частности, они оказали давление даже на своих союзников во Второй Мировой войне, потребовав от них предоставления независимости колониям. Сами Соединенные Штаты не посягнули ни на одну из территорий, которые были ими оккупированы в результате этой войны - более того, помогли побежденным государствам стать суверенными и процветающими членами мирового сообщества. В конце 70-х годов США договорились с Панамой о передаче ей зоны Панамского канала, которая по изначальным условиям была передана Америке в бессрочную аренду. Точно так же они поступили со своей важнейшей военной базой на Филлипинах, контролировавшей бассейны Индийского и Тихого океанов.
Соединенные Штаты без спора уходят отовсюду, где их присутствие становится неугодным и, как я попытаюсь показать, неохотно приходят туда, куда их настоятельно приглашают. Если это действительно империя, то она не похожа ни на одну другую, известную нам из истории, и само слово империя таким употреблением фактически обессмысливается.
Во главе классической империи обычно стоит император, но это вовсе не обязательно. Рим приобрел большую часть своих владений еще в ту пору, когда был республикой - первой республикой в истории. Советской империей правила партийная олигархия, в которую, при всей ее замкнутости, можно было прийти со стороны.
Есть, однако, другие атрибуты, гораздо более существенные, без которых разговор об империи теряет смысл. Вот что пишет в журнале Wilson Quarterly профессор международного права Майкл Гленнон.
"Если речь идет об исторической точности, то говорить об империи нет никаких оснований. Соединенные Штаты - не империя, и не могли бы ею стать. Термин империя подразумевает нечто большее, чем просто культурная гегемония или подавляющая военная мощь. Он применим к государствам, которые пускают в ход силу, чтобы оккупировать и контролировать группу других государств или регионов. Эти завоеванные государства, лишенные автономии или политической независимости, становятся колониями, провинциями или территориями имперской державы".
Соединенные Штаты не имеют в настоящее время ни одной колонии или колониальной территории, кроме уже упомянутого Пуэрто-Рико и тихоокеанского островка Гуам, обитатели которых - полноправные граждане страны.
Можно, конечно, затеять семантические игры и говорить о культурном или коммерческом империализме США. Но и передергивание не помогает: правительство США, в отличие от многих европейских, не выплачивает дотаций голливудскому кинопроизводству или таким многонациональным компаниям как MacDonalds и Nike, их процветание зависит от воли рынка в каждой конкретной стране. Тот факт, что эта воля не совпадает с воззрениями левой интеллигенции, крайне раздражает последнюю.
В сущности, титул империи, который чаще враги, но иногда и друзья Соединенных Штатов навешивают на это государство, подразумевает не больше, чем их огромное коммерческое и культурное влияние и беспрецедентную во всей истории военную мощь. Такое словоупотребление совершенно безосновательно: сила и процветание вовсе не принадлежат к числу обязательных признаков империй. Многие из империй, например Османская или Российская, были на каком-то этапе своей истории весьма слабыми, но, тем не менее, еще долго сохраняли неоспоримую имперскую структуру.
Соединенные Штаты часто обвиняют в склонности к односторонним действиям, за пределами международного консенсуса, подразумевая, что такой образ действий характерен именно для империй. Оснований для подобных суждений меньше, чем может показаться. Соединенные Штаты связаны примерно десятком тысяч международных договоров. Кроме того, они на протяжении всей своей истории подчеркивали необходимость действий, согласованных в рамках международных организаций, - более того, они сами были инициатором создания большинства ведущих международных организаций, таких как ООН и предшествовавшая ей Лига Наций, НАТО, Всемирный Банк, Международный Валютный Фонд и многих других. Есть, однако, области, в которых любая страна, уважающая свой суверенитет, не станет дожидаться международного консенсуса. Сегодня США имеют все основания считать, что их национальным интересам угрожает прямая опасность, они впервые за многие десятки лет подверглись нападению на собственной территории, и от этой агрессии их не защитит ни ООН, ни Европейский Союз.
Когда индийская писательница разражается злобными стенаниями, невольно пытаешься вспомнить, какую обиду Соединенные Штаты нанесли Индии. Лично я такой обиды не припомню, но зато хорошо известен факт, что независимость Индии была одним из условий военного союза между Рузвельтом и Черчиллем. Массовый голод, периодически поражавший Индию вплоть до 70-х годов, стал достоянием прошлого благодаря так называемой "зеленой революции" - внедрению высокоурожайных и стойких гибридных сельскохозяйственных культур, разработанных именно с этой целью американскими селекционерами. Это ли - типичное имперское поведение?
Впрочем, взгляды Арундхати Рой имеют вовсе не индийскую, а европейскую родословную, хотя в такой экстремальной форме выражаются редко. Они - своеобразная месть культуры, впавшей в стерильность, культуры, чьи лучшие времена остались в прошлом, молодой и динамичной преемнице, которой предшественница в значительной степени обязана своим нынешним благополучием. Если кто-то думает, что я слишком резок в выражениях, приведу слова Чарлза Краутхаммера, ведущего консервативного комментатора газеты Washington Post.
"Наши враги уже выступили против нас, но наши союзники этого не сделают. Европа знает, что в конечном счете ее безопасность зависит от нас и от нашей защиты. Европейцы - абсолютные зайцы в трамвае американской мощи. Мы поддерживаем стабильность международной коммерции, свободу мореплавания, течение нефти, региональные равновесия сил и, в конечном счете, мы обеспечиваем защиту от потенциального возникновения враждебных сверхдержав.
Европейцы же сидят и надувают губки. А что им еще делать? Они жалуются на мнимую примитивность американцев. Реальная же проблема заключается в их полной бесполезности".
Словом "заяц" я здесь перевел английское выражение "бесплатный ездок", которое по-русски не звучит идиоматически. Его можно хорошо проиллюстрировать примером из эпидемиологии. Среди населения развитых стран существуют группы людей, которые принципиально отказываются делать себе и своим детям прививки от инфекционных заболеваний - либо по религиозным соображениям, либо опасаясь редких, но вполне возможных побочных эффектов. Как правило, эти люди все же не болеют - именно потому, что большинство иммунизировано, и в такой среде эпидемии не распространяются. Вот они-то и есть "зайцы", бесплатные ездоки - они могут позволить себе придерживаться своих принципов только потому, что большинство эти принципы отвергает.
Что же касается бесполезности европейцев, их добровольной и полной зависимости от заокеанского союзника, о которой ведет речь Краутхаммер, то история последних лет дает нам множество примеров. Президент Клинтон, вопреки своим предвыборным обещаниям, долгое время не вмешивался в балканские войны, полагая, что это - европейский кризис, разрешить который должна сама Европа. Но Европа оказалась бессильной, и после ее многократных призывов Клинтон уступил. И в Боснии, и в Косове конфликты были разрешены лишь в результате американского вмешательства. Для европейцев крайне удобно, что все обвинения по поводу неправильного поведения в этом конфликте адресуются теперь не им, через их головы.
История меняет многое, но человеческая психология остается стабильной: мы склонны ненавидеть тех, от кого зависим, даже по собственному выбору, и презирать тех, кто впадает в зависимость от нас.
И уж если говорить об имперском комплексе, я бы привел в пример не Соединенные Штаты, а совсем другую страну, европейскую державу, чье вопиюще неадекватное поведение порой повергает в шок: Францию. Эта страна, уже давно не великая держава, все еще пытается вести себя по правилам минувших времен, когда нравственность и внешняя политика не имели точек соприкосновения, а чужие интересы не принимались в расчет. В отличие от более могущественной и великодушной Великобритании она крайне неохотно расставалась с имперским статусом, и кровавая память Алжира до сих пор пускает круги на поверхности истории. Когда в Руанде в результате геноцида за какие-нибудь полгода погибло до восьмисот тысяч человек, именно Франция помогла преступникам укрыться от возмездия - только потому, что они - франкофоны, тогда как пострадавшая сторона - англоязычные.
Общеизвестен демонстративный выход Франции из командной структуры НАТО, где она не могла смириться с неизбежной гегемонией США, разработка ею собственного ядерного оружия и его последующие испытания, в ходе которых французские диверсанты потопили в новозеландском порту судно экологического движения "Гринпис". В рамках Европейского Союза Франция, в интересах своих фермеров, регулярно проваливает попытки реформы европейской сельскохозяйственной политики, которая наносит огромный ущерб экономике стран третьего мира. Не так давно, на переговорах с президентом России Путиным, президент Франции Ширак попытался саботировать позицию Европейского Союза по статусу Калининградской области.
Нередко этот бред имперского величия приобретает комические черты. Совсем недавно вооруженные силы Марокко оккупировали крошечный островок Перихиль у берегов Сеуты, испанского анклава на африканском материке. Испанцы заявили протест и вытеснили интервентов. Ситуация зашла в дипломатический тупик, и Европейский Союз робко предложил свое посредничество, но Франция, которая по имперской традиции считает Африку своей вотчиной (вспомним Руанду), резко выступила против. Кризис все же утрясли, но мирить глупых детей пришлось опять Соединенным Штатам. У французов появился новый повод для ненависти к заокеанскому союзнику, а где-нибудь в Monde или Canard enchainee - новые карикатуры на косолапых ковбоев. Обличители империи не останутся без работы.
На электронном книжном портале my-library.info можно читать бесплатно книги онлайн без регистрации, в том числе Вячеслав Пьецух - Четвертый Рим. Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год 2004. В онлайн доступе вы получите полную версию книги с кратким содержанием для ознакомления, сможете читать аннотацию к книге (предисловие), увидеть рецензии тех, кто произведение уже прочитал и их экспертное мнение о прочитанном.
Кроме того, в библиотеке онлайн my-library.info вы найдете много новинок, которые заслуживают вашего внимания.
Вячеслав Пьецух - Четвертый Рим краткое содержание
Вячеслав Пьецух - Четвертый Рим - описание и краткое содержание, автор Вячеслав Пьецух , читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки My-Library.Info
Четвертый Рим читать онлайн бесплатно
Инок Филофей: "Два Рима пали, а третий
- Москва, стоит, и четвертому не бывать".
Ваня Праздников был человек серьезный. Учился он в своем кооперативном техникуме на "отлично" и "хорошо", враждовал непреклонно, дружил до гроба, и, какая бы ни выпала ему общественная нагрузка, будь то хоть сбор средств для общества "Друг детей", он нес ее так, как если бы это было главное дело жизни. И вот даже до такой степени Ваня Праздников был человек серьезный, что, когда пошла мода на эсперанто, он не только от корки до корки вытвердил Заменгофа, но и послал в Наркомпрос проект, который из видов мировой революции требовал переложения на латинский алфавит нашего бесконечно русского языка. И это еще сравнительно мелочь, что он временами косился на свою подругу и соученицу Софью Понарошкину, по прозвищу Сонька-Гидроплан, поскольку она не во благовременье таскала роскошные фильдекосовые чулки. Оттого-то, то есть оттого, что Ваня Праздников был человек серьезный, поутру 28 апреля 1932 года, когда он проснулся и его вдруг осенила блаженная мысль, что в голове у Ленина должна расположиться библиотека, он для себя решил: кровь, как говорится, из носу, а в голове у Ленина будет библиотека.
Это решение имело долгую предысторию. Давным-давно, еще чуть ли не при Иване IV Грозном, в том месте, где в Москву-реку впадал ручей Черторый, был построен женский Алексеевский монастырь. Он стоял, ветшая, около трех столетий, а вскоре после окончания Отечественной войны двенадцатого года император Александр I Благословенный повелел архитектору Витбергу выстроить на Воробьевых горах собор во имя Христа Спасителя; хотя и проект был готов, и понавезли к указанному месту множество разного строительного материала, работы что-то не заладились, да еще архитектора Витберга привлекли по делу о казнокрадстве. Довел эту идею до ума уже император Николай I, при котором вообще много строили на Руси. Воробьевы горы были почему-то отставлены, и возводить новый храм начали в самом центре Первопрестольной, на месте древнего Алексеевского монастыря, предварительно разобрав его на камни и кирпичи. Обрусевшему англичанину Тону, который выстроил в Кремле несколько зданий казарменного обличья, было поручено соорудить в назидание басурманам Запада и Востока что-нибудь величественно-византийское, грозно-монументальное, нечто вроде Святой Софии, что тяжело вздымается над Босфором. Как было задумано, так и вышло: минуло всего-навсего тридцать лет, и над Москвой вознесся огромный куб с пятью золотыми главами, видными за многие километры до Калужской еще заставы и сиявшими, словно добавочные солнца, даже в пасмурную погоду. Новый московский храм вмещал десять тысяч богомольцев одновременно, ушло на него пятнадцать миллионов казенных денег, не считая пожертвований от народа, бессчетные тонны драгоценного мрамора и двенадцать пудов злата на купола. Так вот поди ж ты: культурная Россия это сооружение сразу не полюбила за искусственное великолепие, фальшивый имперский пафос, а главное - за то, что тоновская архитектура шла вразрез тогдашним демократическим настроениям и обыкновенному чувству меры. Все вдруг увидели в храме Христа Спасителя как бы последнюю, судорожную попытку третьего Рима напомнить европейским правопреемникам Рима первого и второго о своем благородном, хотя и побочном происхождении от морганатической связи вечного города с наивной московской спесью, а между тем эта теория давно претила культурному русскому меньшинству, несмотря на воспаленные грезы Федора Достоевского и холодные выкладки Владимира Соловьева.
И то сказать - в понимании людей знающих Рим есть не город и не государство, вернее, не столько город и государство, сколько идея, источающая особое, так сказать, отрицательное обаяние. Больше всего в этой идее пугает ее всемирность. Народы, которые придерживаются исконных своих границ и не покушаются на то, чтобы распространить отчую государственную мысль на сопредельные, а то и на совсем уж отдаленные территории, безусловно, заслуживают почтения за невинность умысла и пристойное домоседство, народы же, исповедующие всемирность своих идей, настойчиво ищущие планетарного выражения своему государственному устройству, тоже достойны почета, но переходящего в злобное восхищение. Возбуждается оно прежде всего героичностью вида, каковая героичность граничит с наглостью разбора самого даже и бытового, отчего эти народы всегда чувствовали себя хозяевами Ойкумены, а впрочем, имели на то определенные основания: например, первые римляне, то есть собственно римляне, создали отточенный аппарат управления, опиравшийся на отточенную традицию, как будто нарочно приспособленную к завоевательному способу бытия; вторые римляне, византийцы, развили влиятельную культуру, и ее действительно не грех было распространить; третьи же римляне - наши драгоценные русаки московского толка, - правда, ничего оригинального не придумали и тем не менее прибрали к рукам шестую часть земной тверди, вольготно раскинувшись от Прибалтики до Аляски. Вообще римлян первых, вторых и третьих, несмотря на резко неодинаковый состав крови, многое единило. Скажем, все они были если не похитители, то бесстыжие эпигоны: римский Рим вышел из Греции, византийский Рим вышел из римского, а московский - из византийского, после того как государь Иван III женился на Софье Палеолог, дочери морейского деспота Фомы, и на этом основании провозгласил себя наследником василевсов. Римляне всех времен и народов, причастные к отправлению государственных надобностей, разные там квесторы с эдилами, куропалаты с протосевастами, капитаны-исправники с городничими, были людьми, так сказать, металлического характера, независимо от формулы крови, и руководствовались исключительно буквой закона, причудливо сопряженной с неправедным интересом, питали величайшее презрение к труженику, отличались крайним суеверием, отчасти странным для людей металлического характера, и всеми средствами, вплоть до людоедских, несовместимых с культурой даже и примитивной, подгоняли живую жизнь под государственную идею. Римляне искренне полагали, что они одни умные, а все неримляне - дураки. Их также роднила приверженность к державным легендам и патриотическому фольклору, населенному фанатиками жертвенного направления, от Муция Сцеволы до Ивана Сусанина, и если у французов культ девушки Жанны д'Арк был более или менее факультативным, то у римлян на героических преданиях держалась система власти. Наконец, все три Рима питали вполне понятную страсть. вот даже не к монументальной, а к исполинской, что ли, архитектуре и возводили громады не иначе как всемирно-исторического значения, единственные в своем роде, назидательные и окончательно великолепные, в которых, на манер музыки, должна была застыть римская геополитическая идея.
В этом смысле немудрено, что когда 8 ноября 1917 года выдохся и пал третий, московский Рим, когда незадачливые семинаристы, недоучившиеся студенты, романтически настроенные мастеровые и тонкие еврейские юноши из портных принялись строить большевистский четвертый Рим, то очень скоро родилась мысль воздвигнуть в столице новой империи что-нибудь такое назидательное и окончательно великолепное, что вогнало бы человечество в изумление и восторг. И вот в двадцать втором году бывший фабричный Сергей Миронович Костриков, по кличке Киров, почему-то от имени пролетариев Закавказья предложил построить в Москве самое грандиозное здание на планете, которое отразило бы триумф производительного труда, освобожденного от векового гнета капитализма. Со временем это предложение оформилось в идею Дворца Советов. Потом пошли конкурсы, заседания, конференции, склоки, и в конце концов высочайшая комиссия приняла проект архитектора Бориса Михайловича Иофана, из одесситов, бывшего вольноопределяющегося Феодосийского пехотного полка, члена итальянской коммунистической партии и - так надо полагать - большого поклонника древнеегипетского зодчества, если судить по знаменитому Дому правительства, который он выстроил накануне. По этому удивительному проекту высота Дворца Советов должна была составить 415 метров, на целых восемь метров выше нью-йоркского небоскреба Эмпайр-Стейт-Билдинга, общий объем помещений достигал 7 миллионов кубических метров, так что одновременно Дворец мог вместить 41 тысячу человек, предусматривалось несколько залов доселе неслыханного пространства, и среди них зал Сталинской Конституции, зал Героики гражданской войны, зал Героики коммунистического строительства; Дворец должны были украсить 72 скульптуры, изображающие великих инсургентов всех времен и народов, начиная со Спартака, 650 бюстов инсургентов рангом помельче, 19 скульптурных групп, передающих пафос созидания и борьбы, - все высотою в пятиэтажку, - а также многие квадратные километры настенной живописи, мозаики, барельефов и горельефов. Но самый дерзновенный пункт иофановского проекта состоял в том, что собственно здание Дворца представляло собой всего-навсего постамент диковинной композиции, в которой было что-то от пирамиды фараона Джосера, Квентинского чертога, выстроенного в Риме императором Калигулой, Вавилонской башни, горы человеческих черепов, изображенных баталистом Василием Верещагиным. и вот на этом-то постаменте предполагалось вознести над Москвой памятник Ленину размером с Ивановскую колокольню, имея в виду ту каноническую задачу, чтобы металлический Ильич весь был порыв и чтобы он по обыкновению простирал правую свою руку, как бы надзирательно глядя вдаль.
Микропересказ : Молодой князь, выросший в Риме, уезжает учиться за границу, где понимает, что нет лучше края, кроме родного. Он возвращается домой и влюбляется в прекрасную незнакомку.
Рассказчик сообщает читателю, что двадцатипятилетний князь, наследник благородной фамилии, покорён красотой девушки по имени Аннунциата. Но поскольку читателю важно знать всё, автор позволяет себе небольшой экскурс в историю жизни молодого человека.
Детство будущего князя протекает в Риме. Он воспитывается в соответствии с обычаями римских вельмож: и учителем, и гувернёром, и дядькой для растущего наследника семьи становится приставленный к нему аббат, не очень образованный человек. Неудивительно, что под подобным покровительством растущий князь мало что узнаёт.
Юноша так бы, вероятно, и остался неучем, если бы его отцу, старому князю, не пришло в голову поменять методику воспитания. Он решает дать сыну европейское образование и отправляет того в университет, находящийся в Лукке — городе на севере Италии. После шестилетнего пребывания в университете молодого человека начинает манить Франция, влияние которой чувствуется в Верхней Италии.
У молодого аристократа появляется непреодолимое желание повидать Францию, но он знает, что старый князь, известный своим деспотизмом, не позволит ему этого. Однако, неожиданно он получает от отца письмо с указанием отправляться для дальнейшего обучения в Париж.
Юноша прибывает в Париж, и город совершенно поглощает его своей бурлящей жизнью. Так проходят четыре года, к концу которых дальнейшее пребывание в столице Франции кажется молодому князю невыносимым — он утомлён парижским лоском, за которым скрывается пустота. Он начинает скучать по Италии.
Неожиданно отец перестаёт высылать сыну деньги, и это значительно осложняет его жизнь. Молодой человек вынужден жить в долг. Он чувствует себя всё более одиноким и отправляет отцу письмо с просьбой вернуть его домой, в Рим. Вскоре банкир вручает ему письмо от дяди, из которого молодой человек узнаёт, что старый князь умер, а юноша может вернуться в Рим и распорядиться наследством, имением и титулом по своему усмотрению.
В Риме начинается карнавал. Князь не желает принимать в нём участие, но вынужден пробираться сквозь пёструю толпу. В ней он видит Аннунциату и влюбляется в неё. Князь заворожён её красотой, спокойным великолепием, исходящим от неё. Девушка замечает взгляд незнакомца, но, смутившись, сразу же прячет глаза.
Проказники из толпы обсыпают князя с ног до головы мукой. Молодой человек мчится домой, чтобы переодеться, и возвращается обратно, чтобы снова разыскать в толпе красавицу. Он мельком видит, как красавица садиться в телегу и уезжает. Понимая, что гнаться за телегой, да ещё через такую толпу — дело бессмысленное, князь отправляется к Пеппе, человеку радушному и расторопному. Он происходил из богатого дома негоцианта, но разорился из-за своей страсти к лотерее и теперь перебивается случайными заработками, выполняя различные поручения.
Отведя Пеппе подальше от посторонних ушей для важного разговора, князь хочет поручить ему разыскать прекрасную незнакомку, но забывает обо всём — он видит Рим озарённый лучами постепенно заходящего солнца, и вид этот великолепен.
Пересказал Сергей Симиненко. Нашли ошибку? Пожалуйста, отредактируйте этот пересказ в Народном Брифли.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
С течением времени сердце юного князя начинает тосковать о родной земле. Через время князь понял, что за внешней красотой Парижа пустота. Он пытался найти истину, но не смог этого сделать. В тот момент он вспомнил о Риме. Рим казался ему простым но искренним. Из-за этого юный князь решил вернутся обратно на родину. У него больше не было сил находится в том месте, где все не естественно и фальшиво.
После того, как юный князь вернулся обратно в Рим он увидел, что его любимый город находится в ветхом состоянии. Большая часть Рима разрушена. Сначала это очень сильно напугало нашего героя, не через какое-то время он присмотрелся получше. Он смог разглядеть в полуразрушенных достопримечательностях Рима истинную красоту. Он ходи по разрушенным церквям и наблюдал за происшедшим. Князь очень сильно расстраивался, но находил в себе силы увидеть в руинах нечто большее. После возвращения он обошел все известные места Рима. Его сердце радовалось, тому что он вернулся на родину. Его сердце наконец нашло покой.
Главная мысль
Данный рассказ учит тому, что нельзя забывать свои корни. Необходимо, всегда помнить откуда ты родом. Кроме того, не стоит поддаваться чувствам и эмоциям. Необходимо всегда сохранять холодный рассудок.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Гоголь. Все произведения
Рим. Картинка к рассказу
Сейчас читают
Любознательные азиаты Узбек и Рика покидают родину и отправляются путешествовать. Они переписываются между собой и своими друзьями. В одном из писем Узбек рассказывает другу о причине побудившей его уехать
Ганс – это человек, который еще достаточно молодой, так как ему всего лишь двадцать семь лет. Но он уже устал от жизни этой, такой тяжелой. Потому что он работает на сцене, клоуном
В своём творчестве Шукшин воссоздавал персонажей, которых видел вокруг себя в детстве, деревенских жителей – простых, но с хитринкой. Изначально Вася Шукшин попробовал свои силы и колхозником
В русской народной сказке Гуси - лебеди, описана история приключений двух маленьких детей. Отправившись на заработки, отец с матерью оставляют малолетнего сына на попечение старшенькой дочери
Читайте также: