Алкивиад 1 краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Алкивиад Первый (др.-греч. Ἀλκιβιάδης αʹ ) — диалог Платона, описывающий события 434 г. до н.э., когда Алкивиад достиг 18 лет и получил право голоса в народном собрании, а значит, стал подумывать о политической деятельности [1] . Основной идеей диалога является побуждение к философии. Комментарии к этому диалогу писали такие философы как Гарпократион, Ямвлих, Прокл Диадох и Олимпиодор [2]

Участники диалога: Сократ и Алкивиад.

Содержание

Сократ отмечает как красоту, так и богатство Алкивиада, однако затем он интересуется какой совет тот собирается дать афинянам на народном собрании. Алкивиад отвечает, что он весьма компетентен в вопросах войны, мира и государственных дел (греч. πόλεως πραγμάτων ) (107d). Сократ замечает, что эти вопросы касаются искусства действовать наилучшим образом. Ибо война справедлива только тогда, когда проявлена несправедливость (109с).

Так диалог необходимо переходит к теме справедливости. Алкивиад доказывает, что хотя никто его не учил справедливости, но он всегда мог различить её (110с). Сократ подчеркивает, что эта тема являлась существенной и для Гомера (112b), однако даже герои древности были невежественны в этом вопросе, что и вело их к конфликтам друг с другом. Алкивиад признает свою некомпетентность, однако пытается различить справедливость и пользу. Сократ убеждает Алкивиада, что как прекрасное (греч. καλόν ) и доброе (греч. ἀγαθὸν ) (116с), так и справедливое и полезное суть одно (116d). Подловив Алкивиада в противоречиях, Сократ обвиняет своего собеседника в том, что он "сожительствует с невежеством" (118b) и призывает "искать путь к наивысшему совершенству" (124с).

Далее Сократ задается вопросом: "Что же это такое – человек?" (греч. τί ποτ᾽ οὖν ὁ ἄνθρωπος; ) (129e) и отвечает: "человек – это душа" (греч. ψυχήν ) (130с), поэтому любовь к душе важнее, чем любовь к телу, которое со временем увядает. И заботиться (греч. ἐπιμελητέον ), прежде всего, следует о душе (132с). Именно в этом и заключается смысл знаменитой дельфийской надписи. А достоинство (греч. ἀρετή ) души заключается в мудрости (греч. σοφία ) (133b).

Переводчики

Напишите отзыв о статье "Алкивиад Первый"

Примечания

Литература

Plato. Platonis Opera, ed. John Burnet. Oxford University Press. 1903.
Платон. Диалоги. М.: "Мысль", 1986
Платон. Собрание сочинений в четырех томах. М.: "Мысль", 1990. Том 1.
Фуко М. Герменевтика субъекта. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1981—1982 уч. году / Пер. с фр. А. Г. Погоняйло.- СПб.: Наука, 2007. — 677 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Алкивиад Первый

В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.

е. невежествен. Прежде чем управлять другими, надо научиться управлять собой и, значит, познать свою душу, в которой отражается божественный образ; иными словами, следуя изречению дельфийского оракула, познать самого себя. Убедительность речей Сократа приводит Алкивиада к мысли о необходимости овладения этим высоким знанием под руководством Сократа.

В кругу сократических философов не раз использовался сюжет данного диалога — беседа Сократа с Алкивиадом (диалоги Антисфена, Эсхина из Сфетта, Ксёнофонта).

6 Т. е. Перикл. - 177.

7Это единственное место в диалогах Платона, где функция сократовского божества (гения) трактуется не как запретительная, а, наоборот, как разрешающая приступить к действию (см. прим. 24 к

9 Игре на флейте Алкивиад не пожелал учиться потому, что ири этом приходится надувать щеки и лицо искажается, что, конечно, не нравилось Алкивиаду, гордившемуся своей красотой. В данном случае он поступил как прекрасная богиня Афина, которая по той же причине отвергла флейту, бросив ее на землю; инструмент поднял уродливый сатир Марсий.—- 179.

Пенелопы, которые, считая Одиссея погибшим, хотели завладеть его состоянием и властью на о-ве Итака. Каждая из соперничающих сторон, таким образом, тоже действовала, руководствуясь своими представлениями о справедливости и несправедливости, пока богиня Афина не установила на Итаке мир.— 187.

18 Упоминаются события Пелопоннесской войны. О битве при Танагре см. прим. 30 к с. 104, о битве при Коронее см. выше прим. 3.— 187.

7 Имеется в виду гений Сократа (см. прим. 24 к с. 76). — 203.

1) Creutzer. edit. Procli et Olympiodori. P. I. Fase. I. p. XIV sqq.

На первых страницах рассматриваемого диалога делается вступление в беседу и устанавливается главная ее тема. Сократ говорит Алкивиаду: вот уже прошло несколько лет, как я не сказал с тобою ни слова, а только со стороны вникал в характер твоих отношений к людям. Теперь же, когда все друзья, оттолкнутые твоим презрением, разбежались и оставили тебя одного с убеждением, что благоприятные твои обстоятельства поставляют тебя вне всякой зависимости от кого бы то ни было,—я пришел к тебе и хочу сказать следующее: чрез несколько

1) De vita et script. Piat. p. 435 sqq.

2) Opp. Piat. II, 3, p. 293 sqq . и в примеч.

дней ты должен вступить в собрание афинского народа, куда принесешь такое честолюбие, с которым устремишься к владычеству над всем греческим материком, а если бы достиг этого, то захотел бы иметь влияние и на всю Азию. Но никакие личные и гражданские твои преимущества не представят тебе возможности приобрести столь великую силу: один только я могу помочь тебе в том отношении (103—105).

Алкивиад, юноша самонадеянный внешними своими преимуществами и ими смело прикрывающий нравственное свое ничтожество, заинтересовывается таким положением Сократа и как бы в тоне насмешливом требует, чтобы он доказал свою мысль. Сократ доказывает ее следующим образом: Если бы тогда, как ты, взошедши на кафедру, станешь подавать Афинянам советы, я спросил тебя: лучше ли всех знаешь ты то, что советуешь; то, конечно, услышал бы от тебя ответ положительный. Однако ж он не вывел бы меня из сомнения; ибо что мы знаем, то либо у других переняли, либо сами измыслили. А ты, чему научился от других, — например, музыке, фехтованью, грамоте, — о том не захотел бы давать советы в народных собраниях; касательно же чего теперь хочешь советовать и в чем признаешь себя знающим, — например, относительно мира и войны, — тому ты никогда не учился. Ведь в подобных случаях надобно знать, с кем заключить мир и с кем вести войну, с кем лучше и на сколько времени лучше то и другое. А это все должно основывается на справедливости (106 А—106 С).

Пришедши к сему положению, Сократ далее доказывает, что Алкивиад никогда и ни от кого не мог узнать, что такое—справедливость и несправедливость. До возраста отроческого, говорит он, познание столь важного предмета вовсе невозможно. А в отрочестве, обращаясь с сверстниками, ты был уже уверен, будто бы ясно разумеешь это. Кто же научил тебя? Народ, говоришь ты. Но на-

род не в состоянии научить не только справедливости, даже шашечной игре. Правда, он хороший учитель греческого языка; потому что одну и ту же вещь все Греки называют одним и тем же словом, и несогласия в этом отношении не бывает: но, касательно справедливости и несправедливости, народы стол несогласны между собою, что по этому поводу вступают в войну один с другим. Если же народ не знает, что справедливо и несправедливо, то и ты, ученик народа, не разумеешь , в чем состоит справедливость и несправедливость (109 Е—113 С).

Согласившись в этом, Алкивиад не хочет однако ж отказаться от права давать советы народу и старается защитить его новым взглядом на дело народного оратора. Народ, говорит он, редко рассуждает о справедливом и несправедливом, но более — о полезном и вредном; полезное же не всегда бывает справедливо, равно как вредное—не всегда несправедливо. Явно, что этот новый вопрос не избавлял Алкивиада от неприятной необходимости отвечать, знает ли он, что полезно и что вредно, и у кого научился такому знанию: но Сократ опровергает своего собеседника с другой стороны. Все справедливое, говорит он, прекрасно; а все прекрасное добро; следовательно и все справедливое добро, и доброты от справедливости отделять невозможно. Потом, кто поступает хорошо, тот счастлив, то есть, приобретает себе пользу; но кто справедлив, тот поступает хорошо; следовательно, кто справедлив, тот счастлив, то есть приобретает себе пользу. А из этого открывается, что польза неотделима от справедливости (113 D — 116 D ).

После сего Алкивиад приходит к сознанию, что у него кружится голова и что об одном и том же он полагает то τό , то другое. Сократ берется объяснить ему это состояние и говорит: Если об одном и том же ты полагаешь то то, то другое; то предмета, о котором судишь, не знаешь. Нет сомнения, что тот никогда не про-

тиворечит себе, кто утверждает то, что знает. Равным образом никогда не впадает в противоречия и тот, кто, не зная чего-нибудь, так и говорит, что не знает. Противоречат сами себе только те, которые, не зная чего-нибудь, думают, будто знают это. Итак твое состояние есть состояние несознательного и самомнительного невежды, и оно тем хуже, чем важнее те предметы, в отношении к которым ты почитаешь себя знающим, тогда как вовсе не знаешь их, то есть, в отношений к справедливому, прекрасному, доброму и полезному. Итак, ты худо делаешь, что спешишь принять участие в управлении республикою, не зная того, что необходимо знать правителю (116 D —119 С).

Находя обличение Сократа справедливым, Алкивиад не признает однако ж нужным учиться тому, чего он не знает; потому что афинскою республикою управляют тоже не мудрецы, но люди большею частью слабые и необразованные, пред которыми он, по своим способностям и другим качествам, и без науки будет иметь преимущество. Эта представленная Адкивиадом оборона невежества подает Сократу повод к изложению таких мыслей, которые совершенно обезоруживают его собеседника и вместе с тем сообщают разговору высокий интерес. Твои слова, говорит Сократ, унижают личные твои достоинства. Вступая в управление республикою, ты должен бороться не с домашними, а с иноземными врагами, и стараться приобрести способы для одержания победы над ними. Правителю мало—уметь удовлетворять обыденным потребностям общества; он своими совершенствами обязан стать выше тех народных вождей, которых мы имеем причины особенно бояться и с которыми часто ведем войны, — именно выше царей лакедемонского и персидского. А царственные достоинства правителей Лакедемона и Персии — и по происхождению, и по воспитанию, и по богатству их, таковы, что твои, в сравнении с ни-

ми, ничего не значат. Этим представлением Сократ совершенно обуздывает кичливость Алкивиада и приводит его к вопросу: что же надобно мне делать, чтобы быть достойным правителем республики? (119 С—124 В).

Приступая к решению предложенного вопроса, Сократ, по обыкновению, избегает тона догматического и продолжает держаться методы эротематической. Будем, говорит он, исследовать вместе, что должны мы делать, чтобы оказаться добрыми и мудрыми. Отвечая на вопросы Сократа, Алкивиад для этой цели представляет необходимым знание искусства управлять обществом и, исследуя, что надобно разуметь под именем сего искусства, приходит к заключению, что оно должно состоять в уменье управлять людьми, делающими что-нибудь сообща. Но это понятие, быв приложено Сократом к таким общим действиям, каковы, например, действия матросов на корабле, певчих в хоре, плясунов в хороводе, оказывается слишком обширным. Посему Алкивиад ограничивает его и полагает, что искусство управлять людьми касается человеческих дел, совершаемых сообща в жизни гражданской, и достигает своей цели добрым советом. А добрый совет, говорит он, должен клониться к тому, чтобы общество лучше и развивалось и сохранялось. Развивается же и сохраняется оно лучше тогда, когда между гражданами царствует любовь, состоящая во взаимном их согласии и единомыслии. Но при этом Сократ спросил: что должны делать граждане, чтобы между ними сохранилось согласие? Они должны, отвечает Алкивиад, делать каждый свое. Если же каждый из них будет делать свое, возразил Сократ, то у них произойдет несогласие и вражда, и таким выводом по казывает, что его собеседник составил неправильное понятие о любви. На это возражение Алкивиад ничего не мог отвечать и снова признался в своем незнании. Тогда Сократ, доказав, что молодой собеседник его нетоль-

ко не приготовился к управлению республикою, но и не разумеет, что нужно делать, чтобы приготовиться к этому, — как бы ободряет его и, под видом ободрения, предлагает ему общее и главное правило приготовления себя к достижению задуманной им цели. Не унывай, говорит он, но заботься о себе (124 В -127 D ).

Но попечение о душе есть понятие, все еще не довольно ограниченное. Поэтому Алкивиад обнаруживает желание исследовать, каким образом душа может быть предметом попечения. Чтобы удовлетворить его желанию, Со-

Если же в человеке нет рассудительности, т. е., если он не знает, что для его души хорошо или худо, что приносит ей вред или пользу; то нельзя ему знать и того, что надобно почитать добром или злом для других. Посему человек без рассудительности, не будучи в состоянии пещись о себе, тем менее может приносить пользу обществу; и если бы в этом состоянии взялся он за управление делами общественными, то, не зная того, что полезно или вредно другим, поставил бы общество в обстоятельства весьма неблагоприятные. Итак, пока рассудительность еще не приобретена, лучше управляться кем-нибудь другим , чем самому управлять обществом (133 Е-135 В).

К этой мысли Сократ пришел, как к последнему результату беседы. После сего ему оставалось только закончить свое рассуждение обращением к Алкивиаду и внушить ему, чтобы слово перевел он в правило, а правило оправдал самым делом. Видишь-ли теперь, Алкивиад, говорит Сократ, в каком ты состоянии? это—состояние рабства, а не свободы: потому что злу естественно рабствовать, а наслаждаться свободою свойственно добродетели. Алкивинд совершенно соглашается с заключением Сократа и обещает отныне обменяться с ним ролею: т. е, как прежде Со-

крат ходил за ним, чтобы наблюдать над образом его мыслей и действий; так теперь он сам будет ходить за Сократом, чтобы учиться у него рассудительности и сделаться достойным советником общества. Твое намерение благородно, говорит на это Сократ; но боюсь , как бы парод не пересилил и меня и тебя (135 В — Е). Этим кратким, загадочным замечанием оканчивается разговор Сократа с Алкивиадом.

Rem populi tractas

Ouo fretus? Dic, ô magni pupille Pericli!

Scilicet, ingenium et rerum prudentia velox

Ante pilos venit? dicenda tacendaque calles?

Expecta: haud aliud respondeat haec anus.. I nunc:

Dinomaches ego sum! Suffla: sum candidus! Esto.

Dum ne deterius sapiat pannucea Baucis,

Cum bene distincto cantaverit ocima vernae.

его так : Αλκιβιάδης πρώτος, ἤ περὶ τῆς ἀνθρώπου φύσεως. Это последнее или материальное заглавие он прибавил, конечно, потому, что изложенную в диалоге мысль о самопознании и о том, в чем собственно состоит природа человека, почитал мыслью главною, тогда как из хода беседы видно, что она здесь раскрывается в значении учения только посредствующего, направленного к решению вопроса: как надобно заботиться о себе, чтобы приготовиться к прохождению поприща государственной службы.

1) Xenoph. meinor. 1, 2, 12. Aeschin. adv. Timarch. p. 169 ed. Reisk .

Подвергая сомнению подлинность его, Аст и Шлейермахер основываются особенно на том, что будто бы в нем неверно выставлены характеры Алкивиада и Сократа. Алкивиад, с пламенными своими способностями, энергическим чувством сердца и сознанием личных своих достоинств, в этом диалоге, говорят они, так ребячески слаб и бесхарактерен, что не только равнодушно выслушивает выражения Сократа, обидные для его самолюбия, но еще следует за направлением его вопросов, как тень за телом, и наконец совершенно предается его водительству. Это замечание критиков, вообще справедливое, не доказывает однако ж подложности разговора. Самомнение и заносчивость Алкивиада выказываются в самом начале беседы его с Сократом, а потом не менее обна-

1) Phaed. р. 80 А. 94 В. — Phileb. р. 16. C.—Legg . У. Кроме того см. Xenoph. mem. 1. 4, 8. Cicer, de N. D. II, 6, III, 11.

1) Corn. Nep. Alc. Cap. 1 et 2. Xenoph. memor. 1, 2, 18. Οἵδα δὲ κἀκείνω (Critiam et Alcibiadem) σοφρονοῦντε , ἔστε Σωκράτει συνήστην , οὐ φοβουμένω , μὴ ζιημιοῖντο ἤ παίοιντο ὐπὸ Σωκράτους ; άλλ ’ οἰομένω τότε κράτιστον εἶναι οὔτω πράττειν . Снес, прекрасное место Symp . p . 216.

2) Phaedr . 241 E . 244 A .

знание своего незнания; а с такою помощью является он почтя во всех разговорах Платона, и оказывает ее каждому, почитающему себя знатоком исследуемого предмета. Нисколько не чуждо характеру Сократа и то, что, заставив Алкивиада сознать свое незнание, он по-видимому не совсем вежливо описывает его состояние. Кто находит в этом несообразность, тот забывает, что Сократ здесь беседует не с софистом, который хвастался бы своим знанием, а с любимым учеником, который тщеславится только своим богатством, происхождением и красотою.

1) De vita A leib . C , 4, ὥςτε θαυμάζειν ἅπαντας , ὀρόντας αύτὸν Σωκράτει μεν συνδειπνοῦντα καὶ συμπαλαίοντα καὶ συσκηνοῦντα , τοῖς δὲ ἄλοις ἐρασταῖς χαλεπὸν ὄντα καὶ δυςχείροτον , ἐνίοις δὲ καὶ παντάπασι σοβαρῶς προςφερόμενον ὥςπερ Ἀνύτῳ τῷ Ἀνθ εμιώνος , ἐτύγχανε μεν γὰρ καὶ οὔτος ἐρῶν τοῦ Αλκιβιάδου .

Государством следует управлять разумно, иначе оно погибнет. Нужен сведущий кормчий, способный объединять людей. Вокруг него должны быть умные представители народа. К числу таковых следует причислять мудрецов во всяком ремесле, в том числе и в деле философии. Если зодчий поможет в строительстве, учитель гимнастики в поддержании красоты и силы в телах граждан, а врач обеспечит профилактику заболеваний, то помощник, вроде Сократа, сможет обеспечить заботу о соблюдении справедливости.

Алкивиад — юный политик, красивый и статный человек — получает от Сократа предложение принять его услуги, тогда ему будет по силам стать правителем Азии и Европы. Говоря нынешним языком, Сократ желал занять должность советника, для чего принялся убеждать Алкивиада в необходимости этого. Вместо прямого ответа на вопрос о побудивших его причинах, Сократ предложил задавать ему вопросы, дабы Алкивиад сам всё понял.

Алкивиад признаётся — он владеет грамотой, умеет играть на кифаре и обладает навыками борьбы. Иных знаний у него нет. Разве такой человек будет способным политиком? Он не даст совет зодчему, учителю гимнастики и врачу. Наоборот, он и должен слушать советы, пока сам не научится разбираться. Но не каждый мастер в своём ремесле способен обучить оному других. За себя Сократ уверен — он поможет Алкивиаду познать искусство мудрости.

Платон снова представил Сократа в невыгодном для того свете. Речи афинского мудреца кажутся разумными и последовательными до той поры, пока не появляется желание разобраться. Чему же желал обучить Алкивиада Сократ? Если принуждал слушать умных людей, то тем он способствовал стремлению к отказу от принятия собственных решений. Если хотел убедить в необходимости соблюдать справедливость, то тем он мог поставить крест на его политической карьере.

В диалоге нет упоминаний о какой именно справедливости взялся учить Платон словами Сократа. Жители Пелопоннеса или центральных областей Балкан могли иметь иные представления, вплоть до разительного отличия от мнения населявших Аттику людей. Разумно считать, что философ имеет право формировать должный моральный облик человечества вообще, но ему не под силу убедить в этом политиков. Само подчинение Алквиада мнению Сократа — отражение его малого жизненного опыта.

Возвращаясь к началу диалога, следует ещё раз посмотреть, каким образом Сократ начал беседу. Не со слов осуждений и не из цели в чём-то переубедить Алкивиада, разговор коснулся лести в адрес политика. Сократ прямо сказал, что он ему симпатизирует, всюду за ним следует и вот теперь решился во всём этом признаться. Не расположи он таким образом к себе оппонента, сомнительно, чтобы Алквиад продолжил внимать речам желающего себя трудоустроить философа.

Ежели даже Сократ не чурался явной лести, дабы добиться внимания к своей персоне, то о каком понимании справедливости стоит размышлять? С таким успехом должность советника будет за каждым, кто проявит должную гибкость.

Автор: Константин Трунин

Дополнительные метки: платон алкивиад I критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Plato First Alcibiades analysis, review, book, content, Alcibiades I, Πλάτων, Ἀλκιβιάδης α

Читайте также: