Сочинение по стихотворению левитанского
Обновлено: 30.06.2024
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
возглас отчаянья,
крик о помощи,
мольба о помилованье —
Кто-то верно заметил,
что после Освенцима
невозможно писать стихи.
Ну а мы —
после Потьмы и тьмы Колымы,
всех этапов и всех пересылок,
лубянок, бутырок
(выстрел в затылок!
выстрел в затылок!
выстрел в затылок!) —
как же мы пишем,
будто не слышим,
словно бы связаны
неким всеобщим обетом —
не помнить об этом.
Ну а листья, им что, они смотрят вокруг,
широко раскрывая глаза, —
как свободно и весело майская дышит гроза,
и звенит освежающий дождик, такой молодой,
над Отечеством нашим,
над нашей печалью,
над нашей бедой.
За тихой речью и обыденной лексикой слышится упорство речного потока, вынужденного торить русло по нехоженой земле. Нитка реки по-своему бесконечна, её поэт и наматывает на руку, чтобы забросить, словно леску, как можно дальше. Уход на речную глубину, а потом возвратное движение на поверхность, — ритмическая и сюжетная основа многих стихов Левитанского. Придаёт автору неожиданное сходство с поплавком, полностью зависимым от появления рыбы — и рывка невидимой руки.
В стихотворенье —
Как в воду,
Как в реку,
Как в море,
Надоевшие рифмы
Как острые рифы,
Минуя,
На волнах одного только ритма
Плавно качаюсь.
Как прекрасны
Его изгибы и повороты,
То нежданно резки,
То почти что неуловимы!
Как свободны и прихотливы чередованья
Этих бурных его аллегро
Или анданте!
Похоже, права была Елена Шварц, когда писала, что у каждого большого поэта — своя ведущая стихия. У Левитанского это явно вода. Она и учит ритму, долгому дыханию, повествует о связности.
Время белых стихов, белизна, тихий шаг снегопада,
морозная ясность
прозрачного зимнего дня,
византийская роспись крещенских морозов
на стёклах души,
как резьба, как чеканка — по белому белым —
дыши не дыши —
не оттает уже ни единый штришок на холодном
стекле.
Откуда приходят библейские темы и смыслы к человеку, неверующему осознанно, но почему-то знающему, что слово не родится без отклика?
Я ввысь возношу ладони,
куда и кому не зная.
Небесная твердь безмолвна.
Безмолвствует твердь земная.
К кому ж я опять взываю
так набожно, так безбожно —
простите меня, простите! —
помилуйте, если можно?!
Благая весть открывается ему через речь, слово, общение. Рай Левитанского — сочувствие близких. Райское состояние — когда понимание предшествует разговору. Ад — разлученность без надежды на понимание. Каждый погружен в себя и замкнут на себе, никто никого не слышит. У Левитанского почти нет строк, рождённых вне собеседования, не обращённых персонально.
Ах, друзья мои,
как замечательно было б…
Мы и сами —
круженье космической пыли,
мы малые ритмы Вселенной.
Все планеты и звезды,
трава и цветы,
и пульсация крови,
искусство,
политика,
страсть —
только ритмы,
одни только ритмы.
Такова и поэзия, кстати, —
ее стержень, и ось, и основа —
напряжение ритма,
движение речи,
пульсация слова.
Долгая строка создаёт будущее и длит его. Тема повторов, реинкарнации, возврата к прежнему и его обновления нарастает — особенно в поздних стихах. Малый ритм стихотворения отражает большой ритм исторического, а в перспективе — и космического — разговора.
И снова будет дождь бродить по саду,
и будет пахнуть сад светло и важно.
А будет это с нами иль не с нами —
по существу, не так уж это важно.
Дитя мое, моя мука, мое спасенье,
мой вымысел, наважденье, фата-моргана,
синичка в бездонном небе моей пустыни,
молю тебя, как о милости, — возвратись!
Долгая, как бы удвоенная, строка вновь и вновь возвращает в пустыню — ради того, чтобы из неё вывести. Вывести силой личной молитвы, обращенной не только к Богу, но и к человеку; обожествляющей Собеседника — так, что адресаты переплелись.
мой вымысел, наважденье, фата-моргана
(о Господи, сделай так, чтоб она вернулась),
синичка в бездонном небе моей пустыни
(ну что тебе стоит, Господи, сделать так)!
Всё же в большинстве стихов Левитанского молитва адресована не Господу, а современникам. Поэтому естественным образом преображается в мантру, с помощью которой человек гармонизирует собственную глубину:
Всего и надо, что вчитаться, — Боже мой,
Всего и дела, что помедлить над строкою —
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть.
В силах каждого — чтобы речь не оборвалась в пустоте и хотя бы издалека была кем-то услышана.
Я, побывавший там, где вы не бывали,
я, повидавший то, чего вы не видали,
я, уже т а м стоявший одной ногою,
я говорю вам — жизнь всё равно прекрасна.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
И всё, что писалось потом, было ответом на невольную поэтическую молитву и постоянным, всё углубляющимся опытом её.
Центральный образ данного стихотворения – вишневый сад – заимствован из пьесы А. П. Чехова “Вишневый сад”. Об этом произведении нам напоминают также и другие детали стихотворения: рубка вишневого сада; новомодные “дровосеки”, деловитые, аккуратные, современные (перекличка с образом Лопахина).
Автор использует эти литературные реминисценции, чтобы более понятно и ярко передать современную ситуацию, волнующую его. Можно сказать, что история помогает лирическому герою разобраться в современности. Он делает вывод, что ситуация
повторяется: в конце 20 века (стихотворение написано в 1996 году) Россия оказалась в том же положении, что и в конце века 19-го.
Конфликт стихотворения построен на уничтожении старой России, дорогой лирическому герою, новыми людьми, дельцами-реформаторами. В произведении наблюдается четкое противопоставление прошлой России, которую олицетворяет вишневый сад, сам лирический герой, такие детали, как “хрупкая ветка”, “вскрикнувшая птица”, и циничных, “холодных” людей нового поколения, которые все знают, но не любят эту страну и его людей. На это указывает эпитет “веселые дровосеки”, метафора
“им смешны витающие в облаках”, “они идут, приминая травы”.
Лирический герой прекрасно понимает, что старая Россия обречена (“он исторически обречен”), что необходимы перемены. Но почему-то, глядя на этих веселых реформаторов-дровосеков, у него сжимается сердце:
Но птица вскрикнула,
ветка хрустнула,
и в медленном угасанье дня
что-то вдруг старомодно грустное,
как дождь, пронизывает меня.
Герой заставляет себя не думать о последствиях такой “рубки”, но не может избавиться от страшных снов:
… И снова снятся мне
вишни, вишни,
красный-красный вишневый сок.
Вишневый сок здесь выступает метафорой крови. Это и в буквальном смысле человеческая кровь, а также и образное обозначение душевной боли, сломанных жизней, утерянных смыслов жизни в результате таких преобразований.
Это стихотворение Ю. Левитанского носит название “Элегия” – по названию одного из лирических жанров. Напомним, что элегия – это философское размышление, проникнутое настроением грусти, задумчивости, размышления. Именно таким настроением проникнуто данное стихотворение, именно оно является ведущим, его можно назвать лейтмотивом данного произведения.
Юрий Левитанский стихи -про одиночество
Дорогие друзья блога!
Сегодня я хочу посвятить статью творчеству нашего современника, поэта,
чьи строки вы знаете и, может быть, любите.
Стихи Юрия Левитанского немного грустные, написанные вне канонов и правил,
такие красивые и мудрые – это стихи про одиночество,
про поиск себя в этом мире, стихи о дружбе и друзьях,
о быстротечности нашей жизни.
Начинаю статью одним из самых известных стихотворений Левитанского.
Каждый выбирает для себя.
Стихи Левитанского сразу запоминаешь, потому что они музыкальны,
у них есть своя интонация, читая их начинаешь и дышать по- другому,
им в такт, как будто они сотворены из воздуха.
После Пушкина никто, кажется, так не любил глаголы, никто так изысканно не рифмовал, не перекатывал по строке, как волна перекатывает гальку, шурша и звеня.
Он рифмовал их виртуозно…
Е Бершин
Музыка моя, слова,
их склоненье, их спряженье,
их внезапное сближенье,
тайный код, обнаруженье
их единства и родства…
музыка моя, слова,
осень, ясень, синь, синица,
сень ли, синь ли, сон ли снится,
сон ли синью осенится,
сень ли, синь ли, синева —
музыка моя, слова,
Юрий Левитанский родился 22 января 1922 года в Черниговской области
Первые его стихи появились в середине 30-х годов в газетах Донбасса, когда мальчику было 13 лет.
В 16 лет Юрий приезжает в Москву и поступает в знаменитый институт философии, литературы и истории.
Через 3 года начинается война и юноша уходит на фронт добровольцем,
сразу после сдачи экзаменов за 3-й курс.
Поэт прошел путь от солдата до офицера,
был награжден многочисленными орденами и медалями.
При обороне Москвы в сорок первом он лежал на снегу,
на льду за пулеметом рядом со своим другом и поэтом Семеном Гудзенко.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолёт.
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд –
я в нём, как мушка в янтаре…
Но он не был поэтом-фронтовиком, хоть и был военным фотокорреспондентом какое-то время.
Война для него не закончилась в 1945 году, он еще воевал на сопках Маньчжурии.
Левитанский Юрий Давидович
Юрий Левитанский мало писал о войне в молодости, возможно потому что хотел забыть страшные мгновенья, а возможно, хотел осознать – чем стала война для миллионов людей.
…Ну, что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл…
считаю одним из лучших стихотворений о войне. Послушайте! Без пафоса, естественно и искреннее, но как же сильно!
Война для Левитанского всегда была незаживающей раной.
Вплоть до его смерти.
И если в дальнейшем поэт и писал стихи о войне,
то с высоты своего духовного более позднего опыта.
…Я медленно учился жить.
Ученье трудно мне давалось.
К тому же часто удавалось
урок на после отложить…
Плен стихов Левитанского
Говорили — ладно, потерпи,
время — оно быстро пролетит.
Говорили — ничего, пройдет,
станет понемногу заживать.
Станет понемногу заживать,
буйною травою зарастать.
Время лучше всяких лекарей,
время твою душу исцелит.
Ну и ладно, вот и хорошо,
смотришь — и забылось наконец.
В памяти осталось — просто в щель,
как зверек, забилось.
***
Его рифма так свободна, что может появляться, а потом внезапно пропадать, но в стихах Левитанского это пленяет. .
Первые сборники стихов Юрия Левитанского.
Левитанский стихи о любви
У него все было позднее,
поздние стихи, поздняя любовь, поздние дети.
Причем, у
Иногда стихи ироничны, но как-то мягко и застенчиво ироничны.
Его стихи негромкие, как и он сам.
И в этом – особое очарование.
Но в то же время, отмечают его друзья, при всей своей интеллигентности и мягкости,
он мог пойти на многое, отстаивая свои ценности,
доказывая и убеждая со всем пылом и неожиданной страстностью.
В мастерской скульптора Вадима Сидура, 1968 год. фото Гладкова (с)
В Москве Левитанский появился в середине пятидесятых,
где и жил до конца жизни, писал стихи, работал переводчиком,
обладая удивительным языковым чутьем и слухом.
И мы уходим в переводы,
идём в киргизы и казахи,
как под песок уходят воды,
как Дон Жуан идёт в монахи.
Прокормиться на собственные стихи трудно
и Юрий Левитанский много переводит с немецкого, чешского, португальского, польского и других языков.
Юрия Левитанского любили коллеги и выбирали ему стихи для перевода.
Знали, что хорошие стихи в оригинале в переводе Левитанского
становятся очень хорошими, он вдыхает в них свою жизнь..
Практически португальский Левитанский)
Левитанский стихи о войне
Каждый выбирает для себя левитанский
У Юрия Левитанского много стихов о времени, об уходящем времени,
…Все проходит в этом мире, снег сменяется дождем,
все проходит, все проходит, мы пришли, и мы уйдем.
Все приходит и уходит в никуда из ничего.
Все проходит, но бесследно не проходит ничего…
О ценности каждого мгновения..
….Мы себя убеждаем — ну, что там печалиться
попусту,
но подстреленной птицей клокочет и рвется
в груди
этот сдавленный возглас — как вслед уходящему
поезду —
о мгновенье, помедли,
помешкай,
постой,
погоди!…
о вечной суете, убыстряющейся спешке нашей жизни
об уходящих друзьях и одиночестве.
….Что-то случилось, нас все покидают.
Старые дружбы, как листья, опали…
Его поэзия – это поиск добра, красоты, правды, смысла жизни.
Его стихи стремятся расшевелить и пробудить, и напомнить, что жизнь – всего мгновенье.
И надо быть чуть участливее, чуть добрее, чуть сострадательнее, чуть нежнее друг к другу. Хотя бы чуть..
Левитанский не поговорили
Что для этого надо?
Всего лишь вглядеться… вглядеться в лицо близкого,
любимого, друга, просто прохожего..
Всего и надо, что вглядеться,— боже мой,
всего и дела, что внимательно вглядеться,—
и не уйдешь, и никуда уже не деться
от этих глаз, от их внезапной глубины…
“Кто-нибудь утром проснется и ахнет,
и удивится – как близко черемухой пахнет,
пахнет влюбленностью, пахнет любовным признаньем,
жизнь впереди – как еще нераскрытая книга…”
К сожалению, не смогла ее найти на видео
Все те же стихи про одиночество и про надежду
Это общество — словно рояль, безнадежно
расстроенный,
весь изломанный, весь искорябанный, весь
искореженный —
вот уж всласть потрудились над ним исполнители
рьяные,
виртуозы плечистые, ах, барабанщики бравые.
Как в беспамятстве, все эти струны стальные и медные,
лишь вчера из себя исторгавшие марши победные, —
та едва дребезжит, та, обвиснув, бессильно качается,
есть отдельные звуки, а музыка не получается.
И все так же плывет над пространством огромной страны
затянувшийся звук оборвавшейся некой струны.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже – как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
…выступление Левитанского было столь эмоционально, что сердце поэта не выдержало…
….Что происходит на свете? – А просто зима.
Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома….
Это случилось на 3-й день после его 74 -летия
….На зыбучий этот снег
осторожно ставлю ногу,
и помалу, понемногу
след теряется вдали.
В белый морок, в никуда
простираю молча руки —
до свиданья, мои други,
до свиданья,
до свида……
Стихи Левитанского про одиночество, стихи о дружбе и друзьях,
об уходящем времени и любви.
Собирались наскоро, обнимались ласково,
Пели, балагурили, пили и курили.
День прошел — как не было.
Не поговорили.
Виделись, не виделись, ни за что обиделись,
Помирились, встретились, шуму натворили.
Год прошел — как не было.
Не поговорили.
Так и жили — наскоро, и дружили наскоро,
Не жалея тратили, не скупясь, дарили.
Жизнь прошла — как не было.
Ста рублей не копил – не умел.
Ста друзей все равно не имел.
Ишь чего захотел – сто друзей!
Сто друзей – это ж целый музей!
Сто, как Библия, мудрых томов.
Сто умов.
Сто высотных домов.
Сто морей.
Сто дремучих лесов.
Ста вселенных заманчивых зов:
скажешь слово одно –
и оно
повторится на сто голосов.
Ах, друзья,
вы мудры, как Сократ.
Вы мудрее Сократа стократ.
Только я ведь и сам не хочу,
чтобы сто меня рук – по плечу.
Ста сочувствий искать не хочу.
Ста надежд хоронить не хочу.
…У витрин, у ночных витражей,
ходят с ружьями сто сторожей,
и стоит выше горных кряжей
одиночество в сто этажей.
Я зимнюю ветку сломал, я принес ее в дом
и в стеклянную банку поставил.
Я над ней колдовал, я ей теплой воды подливал,
я раскрыть ее листья заставил.
И раскрылись зеленые листья,
растерянно так раскрывались они,
так несмело и так неохотно,
и была так бледна и беспомощна бедная эта
декабрьская зелень —
как ребенок, разбуженный ночью,
испуганно трущий глаза
среди яркого света,
как лохматый смешной старичок,
улыбнувшийся грустно
сквозь слезы.
Что же случилось? Да нет, ничего не случилось.
Все хорошо, мои милые. Спите спокойно.
Да не разбудит однажды и вас среди ночи
тщетно молящий о помощи голос отцовский.
Да не почудится вам, что и вы виноваты,
если порою мне в жизни бывало несладко,
если мне так одиноко бывало на свете,
если хотелось мне криком кричать
временами.
***
Живешь, не чувствуя вериг
Живешь, не чувствуя вериг,
живешь — бежишь туда-сюда.
— Ну как, старик? — Да так, старик!
Живешь — и горе не беда. —
Но вечером,
но в тишине,
но сам с собой наедине,
когда звезда стоит в окне,
как тайный соглядатай,
и что-то шепчет коридор,
как ростовщик и кредитор,
и въедливый ходатай…
Живешь, не чувствуя вериг,
и все на свете трын-трава.
— Ну как, старик? — Да так, старик!
Давай, старик, качай права! —
Но вечером,
но в тишине,
но сам с собой наедине,
когда звезда стоит в окне,
как тайный соглядатай…
Итак — не чувствуя вериг,
среди измен, среди интриг,
среди святых, среди расстриг,
живешь — как сдерживаешь крик.
Но вечером,
но в тишине…
Как медленно тебя я забывал!
Как медленно тебя я забывал!
Не мог тебя забыть,
а забывал.
Твой облик от меня отодвигался,
он как бы расплывался,
уплывал,
дробился,
обволакивался тайною
и таял у неближних берегов —
и это все подобно было таянью,
замедленному таянью снегов.
Все таяло.
Я начал забывать
твое лицо.
Сперва никак не мог
глаза твои забыть,
а вот забыл,
одно лишь имя все шепчу губами.
Нам в тех лугах уж больше не бывать.
Наш березняк насупился и смолк,
и ветер на прощанье протрубил
над нашими печальными дубами.
И чем-то горьким пахнет от стогов,
где звук моих шагов уже стихает.
И капля по щеке моей стекает…
О, медленное таянье снегов!
Я вас не задержу
Администрации Удомельского городского округа
Войти через uID
0 Спам
Спасибо! Замечательный материал. Очень люблю и уважаю творчество Левитанского. Его слова являются эпиграфом моего сайта:
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже - как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
0 Спам
В.В.
С удовольствием прочла( в который раз!) . Спасибо.
Вот ещё чудесное стихотворение Левитанского "на злобу дня".
Левитанский Юрий
Давно ли покупали календарь
Давно ли покупали календарь,
а вот уже почти перелистали,
и вот уже на прежнем пьедестале
себе воздвигли новый календарь
и он стоит, как новый государь,
чей норов до поры еще неведом,
и подданным пока не угадать,
дарует ли он мир и благодать,
а, может быть, проявится не в этом.
Ах, государь мой, новый календарь,
три с половиной сотни, чуть поболе,
страниц надежды, радости и боли,
спрессованная стопочка листов,
билетов именных и пропусков
на право беспрепятственного входа
под своды наступающего года,
где точно обозначены уже
часы восхода и часы захода
рожденья чей-то день и день ухода
туда, где больше нет календарей,
и нет ни декабрей, ни январей,
а все одно и то же время года.
Ах, Государь мой, новый календарь!
Что б ни было, пребуду благодарен
за каждый лист, что будет мне тобой подарен,
за каждый день такой-то и такой
из них, что мне бестрепетной рукой
отсчитаны и строго, и бесстрастно.
. И снова первый лист перевернуть -
как с берега высокого нырнуть
в холодное бегущее пространство.
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже - как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
Что для меня главное в поэзии Левитанского? Вот поэзия Кирсанова - это бьющее в глаза мастерство. Багрицкий - это клокотание эмоций.
Levitanskiy_Yuriy_Davidovich.jpg
А теперь все по порядку.
Юрий Давидович Левитанский родился в 1922 году в Козельце. Кто знает, где это? А это на Черниговщине. Потом. потом пермена мест, и большая часть детства прошла в Юзовке (Сталино, нынче Донецк). Да и не в самом городе, а на руднике, где было всего-то два десятка глинобитных домов. Школа, стихи. Да собственно, что об этом рассказывать? В одном из очерков я вам рассказывал биографию Б.Слуцкого - ну, так все один в один. Москва, ИФЛИ, а потом война, доброволец.
Yuriy_Levitanskiy._1943_god.jpg
Война в стихах Левитанского - это особый разговор. Мы к нему еще вернемся. А вот стихи Семена Гудзенко:
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв — и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
И я вжимаюсь в стылый лед,
За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год —
и, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий. А потом
мы пили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
Такой войны русская поэзия еще не знала. Эти стихи я попрошу вас вспомнить через некоторое время.
А потом было много чего: Синявинские болота , Бухарест и Прага, а потом еще война с Японией. Демобилизовался Левитанский только в 1947 году в Иркутске, где тогда стояла их часть. Там же, в Иркутске, начал работать зав. литературной частью местного театра. В Иркутске вышли два его первых поэтических сборника.
В ожидании дел невиданных
из чужой страны,
в сапогах, под Берлином выданных,
я пришел с войны.
. Пыль очищена, грязь соскоблена,
Ничего у меня не скоплено,
все мое — на мне.
. Но шинелка на мне починена,
Ребятишки глядят почтительно
. Ходят ходики полусонные,
и стоят у стены
из чужой страны.
Дальнейшая биография Юрия Левитанского : 1955 г. - Москва, Высшие литературные курсы; 1957 г. - Союз писателей. Где-то в это время происходит и первое публичное выступление Левитанского - Харьков, Центральный лекторий.
Это выступление организовал Л.Я. Лифшиц. (Помните? Он же организовал тогда и первое выступлени Б. Слуцкого.) Вот Лифшиц одним из первых сумел разглядеть в этом человеке выдающегося поэта, поскольку, надо прямо сказать, что в это время стихи Левитанского ничем не выделялись, так сказать, из ряда. Вообще, Левитанский - поэт поздний. Обычно говорят, что поэзия - удел молодых. Так это чаще всего и бывает. А вот настоящий Левитанский начинается где-то на уровне 70-х годов.Мне представляется, что этому должно было предшествовать внутреннее освобождение.
Левитанский говорил: "Мое поколение, как ни горько это сознавать, было поколением фанатиков, ограниченно знавших о том, что происходит."
Вот от этого и предстояло освобождаться. Иногда с грустью:
Хочу опять туда, в года неведенья,
где так малы и так наивны сведенья
но как приятно вспомнить, засыпая,
что держится земля на трёх китах,
да, на трёх китах
надежно и устойчиво покоится,
и ни о чём не надо беспокоиться.
Я медленно учился жить.
Ученье трудно мне давалось.
К тому же часто удавалось
урок на после отложить.
. Я невнимателен бывал —
то забывал семь раз отмерить,
то забывал слезам не верить,
урок мне данный забывал.
И все же я учился жить.
Отличник — нет, не получился.
Зато терпенью научился,
уменью жить и не тужить.
А можно-ли вообще этому научиться?
Если бы я мог начать сначала
бренное свое существованье,
я бы прожил жизнь свою не так —
прожил бы я жизнь мою иначе.
Я не стал бы делать то и то.
Я сумел бы сделать то и это.
Не туда пошел бы, а туда.
С теми бы поехал, а не с теми.
Зная точно что и почему,
я бы все иною меркой мерил.
. И в конце
повторного пути,
у того последнего причала,
я сказал бы — господи, прости,
дай начать мне, господи, сначала.
Б. Слуцкий и в жизни, и в стихах оставался комиссаром. В поэзии Левитанского политике нет места. Для него главное - человек и поэзия.
Вот ответная речь Левитанского в момент присуждения ему Государственной премии России по литературе (1995 г):
Уважаемый господин Президент!
Давно было кем-то замечено, что граждане наши, как бы не очень-то дорожа вообще наградами, весьма, между тем, обижаются, когда их не получают.
Я принадлежу к тем, кто не получал, но и не обижался.
Как известно, лучшие наши поэты, если им посчастливилось и их не убила Система, ушли из жизни, наград в своем Отечестве не удостоившись. Остаться в живых, да еще время от времени издаваться - это уже и было для них настоящей наградой.
. Я сердечно признателен моим коллегам и всем тем, кто счёл меня достойным этой сегодняшней награды и отдал свои голоса за меня, за мою работу.
Наверное, я должен бы выразить благодарность также и власти, но с нею, с властью, тут дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова её, дела и поступки сегодня я разделяю. Особенно всё то, что связано с войною в Чечне: мысль о том, что опять людей убивают как бы с моего молчаливого согласия - эта мысль для меня воистину невыносима. Я понимаю, что несколько испортил нынешний праздник, но если бы я этого не сказал, не сказал того, что думаю и чувствую, я не был бы достоин высокой литературной премии России.
Литература России - одна из самых нетленных, непреходящих ценностей её и богатств. Быть к ней причастным, а тем паче отмеченным столь высокой наградой — честь для меня большая.
Мундиры, ментики, нашивки, эполеты.
А век так короток — господь не приведи.
Мальчишки, умницы, российские поэты,
провидцы в двадцать и пророки к тридцати.
. Как первый гром над поредевшими лесами,
как элегическая майская гроза,
звенят над нашими с тобою голосами
почти мальчишеские эти голоса.
….Не долгожители, не баловни фортуны —
провидцы смолоду, пророки искони.
Мы всё их старше, а они всё так же юны,
и нету судей у нас выше, чем они.
Вот оно, трепетное отношение к русской поэзии!
. И мысли в голове волнуются в отваге.
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге.
Это потом можно быть от себя в восторге: «Я прочел это вслух, один, и бил в ладоши и кричал: ай да Пушкин! Ай да сукин сын! (Из письма Вяземскому).
А если - нет? Ну вот сейчас нет! Если это ДАР, то его, как подарили, так могут и забрать. Вот у Леонида Мартынова:
. С утра болела голова,
а хуже то, что надоела
привычная игра в слова,
а я не знал другого дела.
А вот что у Левитанского (без купюр):
Я выдохся. Кончился. Всё. Ни строки.
И так я, и этак — и всё не с руки.
Река замерзает, и ветер с реки.
Пора ледостава, и время бесптичья.
И в голову лезут одни пустяки.
Одни пустяки начинают меня
ну, скажем, вопросы величья,
забвенья и славы,
а то — еще лучше —
долгов перед кем-то и просто долгов,
от коих зависят вопросы величья,
а также вопросы наличья долгов.
Вот ход моих мыслей. Примерно таков.
Я выдохся. Кончился.
до ужаса даже — пуста голова.
С трудом вспоминаю простые слова.
Совсем задыхаюсь от косноязычья.
Но после бессонницы ночь напролет,
когда уже, в лестничный глядя пролет,
а что, если вниз головой? —
внезапно я звук различаю живой,
шуршанье и клекот,
как будто бы птичья
гортань прочищается. Тронулся лед!
И что-то случилось. Почти ничего.
Всего только дрогнули чаши весов.
И ключ повернулся. И щелкнул засов.
возникнув бог весть из чего,
моих журавлей предвещало прилет.
(Вот тут и поди разберись, отчего,
откуда все это начало берет!)
Но клекот, шуршанье, и сдавленный зов,
и множество смутных еще голосов.
Да что же случилось? Пока ничего.
Но тронулся, тронулся, тронулся лед.
Теперь не пытайтесь тягаться со мной!
Нет, вам не подняться теперь до меня!
О господи, что ж это было со мной?
Неужто и впрямь начинали меня
серьезно тревожить вопросы величья,
забвенья и славы,
а то — еще лучше —
ну, словом, весь этот набор пустяков?
Нет, дудки! Ищите себе дураков!
Моих журавлей начинается лет!
И ветер охоты подул на листы,
и пороховницы мои не пусты,
и ход моих мыслей сегодня таков,
что впору с богами соседствовать мне!
Да что там — с богами! Я сам из богов!
Движенье созвездий и ход облаков
решительно благоприятствуют мне.
И все-то мне на руку,
и все на мою только мельницу льет.
Так что же случилось?
Но тронулся, тронулся, тронулся лед.
Да, вот так! И поскольку поэт относится к своей РАБОТЕ как к ПРИЗВАНИЮ, СЛУЖЕНИЮ - это и награда, и мучение, и спасение. Вот как об этом у С. Кирсанова:
Я год простоял в грозе,
расшатанный, но не сломленный.
Рубанок, сверло, резец -
А вот у Левитанского:
Левитанский и война.
Сам он не считал себя фронтовым поэтом:
Он избегал писать о войне, и лишь однажды его прорвало . Это стихотворение я привожу полностью. (Вот теперь обязательно вспомните стихи Гудзенко):
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я все забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лед —
я в нем, как мушка в янтаре.)
Но что с того, что я там был.
Я все избыл. Я все забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.
(Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня.
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня
и пламя гильзы в блиндаже.)
Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне —
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.
(Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от той зимы, от тех снегов.
И с той землей, и с той зимой
уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.)
Но что с того, что я там был.
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно.
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно.
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино. ”
В 70-м году женился на студентке Литфака Валентине Скориной. Говорили, что талантливая поэтесса, но её стихов я не нашел. Родилось трое дочерей. Впервые стал отцом в 50 лет. Что-то, видимо, там было не так, потому, что Левитанский как-то сказал:
А когда старшей дочери стало 19, бросил все - деньги, библиотеку, пятикомнатную квартиру и ушел к своей 19 -летней студентке Ирине Мошковской. Они вместе прожили до смерти Юрия Давидовича. А в 1990 случился инфаркт. Говорят, надо оперироваться, а у нас, знаете, такие операции не делают. Вот в Германии. А денег нет. Деньги собрали Иосиф Бродский, Эрнст Неизвестный и Михаил Шемякин - оперировался в этой самой Германии. Это принесло еще шесть лет жизни.
Да, как говорил Левитанский: - Жизнь - долгая, а проходит так быстро!
25 января 1996 года его не стало. Остались 24 сборника стихов и собрание сочинений.
Что-то случилось, нас все покидают.
Старые дружбы, как листья, опали.
. что-то тарелки давно не летают.
Снежные люди куда-то пропали.
Собирались наскоро,
обнимались ласково,
пели, балагурили,
пили и курили.
День прошел — как не было.
Не поговорили.
Виделись, не виделись,
ни за что обиделись,
помирились, встретились,
шуму натворили.
Год прошел — как не было.
Не поговорили.
Так и жили — наскоро,
и дружили наскоро,
не жалея тратили,
не скупясь дарили.
Жизнь прошла — как не было.
Не поговорили.
«-Что происходит на свете?
- А просто зима.
- Просто зима, полагаете вы?
- Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
В ваши уснувшие ранней порою дома.
- Что же за всем этим будет?
- А будет январь.
- Будет январь, вы считаете?
- Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
Этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
- Чем же все это окончится?
- Будет апрель.
- Будет апрель, вы уверены?
- Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто бы в роще сегодня звенела свирель.
- Что же из этого следует?
- Следует жить!
Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
- Вы полагаете, все это будет носиться?
- Я полагаю, что все это следует шить!
Следует шить, ибо, сколько вьюге ни кружить,
Недолговечны ее кабала и опала.
Так разрешите же в честь новогоднего бала
Руку на танец, сударыня, вам предложить.
Месяц - серебряный шар со свечою внутри,
И карнавальные маски - по кругу, по кругу.
Вальс начинается.
Дайте ж, сударыня, руку,
Читайте также: