Бубер проблема человека краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
Сборник "Два образа веры. М.: Республика, 1995. 464 С.
Номер страницы после текста на ней.
Эта книга, в первой своей части проблемно-историческая, а во второй — преимущественно аналитическая, должна дополнить содержащуюся в других моих работах разработку диалогического принципа исторической перспективой и критически обосновать его отличие от некоторых современных теорий. Вместе с тем она может служить и введением к неосуществленным пока публикациям. В своем нынешнем виде это переработка лекций летнего семестра 1938 г. в Еврейском университете (Иерусалим); отдельное их издание на иврите вышло в 1942 г. Последняя глава предлагаемого издания дана в измененной редакции, предназначенной для английского перевода, который вошел в мою книгу "Between man and man" ("Между человеком и человеком") (1947).
ПУТЬ ПРОБЛЕМЫ
Вопросы Канта
По преданию, рабби Бунам из Пржуха, один из последних великих учителей хасидизма, однажды сказал своим ученикам: "Я хотел написать книгу под названием "", где нашлось бы место всему человеку. Но потом, поразмыслив, я решил, что не стану ее писать".
В этих наивно звучащих словах истинного мудреца (буквальный смысл которых нам, может быть, и не совсем ясен) высказана вся история человеческих раздумий о человеке. С незапамятных времен человек знает о себе, что он — предмет, достойный самого пристального внимания, но именно к этому предмету во всей его целостности, со всем, что в нем есть, он как раз и боится приступить. Порой он делает такую попытку, но уже вскоре, подавленный множеством возникающих здесь проблем, отступает с безмолвной покорностью и либо пускается в размышления о всевозможных материях, за исключением человека, либо расчленяет этого человека, т. е. самого себя, на составные части, которыми удобно оперировать порознь, без особых хлопот и с минимальной ответственностью.
Философ Мальбранш, один из самых серьезных адептов картезианства во Франции, в предисловии к своему главному труду "De la recherche de la verite" ("О разыскании истины")*, опуб-
ликованному в 1674 г., писал: "Из всех человеческих наук наука о человеке наиболее достойна его внимания. Однако это не самая почитаемая и не самая разработанная из всех наук, коими мы располагаем. Она полностью пренебрегает всеобщим в человеке. Среди тех, кто прилежно занимается науками, очень мало посвятивших себя именно этой и еще меньше — в ней преуспевших". Впрочем, и сам Мальбранш, коснувшись в своей книге специально антропологических вопросов, — например, о том, в какой мере деятельность нервов, управляющих легкими, желудком и печенью, влияет на заблуждения разума, — никакого учения о сущности человека не создал.
Самым энергичным сторонником философской антропологии был Кант. Во "Введении" к лекциям по логике, изданном, правда, не самим автором и не воспроизводящем дословно всех его основополагающих заметок, но тем не менее им одобренном, Кант различает философию по школьному понятию и философию по мировому понятию, in sensu cosmico1*. Эту последнюю он определяет как "науку о последних целях человеческого разума" или "науку о высшей максиме потребления нашего разума"*. Поприще философии в этом всемирно-гражданском значении может быть намечено, по мысли Канта, в следующих вопросах: 1) Что я могу знать? 2) Что мне надлежит делать? 3) На что я смею надеяться? 4) Что такое человек?* На первый вопрос отвечает метафизика, на второй — мораль, на третий — религия и на четвертый — антропология. "В сущности, — добавляет Кант, — все это можно было бы свести к антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему"*. Эта формулировка воспроизводит три вопроса, по поводу которых Кант в одной из глав "Критики чистого разума", названной "Об идеале высшего блага"*, сказал, что в них заключены все интересы разума — спекулятивные и практические. Но в отличие от "Критики" "Логика" сводит их к четвертому вопросу о сущности человека и указывает на дисциплину, именуемую антропологией, под которой, ввиду ее нацеленности на основной вопрос философской мысли о человеке, можно разуметь лишь философскую антропологию. Итак, антропология призвана быть фундаментально философской наукой. Но весьма примечательно, что собственно антропологическое учение Канта, зафиксированное и в авторских изданиях, и в весьма пространных лекциях о человеке, увидевших светлишь долгое время спустя после его смерти, и по ясно сформулированной задаче, и по всему своему содержанию предлагает нечто совсем иное, а именно множество ценных заметок к познанию человека: об эгоизме, об искренности и лжи, о фантазии, о ясновидении и мечтательности, о душевных болезнях и о шутке.
*Во вселенском значении (лат.). — Примеч. пер.
Сам же вопрос, что такое человек, здесь вообще не ставится, равно как не затрагиваются всерьез и скрытые за ним проблемы, и среди них — особое место человека во Вселенной, его положение перед лицом Судьбы, его отношение к миру вещей, его представление о своих собратьях, наконец, его экзистенция как существа, знающего, что ему предстоит умереть, его самочувствие во всех ординарных и экстраординарных столкновениях с пронизывающей человеческую жизнь тайной. Но человеческой целостности в этой антропологии нет. Похоже, что Кант так и не отважился дать философское обоснование тем вопросам, которые сам же и назвал основными.
Останавливаясь на этом противоречии в своей книге "Кант и проблема метафизики" (1929), наш современник Мартин Хайдеггер причину его видит в неопределенности самого вопроса "Что такое человек?". По его мнению, сомнительна уже сама постановка вопроса. Первые три вопроса Канта, рассуждает Хайдеггер, со всей определенностью предполагают ограниченность человека. "Что я могу знать?" подразумевает недостаток способности и, следовательно, ограниченность. "Что мне надлежит делать?" подразумевает, что мы чего-то еще не выполнили, и, следовательно, все ту же ограниченность. "На что я смею надеяться?" показывает, что одни надежды дозволены, а другие — нет, и, стало быть, вновь свидетельствует об ограниченности. Четвертый вопрос — о "конечном в человеке", но это вообще не антропологический вопрос, ибо он затрагивает сущность бытия как таковую. Место антропологии в основании метафизики заступает фундаментальная онтология.
Каковы бы ни были эти выводы, но это уже не Кант. Три его вопроса получили у Хайдеггера совершенно другую акцентировку. Кант спрашивает не "Что я могу знать?", но "Что я могу знать?" Суть дела не в том, что я могу лишь нечто одно и, таким образом, не могу другого, и не в том, что я знаю только нечто одно и, таким образом, не знаю ничего другого, но в том, что я вообще могу знать нечто и по этой причине спрашиваю, что же есть то, что я могу знать. Речь здесь идет не о моей ограниченности, но о моем участии в том, что мне вообще дано знать. Точно так же вопрос "Что мне надлежит делать?" означает, что есть то, что я должен делать и что я не отчужден от "верного" образа действия, но именно потому, что мне дано знать мое "должно", я и могу прийти к верному действию. И наконец, вопрос "На что я смею надеяться?" не ставит под сомнение, как полагает Хайдеггер, мою правомочность и не указывает на открывающееся во всякой моей надежде заведомое лишение меня того, на что я не вправе надеяться, но показывает, во-первых, что мне есть на что надеяться (ибо Кант, конечно же, не имел в виду, что ответ на третий вопрос звучит: "Ни на что!"), во-вторых, что мне дозволено надеяться и, в-третьих, что я именно вследствие этой дозволенности могу познать то, на что я смею надеяться. Вот что на самом деле сказал Кант. Стало быть, четвертый
Бубер - философ, общественный и религиозный деятель, представитель религиозного экзистенциализма. В работах Бубера соединились основы иудаистской традиции и современное философское мышление. Основная тема его творчества - особое состояние личности, при котором возможен диалог между человеком и Богом, человеком и миром, человеком и человеком. Бубер оказал влияние не только на философию и теологию, но и такие области науки как психология, социология, педагогика.
Оценивая теорию общения Б. в целом, можно констатировать наличие в ней гиперболизированного представления о духовном мире личности, сведения практической деятельности к уровню Я – Это. В основание буберовского подхода положено убеждение о коммуникации как явлении, порождающем истинную сущность человека, интегрирующем его в аутентичное бытие, которое философ не связывает ни с индивидуализмом, ни с коллективизмом. Попытка синтеза индивидуализации и социализации побудила Б. отказаться как от индивидуального сознания Я (а значит, от внутреннего диалога, от аутокоммуникации), так и от коллективного самосознания.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Проблема человека - Бубер Мартин краткое содержание
Проблема человека читать онлайн бесплатно
Сборник "Два образа веры. М.: Республика, 1995. 464 С.
Номер страницы после текста на ней.
Эта книга, в первой своей части проблемно-историческая, а во второй — преимущественно аналитическая, должна дополнить содержащуюся в других моих работах разработку диалогического принципа исторической перспективой и критически обосновать его отличие от некоторых современных теорий. Вместе с тем она может служить и введением к неосуществленным пока публикациям. В своем нынешнем виде это переработка лекций летнего семестра 1938 г. в Еврейском университете (Иерусалим); отдельное их издание на иврите вышло в 1942 г. Последняя глава предлагаемого издания дана в измененной редакции, предназначенной для английского перевода, который вошел в мою книгу "Between man and man" ("Между человеком и человеком") (1947).
ПУТЬ ПРОБЛЕМЫ
Вопросы Канта
По преданию, рабби Бунам из Пржуха, один из последних великих учителей хасидизма, однажды сказал своим ученикам: "Я хотел написать книгу под названием "", где нашлось бы место всему человеку. Но потом, поразмыслив, я решил, что не стану ее писать".
В этих наивно звучащих словах истинного мудреца (буквальный смысл которых нам, может быть, и не совсем ясен) высказана вся история человеческих раздумий о человеке. С незапамятных времен человек знает о себе, что он — предмет, достойный самого пристального внимания, но именно к этому предмету во всей его целостности, со всем, что в нем есть, он как раз и боится приступить. Порой он делает такую попытку, но уже вскоре, подавленный множеством возникающих здесь проблем, отступает с безмолвной покорностью и либо пускается в размышления о всевозможных материях, за исключением человека, либо расчленяет этого человека, т. е. самого себя, на составные части, которыми удобно оперировать порознь, без особых хлопот и с минимальной ответственностью.
Философ Мальбранш, один из самых серьезных адептов картезианства во Франции, в предисловии к своему главному труду "De la recherche de la verite" ("О разыскании истины")*, опуб-
ликованному в 1674 г., писал: "Из всех человеческих наук наука о человеке наиболее достойна его внимания. Однако это не самая почитаемая и не самая разработанная из всех наук, коими мы располагаем. Она полностью пренебрегает всеобщим в человеке. Среди тех, кто прилежно занимается науками, очень мало посвятивших себя именно этой и еще меньше — в ней преуспевших". Впрочем, и сам Мальбранш, коснувшись в своей книге специально антропологических вопросов, — например, о том, в какой мере деятельность нервов, управляющих легкими, желудком и печенью, влияет на заблуждения разума, — никакого учения о сущности человека не создал.
Самым энергичным сторонником философской антропологии был Кант. Во "Введении" к лекциям по логике, изданном, правда, не самим автором и не воспроизводящем дословно всех его основополагающих заметок, но тем не менее им одобренном, Кант различает философию по школьному понятию и философию по мировому понятию, in sensu cosmico1*. Эту последнюю он определяет как "науку о последних целях человеческого разума" или "науку о высшей максиме потребления нашего разума"*. Поприще философии в этом всемирно-гражданском значении может быть намечено, по мысли Канта, в следующих вопросах: 1) Что я могу знать? 2) Что мне надлежит делать? 3) На что я смею надеяться? 4) Что такое человек?* На первый вопрос отвечает метафизика, на второй — мораль, на третий — религия и на четвертый — антропология. "В сущности, — добавляет Кант, — все это можно было бы свести к антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему"*. Эта формулировка воспроизводит три вопроса, по поводу которых Кант в одной из глав "Критики чистого разума", названной "Об идеале высшего блага"*, сказал, что в них заключены все интересы разума — спекулятивные и практические. Но в отличие от "Критики" "Логика" сводит их к четвертому вопросу о сущности человека и указывает на дисциплину, именуемую антропологией, под которой, ввиду ее нацеленности на основной вопрос философской мысли о человеке, можно разуметь лишь философскую антропологию. Итак, антропология призвана быть фундаментально философской наукой. Но весьма примечательно, что собственно антропологическое учение Канта, зафиксированное и в авторских изданиях, и в весьма пространных лекциях о человеке, увидевших светлишь долгое время спустя после его смерти, и по ясно сформулированной задаче, и по всему своему содержанию предлагает нечто совсем иное, а именно множество ценных заметок к познанию человека: об эгоизме, об искренности и лжи, о фантазии, о ясновидении и мечтательности, о душевных болезнях и о шутке.
*Во вселенском значении (лат.). — Примеч. пер.
Сам же вопрос, что такое человек, здесь вообще не ставится, равно как не затрагиваются всерьез и скрытые за ним проблемы, и среди них — особое место человека во Вселенной, его положение перед лицом Судьбы, его отношение к миру вещей, его представление о своих собратьях, наконец, его экзистенция как существа, знающего, что ему предстоит умереть, его самочувствие во всех ординарных и экстраординарных столкновениях с пронизывающей человеческую жизнь тайной. Но человеческой целостности в этой антропологии нет. Похоже, что Кант так и не отважился дать философское обоснование тем вопросам, которые сам же и назвал основными.
Останавливаясь на этом противоречии в своей книге "Кант и проблема метафизики" (1929), наш современник Мартин Хайдеггер причину его видит в неопределенности самого вопроса "Что такое человек?". По его мнению, сомнительна уже сама постановка вопроса. Первые три вопроса Канта, рассуждает Хайдеггер, со всей определенностью предполагают ограниченность человека. "Что я могу знать?" подразумевает недостаток способности и, следовательно, ограниченность. "Что мне надлежит делать?" подразумевает, что мы чего-то еще не выполнили, и, следовательно, все ту же ограниченность. "На что я смею надеяться?" показывает, что одни надежды дозволены, а другие — нет, и, стало быть, вновь свидетельствует об ограниченности. Четвертый вопрос — о "конечном в человеке", но это вообще не антропологический вопрос, ибо он затрагивает сущность бытия как таковую. Место антропологии в основании метафизики заступает фундаментальная онтология.
Каковы бы ни были эти выводы, но это уже не Кант. Три его вопроса получили у Хайдеггера совершенно другую акцентировку. Кант спрашивает не "Что я могу знать?", но "Что я могу знать?" Суть дела не в том, что я могу лишь нечто одно и, таким образом, не могу другого, и не в том, что я знаю только нечто одно и, таким образом, не знаю ничего другого, но в том, что я вообще могу знать нечто и по этой причине спрашиваю, что же есть то, что я могу знать. Речь здесь идет не о моей ограниченности, но о моем участии в том, что мне вообще дано знать. Точно так же вопрос "Что мне надлежит делать?" означает, что есть то, что я должен делать и что я не отчужден от "верного" образа действия, но именно потому, что мне дано знать мое "должно", я и могу прийти к верному действию. И наконец, вопрос "На что я смею надеяться?" не ставит под сомнение, как полагает Хайдеггер, мою правомочность и не указывает на открывающееся во всякой моей надежде заведомое лишение меня того, на что я не вправе надеяться, но показывает, во-первых, что мне есть на что надеяться (ибо Кант, конечно же, не имел в виду, что ответ на третий вопрос звучит: "Ни на что!"), во-вторых, что мне дозволено надеяться и, в-третьих, что я именно вследствие этой дозволенности могу познать то, на что я смею надеяться. Вот что на самом деле сказал Кант. Стало быть, четвертый
В этой проблемно-философской и дискуссионной книге, переведенной на русский язык впервые, исторически систематизировано познание диалогического принципа и проведено критическое сравнение его с современными теориями проблемы человека. Цель этой, в своей первой части, по сути, проблемно исторической, а во второй — дискуссионной книги — исторически систематизировать представленное в других работах познание диалогического принципа, критически сравнивая его с современными теориями.
Одновременно она могла бы с успехом послужить введением к предстоящей публикации. Она является разработкой курса лекций, который я читал на протяжении летнего семестра 1938 года в Еврейском университете Иерусалима. Еврейское издание книги увидело свет в 1942 году. Последняя глава представлена тут в измененной, написанной для английского издания редакции, которая включена в мою книгу "Between Man and Man", вышедшую в 1947 году.
Мартин Бубер - Проблема человека
Мартин Бубер - Проблема человека - Оглавление
- Глава 1. Вопросы Канта
- Глава 2. От Аристотеля до Канта
- Глава 3. Гегель и Маркс
- Глава 4. Фейербах и Ницше
- Глава 1. Кризис и его проявление
- Глава 2. Учение Хайдеггера
- Глава 3. Учение Шелера
- Глава 4. Перспектива проблемы
Мартин Бубер - Проблема человека - Вопросы Канта
Рабби Бунам из Пржизухи, один из последних великих учителей хасидизма, рассказывает, что однажды он сказал своим ученикам: "Я хотел написать книгу, которая должна была называться "Адам" и вместить в себя ей надлежало всего человека. Но затем я опомнился и решил не писать эту книгу". В этом наивно звучащем слове истинного мудреца находит свое выражение — хотя цель его была иной — вся история человеческих размышлений о человеке. С древнейших времен человеку известно, что для самого себя он является достойнейшим предметом, но он и не решается обсуждать именно этот предмет как нечто целое, т.е. в соответствии с его бытием и значением.
Время от времени он собирается сделать это, но вскоре проблематика данного занятия своим собственным существом одолевает и истощает его и он с молчаливой покорностью отступает — пусть даже для того, чтобы поразмышлять обо всех других вещах между небом и землей, за исключением человека, пусть даже для того, чтобы подразделить человека на сферы, которыми можно было бы заниматься по отдельности, не столь проблематичным, не столь требовательным и не столь обязательным образом. Философ Мальбранш, самый выдающийся представитель среди продолжателей картезианских исследований, пишет в предисловии к своему основному, вышедшему в 1674 году труду "Разыскания истины": "Из всех человеческих наук наука о человеке более всего достойна человека.
Тем не менее эта наука не является ни наиболее ухоженной, ни наиболее подготовленной из тех, которыми мы располагаем. Всеобщность людей полностью пренебрегает ею. Среди собственно тех, кто усердствует в этой науке, очень немного тех, кто отдает себя ей, и еще меньше тех, кто отдает себя ей с успехом". Хотя сам он поднимает в своей книге такие глубоко антропологические вопросы, как например: насколько состояние нервов, ведущих к легким, желудку и печени, влияет на возникновение заблуждений; но и он не обосновал свое учение о сущности человека.
Убедительней всего задачу, поставленную перед философской антропологией, сформулировал Кант. В "Руководстве" к своим лекциям по логике, которое хотя и не было издано им самим и не с абсолютной точностью передает его положенные в основу записки, но которое им было подчеркнуто признано, он различает философию в школьном понятии и философию во вселенском смысле (in sensu cosmico). Последнюю он обозначает как "науку о конечных целях человеческого разума" или как "науку о высшей максиме применения нашего разума". Область, охватываемая философией в этом космополитическом значении, ставит по Канту следующие вопросы:
"1. Что я могу знать? 2. Что я должен делать? 3. На что я могу уповать? 4. Что такое человек? Ответ на первый вопрос дает метафизика, на второй — мораль, на третий — религия и на четвертый — антропология". И Кант добавляет к этому: "Но в принципе все это можно отнести к антропологии, поскольку три первых вопроса относятся к последнему". Данная формулировка повторяет эти три вопроса, о которых Кант в главе "Об идеале высочайшего блага" своей "Критики чистого разума" говорит, что в них объединен весь интерес разума, как спекулятивного, так и практического.
В отличие от "Критики чистого разума" он возвращает их к четвертому вопросу, к вопросу о существе человека, и относит их к дисциплине, называемой антропологией, под которой, поскольку речь идет об основных вопросах человеческого философствования, может пониматься только философская антропология. Следовательно, она и является этой фундаментальной философской наукой. Но своей собственной антропологии, как сформулированной им самим, так и в содержательных лекциях по антропологии, которые увидели свет лишь спустя много лет после его смерти, Кант странным образом целиком и полностью не придерживается, чего он требует от философской антропологии.
В соответствии как со своим высказанным намерением, так и со всем своим содержанием, она предлагает нечто иное: полноту ценных замечаний о знании людей, например, об эгоизме, о честности и лжи, о фантазии, о предсказательстве, о сне, о душевных болезнях, о шутке. Но вопрос о том, что такое человек, здесь вообще не ставится, и о проблемах, которые подразумеваются для нас одновременно с этим вопросом, таких как: особое положение человека во Вселенной, его отношение к судьбе, его отношение к миру вещей, его понимание других людей, его существование как сущности, которая знает, что ей придется умереть, его позиция во всех обычных и необычных встречах с таинственным, которым пронизана его жизнь, также не упоминается сколько-нибудь серьезно.
Целостность человека не укладывается в эту антропологию. Теперь необходимо сделать то, что затруднялся сделать Кант — поставить сформулированный им в качестве основного вопрос на действительно философскую основу. Один из современных философов, Мартин Хайдеггер, который занимался этим странным противоречием (в своей работе "Кант и проблема метафизики", 1929), объяснял его неопределенностью вопроса, что такое человек. Тип вопроса о человеке сам оказался проблематичным.
Ведь в первых трех вопросах Канта речь идет прежде всего о конечности человека: "Что я могу знать?" содержит в себе невозможность, т.е. ограниченность, "Что я должен делать?" подразумевает, что что-то еще не выполнено, т.е. ограниченность, и "На что я могу надеяться?" означает, что на что-то надеяться позволено, а на что-то — нет, это, следовательно, означает ограниченность. Четвертый вопрос есть вопрос о "конечности в человеке", но это вообще более не антропологический вопрос, поскольку он является вопросом о сущности самого существования. В качестве основы метафизики на месте антропологии выступает "фундаменталонтология".
Читайте также: