Ак чечек белый цветок краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Ак-Чечек — Белый Цветок: краткое содержание, описание и аннотация

Вашему вниманию предлагается один из самых лучших сборников алтайских сказок. Для детей дошкольного возраста.

Анна Гарф: другие книги автора

Кто написал Ак-Чечек — Белый Цветок? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Ак-Чечек — Белый Цветок — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Узнал об этих забавах хан Ак-каан, как туча, посинел, как гром, загремел:

— Коров пасти не хочешь? Будешь масло сбивать.

Поставили малыша к большому чану с молоком, дали в руки длинную палку-мутовку и заставили крутить ее день и ночь. Руки мальчика отдыха не знали, сомкнуть глаза он ни на миг не смел.

Семья хана, его гости, даже слуги ели лепешки с маслом, а малыш Рысту и сухой лепешки никогда не видал.

— Хочешь — угощу? — засмеялась Кара-чач. — Сыграй на серебряной свирели! Вот лепешка, вот свирель.

— Это я принес свирель! — закричал Кёз-кичинек.

— Нет, я! — крикнула девочка и вцепилась брату в волосы.

Тот размахнулся, хотел было ударить ее, но Рысту сказал:

И рука девочки прилипла к волосам брата, рука мальчика к плечу сестры.

— Что с вами, дети мои? — заплакала ханша, обнимая сына и дочку. — Почему такая беда с вами случилась? Лучше бы этот мальчишка к палке-мутовке прилип!

— Пып! — тихонько прошептал Рысту, и ханша прилипла к своим детям.

Пришел домой хан:

— Что случилось? Почему все плачут, а ты один смеешься, непокорный Рысту? Отвечай, что с моей ханшей? Что с моими детьми? Не ответишь — нож возьму, голову твою отрублю, пику возьму — сердце твое проколю!

И хан остался стоять рядом с ханшей, в одной руке пика, в другой нож.

А малыш Рысту бросил палку-мутовку, толкнул ногой большой чан, поднял сухой стебелек, дунул в него и запел, как порхающая в небе птица.

Слушая эту песенку, хан дрожал, как мышь, ханша стонала, как большая лягушка, дети тихо плакали.

Пожалел их малыш, правую руку вверх поднял.

— Тап-тажлан! — крикнул он.

Хан, ханша, Кёз-кичинек, Кара-чач — все четверо в ладоши захлопали, ногами затопали, приплясывая, из аила[3] выскочили.

Посидел-посидел, кругом поглядел — белый чистый войлок ханского шатра туго натянут на прочные жерди. Небо только через дымоходное отверстие увидеть можно — маленький синий клочок, величиной с ладонь.

Душно стало малышу в ханском шатре на золотом помосте.

— Тап-тажлан! — сказал он.

Помост подпрыгнул — малыш подскочил! Да так высоко, будто на крыльях взлетел, через дымоходное отверстие наружу вылетел. Перекувыркнулся, упал, на ноги встал и побежал к молочному озеру, к синей горе. Прибежал, молока из озера ладонью зачерпнул, разок-другой глотнул, улыбнулся, на синей горе шалаш себе поставил. Там и поныне живет.

Поет свои счастливые песни, играет на стеблях цветов, будто на свирели, паутинные нити пальцами перебирает, и паутинки в ответ тихим звоном звенят.

Эти песни, посвист, звон каждый может услышать, кто к тому месту, к той черте, где небо с землей сливается, подойдет.

Красная лиса и сыгырган-сеноставец

На каменной россыпи у светлого ручья, в щели между двух валунов жили дружные сыгырганы-сеноставцы.

Зубами резали они траву, сушили ее на камнях и ставили стога.

А повыше стойбища сеноставцев жила красная лисица.

Вот однажды в пасмурный день вышла она на охоту. Услыхал сеноставец-малыш лисьи шаги, почуял лисий запах, головой повертел, да как крикнет:

— Сыйит! Сыйит! Лиса идет!

Сеноставцы юркнули в щели и норы, осталась на каменной россыпи лишь сухая трава.

Понюхала лиса стожок и чуть не заплакала:

— Еще ни одна лиса сеном не кормилась, неужто я буду первая?

Выдернула клок, пожевала, а проглотить не может, только язык оцарапала да в горле запершило.

Подошла к щели между двух валунов и заверещала ласково:

— Ияу-у, какой старательный хозяин здесь живет, как ровно он траву накосил, как хорошо просушил ее, как ловко стога сметал! Даже человек мог бы у этого сыгыргана, у такого славного малыша, поучиться. Вот было бы счастье на этого умницу хотя бы одним глазком взглянуть.

Слыша эти похвалы, сеноставец спокойно в своей норе лежать не может. Он с боку на бок ворочается, вздыхает даже.

А лиса еще умильней тявкает:

— Неужто я никогда этого расторопного молодца не увижу? Ах, как приятно было бы с ним побеседовать…

История о том, как прекрасная Ак-Чечек досталась жуткому чудовищу. Но любовь способна творить чудеса, так вышло и на этот раз.

Из истории вы узнаете про: Сибирский кедр Семейство Сосновые Шалаш Алтай Старинные луки Сопка Мрамор Конь Семейство Лошадиные Традиционная алтайская свадьба Чёрный конь (вороной) Алтайская женская одежда Алтайские наряды, мужские и женские Барс (ирбис) Семейство Кошачьи + 10

Режим обучения доступен только авторизованным пользователям

Возможности режима обучения:

просмотр истории в виде слайдов
возможность прослушивания озвучки по каждому слайду
возможность добавить свою, детскую озвучку
тесты для детей, чтобы закрепить материал
специально подобранные коллекции картинок и видео для улучшения восприятия
ссылки на дополнительные обучающие курсы

Озвучка доступна в режиме обучения

Случилось это давным-давно. В далёком краю, где девять рек сливаются в одну у подножья девяти высоких гор, рос чёрный кедр. И стоял под тем кедром шалаш.

Полезные ссылки

А в шалаше жил древний старик. Кожа у него, словно кора у дуба. Но крепок ещё старик: верна рука и зорок глаз. Жили со стариком три его внучки, одна краше другой. Хоть весь Алтай обойди, а красивее трёх сестёр не найдёшь.

Полезные ссылки

И вот ушёл старик в лес за дровами. И стоило ему сухое дерево срубить, как выпрыгнул из чащи страшный зверь. И схватил старика.
– Отпусти! – заплакал старик. – Всё, что у меня есть, отдам тебе!
– Поклянись жизнью своих близких! – приказал зверь. – А если ты нарушишь клятву, то они умрут!

Думал старик, что попросит зверь золото или его любимый лук, потому и поклялся. Но зверь захотел другое:
– Отдай мне любимую внучку!

Полезные ссылки

Как ни горько было старику, но делать нечего – нужно выполнять обещание. Пришёл он домой и сказал внучкам:
– Пусть одна из вас к зверю уйдёт. Я слово дал.
– Ни за что. Я лучше в реку брошусь! – ответила старшая.
– А я лучше удавлюсь! – ответила средняя.

– Что ж, дедушка, – ответила младшая сестра Ак-Чечек, что значит Белый Цветок, – раз ты слово дал, то я пойду.
Заплакал старик от горя. И старшие сёстры тоже заплакали.

Долго зверь вёл Ак-Чечек через горы и долины, через реки и леса. И привёл он её на золотую поляну. А на краю той поляны стояло семь сопок. И были они сделаны словно из голубого льда.

Полезные ссылки

Зверь подошёл к средней сопке и ударил по ней лапой. И обернулась сопка прекрасным дворцом. Без счёта в том дворце комнат, сам он из белого мрамора. А стены украшены лучшими коврами с далёкого юга.

Полезные ссылки

На столах в том дворце полно угощений самых лучших, какие не всякий хан пробовал. А в одной комнате на стенах музыкальные инструменты висят. И сами по себе прекрасную музыку играют. А невидимый голос им подпевает.

Всего у Ак-Чечек вдоволь, всего ей хватает. Только вот не с кем ей словом обмолвиться. Голос и инструменты её не слушают, а снаружи её страшный зверь сторожит. Не даёт уйти.

Старшие сёстры вышли замуж за охотников. Вскоре затосковали они по младшей сестрёнке. И решили её проведать.
– Если умерла наша Ак-Чечек, мы её оплачем. А если жива, то заберём с собой, – сказали сёстры своим мужьям.
Наготовили сёстры много хмельного напитка араки, нажарили вкусного мяса.

Долго они скакали. Но всё-таки нашли золотую поляну. А зверь как услышал, что они близко, то ударил лапой. И превратился дворец в ветхий шалаш с облезлой шкурой.

Полезные ссылки

– Бедная наша сестра, – сказали гостьи, когда увидели, как живёт Белый Цветок, – уезжай с нами. У нас такие быстрые кони, что и птица не догонит.
– Нет, мои любимые сёстры, – ответила Ак-Чечек, – я ведь слово дала.

Долго сёстры жалели свою Ак-Чечек, плакали с ней. А когда съели всё мясо и выпили всю араку, то сели на коней и ускакали.

Хан тех земель задумал старшего сына женить. И позвал всех-всех жителей на великий пир – великий "той", как говорят в тех краях. Даже Ак-Чечек пригласил.

Полезные ссылки

И так стало девушке грустно, так печально на душе, что она впервые за долгие годы пожаловалась.
– Ах, не гулять мне со всеми добрыми людьми на пиру. Здесь, в краю лесном и диком, пропадёт моя девичья краса.

Услышал её плач страшный зверь, и сжалось от жалости его сердце. Он пришёл к ней.
– Прекрасная Ак-Чечек, ты была верна мне все эти годы. И я награжу тебя. Вот тебе золотой ключ от самого большого сундука. Всё, что в сундуке – твоё. Но обязательно возвращайся с пира. Иначе моё сердце не выдержит, и я умру!

Открыла девушка сундук и обомлела от удивления. В сундуке том горы золота – блестящего, как солнце. В сундуке том самоцветы – яркие, как месяц. В сундуке том одежды мягкие и белые – такой тонкой выделки, что только жене великого хана впору.

Оделась Ак-Чечек в лучшие одежды. Она и так была краше всех, а стала красивее луны и прекраснее зари. У ворот дворца ждал её чёрный конь такой стати, каких никто на всём Алтае не видывал.

Полезные ссылки

Скачет Ак-Чечек по горам и долинам. И вдруг слышит – сзади конский топот и льётся над долиной песня:
Если стременем воду черпну,
Глотнешь ли?
Если на расстоянии дня пути ждать буду,
Придешь ли?

Обернулась Ак-Чечек, а сзади неё юноша. Такой статный и красивый, что у девушки сердце забилось, словно вольная птица в клетке. И в таких он был богатых и блестящих одеждах, что глазам больно смотреть на него.

Полезные ссылки

Заговорил с ней юноша. Ак-Чечек отвечала ему, а сама и слов своих не слышала. И боялась смотреть в глаза юноше, только сапоги и видела.

Дальше они вдвоём поехали. А как пришли на пир, то всех поразили красотой своей. Парни все на Ак-Чечек смотрят, даже про трубки свои забыли. А девушки от юноши глаза не отводят, забыли и про сладости, и про араку.

– Если бы только наша Ак-Чечек тут была, этот юноша непременно взял бы её в жёны, – сказал дедушка Белого Цветка старшим внучкам. Вся их семья была на пиру, но они не узнали свою Ак-Чечек из-за богатого наряда.

Ак-Чечек так хотелось подойти к дедушке и сёстрам, что она даже заплакала. Но она знала, что они не отпустят её обратно к чудовищу. Ак-Чечек не могла так поступить со зверем, не могла предать его доверие. Ведь он был добр к ней и ей было жалко его.

А когда солнце село за дальние горы, Ак-Чечек вскочила на коня и отправилась домой. И снова услышала она конский топот за спиной и песню:
Если в ладонях воды принесу,
Отопьешь ли?
Если на расстоянии месяца пути умирать буду,
Вспомнишь ли?

В этот раз Ак-Чечек не остановилась. Как ей ни хотелось поговорить с прекрасным юношей, но она спешила домой. Ибо была верна своему слову.

– Что ты видела на пиру, прекрасная Ак-Чечек? – спросил зверь у девушки, когда она вернулась.
– Ничего не видела, кроме прекрасного юноши. Красивее месяца лицо его, он статный, как молодой барс, царские одежды на плечах его.

Полезные ссылки

И тут встряхнулся страшный зверь. И упала с него чёрная шкура. Смотрит Ак-Чечек, а перед ней тот самый юноша!
– Прекрасная моя Ак-Чечек, мой любимый Белый Цветок! Злая ведьма заколдовала меня, но ты своей верностью разрушила её злые чары! Будь же отныне моей законной женой!

Тут заиграли инструменты и запел невидимый голос.
Ак-Чечек и её муж зажили во дворце счастливо и в согласии. А песни об их великой любви поют на Алтае по сей день.

Анна Гарф - Ак-Чечек — Белый Цветок краткое содержание

Ак-Чечек — Белый Цветок - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

— Кто гам поет, кто звенит, ни днем, ни ночью не умолкая? Какая радость случилась, какое счастье пришло на Алтай?

Однако лететь в неведомую землю было страшно.

Напрасно уговаривал беркут скворцов и трясогузок, дроздов и кукушек. Отказались пуститься на север мудрые совы, нежные зяблики, серые гуси, свирепый ястреб. Даже благородный сокол собраться в дорогу не решился.

И только маленькая синичка отважилась.

— Слушай! — крикнул ей вдогонку беркут. — Если там хорошо, возвращайся скорей, покажи всем птицам дорогу.

— Цици-вю, цици-вю, цици-вю! — засвистала синица. — Вернусь-вернусь-вернусь! Цици-фюйть! — и улетела.

Летела она над морями и долинами, над лесами и реками. Сначала спешила-торопилась, часто-часто перебирала крыльями, потом все медленнее, медленнее… Живот у нее озяб, крылья ослабели… И когда уж совсем обессилела, увидала холмистые алтайские горы. В лучах восходящего солнца Алтай стоял весь розовый. Сверкали, будто огнями переливались, покрытые льдом и снегом холмы, долины.

— О, какой большой костер, — сказала синичка, — уж лучше сгореть, чем замерзнуть…

Сложила она крылья и упала. Но не в огонь, а на снег.

— Ци-си-ци… — пискнула синица, — здесь, на снегу, смерть легко меня одолеет…

Но тут увидела она на голой ветке трещину, в трещине личинку, а рядом, завернутая в сто паутинок, спала маленькая гусеница.

Клюнула синица разок, клюнула другой, и сердце взыграло, живот согрелся, голова легкой стала. Посвистывая, перелетает синица с ветки на ветку — то ягодку прошлогоднюю склюнет, то паучка на согретом солнцем пне подцепит. С каждым днем цокает и поет все веселей. Забыла она, для чего сюда прилетела, кто послал ее в этот обильный край, где родилась, и то уже не помнит.

Но вот, однажды, вдруг зашатались деревья от ветра, почернело небо от птичьих крыл. Это явилось на Алтай птичье войско.

Опомнилась синица, испугалась. А беркут уже кружит над ней:

— Однако, ты тут не плохо живешь, как я погляжу! Одна всем северным лесом владеешь. Почему домой не вернулась? Почему никакой другой птицы сюда позвать не захотела?

Голову опустила синичка, даже хвостик не трепещет. Не знает, как оправдаться.

Тихо-тихо стало в лесу, и синичка услышала теньканье первой капели. Встрепенулась, спохватилась:

Опустился беркут на голую вершину лиственницы, кругом посмотрел.

— Дил-кель! Дил-кель! — звенела синица. — Весна, приди!

И там, где слышалась эта песенка, снег таял, просыпались ручьи и реки, наливались на деревьях тугие почки.

— Ладно, — засмеялся беркут, — на этот раз прощаю тебя, легкая головушка. Через год видно будет, правду ли ты говоришь.

Вот с тех пор, чтобы обман не раскрылся, синица раньше всех в лесу начинает свою весеннюю песнь, а за ней запевают и другие птицы.

Далеко-далеко, там, где небо с землей сливается, на подоле синей горы, на берегу молочного озера жил мальчик. Ростом он был с козленка. Из двух беличьих шкурок мальчик сшил себе шапку, из козьего меха — мягкие сапожки. Лицо у него было, как луна, круглое, и он никогда не плакал.

Язык птиц и зверей мальчик хорошо понимал, пчел и кузнечиков внимательно слушал. Он и сам то зажужжит, то застрекочет, то как птица защебечет, то зажурчит, как родник. Дунет мальчик в сухой стебель — стебелек поет, тронет мальчик пальцем паутинку — она звенит.

Вот однажды ехал мимо молочного озера хан Ак-каан верхом на белом коне. Услыхал Ак-каан нежный звон.

Перегнулся он через седло, раздвинул кусты и увидал круглолицего мальчика. Малыш сидел на корточках, дул в сухой стебель, и стебель пел, словно золотая свирель.

— Как тебя зовут, дитя?

— Мое имя Рысту-Счастливый.

— Кто твой отец, где мать? Кто тебя кормит, кто поит?

— Отец мой — синяя гора, мать моя — молочное озеро.

— Хочешь быть моим любимым дитятей, Рысту? Я сошью тебе соболью шубу, дам тебе проворного иноходца, подарю серебряную свирель. Садись, малыш, на круп моего коня, обними меня покрепче, и мы помчимся быстрее ветра к моему белому шатру.

Рысту прыгнул на круп коня, обнял хана Ак-каана, и конь помчался быстрее ветра.

Было у хана двое детей: сын Кёз-кичинек и дочь Кара-чач.

Услыхали они ржанье коня, выбежали навстречу отцу, стремя поддержали, коня расседлать помогли.

— Что ты привез нам, отец?

Хан Ак-каан схватил Рысту за шиворот, поставил его перед своими детьми:

— Вот какой привез вам подарок! Дайте ему мою серебряную свирель, и он будет играть вам свои песенки и днем и ночью.

Но Рысту играть на серебряной свирели не захотел. Он от обиды слова вымолвить не мог.

— Не хочешь моих деток потешить? — рассердился хан. — Будешь, непокорный мальчишка, мой белый скот пасти!

И вот днем без отдыха, ночью без сна перегонял Рысту с пастбища на пастбище ханские стада, искал, где трава слаще, где вода чище. Летом солнце нещадно малыша жгло, зимой мороз пробирал до костей. Мягкие сапожки его скоробились, легкая шубенка присохла к плечам, глаза научились плакать.

Но никто ему слез не отер, никто с ним не заплакал.

Однажды зацепился малыш сапожком за сухой корень, споткнулся и упал лицом в траву. А встать не может, ослаб…

Лежит он и слушает, о чем шмели жужжат, о чем муравьи беседуют.

— Когда этот мальчик на синей горе жил, он плакать не умел.

— О чем же теперь плачет он так горько!

— Ноги его стертые болят, руки его натруженные устали.

— Да, тяжело ему день и ночь за стадом ходить.

— Пып! — молвил Рысту по-перепелиному.

Коровы тут же легли.

Коровы поднялись с травы, плясать начали.

Теперь малыш опять повеселел. Он сидел на берегу реки и щебетал, играя с береговыми ласточками. А коровы песни пели и плясали на лугу.

Анна Гарф - Ак-Чечек — Белый Цветок краткое содержание

Анна Гарф - Ак-Чечек — Белый Цветок читать онлайн бесплатно

А. Гарф, П. Кучияк

Ак-Чечек — Белый Цветок

Про деда и бабушку, про синюю корову и кабаргу-лакомку

У опушки черного леса, на берегу быстрой реки, возле пушистых лиственниц стоял маленький, крытый корьем шалаш. В шалаше жили дед и бабушка. Деда звали Коголдей-мерген, бабушку — Ялакай-Алтын. Оба они под старость, словно зайцы к зиме, совсем побелели.

Никого, ничего у них не было, только синяя корова. Бабушка корову доила, молоко заквашивала, твердый алтайский сыр-курут над костром коптила.

Дедушка острым ножом вырезал из березового нароста славные чашки-чочойки, красивым узором их украшал.

Долгими осенними ночами, у жаркого костра, старик сказки пел, песни свистал. Голос его то журчал переливчато, как горный ручей, то громом гремел, то звенел нежно, будто кукование кукушки ранней весной. Старуха при свете костра шкуры звериные мяла, чтобы одежда, из них пошитая, мягкой, легкой была. Разминая шкуры, сказки слушала.

И сказки эти так гладко текли, что из полусонного черного леса, с каменных россыпей чуткая кабарга прибегала деда послушать. Свет костра белел на ее длинных клыках. Всю ночь, бывало, у шалаша стоит слушает.

Но вот однажды кабарга и днем о сказках вспомнила. Осторожно тонкими ногами перебирая, спустилась она к шалашу. Там стоял котел, полный молока. Кабарга заглянула в котел, понюхала, и сама не заметила, как половину молока выпила!

— Ох, вкусно… Однако, так наевшись, далеко не убежишь.

И кабарга прилегла отдохнуть в тени лиственниц.

Вернулась старуха домой, хотела молоко вскипятить, а котел наполовину пустой. Старуха даже руки подняла:

— Шестьдесят лет под этим шалашом живем, такого не случалось. Кто молоко выпил?

От стыда мигом вскочила кабарга, без оглядки умчалась. На высокие скалы, на горные уступы взобралась, куда и когтистому зверю не подняться, на холодные острые камни прыгнула, куда и крылатой птице не залететь.

Весь день, всю долгую ночь бродила в горах кабарга…

Под утро снова легким шагом пришла к шалашу, опять молоко выпила и умчалась в горы.

Рассердились старики, воткнули в землю три жерди и котел на них подняли.

Когда старик ушел на охоту, а старуха погнала на луг синюю корову, кабарга опять прибежала к шалашу. Увидела — котел стоит высоко, губами пожевала:

— Бш-ш-ш-ш… — Головой повела. — Пш-ш-ш, старики меня испугались, молоко вон куда поставили!

Стукнула передними копытами по жердям, котел качнулся, и молоко выплеснулось кабарге на спину. Серая спина покрылась молочными пятнами.

Сколько по земле каталась кабарга! Сколько о камни шоркалась! Нет, белые пятна никак не сотрет.

Стыдясь этой отметины, кабарга теперь всегда к серым камням жмется, в непроходимой чаще леса прячется. А все же, осенними вечерами, как только заведет старик Коголдей-мерген горловую свистящую песню, не вытерпит кабарга, неслышно с каменных россыпей, с высоких скал спустится и, притаясь в тени деревьев, уши поднимет, не шевелясь стоит, слушает.

И нам тоже дедушку Коголдей-мергена послушать довелось, молока синей коровы попить, бабушкиного копченого сыра-курута отведать.

Здесь, у этого костра, мы с Павлом Васильевичем Кучияком слушали знаменитого на Алтае слепого певца старика Улагашева, известного сказителя Сабашкина, слепую девушку сказочницу Казак Какпоеву, молодого колхозника-весельчака и замечательного рассказчика Кыргызакова…

И вот однажды осенью заседлали мы двух лошадей, каждой повесили на шею литой медный колоколец-ботало, чтобы слышно было, где ходят, когда мы пустим их на ночь пастись. Захватили с собой дорожные охотничьи мешки-арчимаки, взяли винтовку, одну на двоих, и выехали в долины и горы Алтая.

В дикой горной тайге Павел Васильевич узнавал дорогу по едва приметному излому былинки, по едва различимой ссадине на коре дерева.

На кедрах уже, как свинцом налились, потяжелели большие, с кулак, синие шишки. Тонкая, будто вырезанная из бумаги, хвоя лиственниц пожелтела.

— Богатырь, нам с вами еще неведомый, пил из золотой чочойки золотистое вино и, захмелев, расплескал его по всему Алтаю…

Семь дней мы верхами пробирались по горной лесной тропе, по краю обрыва ехали, частые ручьи переходили. Мелкими каменистыми бродами шли. На восьмой день у опушки черного леса, на берегу быстрой реки, под мохнатыми, пожелтевшими лиственницами спешились. Стреножили коней, а сами поспешили к шалашу. Подошли, а там нет никого. Ни деда, ни бабушки, ни синей коровы. Кабарожьи следы вели к трем покосившимся жердям, обратного следа мы не нашли.

Зола белела на месте костра, покрытый ржавчиной топор лежал рядом с красным упавшим на землю стволом высохшей лиственницы.

Этим топором Кучияк стесал кусок коры с жерди под навесом и карандашом написал по-алтайски:

Беззаботно сбросив на землю свои арчимаки,полные богатой добычи,В этом шалаше отдыхали два удачливых охотника.Добро, ими добытое, не нуждается в охране —Это сказки. Они сами даются в руки тому, кто их любит.Но вот беда — охота за сказками насыщает душу.Голод эти охотники утоляли лишь черствым хлебомда диким чесноком.Сладкими корнями саранки охотники не решалисьполакомиться —Так хороши были цветы саранки…

Уже давно нет в живых алтайского поэта Павла Кучияка. Нет всеми на Алтае почитаемого старика Улагашева. Не возьмет в руки топшур[1], с двумя струнами из конского волоса, прославленный Сабашкин. Не услышим мы Казак Какпоеву, не приложит она к губам маленький, изогнутый наподобие подковы комус[2], не сыграет на нем песню летящих в небе серых гусей. Не придет к лесному костру колхозник Кыргызаков, чтобы самому посмеяться и нас посмешить озорными шутками-прибаутками…

Но сказки живут! Их сберегли, передавая друг другу из уст в уста, не знавшие грамоты пастухи и охотники.

Много лет назад мы с поэтом Павлом Кучияком записали, до этого никем еще не записанные, устные предания алтайцев. А теперь, дорогие друзья, хочу вам рассказать их, чтобы и вы тоже этим сказкам порадовались и полюбили алтайский край и людей Алтая.

В старину, в далекую старину, все птицы жили на юге, и весной на Алтае пели только реки.

Однажды эту весеннюю песню воды принес птицам северный ветер. Всполошились птицы:

Однако лететь в неведомую землю было страшно.

И только маленькая синичка отважилась.

— Слушай! — крикнул ей вдогонку беркут. — Если там хорошо, возвращайся скорей, покажи всем птицам дорогу.

— Цици-вю, цици-вю, цици-вю! — засвистала синица. — Вернусь-вернусь-вернусь! Цици-фюйть! — и улетела.

— О, какой большой костер, — сказала синичка, — уж лучше сгореть, чем замерзнуть…

Сложила она крылья и упала. Но не в огонь, а на снег.

— Ци-си-ци… — пискнула синица, — здесь, на снегу, смерть легко меня одолеет…

Опомнилась синица, испугалась. А беркут уже кружит над ней:

Голову опустила синичка, даже хвостик не трепещет. Не знает, как оправдаться.

Читайте также: