Савукова григорий турский и его сочинение

Обновлено: 02.07.2024

Григорий Турский и его сочинение[а]

ГРИГОРИЙ ТУРСКИЙ И ЕГО ВРЕМЯ

Жизнь и литературная деятельность Григория Турского совпадают с полосой двухважнейших общественных сдвигов в истории Западной Европы VI в – этнического ирелигиозного, с периодом социального преобразования, состоящего в постепенномпереходе от старой общественной системы – рабовладельческой к новой –феодальной. В Галлии, важнейшей провинции Западной Римской империи, местноенаселение (кельтские племена, именовавшиеся и галлами) уже давно слилось спришлыми римскими колонистами, заселившими города этой провинции в I – III вв.,и говорило на народной латыни. Это галло-римское население жило в городах –римских муниципиях и колониях, в селах на землях городов, а также вокругбольших вилл, владельцы которых сдавали землю в аренду. Из этой средывыделился слой именитой местной знати, игравшей немалую роль в истории Римскойимперии, особенно ее последних веков.

В V в. Галлия, в сущности, была уже вне римской власти: власть здесьфактически находилась в руках варваров – германских военных поселенцев; наземлях провинции разместилось множество германских племен, которым – собязательством несения военной службы на границе – были предоставлены земли дляпоселения и обработки. Так, франкам, которые еще ранее – в III в. образовали усеверо-восточных границ Галлии союз племен, в VI в. (на таких же условиях) былоразрешено расселиться в междуречье Шельды и Мааса, а также на левобережьесреднего Рейна. Но из-за Рейна в провинцию в V в. хлынули новые волны франков,алеманнов и других германских племен. Они захватывали земли на востоке Галлии,опустевшие после разрушительного похода на Запад, а затем в Африку вандалов,свевов и аланов.

В Нарбоннской провинции расселились вестготы. В Лионской провинцииобосновались бургунды. Старое романизированное галло-римское население вгородах и селах оказалось по соседству с новыми пришельцами. В отдельныхобластях Галлии, особенно на юге провинции, преобладало староримское население;на северо-востоке галльские общины и редкие галло-римские рабовладельческиевиллы не занимали всей территории, поэтому крайний север Галлии был заселенпреимущественно франками. [323]

Многочисленные контакты германских племен с галло-римским населением, атакже знакомство с их порядками приводили к изменениям в социальной структуре исамих германцев. Но этот процесс не везде был одинаков. Наличие у франков насеверо-востоке Галлии отдельных поселений способствовало тому, что распаддревней общины шел здесь сравнительно медленно, в то время как вестготы ибургунды селились преимущественно в старых галло-римских центрах, и поэтомувлияние позднеримских общественных отношений на жизнь этих племен былопреобладающим. Поселение в Галлии германцев, которые заняли там господствующееположение в свою очередь привело к коренным переменам в староримскойадминистрации, в этнической и хозяйственной структуре провинции.[324] Рядом с римскими виллами возникали хозяйства германскихсвободных крестьян – общинников. Подати с галло-римского населения сталипоступать германским королям. Прежняя римская администрация, владевшаялатинским языком, стала обслуживать их двор и знать.

Из трех королевств (в бассейне Роны – королевство бургундов, к югу от Луары– королевство вестготов, к северу от Луары и до Рейна – королевство франков)самым сильным оказалось королевство франков. Ко времени рождения ГригорияТурского (середина VI в.) франкские короли завершили завоевание Аквитании иБургундии и овладели почти всей Галлией – от низовьев Рейна до Гаронны, Севенни Прованса[5].

Прочность власти обосновавшихся в Галлии германских племен зависела от того,насколько удастся им, не растворяясь полностью в массе прежнего римскогонаселения, объединиться с их новыми подданными, с тем чтобы образовать общеекультурно-этническое единство. И франкам это удалось, вестготам и бургундам –нет. Причиной тому была не только разница в устойчивости и действенности ихобщинного уклада, но [325] и в различии религиозной политикиих королей. Расселяясь на римских землях, германцы принимали христианство, чтоприобщало их к наследию античной цивилизации. Но в христианстве того временицарил раскол: большинство староримского населения исповедовало католическуюверу, признанную ортодоксальной вселенскими соборами, меньшинство – арианскуюверу, официально осужденную как ересь. Вестготы и бургунды приняли христианствораньше, но в форме арианства. Франки (в лице короля Хлодвига и его дружины),явившись в Галлию позднее, приняли христианство в форме католичества, чтообеспечило им поддержку римской церкви против готов и бургундов в ихсоперничестве за власть над Галлией.

Во Франкском королевстве католическая церковь стала союзником королей, тогдакак в Вестготском и Бургундском католическая церковь была им оппозицией. Этимона способствовала победе франков в их дальнейшей политической борьбе и впроцессе образования Франкского государства сумела сделать католическую религиюодной из основ для консолидации разноплеменного и разноязычного населенияпрежней римской провинции в единое общественное целое.[326]

Все это обеспечило привилегированное положение христианской церкви воФранкском государстве. Церковь оказывала поддержку королевской власти,королевская власть из политических соображений в свою очередь поддерживалацерковь. Франкские короли дали возможность церкви сохранить те привилегии,которые у нее были в Римской империи в конце IV – V вв. В V в. церковь обладалауже значительными земельными владениями как в городе, так и вне городских стени была освобождена от некоторых государственных налогов. В IV – V вв. высшеедуховенство получило также право судебной власти не только над своим клиром, нои над светским населением городов. Это право было сохранено и во Франкскомгосударстве.

Понимая выгоды от союза с церковью, Хлодвиг жаловал католическомудуховенству из владений фиска (королевской казны) земли для основаниямонастырей. Эту практику поддерживали его сыновья. Во время завоеваний франкамиобластей южнее Луары Хлодвиг распорядился, чтобы имущество и рабы, захваченныеу церкви и клириков во время военных конфликтов, были им возвращены.Духовенство освящало власть королей, утверждая представление о короле как озаконодателе и суверене, стоящем над подданными. Но в то же время король вглазах подданных должен быть их защитником. Таким образом, церковь как бывнедряла положение о социальных целях государства, чуждое германскойчастноправовой интерпретации королевской власти и присущее идеологиипозднеримского государства, что позже нашло свое отражение в законодательствахварварских государств[6].

Не нужно забывать, что церковь в то время была основным, едва ли неединственным, хотя и своеобразным хранителем традиций античной культуры,латинской письменности и латинского языка, который на долгие века сталлитературным языком, языком поэзии, истории и философии. Для проповедихристианства церкви были необходимы грамотные люди, а научиться латинскойграмоте можно было только по учебникам старых грамматических и риторских школ ипо литературным образцам старой классической словесности.

Южная Галлия давно славилась своими риторскими школами, традиции ихпродолжали жить и в последний век Римской империи. Земляк Григория Турского,овернский епископ Сидоний Аполлинарий в V в. был одним из лучших латинскихписателей и поэтов. Сам Григорий хорошо знал стихи Вергилия и прозу Саллюстия,в его сочинениях есть также цитаты из Плиния Старшего и Авла Геллия. ДругГригория, поэт Венанций Фортунат из Италии – автор стихотворных панегириковфранкским королям и вельможам, в последние годы своей жизни он стал епископомПуатье.

Для всех нужд государственного аппарата грамотных чиновников иадминистраторов могла предоставить главным образом церковь.

В эти трудные годы Григорий проявил недюжинную стойкость, охраняя интересытурской кафедры св. Мартина. Он отказался выдать Хильперику укрывшихся втурской церкви его мятежного сына Меровея и герцога Гунтрамна Бозона (V, 14).Он один защищал на Парижском соборе 577 г. руанского епископа Претекстата,обвиненного в незаконном венчании Меровея с вдовствующей королевой Брунгильдойи в передаче денег противникам Хильперика (V, 18). Он выдержал нелегкую борьбус назначенным Хильпериком турским наместником графом Левдастом; дело дошло дотого, что по навету Левдаста Григорий был привлечен к суду епископов и долженбыл клятвенно очистить себя от обвинений в присутствии короля (V, 49). Нужнозаметить, что сам король вел себя по отношению к Григорию очень сдержанно, вовремя суда над Претекстатом пригласил Григория на трапезу, а после суда надсамим Григорием испрашивал у него благословения (VI, 5). Видимо, авторитетГригория [329] на его турской кафедре был таков, что расправас ним была опасна даже для Хильперика.

После смерти Хильперика в 584 г. для Григория наступили более легкиевремена. Тур перешел под власть благосклонного к нему Гунтрамна, Брунгильдаотносилась к Григорию, давнему ставленнику своего мужа, с полным доверием. Впереговорах между ее молодым сыном Хильдебертом II, старым Гунтрамном и вдовойХильперика Фредегондой Григорий играет самую важную роль.

В 588 г. Григорий привлекается королем Хильдебертом II к такой миссии, какподтверждение заключенного в 587 г. Анделотского договора с королем Гунтрамном.В знак благодарности король Хильдеберт и королева Брунгильда в 589 г.освободили Тур от налога (IX, 13).

За свою сравнительно недолгую, но полную значительными и сложными событиямижизнь, особенно в период епископского служения в Туре, Григорий общался сомногими королями и их приближенными, с духовенством и мирянами. Он ревностнозанимался делами своей епархии и, стремясь поднять авторитет церкви, был щедрна благотворительность, улаживал распри между горожанами Тура (VII, 47),восстановил церковь св. Мартина, пострадавшую от пожара (IX, 31). Он объездилпочти всю Южную и Северную Галлию, видел много городов и, естественно,встречался с огромным количеством людей. Все это при его любознательностидавало ему большой материал для размышлений над увиденным, вырабатывалокачества хорошего наблюдателя, пригодившиеся ему при создании хроники.

В каждом сколько-нибудь значительном событии Григории усматривает божьевмешательство: если погибает дурной человек, то это для него – заслуженноенаказание, если праведный, то для него – мученический вход в царствие небесное.Наконец Григорий никогда не упускает случая описать чудеса (обычно явленныемощами того или иного святого); именно такими чудесами для него подтверждаетсянеусыпное бдение божьего провидения над верующими. Перед нами –раннесредневековое христианство, распространяющееся среди темного варварскогопростонародья, привыкшего видеть в чуде лучшее доказательство истинности своейверы. Все эти чудеса, предсказания и знамения, щедро описываемые Григорием, втогдашних условиях были для глубоко верующего католика-епископа, как и для егопаствы, полны большого значения и смысла.

С упрочением и распространением христианства процесс наделения святых церквичудотворной силой все более углублялся и занял ведущее место в нарождающейсясредневековой культуре. Все многочисленные нравоучительные и назидательныерассказы о чудотворной силе святых, мощах и чудесах, а также разного родазнамениях и видениях в сочинении Григория предназначались длязримо-эмоционального воздействия на умы в своей массе неграмотных иневежественных христиан тогдашнего варварского общества. Весь этот арсеналнаиболее доходчивых и впечатляющих средств воздействия на верующих, с помощьюкоторых служители церкви старались довести до их сознания довольно сложные, апорой и отвлеченные идеи и догмы церковного христианского вероучения, былнаправлен на то, чтобы доказать им, еще недавно язычникам, существование бога имогущества божественной силы, а также неотвратимость божьего возмездия вотношении тех, кто сомневается в его существовании и не соблюдает установленныхим законов.

Или, казалось бы, от Григория можно было бы ожидать преувеличенногопредставления об историческом значении франкских королей, которых он описывал иот которых он зависел, и преуменьшенного – о событиях в далекомКонстантинополе, едва и отрывочно доходивших до него. Но и это не так:разрозненные сведения о смене правителей на Востоке (в Византии) он бережнособирает и пересказывает подробно (IV, 40; V, 19, 30), потому что для него какдля христианина настоящие наследники вселенской империи, предшественницывселенской церкви, – именно они, а Франкское государство при всем егомогуществе – никоим образом не империя, а лишь королевство франков (regnumFrancorum).

Автор обнаруживает качество замечательного рассказчика. Все это придаетповествованию большую убедительность. Благодаря образности живого изображенияреальности столь, казалось бы, непритязательная летопись превращается впроизведение, с беспощадной правдивостью рисующее жизнь людей того времени,особенно представителей высшего общества.

Григорий Турский, обладая превосходной наблюдательностью и хорошим знаниемжизни, стремится почти каждое событие показать через действия людей, раскрытьхарактер этих людей. При этом он, как правило, пользуется или краткими,схематичными психологическими зарисовками, главная цель которых – определитьположительное или отрицательное отношение к персонажу, или же, что у неговстречается чаще, выявляет характеры действующих лиц косвенно, через их дела ипоступки. В его портретных характеристиках нет той целостности и в то же времядетализации морально-психологических качеств, как, например, у Тацита. Но затосозданные им образы отличаются большой сочностью, жизненностью, правдивостью идостоверностью. Это относится преимущественно к образам меровингских королей,королев и их наследников, а также к образам других представителейгосподствующих слоев общества; к простому народу он обращается лишь изредка,рисует его бегло, вскользь. [339]

Другими яркими образами меровингских королей являются король Хлотарь,временно объединивший под своей властью Франкское королевство после смертисвоих братьев, и его сыновья – новые удельные короли Хариберт, Гунтрамн,Сигиберт и Хильперик. Их деяния излагаются подробнее, Григорий раскрывает ихотношения друг с другом, с приближенными и подданными, а также с церковью.Иногда даже прорывается оценка того или иного короля: например, ХлотаряГригорий называет распутным (IV, 3), Сигиберта – бесстрашным (IV, 49) имягкосердечным (IV, 23). Но законченных характеристик этих королей, кромехарактеристики, данной автором королю Хильперику после его смерти (IV, 46), всеже нет.

Порой эти отрицательные образы перемежаются, правда, обрисованными не стольвыпукло, положительными персонажами. В этом случае критерием положительныхкачеств у Григория служат: справедливость, доброта, полезность, набожность,почитание священнослужителей, щедрость по отношению к церквам и бедным людям,возведение построек, храмов [341] и т. д. Примером такогоположительного образа в изображении Григория может служить король Теодоберт,которого он называет деятельным (III, 1), великим и замечательным во всякойблагости (III, 25). Такие же добродетели присущи и соправителюконстантинопольского императора Юстина – Тиберию (Константину) (V, 19). Сходнымобразом характеризует Григорий и герцога Хродина (VI, 20).

Разумеется, здесь еще рано говорить о создании Григорием сложныхпсихологических характеров, однако некоторые попытки в этом направлении он ужепредпринимает.

Талант Григория как рассказчика ярко проявляется не только при описаниисовременных ему событий, но и в рассказах о раннем периоде Франкскогокоролевства, а именно о правлении короля Хлодвига.

Прекрасным рассказчиком выступает Григорий и при описании современных емусобытий, в которых иногда и ему самому приходилось принимать участие. Здесьживость повествования достигается не только простотой изложения, введениемкратких диалогов действующих лиц, но и акцентировкой характерных особенностейпроисходящих событий. Григорий стремится создать правдоподобную картинупроисходящего, заставить читателя проникнуться атмосферой той эпохи. Таковырассказы о гибели сыновей Хлодомера (III, 18), о жестокости Раухинга (V, 3), осудьбе Гундовальда (VI, 24; VII, 26, 30, 32, 34, 36-38). Здесь трогают идраматическая картина убиения беззащитных малолетних детей ихбессердечно-алчными [343] родичами (III, 18), чтобы завладетьих наследством, и трагическая гибель заживо погребенных молодых влюбленных –слуги и служанки герцогом Раухингом (V, 3), и печальная участь Гундовальда,считавшего себя (быть может, не без основания) сыном короля Хлотаря ипреданного в руки противников его же сообщниками.

Особую группу составляют рассказы, близкие к житийному жанру, снравоучениями, чудесами, творимыми святыми церкви, видениями,предзнаменованиями и сновидениями религиозного характера. В них чувствуетсярука опытного мастера агиографических сочинений. Почти все они написаны пообщей схеме и кажутся стереотипными, несмотря на сочный, выразительный язык иколоритное изображение бытовых сцен из отшельнической и монашеской жизни. Бытьможет, исключение составляет лишь полный живописных подробностей рассказ оразрушении диаконом Вульфилаихом с помощью местного населения, которое онобратил в христианскую веру, языческой статуи галльской богини (VIII, 15). Но издесь в кульминации звучит религиозный мотив: молитва диакона помогаетнизвергнуть тяжелую, с трудом поддающуюся разрушению статую.

ЯЗЫК И СТИЛЬ ГРИГОРИЯ ТУРСКОГО

При всех особенностях латинского языка Григория Турского система склонения испряжения у него все же сохраняется, что, безусловно, является результатомтрадиционного, хотя к тому времени и ущербного, образования Григория.

Наибольшее влияние на стиль и язык сочинения Григория Турского оказаллатинский перевод Нового завета, приспособленный к широким кругам простогонарода. В новозаветной литературе часто использовались прямая речь для передачиживого разговора, краткие диалоги, лексика народной латыни, обиходные слова,нравоучительные сентенции и др.

Но для украшения речи Григорий использует и свои собственные стилистическиесредства. У него есть излюбленные, правда простовато-неприхотливые,художественные приемы, такие, как, например, повторение одних и тех же илисхожих производных слов: Latium petiit ibique et latuit (III, 23); In hossepulchro super sepultum vivens presbiter sepelitur (IV, 12); Iniqua inquit (V,43) и др.; игра слов с именами, часто непередаваемая в переводе: convenitur adConvenas (VII, 35), vir nomine Virus (X. 8). [350]

ГРИГОРИЙ ТУРСКИЙ И ЕГО ВРЕМЯ

Жизнь и литературная деятельность Григория Турского совпадают с полосой двух важнейших общественных сдвигов в истории Западной Европы VI в – этнического и религиозного, с периодом социального преобразования, состоящего в постепенном переходе от старой общественной системы – рабовладельческой к новой – феодальной. В Галлии, важнейшей провинции Западной Римской империи, местное население (кельтские племена, именовавшиеся и галлами) уже давно слилось с пришлыми римскими колонистами, заселившими города этой провинции в I – III вв., и говорило на народной латыни. Это галло-римское население жило в городах – римских муниципиях и колониях, в селах на землях городов, а также вокруг больших вилл, владельцы которых сдавали землю в аренду. Из этой среды выделился слой именитой местной знати, игравшей немалую роль в истории Римской империи, особенно ее последних веков.

В V в. Галлия, в сущности, была уже вне римской власти: власть здесь фактически находилась в руках варваров – германских военных поселенцев; на землях провинции разместилось множество германских племен, которым – с обязательством несения военной службы на границе – были предоставлены земли для поселения и обработки. Так, франкам, которые еще ранее – в III в. образовали у северо-восточных границ Галлии союз племен, в VI в. (на таких же условиях) было разрешено расселиться в междуречье Шельды и Мааса, а также на левобережье среднего Рейна. Но из-за Рейна в провинцию в V в. хлынули новые волны франков, алеманнов и других германских племен. Они захватывали земли на востоке Галлии, опустевшие после разрушительного похода на Запад, а затем в Африку вандалов, свевов и аланов.

В Нарбоннской провинции расселились вестготы. В Лионской провинции обосновались бургунды. Старое романизированное галло-римское население в городах и селах оказалось по соседству с новыми пришельцами. В отдельных областях Галлии, особенно на юге провинции, преобладало староримское население; на северо-востоке галльские общины и редкие галло-римские рабовладельческие виллы не занимали всей территории, поэтому крайний север Галлии был заселен преимущественно франками. [323]

Многочисленные контакты германских племен с галло-римским населением, а также знакомство с их порядками приводили к изменениям в социальной структуре и самих германцев. Но этот процесс не везде был одинаков. Наличие у франков на северо-востоке Галлии отдельных поселений способствовало тому, что распад древней общины шел здесь сравнительно медленно, в то время как вестготы и бургунды селились преимущественно в старых галло-римских центрах, и поэтому влияние позднеримских общественных отношений на жизнь этих племен было преобладающим. Поселение в Галлии германцев, которые заняли там господствующее положение в свою очередь привело к коренным переменам в староримской администрации, в этнической и хозяйственной структуре провинции. [324] Рядом с римскими виллами возникали хозяйства германских свободных крестьян – общинников. Подати с галло-римского населения стали поступать германским королям. Прежняя римская администрация, владевшая латинским языком, стала обслуживать их двор и знать.

Из трех королевств (в бассейне Роны – королевство бургундов, к югу от Луары – королевство вестготов, к северу от Луары и до Рейна – королевство франков) самым сильным оказалось королевство франков. Ко времени рождения Григория Турского (середина VI в.) франкские короли завершили завоевание Аквитании и Бургундии и овладели почти всей Галлией – от низовьев Рейна до Гаронны, Севенн и Прованса[5].

Прочность власти обосновавшихся в Галлии германских племен зависела от того, насколько удастся им, не растворяясь полностью в массе прежнего римского населения, объединиться с их новыми подданными, с тем чтобы образовать общее культурно-этническое единство. И франкам это удалось, вестготам и бургундам – нет. Причиной тому была не только разница в устойчивости и действенности их общинного уклада, но [325] и в различии религиозной политики их королей. Расселяясь на римских землях, германцы принимали христианство, что приобщало их к наследию античной цивилизации. Но в христианстве того времени царил раскол: большинство староримского населения исповедовало католическую веру, признанную ортодоксальной вселенскими соборами, меньшинство – арианскую веру, официально осужденную как ересь. Вестготы и бургунды приняли христианство раньше, но в форме арианства. Франки (в лице короля Хлодвига и его дружины), явившись в Галлию позднее, приняли христианство в форме католичества, что обеспечило им поддержку римской церкви против готов и бургундов в их соперничестве за власть над Галлией.

Во Франкском королевстве католическая церковь стала союзником королей, тогда как в Вестготском и Бургундском католическая церковь была им оппозицией. Этим она способствовала победе франков в их дальнейшей политической борьбе и в процессе образования Франкского государства сумела сделать католическую религию одной из основ для консолидации разноплеменного и разноязычного населения прежней римской провинции в единое общественное целое. [326]

Все это обеспечило привилегированное положение христианской церкви во Франкском государстве. Церковь оказывала поддержку королевской власти, королевская власть из политических соображений в свою очередь поддерживала церковь. Франкские короли дали возможность церкви сохранить те привилегии, которые у нее были в Римской империи в конце IV – V вв. В V в. церковь обладала уже значительными земельными владениями как в городе, так и вне городских стен и была освобождена от некоторых государственных налогов. В IV – V вв. высшее духовенство получило также право судебной власти не только над своим клиром, но и над светским населением городов. Это право было сохранено и во Франкском государстве.

Понимая выгоды от союза с церковью, Хлодвиг жаловал католическому духовенству из владений фиска (королевской казны) земли для основания монастырей. Эту практику поддерживали его сыновья. Во время завоеваний франками областей южнее Луары Хлодвиг распорядился, чтобы имущество и рабы, захваченные у церкви и клириков во время военных конфликтов, были им возвращены. Духовенство освящало власть королей, утверждая представление о короле как о законодателе и суверене, стоящем над подданными. Но в то же время король в глазах подданных должен быть их защитником. Таким образом, церковь как бы внедряла положение о социальных целях государства, чуждое германской частноправовой интерпретации королевской власти и присущее идеологии позднеримского государства, что позже нашло свое отражение в законодательствах варварских государств[6].

Не нужно забывать, что церковь в то время была основным, едва ли не единственным, хотя и своеобразным хранителем традиций античной культуры, латинской письменности и латинского языка, который на долгие века стал литературным языком, языком поэзии, истории и философии. Для проповеди христианства церкви были необходимы грамотные люди, а научиться латинской грамоте можно было только по учебникам старых грамматических и риторских школ и по литературным образцам старой классической словесности.

Южная Галлия давно славилась своими риторскими школами, традиции их продолжали жить и в последний век Римской империи. Земляк Григория Турского, овернский епископ Сидоний Аполлинарий в V в. был одним из лучших латинских писателей и поэтов. Сам Григорий хорошо знал стихи Вергилия и прозу Саллюстия, в его сочинениях есть также цитаты из Плиния Старшего и Авла Геллия. Друг Григория, поэт Венанций Фортунат из Италии – автор стихотворных панегириков франкским королям и вельможам, в последние годы своей жизни он стал епископом Пуатье.

Для всех нужд государственного аппарата грамотных чиновников и администраторов могла предоставить главным образом церковь.

В эти трудные годы Григорий проявил недюжинную стойкость, охраняя интересы турской кафедры св. Мартина. Он отказался выдать Хильперику укрывшихся в турской церкви его мятежного сына Меровея и герцога Гунтрамна Бозона (V, 14). Он один защищал на Парижском соборе 577 г. руанского епископа Претекстата, обвиненного в незаконном венчании Меровея с вдовствующей королевой Брунгильдой и в передаче денег противникам Хильперика (V, 18). Он выдержал нелегкую борьбу с назначенным Хильпериком турским наместником графом Левдастом; дело дошло до того, что по навету Левдаста Григорий был привлечен к суду епископов и должен был клятвенно очистить себя от обвинений в присутствии короля (V, 49). Нужно заметить, что сам король вел себя по отношению к Григорию очень сдержанно, во время суда над Претекстатом пригласил Григория на трапезу, а после суда над самим Григорием испрашивал у него благословения (VI, 5). Видимо, авторитет Григория [329] на его турской кафедре был таков, что расправа с ним была опасна даже для Хильперика.

После смерти Хильперика в 584 г. для Григория наступили более легкие времена. Тур перешел под власть благосклонного к нему Гунтрамна, Брунгильда относилась к Григорию, давнему ставленнику своего мужа, с полным доверием. В переговорах между ее молодым сыном Хильдебертом II, старым Гунтрамном и вдовой Хильперика Фредегондой Григорий играет самую важную роль.

В 588 г. Григорий привлекается королем Хильдебертом II к такой миссии, как подтверждение заключенного в 587 г. Анделотского договора с королем Гунтрамном. В знак благодарности король Хильдеберт и королева Брунгильда в 589 г. освободили Тур от налога (IX, 13).

За свою сравнительно недолгую, но полную значительными и сложными событиями жизнь, особенно в период епископского служения в Туре, Григорий общался со многими королями и их приближенными, с духовенством и мирянами. Он ревностно занимался делами своей епархии и, стремясь поднять авторитет церкви, был щедр на благотворительность, улаживал распри между горожанами Тура (VII, 47), восстановил церковь св. Мартина, пострадавшую от пожара (IX, 31). Он объездил почти всю Южную и Северную Галлию, видел много городов и, естественно, встречался с огромным количеством людей. Все это при его любознательности давало ему большой материал для размышлений над увиденным, вырабатывало качества хорошего наблюдателя, пригодившиеся ему при создании хроники.

В каждом сколько-нибудь значительном событии Григории усматривает божье вмешательство: если погибает дурной человек, то это для него – заслуженное наказание, если праведный, то для него – мученический вход в царствие небесное. Наконец Григорий никогда не упускает случая описать чудеса (обычно явленные мощами того или иного святого); именно такими чудесами для него подтверждается неусыпное бдение божьего провидения над верующими. Перед нами – раннесредневековое христианство, распространяющееся среди темного варварского простонародья, привыкшего видеть в чуде лучшее доказательство истинности своей веры. Все эти чудеса, предсказания и знамения, щедро описываемые Григорием, в тогдашних условиях были для глубоко верующего католика-епископа, как и для его паствы, полны большого значения и смысла.

С упрочением и распространением христианства процесс наделения святых церкви чудотворной силой все более углублялся и занял ведущее место в нарождающейся средневековой культуре. Все многочисленные нравоучительные и назидательные рассказы о чудотворной силе святых, мощах и чудесах, а также разного рода знамениях и видениях в сочинении Григория предназначались для зримо-эмоционального воздействия на умы в своей массе неграмотных и невежественных христиан тогдашнего варварского общества. Весь этот арсенал наиболее доходчивых и впечатляющих средств воздействия на верующих, с помощью которых служители церкви старались довести до их сознания довольно сложные, а порой и отвлеченные идеи и догмы церковного христианского вероучения, был направлен на то, чтобы доказать им, еще недавно язычникам, существование бога и могущества божественной силы, а также неотвратимость божьего возмездия в отношении тех, кто сомневается в его существовании и не соблюдает установленных им законов.

Или, казалось бы, от Григория можно было бы ожидать преувеличенного представления об историческом значении франкских королей, которых он описывал и от которых он зависел, и преуменьшенного – о событиях в далеком Константинополе, едва и отрывочно доходивших до него. Но и это не так: разрозненные сведения о смене правителей на Востоке (в Византии) он бережно собирает и пересказывает подробно (IV, 40; V, 19, 30), потому что для него как для христианина настоящие наследники вселенской империи, предшественницы вселенской церкви, – именно они, а Франкское государство при всем его могуществе – никоим образом не империя, а лишь королевство франков (regnum Francorum).

Автор обнаруживает качество замечательного рассказчика. Все это придает повествованию большую убедительность. Благодаря образности живого изображения реальности столь, казалось бы, непритязательная летопись превращается в произведение, с беспощадной правдивостью рисующее жизнь людей того времени, особенно представителей высшего общества.

Григорий Турский, обладая превосходной наблюдательностью и хорошим знанием жизни, стремится почти каждое событие показать через действия людей, раскрыть характер этих людей. При этом он, как правило, пользуется или краткими, схематичными психологическими зарисовками, главная цель которых – определить положительное или отрицательное отношение к персонажу, или же, что у него встречается чаще, выявляет характеры действующих лиц косвенно, через их дела и поступки. В его портретных характеристиках нет той целостности и в то же время детализации морально-психологических качеств, как, например, у Тацита. Но зато созданные им образы отличаются большой сочностью, жизненностью, правдивостью и достоверностью. Это относится преимущественно к образам меровингских королей, королев и их наследников, а также к образам других представителей господствующих слоев общества; к простому народу он обращается лишь изредка, рисует его бегло, вскользь. [339]

Григорий Турский и его время

Жизнь и литературная деятельность Григория Турского совпадают с полосой двух важнейших общественных сдвигов в истории Западной Европы VI в – этнического и религиозного, с периодом социального преобразования, состоящего в постепенном переходе от старой общественной системы – рабовладельческой к новой – феодальной. В Галлии, важнейшей провинции Западной Римской империи, местное население (кельтские племена, именовавшиеся и галлами) уже давно слилось с пришлыми римскими колонистами, заселившими города этой провинции в I-III вв., и говорило на народной латыни. Это галло-римское население жило в городах – римских муниципиях и колониях, в селах на землях городов, а также вокруг больших вилл, владельцы которых сдавали землю в аренду. Из этой среды выделился слой именитой местной знати, игравшей немалую роль в истории Римской империи, особенно ее последних веков.

В V в. Галлия, в сущности, была уже вне римской власти: власть здесь фактически находилась в руках варваров – германских военных поселенцев; на землях провинции разместилось множество германских племен, которым – с обязательством несения военной службы на границе – были предоставлены земли для поселения и обработки. Так, франкам, которые еще ранее – в III в. образовали у северо-восточных границ Галлии союз племен, в VI в. (на таких же условиях) было разрешено расселиться в междуречье Шельды и Мааса, а также на левобережье среднего Рейна. Но из-за Рейна в провинцию в V в. хлынули новые волны франков, алеманнов и других германских племен. Они захватывали земли на востоке Галлии, опустевшие после разрушительного похода на Запад, а затем в Африку вандалов, свевов и аланов.

В Нарбоннской провинции расселились вестготы. В Лионской провинции обосновались бургунды. Старое романизированное галло-римское население в городах и селах оказалось по соседству с новыми пришельцами. В отдельных областях Галлии, особенно на юге провинции, преобладало староримское население; на северо-востоке галльские общины и редкие галло-римские рабовладельческие виллы не занимали всей территории, поэтому крайний север Галлии был заселен преимущественно франками.

Многочисленные контакты германских племен с галло-римским населением, а также знакомство с их порядками приводили к изменениям в социальной структуре и самих германцев. Но этот процесс не везде был одинаков. Наличие у франков на северо-востоке Галлии отдельных поселений способствовало тому, что распад древней общины шел здесь сравнительно медленно, в то время как вестготы и бургунды селились преимущественно в старых галло-римских центрах, и поэтому влияние позднеримских общественных отношений на жизнь этих племен было преобладающим. Поселение в Галлии германцев, которые заняли там Господствующее положение. в свою очередь привело к коренным переменам в староримской администрации, в этнической и хозяйственной структуре провинции. Рядом с римскими виллами возникали хозяйства германских свободных крестьян – общинников. Подати с галло-римского населения стали поступать германским королям. Прежняя римская администрация, владевшая латинским языком, стала обслуживать их двор и знать.

Из трех королевств (в бассейне Роны – королевство бургундов, к югу от Луары – королевство вестготов, к северу от Луары и до Рейна – королевство франков) самым сильным оказалось королевство франков. Ко времени рождения Григория Турского (середина VI в.) франкские короли завершили завоевание Аквитании и Бургундии и овладели почти всей Галлией – от низовьев Рейна до Гаронны, Севенн и Прованса.

Прочность власти обосновавшихся в Галлии германских племен зависела от того, насколько удастся им, не растворяясь полностью в массе прежнего римского населения, объединиться с их новыми подданными, с тем чтобы образовать общее культурно-этническое единство. И франкам это удалось, вестготам и бургундам – нет. Причиной тому была не только разница в устойчивости и действенности их общинного уклада, но и в различии религиозной политики их королей. Расселяясь на римских землях, германцы принимали христианство, что приобщало их к наследию античной цивилизации. Но в христианстве того времени царил раскол: большинство староримского населения исповедовало католическую веру, признанную ортодоксальной вселенскими соборами, меньшинство – арианскую веру, официально осужденную как ересь. Вестготы и бургунды приняли христианство раньше, но в форме арианства. Франки (в лице короля Хлодвига и его дружины), явившись в Галлию позднее, приняли христианство в форме католичества, что обеспечило им поддержку римской церкви против готов и бургундов в их соперничестве за власть над Галлией.

Во Франкском королевстве католическая церковь стала союзником королей, тогда как в Вестготском и Бургундском католическая церковь была им оппозицией. Этим она способствовала победе франков в их дальнейшей политической борьбе и в процессе образования Франкского государства сумела сделать католическую религию одной из основ для консолидации разноплеменного и разноязычного населения прежней римской провинции в единое общественное целое.

Все это обеспечило привилегированное положение христианской церкви во Франкском государстве. Церковь оказывала поддержку королевской власти, королевская власть из политических соображений в свою очередь поддерживала церковь. Франкские короли дали возможность церкви сохранить те привилегии, которые у нее были в Римской империи в конце IV-V вв. В V в. церковь обладала уже значительными земельными владениями как в городе, так и вне городских стен и была освобождена от некоторых государственных налогов. В IV-V вв. высшее духовенство получило также право судебной власти не только над своим клиром, но и над светским населением городов. Это право было сохранено и во Франкском государстве.

Понимая выгоды от союза с церковью, Хлодвиг жаловал католическому духовенству из владений фиска (королевской казны) земли для основания монастырей. Эту практику поддерживали его сыновья. Во время завоеваний франками областей южнее Луары Хлодвиг распорядился, чтобы имущество и рабы, захваченные у церкви и клириков во время военных конфликтов, были им возвращены. Духовенство освящало власть королей, утверждая представление о короле как о законодателе и суверене, стоящем над подданными. Но в то же время король в глазах подданных должен быть их защитником. Таким образом, церковь как бы внедряла положение о социальных целях государства, чуждое германской частноправовой интерпретации королевской власти и присущее идеологии позднеримского государства, что позже нашло свое отражение в законодательствах варварских государств.

Не нужно забывать, что церковь в то время была основным, едва ли не единственным, хотя и своеобразным хранителем традиций античной культуры, латинской письменности и латинского языка, который на долгие века стал литературным языком, языком поэзии, истории и философии. Для проповеди христианства церкви были необходимы грамотные люди, а научиться латинской грамоте можно было только по учебникам старых грамматических и риторских школ и по литературным образцам старой классической словесности.

Южная Галлия давно славилась своими риторскими школами, традиции их продолжали жить и в последний век Римской империи. Земляк Григория Турского, овернский епископ Сидоний Аполлинарий в V в. был одним из лучших латинских писателей и поэтов. Сам Григорий хорошо знал стихи Вергилия и прозу Саллюстия, в его сочинениях есть также цитаты из Плиния Старшего и Авла Геллия. Друг Григория, .поэт Венанций Фортунат из Италии – автор стихотворных панегириков франкским королям и вельможам, в последние годы своей жизни он стал епископом Пуатье.

Для всех нужд государственного аппарата грамотных чиновников и администраторов могла предоставить главным образом церковь.

В эти трудные годы Григорий проявил недюжинную стойкость, охраняя интересы турской кафедры св. Мартина. Он отказался выдать Хильперику укрывшихся в турской церкви его мятежного сына Меровея и герцога Гунтрамна Бозона (V, 14). Он один защищал на Парижском соборе 577 г. руанского епископа Претекстата, обвиненного в незаконном венчании Меровея с вдовствующей королевой Брунгильдой и в передаче денег противникам Хильперика (V, 18). Он выдержал нелегкую борьбу с назначенным Хильпериком турским наместником графом Левдастом; дело дошло до того, что по навету Левдаста Григорий был привлечен к суду епископов и должен был клятвенно очистить себя от обвинений в присутствии короля (V, 49). Нужно заметить, что сам король вел себя по отношению к Григорию очень сдержанно, во время суда над Претекстатом пригласил Григория на трапезу, а после суда над самим Григорием испрашивал у него благословения (VI, 5). Видимо, авторитет Григория на его турской кафедре был таков, что расправа с ним была опасна даже для Хильперика.

После смерти Хильперика в 584 г. для Григория наступили более легкие времена. Тур перешел под власть благосклонного к нему Гунтрамна, Брунгильда относилась к Григорию, давнему ставленнику своего мужа, с полным доверием. В переговорах между ее молодым сыном Хильдебертом II, старым Гунтрамном и вдовой Хильперика Фредегондой Григорий играет самую важную роль.

В 588 г. Григорий привлекается королем Хильдебертом II к такой миссии, как подтверждение заключенного в 587 г. Анделотского договора с королем Гунтрамном. В знак благодарности король Хильдеберт и королева Брунгильда в 589 г. освободили Тур от налога (IX, 13).

За свою сравнительно недолгую, но полную значительными и сложными событиями жизнь, особенно в период епископского служения в Туре, Григорий общался со многими королями и их приближенными, с духовенством и мирянами. Он ревностно занимался делами своей епархии и, стремясь поднять авторитет церкви, был щедр на благотворительность, улаживал распри между горожанами Тура (VII, 47), восстановил церковь св. Мартина, пострадавшую от пожара (IX, 31). Он объездил почти всю Южную и Северную Галлию, видел много городов и, естественно, встречался с огромным количеством людей. Все это при его любознательности давало ему большой материал для размышлений над увиденным, вырабатывало качества хорошего наблюдателя, пригодившиеся ему при создании хроники.

В каждом сколько-нибудь значительном событии Григорий усматривает Божье вмешательство: если погибает дурной человек, то это для него – заслуженное наказание, если праведный, то для него – мученический вход в Царствие Небесное. Наконец Григорий никогда не упускает случая описать чудеса (обычно явленные мощами того или иного святого); именно такими чудесами для него подтверждается неусыпное бдение Божьего провидения над верующими. Перед нами – раннесредневековое христианство, распространяющееся среди темного варварского простонародья, привыкшего видеть в чуде лучшее доказательство истинности своей веры. Все эти чудеса, предсказания и знамения, щедро описываемые Григорием, в тогдашних условиях были для глубоко верующего католика-епископа, как и для его паствы, полны большого значения и смысла.

С упрочением и распространением христианства процесс наделения святых церкви чудотворной силой все более углублялся и занял ведущее место в нарождающейся средневековой культуре. Все многочисленные нравоучительные и назидательные рассказы о чудотворной силе святых, мощах и чудесах, а также разного рода знамениях и видениях в сочинении Григория предназначались для зримо-эмоционального воздействия на умы в своей массе неграмотных и невежественных христиан тогдашнего варварского общества. Весь этот арсенал наиболее доходчивых и впечатляющих средств воздействия на верующих, с помощью которых служители церкви старались довести до их сознания довольно сложные, а порой и отвлеченные идеи и догмы церковного христианского вероучения, был направлен на то, чтобы доказать им, еще недавно язычникам, существование Бога и могущества божественной силы, а также неотвратимость Божьего возмездия в отношении тех, кто сомневается в его существовании и не соблюдает установленных им законов.

Или, казалось бы, от Григория можно было бы ожидать преувеличенного представления об историческом значении франкских королей, которых он описывал и от которых он зависел, и преуменьшенного – о событиях в далеком Константинополе, едва и отрывочно доходивших до него. Но и это не так: разрозненные сведения о смене правителей на Востоке (в Византии) он бережно собирает и пересказывает подробно (IV, 40; V, 19, 30), потому что для него как для христианина настоящие наследники вселенской империи, предшественницы Вселенской Церкви, – именно они, а Франкское государство при всем его могуществе – никоим образом не империя, а лишь королевство франков (regnum Francorum).

Автор обнаруживает качество замечательного рассказчика. Все это придает повествованию большую убедительность. Благодаря образности живого изображения реальности столь, казалось бы, непритязательная летопись превращается в произведение, с беспощадной правдивостью рисующее жизнь людей того времени, особенно представителей высшего общества.

Григорий Турский, обладая превосходной наблюдательностью и хорошим знанием жизни, стремится почти каждое событие показать через действия людей, раскрыть характер этих людей. При этом он, как правило, пользуется или краткими, схематичными психологическими зарисовками, главная цель которых – определить положительное или отрицательное отношение к персонажу, или же, что у него встречается чаще, выявляет характеры действующих лиц косвенно, через их дела и поступки. В его портретных характеристиках нет той целостности и в то же время детализации морально-психологических качеств, как, например, у Тацита. Но зато созданные им образы отличаются большой сочностью, жизненностью, правдивостью и достоверностью. Это относится преимущественно к образам меровингских королей, королев и их наследников, а также к образам других представителей Господствующих слоев общества; к простому народу он обращается лишь изредка, рисует его бегло, вскользь.

Другими яркими образами меровингских королей являются король Хлотарь, временно объединивший под своей властью Франкское королевство после смерти своих братьев, и его сыновья – новые удельные короли Хариберт, Гунтрамн, Сигиберт и Хильперик. Их деяния излагаются подробнее, Григорий раскрывает их отношения друг с другом, с приближенными и подданными, а также с церковью. Иногда даже прорывается оценка того или иного короля: например, Хлотаря Григорий называет распутным (IV, 3), Сигиберта – бесстрашным (IV, 49) и мягкосердечным (IV, 23). Но законченных характеристик этих королей, кроме характеристики, данной автором королю Хильперику после его смерти (IV, 46), все же нет.

Порой эти отрицательные образы перемежаются, правда, обрисованными не столь выпукло, положительными персонажами. В этом случае критерием положительных качеств у Григория служат: справедливость, доброта, полезность, набожность, почитание священнослужителей, щедрость по отношению к церквам и бедным людям, возведение построек, храмов и т. д. Примером такого положительного образа в изображении Григория может служить король Теодоберт, которого он называет деятельным (III, 1), великим и замечательным во всякой благости (III, 25). Такие же добродетели присущи и соправителю константинопольского императора Юстина – Тиберию (Константину) (V, 19). Сходным образом характеризует Григорий и герцога Хродина (VI, 20).

Разумеется, здесь еще рано говорить о создании Григорием сложных психологических характеров, однако некоторые попытки в этом направлении он уже предпринимает.

Талант Григория как рассказчика ярко проявляется не только при описании современных ему событий, но и в рассказах о раннем периоде Франкского королевства, а именно о правлении короля Хлодвига.

Прекрасным рассказчиком выступает Григорий и при описании современных ему событий, в которых иногда и ему самому приходилось принимать участие. Здесь живость повествования достигается не только простотой изложения, введением кратких диалогов действующих лиц, но и акцентировкой характерных особенностей происходящих событий. Григорий стремится создать правдоподобную картину происходящего, заставить читателя проникнуться атмосферой той эпохи. Таковы рассказы о гибели сыновей Хлодомера (III, 18), о жестокости Раухинга (V, 3), о судьбе Гундовальда (VI, 24; VII, 26, 30, 32, 34, 36–38). Здесь трогают и драматическая картина убиения беззащитных малолетних детей их бессердечно-алчными родичами (III, 18), чтобы завладеть их наследством, и трагическая гибель заживо погребенных молодых влюбленных – слуги и служанки герцогом Раухингом (V, 3), и печальная участь Гундовальда, считавшего себя (быть может, не без основания) сыном короля Хлотаря и преданного в руки противников его же сообщниками.

Особую группу составляют рассказы, близкие к житийному жанру, с нравоучениями, чудесами, творимыми святыми церкви, видениями, предзнаменованиями и сновидениями религиозного характера. В них чувствуется рука опытного мастера агиографических сочинений. Почти все они написаны по общей схеме и кажутся стереотипными, несмотря на сочный, выразительный язык и колоритное изображение бытовых сцен из отшельнической и монашеской жизни. Быть может, исключение составляет лишь полный живописных подробностей рассказ о разрушении диаконом Вульфилаихом с помощью местного населения, которое он обратил в христианскую веру, языческой статуи галльской богини (VIII, 15). Но и здесь в кульминации звучит религиозный мотив: молитва диакона помогает низвергнуть тяжелую, с трудом поддающуюся разрушению статую.

Язык и стиль Григория Турского

При всех особенностях латинского языка Григория Турского система склонения и спряжения у него все же сохраняется, что, безусловно, является результатом традиционного, хотя к тому времени и ущербного, образования Григория.

Наибольшее влияние на стиль и язык сочинения Григория Турского оказал латинский перевод Нового завета, приспособленный к широким кругам простого народа. В новозаветной литературе часто использовались прямая речь для передачи живого разговора, краткие диалоги, лексика народной латыни, обиходные слова, нравоучительные сентенции и др.

Но для украшения речи Григорий использует и свои собственные стилистические средства. У него есть излюбленные, правда простовато-неприхотливые, художественные приемы, такие, как, например, повторение одних и тех же или схожих производных слов: Latium petiit ibique et latuit (III, 23); In hos sepulchro super sepultum vivens presbiter sepelitur (IV, 12); Iniqua inquit (V, 43) и др.; игра слов с именами, часто непередаваемая в переводе: convenitur ad Convenas (VII, 35), vir nomine Virus (X. 8).

От переводчика

На русский язык это произведение Григория Турского Переводится впервые.

Числительные нами даются в той форме, в какой они встречаются в сочинении Григория Турского. Римские цифры мы перевели на арабские. В некоторых случаях мы допускали отступления, заменяя цифры на слова, где это больше соответствует русской традиции.

В примечаниях мы даем ссылки на вышеупомянутые издания Григория Турского, используя принятые аббревиатуры (также и для изданий других авторов). Причем первый раз выходные данные приводятся полностью, а в дальнейшем указываются в скобках только страницы. При обращении к комментариям сочинения Григория Турского, сделанным Р. Бухнером и Р. Латушем, в скобках указываются том, страница и номер примечания. Аналогичного принципа мы придерживаемся, когда даем библиографические ссылки на других авторов: при Первом их упоминании источник указывается полностью, а далее – только страницы, а также том, книга, глава, параграф и колонка. если они изменились. Кроме того, при упоминании некоторых авторов, главным образом классических, или их произведений даются в скобках общепринятые отсылки с указанием книги, главы, иногда параграфа.

Читайте также: