Солдат и мать астафьев сочинение

Обновлено: 07.07.2024

9 готовых проверенных сочинений по тексту Астафьеву В.П (одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева), с кругом проблем и полным текстом для варианта №16 нового сборника ЕГЭ 2021 Цыбулько И.П по русскому языку 36 тренировочных вариантов.

Примерный круг проблем:

Проблема нравственного выбора человека в страшных условиях войны.

Проблема отношения к пленным во время войны.

Проблема гуманизма в условиях военного времени.

Почему война является преступлением против человечности?

Можно ли на войне остаться человеком?

Какова сущность войны?

Можно ли найти оправдание жестокости?

Готовое сочинение ЕГЭ №1

Как русские солдаты относились к пленным немцам? Вот проблема, которую ставит в тексте В. П. Астафьев.

Оба эти примеры-иллюстрации показывают нам, что большинство советских солдат, несмотря на ненависть к врагу, проявляли сочувствие к пленным фашистам, оказывали медицинскую помощь, давали возможность согреться. И все потому, что любовь к ближнему – это суть русской души. В этом, на мой взгляд, и заключается позиция автора. Я полностью согласна с точкой зрения В. П. Астафьева. Действительно, советские солдаты стремились человечно относиться к военнопленным и помогать им.

Таким образом, бойцы Советской армии понимали, что пленные такие же люди, как и они, а потому относились к бывшим врагам с сочувствием и пониманием.

Готовое сочинение ЕГЭ №2

Итогом размышлений В.П. Астафьева становится такая позиция: война – это преступление против человечности, которое калечит судьбы людей. В такой жестокой бойне гибнут солдаты и мирные жители.

Готовое сочинение ЕГЭ №3

Война — это ужас и жестокость. Автор описывает ужасное преступление — сожжение фашистами мирных жителей в церкви — и солдата, узнавшего о гибели родных в огне. Обезумев от горя, несчастный бросается на пленных немцев, готовый убивать. Но лейтенант не допускает убийства пленных. Ведь не они жгли людей в церкви. Не все немцы пришли на нашу землю по своей воле, не все убивали мирных жителей.

Автор уверен, что война — это преступление не просто против Советского Союза. Это преступление и против Германии. Но главное — против человека и человечества. Ни один человек в здравом уме не может хотеть войны, ведь она несет смерть и страдание тысячам и миллионам людей.

Мне хочется верить, что человечество со временем становится мудрее, люди больше не хотят своей жизнью и жизнями других людей платить за славу своих военачальников. И это внушает мне надежду на то, что кровопролитных войн будет в будущем все меньше и меньше.

Готовое сочинение ЕГЭ №4

Как относились к пленным немцам русские солдаты? Именно этот вопрос возникает при чтении текста русского советского писателя В. П. Астафьева.

Все эти примеры, дополняя друг друга, ярко демонстрируют человечность и гуманизм русских солдат, которые понимают, что пленные безоружны и теперь не страшны, а вызывают жалость. Авторская позиция заключается в следующем: русские солдаты по-человечески относились к пленным немцам, давали им возможность согреться, утолить голод и получить медицинскую помощь.

В заключение подчеркну, что русские люди щедры и добры, умеют прощать, проявляют милосердие к поверженному врагу.

Готовое сочинение ЕГЭ №5

Как русские солдаты относились к пленным немцам? Этот вопрос волнует В. Астафьева, автора предложенного для анализа текста.

Эти два примера взаимосвязаны и помогают понять, как русские солдаты относились к пленным немцам во время войны. Автор считает, что русские солдаты относились к пленным немцам по-человечески: давали им возможность согреться, утолить голод, получить медицинскую помощь. В пленных они видели не врагов, а таких же, как и они, людей, брошенных в страшные военные события.

Таким образом, русские солдаты относились к пленным по-человечески, с состраданием.

Готовое сочинение ЕГЭ №6

Как русские относились к пленным немцам во время войны? Можно ли мстить тем, кто безоружен и беззащитен? В.П. Астафьев размышляет над проблемой сохранения человечности в военное время.

Автор раскрывает данную проблему, описывая случай на небольшом хуторе. Мы видим как Борис Костяев закрывает собой пленных немцев, которых пытался расстрелять, обезумевший от горя солдат. Попытка отомстить за убийство семьи не принесла солдату облегчения, он продолжал страдать, как страдали теперь те, по которым он стрелял. Поступок Бориса Костяева свидетельствует о том, что к пленным нужно относиться с понимание, милосердно и гуманно.

Оба примера, дополняя друг друга, помогают понять, как русские солдаты относились к пленным немцам во время войны.

Позиция автора такова: война- это общая трагедия для всех людей, и поэтому важно не допускать жестокости по отношению к другим. В любой ситуации нужно оставаться человеком сочувствующим и понимающим.

Я полностью согласен с позицией автора. Безусловно, нужно помнить об общей нелёгкой доле, о важности каждой жизни, и не терять человеческих качеств даже в самую трудную минуту.

Таким образом, война – это всегда трагическое событие несущее страдание и горе. Поэтому так важно сохранить в своём сердце гуманность и доброту по отношению к окружающим и оставаться человеком при любых обстоятельствах.

Готовое сочинение ЕГЭ №7

Как нужно относиться к пленным в условиях войны? Именно таким вопросом задаётся В. П. Астафьев в только что прочитанном мною тексте.

Размышляя над проблемой, автор приводит пример правильного отношения к военнопленным. Когда на пленных немцев напал солдат, желающий отомстить за своих близких, герой текста лейтенант Борис Костяев защищал их. Также не отказался лечить немцев и военный врач, он помогал им так же, как своим солдатам.

Так автор объясняет, что пленных не нужно ненавидеть и убивать, так как в ином случае убийца или просто равнодушный, который своим бездействием обрекает на смерть, уподобится тем, кто развязал жестокую и бесчеловечную войну, уподобится тем, кто нападает. С помощью следующего примера автор подтверждает ситуации, которые я привела во втором абзаце своего сочинения. Астафьев неоднократно пишет, что советские солдаты относились одинаково к своим раненым и чужим (предложения 32, 52, 55).

С помощью повторения этих слов Виктор Петрович обращает наше внимание на то, что пленные немцы такие же люди, как и наши, они находятся в похожей ситуации, ведь война не щадит никого, поэтому нужно щадить хотя бы тех, кто стал её жертвой, а немцы в данной ситуации именно беззащитные жертвы, а не агрессоры, и кто знает, был ли у них выбор на этой войне…

Позиция автора в этом тексте предельно ясна, он считает, что пленных нельзя убивать, надо отнестись к ним с пониманием, отнестись, как к людям, а не как к безжалостным убийцам, ведь большая часть врагов точно к таковым не относится.

Таким образом, мы выяснили, что пленные враги не отличаются от своих и что относиться к ним надо не как к злу, не нужно видеть в них виновников, начавших эту вражду, ведь большинство из них не хотят войны, но они вынуждены следовать приказам своего государства.

Готовое сочинение ЕГЭ №8

Что из себя представляет война? Несет ли она в себе хоть что-то положительное? На эти важные вопросы отвечает в своем тексте советский и российский писатель В.П. Астафьев.

В центре внимания автора находится проблема бесчеловечности войны.

Позиция автора очевидна: война – это жестокое преступление, при котором страдают, погибая, оказываясь ранеными и теряя родных и близких, все стороны военных действий.

Невозможно не согласиться с автором текста. Действительно, война действительно является бесчеловечным явлением, при котором люди убивают и мучают таких же людей, причиняя страдания другим и страдая сами. Данная мысль отражалась во многих художественных произведениях отечественных и зарубежных писателей.

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод о том, что война оказывает на всех ее участников только негативное влияние, это жестокое явление – преступление против самой человечности.

Готовое сочинение ЕГЭ №9

Война – это ужасное преступление против человечности, она убивает в людях всю гуманность и трезвость ума. В предложенном тексте Виктора Петровича Астафьева поднимается проблема бесчеловечности войны.

Позиция автора заключается в том, что война приносит мучительные страдания, поэтому она является страшным преступлением против человечности. На войне страдают все- и те, кто защищает свою родину и те, кто должен быть врагом на чужой территории. В этом ужасной и бессмысленной борьбе погибают солдаты и мирные жители, множество людей остаются опустошёнными и искалеченными, теряют родных и близких.

Писатель решил поддержать парня за пару жить на полную катушку Пепел удивленно посмотрел на него и ответил: “Черт дней до дембеля и отлета в Союз. На его слова о том, что теперь он сможет за побери, да я же весь седой внутри”. Молодые люди на войне взрослели по щелчку пальца, а взрослые – старели и седели.

Подводя итог, следует сказать, что война беспощадна ко всем. Она оставляет самую глубокую рану на сердце каждого.

Полный текст одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева (Астафьев В.П):

(1) Одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева: скорее уйти от этого хутора, от изуродованного поля подальше, увести с собой остатки взвода в тёплую, добрую хату и уснуть, уснуть, забыться.

(2) Но не всё ещё перевидел он сегодня.

(3) Из оврага выбрался солдат в маскхалате, измазанном глиной. (4)Лицо у него было будто из чугуна отлито: черно, костляво, с воспалёнными глазами. (5)Он стремительно прошёл улицей, не меняя шага, свернул в огород, где сидели вокруг подожжённого сарая пленные немцы, жевали чего-то и грелись.

— (6)Греетесь, живодёры! (7)Я вас нагрею! (8)Сейчас, сейчас… — солдат поднимал затвор автомата срывающимися пальцами.

(9)Борис кинулся к нему. (10)Брызнули пули по снегу… (11)Будто вспугнутые вороны, заорали пленные, бросились врассыпную, трое удирали почему-то на четвереньках. (12)Солдат в маскхалате подпрыгивал так, будто подбрасывало его землёю, скаля зубы, что-то дикое орал он и слепо жарил куда попало очередями.

— (13)Ложись! — Борис упал на пленных, сгребая их под себя, вдавливая в снег.

(14)Патроны в диске кончились. (15)Солдат всё давил и давил на спуск, не переставая кричать и подпрыгивать. (16)Пленные бежали за дома, лезли в хлев, падали, проваливаясь в снегу. (17)Борис вырвал из рук солдата автомат. (18)Тот начал шарить на поясе. (19)Его повалили. (20)Солдат, рыдая, драл на груди маскхалат.

— (21)Маришку сожгли-и-и! (22)Селян в церкви сожгли-и-и! (23)Мамку! (24)Я их тыщу… (25)Тыщу кончу!

(26)Гранату дайте!

(27)Старшина Мохнаков придавил солдата коленом, тёр ему лицо, уши, лоб, грёб снег рукавицей в перекошенный рот.

— (28)Тихо, друг, тихо!

(29)Солдат перестал биться, сел и, озираясь, сверкал глазами, всё ещё накалёнными после припадка. (30)Разжал кулаки, облизал искусанные губы, схватился за голову и, уткнувшись в снег, зашёлся в беззвучном плаче. (31)Старшина принял шапку из чьих-то рук, натянул её на голову солдата, протяжно вздохнув, похлопал его по спине.

(32) В ближней полуразбитой хате военный врач с засученными рукавами бурого халата, напяленного на телогрейку, перевязывал раненых, не спрашивая и не глядя — свой или чужой.

(33) И лежали раненые вповалку — и наши, и чужие, стонали, вскрикивали, плакали, иные курили, ожидая отправки. (34)Старший сержант с наискось перевязанным лицом, с наплывающими под глазами синяками, послюнявил цигарку, прижёг и засунул её в рот недвижно глядевшему в пробитый потолок пожилому немцу.

— (35)Как теперь работать-то будешь, голова? — невнятно из-за бинтов бубнил старший сержант, кивая на руки немца, замотанные бинтами и портянками. — (36)Познобился весь. (37)Кто тебя кормить-то будет и семью твою? (38)Фюрер? (39)Фюреры, они накормят.

(40)В избу клубами вкатывался холод, сбегались и сползались раненые. (41)Они тряслись, размазывая слёзы и сажу по ознобелым лицам.

(42)А бойца в маскхалате увели. (43)Он брёл, спотыкаясь, низко опустив голову, и всё так же затяжно и беззвучно плакал. (44)3а ним с винтовкой наперевес шёл, насупив седые брови, солдат из тыловой команды, в серых обмотках, в короткой прожжённой шинели.

(45)Санитар, помогавший врачу, не успевал раздевать раненых, пластать на них одежду, подавать бинты и инструменты. (46)Корней Аркадьевич, из взвода Костяева, включился в дело, и легкораненый немец, должно быть из медиков, тоже услужливо, сноровисто начал обихаживать раненых.

(47)Рябоватый, кривой на один глаз врач молча протягивал руку за инструментом, нетерпеливо сжимал и разжимал пальцы, если ему не успевали подать нужное, и одинаково угрюмо бросал раненому:

— Не ори! (48)Не дёргайся! (49)Ладом сиди! (50)Кому я сказал… (51)Ладом!

(52) И раненые, хоть наши, хоть исчужа, понимали его, послушно, словно в парикмахерской, замирали, сносили боль, закусывая губы.

(53) Время от времени врач прекращал работу, вытирал руки о бязевую онучу, висевшую у припечка на черенке ухвата, делал козью ножку из лёгкого табака.

Предлагаю несколько вопросов к рассказу, которые можно дать учащимся заранее, чтобы они учились видеть каждую деталь повествования и понимать ее роль в раскрытии идейного смысла художественного произведения.

ВложениеРазмер
voprosy_i_otvety_po_rasskazu_v.p.astafeva_soldat_i_mat.docx 15.75 КБ

Предварительный просмотр:

Этот рассказ написан В. П. Астафьевым с 1954 по 1959 год. Он посвящен теме Великой Отечественной войны. Небольшой по объему, но очень глубокий. Я всегда рекомендую своим ученикам читать это произведение, особенно в 9 и 11 классе, когда ребята готовятся к экзаменам. О чем рассказ? О слепой материнской любви и предательстве, о добре и милосердии, о преступлении и наказании…

Предлагаю несколько вопросов, которые можно дать учащимся заранее, чтобы они учились видеть каждую деталь повествования и понимать ее роль в раскрытии идейного смысла художественного произведения.

  1. Почему женщина встретила солдата недружелюбно и настороженно?
  1. Какие детали в описании женщины и избы говорят о постигшем ее горе?

То, что изба перекосилась, что калитка висит без петель, не очень странно. Ведь идет война, и мужчины в доме нет, вот и неухоженное все вокруг. Но многие детали странные. На стене – портреты мужа и ее самой, а между ними – просвет. Значит, висел еще чей-то портрет. Почему же его сняли? Прочитав рассказ, мы догадываемся, что мать сняла со стены портрет сына–предателя. Испокон века висели в углу иконы, а теперь нет и их. Видимо, разуверилась мать и в божьей помощи, выплакав все глаза. А может, стыдно ей было перед святыми ликами за своего сына? Вот и убрала она образа?

Странно то, что, живя одна в избе, женщина перестала следить за чистотой и порядком. Может, жизнь потеряла для нее смысл. Позорно погиб ее сын, для кого и для чего теперь жить? А может, женщина наказывает себя за то, что воспитала предателя, наказывает невниманием и равнодушием к своей жизни. Ведь руки у нее трудовые, сноровистые, и может она содержать свой дом в порядке. Может, но не делает этого.

  1. Почему солдат, прощаясь, протянул женщине руку?

5. Как вы думаете, почему у героев рассказа нет имен и фамилий?

Что мягче пуха? — Сердце матери.

Что тверже камня? — Сердце матери.

Женщина запускала руку в ведро, доставала горсть овса и процеживала его меж пальцев ручейками. Вокруг женщины снежным вихрем метались куры. Они хлопали крыльями, кудахтали, успевали долбанугь одна другую.

Хотя видно мне было только руку да спину, на которой топорщился новый казенный халат, чувствовалось, что женщина в больших годах. Рука у нее будто высечена из гранита и высечена столь тщательно, что видны каждая жилка и жилочка. Кажется, тряхни птичница рукой — и пальцы застучат. Удивительно, как могли эти руки делать такие плавные, как бы певучие движения!

Птичница вытряхнула на ладонь остатки овса, широким взмахом старого сеятеля бросила его впереди себя. Меня что-то встревожило. Я где-то видел такую же руку…

Птичница поправила на голове домашний цветастый платок, который она, по-видимому, носила наперекор инструкциям, и стала рассказывать посетителям выставки о курах, которые торопливо работали клювами, рассыпая дробящийся перестук.

— Из какой области, мамаша? — спросил я, когда птичница выговорилась.

— Доводилось. Воевал в ваших краях. Может, и деревню вашу у немцев отбивал?

Она назвала деревню. Нет, не приходилось мне бывать в этой деревне. Но я отчетливо вспомнил такое же лицо в сухих морщинах, с глубоко сидящими глазами василькового цвета. И я сказал птичнице те самые слова, которые должны были прийти первыми, если бы мне довелось когда-нибудь встретить ту женщину:

— Перемололось, значит, все?

Она истолковала мой вопрос по-своему.

— А как же! Все перемололось, на выставку вот с курями попала, — негромко и напевно отозвалась она, — хлебца тоже поболе получаем теперь.

И было в ее коротком ответе столько спокойствия, что за этими скупыми словами угадывался другой, более глубокий смысл: а иначе, мол, и быть не могло. Сколько войн, пожаров полыхало на Руси, а она трудами народными стояла и стоит.

Птичница снова занялась своими делами, а я смотрел и смотрел на нее, на эту женщину с выцветшими глазами, в глубине которых еще различался васильковый цвет.

А думал я о той женщине, которую тяжелое железное колесо войны переехало по самому сердцу…

Я был тогда совсем молодым. Помнится, незадолго до встречи, о которой хочу рассказать, первый раз побрила меня госпитальная парикмахерша. Побрила, как впоследствии выяснилось, из особой ко мне симпатии. В ту пору на моем лице еще волосинка за волосинкой бегала с дубинкой. Но, видно, у парикмахерши была легкая рука. После того, как покудесничала она, пошла растительность буйствовать на моем лице, и ныне, если с неделю не побреюсь, родные дети не узнают.

Серое небо чуть не касалось пилотки. Сыплется, трусится какая-то нудь сверху. Уж полило, так полило бы! В такую погоду не грязь месить по чужим дорогам, а сидеть бы дома, книжку почитывать, на худой конец покуривать в блиндаже с накатом, ругать, как душе желательно, старшину, который черт-те где застревает всякий раз, лишь только ударит непогодь. А потом, когда прибудет оказия (так мы называли хозвзводовскую повозку и кухню), рубануть котелочек-другой гороху с тушенкой и задать храпака.

Э-э-эх, далеконько же наши ушли! Шагаю, шагаю, а все орудий не слышно. Хоть бы скорей на шоссе выбраться — голосовать начну…

Налипла грязь на ботинки. Ногам сделалось сыро. Ботинки старые, бэу — бывшие в употреблении. И все на мне бэу, и этот мутный, тягучий, как еловая сера, день — тоже.

На войне хмурых дней больше, чем в обычное мирное время, и, наверное, потому так сильно давило меня волглое, низкое небо.

Чудно же, ей-богу, свет устроен! В тот раз из госпиталя уходил, все было честь по чести: обмундирование, ботинки новые, ремень, пусть ниточный, как лошадиная подпруга, а все равно новый. И вот пальнул какой-то ариец зловредный из винтовки, и нет, чтобы в мякоть угодить — перебил кость, сделал меня нестроевиком. Иди теперь кирпичики таскай, либо мыло вари, и поскольку ты уже второстепенный боец, то можешь от подштанников и до пилотки одеваться в бэу. Даже справку тебе и ту написали па такой бумаге, в какую до войны селедку постыдились бы завернугь в магазине. И флягу стеклянную дали, и паек всего на один день. Иди, топай до пересылки, и этого пайка тебе хватит, и фляга железная тебе ни к чему…

До полного накала дошел я от таких мыслей и шлепал по грязи напропалую. Со зла на госпитальное начальство перекинулся, ну а потом, само собой, — на Гитлера, чтоб ему ни дна ни покрышки!

Вдали мигнул огонек и тут же сгинул. Я разом очнулся и невольно огляделся по сторонам. Но кругом не было ни души, и огонек тоже не появлялся. Сделалось совсем тоскливо и тревожно. Я до боли в глазах смотрел вперед, готовый вскрикнуть от радости, если огонек появится еще раз. Где огонек — там люди. А на людях отстанут, обязательно отстанут эти навязчивые думы, это обжигающее душу зло. Скорей, скорей к людям! Я пошел быстро, почти побежал и, когда очугился на окраине тихой деревушки, перевел дух и утер испарину со лба. Чего, собственно, распсиховался? Устал, видно, от войны устал. Все устали от войны. Тяжелая штука — война!

Вдоль этой деревни тоже прошла война. Иные избы были разрушены, иные спалены дотла. Многие деревья поломаны, огороды изрыты воронками и окопами. Однако в некоторых избах, судя по полоскам света, струившимся из-за ставен и дерюжек, обитали люди. Они еще не отвыкли жить с закрытыми окнами и рано зажигали свет. Должно быть, кто-то приподнимал дерюжку, и я увидел издали мелькнувший огонек.

На самом краю деревни из-за густого орешника и трех кривых груш бодливо выглядывала избушка. Время придавило ее к земле, затянуло крышу мохом. Я тронул сколоченную из жердочек калитку, но она тут же упала, потому что не было петель. Пока я пристраивал створку на прежнее место, из дома вышла женщина и остановилась на крыльце.

— Чего надо? — недружелюбно и настороженно спросила она, разглядывая меня глубоко ввалившимися глазами.

Должно быть, моя куцая шинеленка, замызганные обмотки и чехол из-под фляги не внушали хозяйке доверия.

Виктор Астафьев - Солдат и мать

Виктор Астафьев - Солдат и мать краткое содержание

Солдат и мать - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Вдоль этой деревни тоже прошла война. Иные избы были разрушены, иные спалены дотла. Многие деревья поломаны, огороды изрыты воронками и окопами. Однако в некоторых избах, судя по полоскам света, струившимся из-за ставен и дерюжек, обитали люди. Они еще не отвыкли жить с закрытыми окнами и рано зажигали свет. Должно быть, кто-то приподнимал дерюжку, и я увидел издали мелькнувший огонек.

На самом краю деревни из-за густого орешника и трех кривых груш бодливо выглядывала избушка. Время придавило ее к земле, затянуло крышу мохом. Я тронул сколоченную из жердочек калитку, но она тут же упала, потому что не было петель. Пока я пристраивал створку на прежнее место, из дома вышла женщина и остановилась на крыльце.

— Чего надо? — недружелюбно и настороженно спросила она, разглядывая меня глубоко ввалившимися глазами.

Должно быть, моя куцая шинеленка, замызганные обмотки и чехол из-под фляги не внушали хозяйке доверия.

— Я из госпиталя… Мне бы переночевать…

— У меня ночевать не останавливаются, — глухо сказала женщина и отвела глаза в сторону, — не то место.

— Да не стесню ведь, — настаивал я, исходя из солдатского опыта и принципа: быть в таких случаях настырным.

— Иди вон на тот конец, там изба чище.

— Да уж ноги не идуг, тетенька.

— Дойдут, молодой еще.

— Солдата раненого гоните, эх вы.

Эти слова подействовали на женщину.

— Ну как знаешь, — обронила она и отодвинулась в сторону, пропуская меня в избу.

Я вошел в переднюю, вытер ноги о старые ватные брюки, лежавшие у порога, и, как полагается, произнес:

— Здравствуйте, люди добрые!

Мне никто не ответил. Это было странно. Обыкновенно в прифронтовых деревнях не хватало жилья, и в каждой избе ютилось по две или по три семьи. Я стянул шинель, пережившую не одного солдата, и пристроился на скамье под божницей, на которой не было икон. На их месте светлели квадратные пятна.

— Народу много осталось в деревне?

— Много. А целых изб — с полдюжины. Забиты людьми, прямо сказать, доверху.

— А у вас почему нет?

— А у меня нету, — отрезала она с раздражением и принялась чистить картошку. По тому, как она чистила картошку, нетрудно было догадаться: эта женщина знала цену человеческому труду и умела экономить. Стружка из-под ножа вилась сплошной ленточкой. Казалось, что ножик и картофелина не двигались. Доносилось только едва слышное поскрипывание — настолько ловки привычные к работе руки.

Нас было девять гавриков в семье, и мать чистила картошку так же споро, но только еще тоньше…

Мать. Мама. Я закрыл глаза, и вот она передо мной, с узкой грудью, с большим, надсаженным животом, вечно занятая, вечно озабоченная. Каково-то ей без нас? Я пятым ушел из дому, а девки давно замужем. На троих из пяти уже пришли похоронные, и лежат они у матери под подушкой, вместе с хлебными карточками. Может, и четвертая уже там: на войне каждый день убивают. Может, и пятая — это уж на меня — очутится под подушкой. Станет и без того жесткая подушка тверже железа и будет жечь щеку матери пуще березовых углей.

Хозяйка с грохотом вывалила картошку в чугунок. Я встрепенулся и полез в карман за кисетом.

Когда по избе поплыл забористый дух махорки, женщина вдруг потянула носом, и на секунду безжизненно повисли ее жилистые руки с трещинками. Эти трещинки снова напомнили мне мать, и я поспешил завести разговор:

— Родных тоже, значит, нет? — А сам думал о том, как обрадуются дома, если нагрянуть неожиданно, да к тому же несильно изувеченным.

— Ты знаешь что, пришел ночевать, так ложись! — С этими словами хозяйка схватила ведра и быстро вышла.

Я проводил ее взглядом и повернулся к окну. Навстречу моей хозяйке ковыляла старуха. Она остановилась, приложила к глазам руку козырьком, затем неожиданно плюнула и перешла на другую сторону улицы.

Я насторожился и еще раз, но уже внимательней, осмотрел жилье.

Все запущено. Все покрылось пылью, подгнило, перекосилось. Над никелированной кроватью, которая как-то не вязалась со всем окружающим, висели два портрета. На одном был изображен бравый мужчина, на другом — женщина, в которой я с трудом узнал хозяйку. Висели они далеко друг от друга, и между ними на беленой стенке тоже проступало пятно. На этом месте, должно быть, когда-то был третий портрет.

Вернулась хозяйка с водой. Я присмотрелся к ней повнимательней. На вид ей было под пятьдесят. Широка костью, рослая, худая. Линялый, застиранный платок, на котором едва угадывались цветочки, нависал до самых бровей. Казалось, будто она что-то потеряла и все время силилась вспомнить: где и когда.

Женщина взяла топор и пошла на улицу. Я догнал ее в сенцах:

— Секундочку, мамаша! Дайте я разомнусь…

— Ну что тебе надо? Пришел спать, так спи…

— Давайте, давайте, мамаша! Солдат должен помогать гражданскому населению.

— Вот ведь надоедный какой…

Она все-таки отдала мне топор и возвратилась в избу.

За мазаным сараем, стены которого продырявили пули и осколки, я обнаружил несколько сухих яблонек да обломанную снарядом вишню. Никакой живности нигде не было. О ней напоминали только мокрые перья да куриная голова с пустыми глазницами, валявшаяся в крапиве.

Тупая, но все еще не остывшая злость снова начала накатывать на меня. Я схватил топор и принялся торопливо рубить дрова. Рубил, рубил, секира сорвалась с топорища да чуть не в лоб мне.

— Вот так хозяйство!

Позади меня кто-то захихикал. Я обернулся. За низким плетнем стоял голенастый, как петух, парнишка в живописно залатанной рубахе. Ноги у него были до того вымазаны грязью, что казались обутыми в ичиги.

— Ты чего тут подглядываешь? — спросил я. — Вот попало бы топором в котелок-то, и загремел бы к Богу в рай.

Мальчишка шмыгнул носом, почесал ногу об ногу:

— Не больно пужай, не из пужливых!

— Смотри, какой отчаянный!

В ответ на это мальчишка выпалил:

— Ты зачем тута на ночь встал? Тута фашистиха живет!

— Постой, постой, — опешил я. — Как — фашистиха?

— Так, фашистиха! Не знаешь, так не лезь, куда не полагается.

Выражение на моем лице, видно, было такое, что мальчишка посчитал нужным пояснить:

— Ейный сын с фронта смылся и в полицаи наладил. Его наши стукнули во-он тама, — махнул мальчишка в поле.

Я наконец уразумел, в чем дело, и мне стало не по себе. Но я был уже битый солдат и потому как можно спокойней сказал:

— Ты вот что, малыш, чем болтать, принес бы лучше топоришко какой-нибудь.

Парнишка озадаченно глянул на меня и исчез. Я невольно дотронулся до брючного карманчика-пистона, где лежала нестроевая справка, но тут снова появился парнишка и протянул мне аккуратненький топорик.

Читайте также: