Жизнь и мысли швейцер сочинение

Обновлено: 06.07.2024

Здесь собраны лучшие аргументы по всем проблемам, а также примеры сочинений на максимальный балл. Следи за лентой: каждый день мы подробно разбираем самые сложные тексты. Возможно, один из них попадется тебе на ЕГЭ

Размести вопрос
и
получи ответ
за 5-10 минут!

Бесплатно, без регистрации и смс :)

Дата публикации: 23.02.2017

Какие жизненные уроки получает человек в детстве? Как меняется представление о жизни после трудных ударов судьбы? Эти и другие вопросы возникают после прочтения текста Альберта Швейцера. Но более детально автор останавливается на проблеме предательства.

Иллюстрация (комментарий):

Альберт Швейцер раскрывает эту важную проблему на примере из собственной жизни. Будучи ещё учеником начальных классов (потеряла запятую. Будучи - деепричастие) он поведал другу свою догадку о том, что их учительница "калека". Значения этого слова он не знал, но ему казалось, что так называют тех, к кому испытывают неприязнь. "Никому только об этом не говори"- мальчик хотел, чтобы его отношение к фройляйн оставалось тайной. Однако после ссоры друг сказал, что раскроет его "тайну". Но юный Альберт еще совсем не знал жизни: "Я не принял угрозу всерьез, потому что считал подобное предательство невозможным". Казалось (оказалось), что напрасно. Друг предал его. Как сильно повлиял поступок друга на его восприятие мира! Тот случай нанес ему большую душевную рану, боль от которой была сильнее, чем от всех последующих ударов.

Очень даже хорошо. Будь внимательнее, избегай повторов. Было бы лучше, если бы ты проиллюстрировала и реакцию мальчика на предательство.

Позиция автора:

Позиция Альберта Швейцера не выражена четко, но, внимательно читая, понимаешь (рекомендация: избегай обобщенно-личных предложений, выдерживай свой стиль), что автор хотел сказать. Он считает, что опыт предательства очень сильно меняет представление об устройстве мира.

Я не могу не согласиться с этим мнением. Действительно, только после предательства близких людей начинаешь (обобщенно-личное) смотреть на мир не "сквозь розовые очки", а по-настоящему, видя все его несовершенства.

В рассказе Ю. Нагибина "Мой первый друг, мой друг бесценный" рассказчик подставил своего лучшего друга Павлика на уроке. Павлик воспринял такой поступок как предательство и целый год с ним не разговаривал. Ему не нужен был такой друг, каким он раскрылся перед ним на уроке. Примирение произошло только после того, когда Павлик понял, что Юра изменился. Испытание предательством, через которое они прошли, только укрепило их дружбу, помогло стать лучше.

И снова несоответствие. В данном случае изменился предавший, а не преданный. Об отношении к жизни речи не идет.

Ты очень красиво пишешь, твои старания не остались незамеченными. Проблема в том, что ты не совсем правильно понимаешь структуру сочинения. Как я поняла, ты подбираешь аргументы к проблеме, но это в корне неправильно. Аргумент – это доказательство, и доказываем мы свою собственную точку зрения относительно проблемы.

Если отталкиваться от твоего тезиса, то в аргументах нужно описать сюжеты, где предательство, повлияло на отношение к жизни, людям и т.д. Если за первый аргумент еще можно с натяжкой поставить балл, то второй вряд ли будет оценен, к сожалению.

Я согласна с автором. Но предательство не только меняет представления человека о жизни, но и наносит нестерпимую душевную боль.

Можно сделать вывод, что такое серьезное испытание, как предательство, меняет представление об истинном положении вещей. Но не всегда его последствия носят отрицательный характер.

Случается так, что чтобы добиться прощения, предатель меняется в лучшую сторону, осознав свою вину. А это многого стоит.

Из заключения стало ясноо, что ты хотела привести контраргумент, но сделала это не очень удачно.

Итог: ты очень хорошо пишешь. Умничка! Все, что тебе требуется, - помнить о том, что аргументы должны подкреплять ТВОЮ позицию + быть чуть внимательнее, избегать повторов. Ты можешь написать сочинение на максимальный балл, тренируйся. Я с огромным удовольствием проверила бы еще несколько твоих сочинений.

Формулировка проблем исходного текста

Комментарий к сформулированной проблеме исходного текста

Отражение позиции автора исходного текста

Аргументация экзаменуемым собственного мнения по проблеме

Смысловая цельность, речевая связность и последовательность изложения

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Жизнь и мысли: краткое содержание, описание и аннотация

Альберт Швейцер (1875—1965) принадлежит к числу наиболее ярких личностей и мыслителей нашего столетия. Философ, культуролог и теолог, музыкант и музыковед, врач, подавший современникам пример подлинно гуманистического служения, — в каждой области своей многогранной деятельности он оставил замечательное наследие. Настоящее издание включает впервые печатающуюся полностью автобиографию Швейцера, новый перевод ’’Мистики апостола Павла” — обстоятельного исследования периода зарождения христианства, и другие работы, в том числе впервые публикуемую на русском языке статью о роли религии в современной культуре. Книга адресована читателям, интересующимся проблемами религии, этики, философии и культуры.

Альберт Швейцер: другие книги автора

Кто написал Жизнь и мысли? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Жизнь и мысли — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

ЖИЗНЬ И МЫСЛИ[1]

I. ДЕТСТВО, ШКОЛЬНЫЕ И УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ГОДЫ

Я родился 14 января 1875 г. в Кайзерсберге (Верхний Эльзас) и был вторым ребенком в семье Людвига Швейцера, руководителя небольшой общины евангелистов в этом католическом местечке. Мой дед со стороны отца был школьным учителем и органистом в Пфаффен-хофене (Нижний Эльзас), а три его брата занимались такого же рода деятельностью. Моя мать Адель (урожденная Шиллингер) была дочерью пастора из Мюльбаха, городка в Мюнстерской долине в Верхнем Эльзасе.

Спустя несколько недель после моего рождения отец переехал в Гюнсбах, деревушку в Мюнстерской долине, где вместе с моими тремя сестрами и братом я провел очень счастливые детство и юность, которые были бы совсем безоблачными, если бы не частые болезни отца. Позднее, однако, его здоровье улучшилось, и в семьдесят лет, во время войны, он был еще достаточно крепок, чтобы заботиться о своих прихожанах под огнем французских пушек, который обрушивался на долину с Вогезских высот и жертвами которого стали многие дома и многие обитатели Гюнсбаха. Он умер в преклонном возрасте в 1925 г. Мою мать в 1916 г. сбила кавалерийская лошадь по дороге из Гюнсбаха в Вайерим-Таль, после чего она скончалась.

С пяти лет отец начал давать мне уроки музыки на стареньком квадратном рояле, доставшемся нам в наследство от деда Шиллингера. Отец не обладал высокой техникой игры, но прекрасно импровизировал. В семь лет я удивил нашу школьную учительницу, сыграв на фисгармонии хоральные мелодии с самостоятельно подобранным аккомпанементом. В восемь, едва мои ноги стали доставать до педалей, я начал играть на органе. Страсть к этому инструменту я унаследовал от своего деда Шиллингера, который много занимался органами и органостроением и, как рассказывала мне мать, имел репутацию замечательного импровизатора. В какой бы город он ни приезжал, первое, что он делал, — это знакомился с его органами, а когда устанавливали знаменитый орган в Люцерне, он ездил туда специально для того, чтобы понаблюдать за работой органного мастера.

Мне было девять лет, когда я в первый раз занял место органиста во время церковной службы в Гюнсбахе.

До осени 1884 г. я ходил в гюнсбахскую сельскую школу, а затем в течение года учился в "реальной школе" в Мюнстере (средняя школа, в которой не преподавались древние языки). Там мне давали частные уроки латыни, чтобы подготовить к поступлению во 2-й класс гимназии[2]. Осенью 1885 г. я поступил в гимназию в Мюльхаузене. Брат моего деда и мой крестный отец Людвиг Швейцер, директор народных школ в этом городе, был так добр, что взял меня жить к себе. Иначе мой отец, содержавший большую семью на свою скудную зарплату, едва ли смог бы послать меня в гимназию.

Строгая дисциплина в доме моего дядюшки и его жены, не имевших своих детей, была большим благом для меня. С глубокой благодарностью я постоянно вспоминаю все доброе, что они для меня сделали.

Хотя научиться читать и писать стоило мне некоторых усилий, в школах в Гюнсбахе и Мюнстере я был на довольно хорошем счету. Однако в гимназии я поначалу оказался плохим учеником, и не только из-за того, что был ленив и предавался мечтаниям, но также и потому, что частные уроки латыни не дали мне достаточной подготовки для 2-го класса гимназии. И лишь благодаря моему учителю в 3-м классе д-ру Веману, который научил меня правильно работать и придал некоторую уверенность в своих силах, дела мои пошли лучше. Но главная причина влияния, которое имел на меня д-р Веман, заключалась в том, что с первых же дней занятий у него я увидел, что он самым тщательным образом готовится к каждому уроку. Он стал для меня образцом того, как следует выполнять свой долг. Впоследствии я много раз навещал его. В конце войны, оказавшись в Страсбурге, где он провел последние годы жизни, я сразу же навел справки о нем. Я узнал, что вследствие голодания у него возникло нервное заболевание, и он покончил с собой.

Моим учителем музыки в Мюльхаузене был Ойген Мюнх, молодой органист тамошней реформатской церкви св. Стефана. Это была его первая должность после окончания Берлинской высшей музыкальной школы, где его захватило возникшее в то время всеобщее увлечение Бахом. Именно ему я обязан тем, что в раннем возрасте познакомился с произведениями кантора церкви св. Фомы[3] и уже с пятнадцати лет учился игре на органе у солидного преподавателя. Когда осенью 1898 г. О. Мюнх в расцвете лет умер от тифа, я почтил его память маленькой книжкой, написанной по-французски. Она вышла в Мюльхаузене и стала моей первой публикацией[4].

Когда меня спрашивают, кто же я: пессимист или оптимист, я отвечаю, что мое знание пессимистично, но мои воля и надежда оптимистичны. Я пессимист в том, что в полной мере испытываю на себе всю тяжесть бессмысленности - по нашим понятиям - того, что происходит в мире. Лишь в редкие моменты я бываю по-настоящему рад тому, что живу. Я не могу не ощущать, сочувствуя и сожалея, все те страдания, которые вижу вокруг себя, страдания не только людей, но и всего сотворенного. Я никогда не пытался выйти из этой общины страдания.

Мне казалось само собой разумеющимся, что каждый из нас должен взять на себя часть той тяжести страдания, которая гнетет мир. Еще школьником я ясно сознавал, что никакое объяснение существования зла в этом мире никогда не сможет удовлетворить меня; я чувствовал, что все такие объяснения — это софистика, цель которой - дать человеку возможность не так остро переживать окружающее его несчастье. Каким образом такой мыслитель, как Лейбниц, мог прийти к жалкому выводу, что хотя этот мир действительно нехорош, он является лучшим из возможных миров, - этого я никогда не мог понять.

Но как бы ни занимала меня проблема несчастья в мире, я никогда не позволял себе целиком погрузиться в размышления о ней; я всегда твердо держался той мысли, что каждый из нас может что- то сделать для того, чтобы какая-то часть этого несчастья прекратилась. Так мало-помалу я пришел к выводу, что есть только одна вешь во всей этой проблеме, которую мы в состоянии понять, и заключается она в том, что каждый из нас должен идти своим собственным путем, но это должен быть путь человека, который стремится нести избавление от страданий.

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли - Содержание

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли - Эпилог

Благодаря активной этике любви, религиозной по своему характеру, а также благодаря своей духовной направленности мировоззрение благоговения перед жизнью родственно христианскому мировоззрению. Поэтому для христианства и для мышления появляется возможность вступить в новые отношения друг с другом - отношения, которые по сравнению с прежними будут больше содействовать развитию духовной жизни. Христианство однажды уже вступило в союз с мышлением, а именно в XVIII столетии, в период рационализма. Оно сделало это потому, что мышление шло ему навстречу своей энтузиастической, религиозной по своему характеру этикой. В действительности, однако, мышление не выработало эту этику самостоятельно, а позаимствовало ее, не подозревая об этом, у христианства. Позднее, когда ему пришлось полагаться лишь на свою собственную этику, выяснилось, что в этой последней так мало жизни и так мало религиозности, что она имеет не много общего с христианской этикой.

Тогда узы, связывающие христианство и мышление, были ослаблены, и современная ситуация такова, что христианство полностью ушло в себя и занимается лишь распространением собственных идей как таковых. Христианство не видит больше никакой пользы в том, чтобы доказывать, что его идеи находятся в согласии с мышлением. Напротив, оно предпочитает, чтобы эти идеи рассматривались как нечто, стоящее за пределами мышления и занимающее по отношению к нему более высокое положение. Тем самым, однако, оно теряет связь с духовной жизнью нашего времени и возможность оказывать на нее какое-либо влияние. Возникновение мировоззрения благоговения перед жизнью теперь вновь ставит перед христианством вопрос: хочет ли оно подать руку мышлению, которое этично и религиозно по своему характеру. Христианство нуждается в мышлении для того, чтобы прийти к лучшему осознанию самого себя.

Количество ежечасно проистекающих отсюда страданий превосходит воображение. Но этому возобновлению пыток сегодняшнее христианство не оказывает сопротивления даже на словах, не говоря уже о делах. Едва ли оно предпринимает какие-либо усилия и для противодействия суевериям нашего времени. Даже если бы оно и рискнуло оказать сопротивление и предпринять что-либо из того, что осуществило христианство XVIII столетия, оно оказалось бы неспособным реализовать свое намерение, так как у него нет никакой власти над духом нашего века. Делая столь мало для реализации своей духовной и этической природы, современное христианство в порядке компенсации тешит себя иллюзией, что оно год от года укрепляет свое положение в качестве Церкви. С помощью этой новой разновидности секуляризации оно приспосабливается к духу века. Подобно другим организованным корпорациям, оно работает над созданием хорошей, все более сильной и однородной организации.

При этом требование улучшения организации оправдывается историей и практическим успехом. Но в той степени, в которой оно выигрывает во внешней силе, оно проигрывает в силе духовной. Христианство не может занять место мышления, мышление должно быть его предпосылкой. Оставаясь замкнутым в себе, оно не способно преодолеть отсутствие мысли и скептицизм. Воспринять вечное и непреходящее в его идеях может лишь та эпоха, которая обладает элементарной религиозностью, проистекающей из размышлений. Как река сохраняется от постепенного высыхания благодаря тому, что она питается подпочвенными водами, — точно так же и христианство нуждается в подпочвенных водах элементарной религиозности, которая является плодом размышлений. Реальную духовную власть оно сможет приобрести лишь тогда, когда люди увидят, что дорога от мышления к религии свободна от препятствий. Я знаю, что сам я именно мышлению обязан тем, что остался религиозным человеком и христианином. Тот, кто мыслит, свободнее относится к традиционной религиозной истине, чем тот, кто не мыслит, но ее глубокие и непреходящие основы первый усваивает намного лучше второго.

Суть христианства - в той форме, в какой оно возвещалось Иисусом и постигается мышлением, — заключается в том, что только через любовь можем мы достигнуть единения с Богом. Все живое знание Бога происходит от того, что мы сердцем ощущаем его как волю к любви. Тот, кто понял, что идея любви — это духовный луч света, дошедший до нас из бесконечности, перестает требовать от религии, чтобы она предоставила ему полное знание сверхчувственного. Он не может, конечно, не задумываться над великими вопросами: каков смысл существования зла в этом мире; каким образом в Боге, первооснове бытия, нераздельно существуют воля к творению и воля к любви; в каком отношении находятся друг к другу духовная и материальная жизнь и каким образом наше существование является в одно и то же время и преходящим, и вечным. Однако он способен отставить эти вопросы в сторону, как бы ни было для него мучительно навсегда расстаться с надеждой получить на них ответы.

Но к первооснове бытия, которая открывает себя нам как воля к любви, мы относимся как к этической личности. Теизм не противостоит пантеизму, но возникает из него как этически определенное из природного и неопределенного. Столь же необоснованным является и сомнение в том, сможет ли прошедшее через мышление христианство с достаточной серьезностью донести до человека сознание его греховности. Серьезность достигается вовсе не тем, что о греховности много говорят. В Нагорной проповеди об этом сказано немного. Но благодаря стремлению к освобождению от греха и к чистоте сердца, вложенному Иисусом в обетования блаженств, его слова становятся великой проповедью покаяния, постоянно обращенной к человеку. Если христианство ради традиции или каких бы то ни было иных соображений откажется от постижения самого себя посредством этико-религиозного мышления, это будет несчастьем и для него самого, и для человечества.

В чем христианство нуждается, так это в том, чтобы преисполниться Духа Иисуса. Благодаря этому оно превратится в живую религию духовности и любви, к чему оно и было предназначено с самого начала. Только в таком качестве может оно стать закваской в духовной жизни человечества. То, что в течение последних девятнадцати столетий считалось христианством, — это только начало, полное слабостей и ошибок, а не зрелое христианство, вытекающее из Духа Иисуса. Поскольку я предан христианству и глубоко к нему привязан, я стараюсь служить ему верой и правдой. Никоим образом не пытаясь защищать его ненадежным оружием христианской апологетики, я обращаюсь к христианству с призывом: в духе искренности прийти к согласию со своим прошлым и с мышлением, чтобы осознать свою истинную сущность. Я надеюсь, что появление элементарного мышления, ведущего к этико-религиозной идее благоговения перед жизнью, может способствовать сближению христианства и мышления.

Читайте также: