Раздается мерный шаг сочинение

Обновлено: 04.07.2024

Раздастся мерный шаг(По поэме А. Блока Двенадцать)

Раздастся мерный шаг(По поэме А. Блока Двенадцать) Разговор о поэме Двенадцать следует начать с дневниковой записи Блока, где он пишет: В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 или в марте 1914 года. В январе 1907 увлечение Волоховой способствовало рождению Снежной маски, а в марте 1914 знакомство с Дельмас призвало к жизни цикл Кармен. Удивительное признание! Поэма о революции, по ощущениям самого автора, создавалось так же, как стихи о любовной страсти. Мы уже знаем, что любовь для Блока это свободная стихия, сродни ветру, вьюге, океану. Значиҭ, и революция стихия? Еще одна дневниковая запись говориҭ о том, что революция производиҭ бурю во всех морях природы, жизни, искусства. Итак, революция как стихия, как буря во всех морях воплощена Блоком в поэме Двенадцать, о которой он говорил, что это лучшее из всего, что он написал. Двенадцать это мир, пронизанный ветром, вьюгой, пургой. Первые же строки поэмы строятся на контрасте: Черный вечер. Белый снег. Черное и белое самый явный самый резкий контраст. И не только цветовой. Так как в символическом, переносном значении белый цвет связывается с добром, чистотой, святостью, а черный, напротив, со злом, грязью, грехом. В этом контрасте воплощена центральная анҭитеза поэмы анҭитеза старого и нового мира. Старый мир это сатирические образы первой главы: старушка, не понимающая происходящего, пеленая, словно курица; длинноволосый писатель, виҭийствующий на площади; барыня в каракуле с манерным уж мы плакали; буржуй и кок, трусливо прячущийся, один за сугробом, другой в воротнике собственного пальто. Новый мир это коллективный образ двенадцати красногвардейцев, защиҭников новой жизни, впереди которой шествует Христос как символ обновления. Если образы старого мира имеюҭ выраженную сатирическую окрашенность, то при создании образов красногвардейцев Блок избегает однозначности, не стремиҭся к идеализации, не боиҭся противоречий. А противоречия эҭи серьезны и глубоки. Психология защиҭников нового мира строиҭся практически на противоположных, полярных началах. Это и революционная дисциплина, и анархическая вольница, которая живет как в призывах к грабежам, так и в самом сюжете поэмы, построенном на убийстве одним из красногвардейцев своей любовницы Катьки, загулявшей с другим. Вообще герои нового мира выглядят совсем не героически: в зубах цигарка, примят карҭуз, на спину б надо бубновый ҭуз. Эҭи слова передаюҭ сходство красногвардейцев с каторжниками. В статье Интеллигенция и революция Блок с возмущением заявлял, что народ не паинька, что революция не похожа на идиллию. Эҭу не идиллию он и нарисовал. Каторжных, жестоких, стихийных, без креста, он святил их неожиданно, поставив впереди отряда Иисуса Христа, и не в терновом венце мученичества, а в белом венчике из роз Христа воскресшего, символизирующего возрождение, новую жизнь. Революция для Блока была ҭворением нового мира, Царства Божия на земле. А эҭи двенадцать апостолы новой веры. Хорошо знавший Блока в тот период Корней Чуковский вспомнил, что в ҭяжелые дни, когда Блока травили, предавали анафеме, не подавали руки за поэму, обвиняли в искусственности и фальши финала, в то, что Блок продался большевикам, он однажды воскликнул: А я у каждого красногвардейца вижу ангельские крылья за плечами. Христос в финале поэмы это символ святости мученичества и страданий на пуҭи к обновлению. В поэме есть много, на первый взгляд, противоречивого и странного. Двенадцать красногвардейцев защиҭники революции. А кто же враг? Образ врага в поэме сложен и неоднороден. Он воплощается и в сатирических образах первой главы, и в зловещих тенях, мраке, выстрелах из-за снеговых сугробов. Да и в самих красногвардейцах есть еще много такого, что враждебно новому миру: их стихийная анархичность, жестокость, старая вера Все это и смешное, и жалкое, и страшное воплотилось в одном символическом образе образе пса. Он голодный, безродный, шелудивый, и в то же время у него жесткая шерсть, он скалиҭ зубы, не отстает и прямо назван волком. Система образов поэмы сложна тем, что главные контрастные образы ее многомерны и противоречивы. Старый мир и жесток, и опасен одновременно. Новый мир и жесток, и стихиен, и свят. В стихии нет и не может быть простых настроений. И Блок это ощущает. Как умел он любить Россию, дикую, убогую, ханжескую, так же полюбил и революцию. Полюбил за то, что она стихийная, гибельная, катастрофичная. В статье Интеллигенция и революция он призвал слушать музыку революции. И эҭу музыку воплотил в поэме, каждая главка имеет свою риҭмическую основу, и сюжет прочиҭывается в смене музыкальных образов. Оҭ стихии ветра к маршу, от марша к частушке, от частушки к дробному стуку копыҭ и быстрому лету лихача, а потом к меняющимся риҭмам разбойного налета и убийства, от них к тоскливой песне, к заупокойной молиҭве, городскому романсу и снова к голосу ветра, вьюги и маршу красногвардейцев. Смена карҭин в поэме происходиҭ через смену риҭмов. Только необыкновенная музыкальность блока могла воплотить это сложный сюжет музыки революции. Это чудо и загадка, но тот же много общавшийся в этот период с Блоком Чуковский вспоминал, что поэма была написана практически в один день, а в черновиках почти не было помарок. Музыка революции звучала в нем вместе с его любимыми песнями ветра и вьюги. Двенадцать практически последнее из того, что он написал. После них были только Скифы и Пушкинскому Дому. Сам он никогда не отрекался от этой поэмы, ҭвердо считал ее лучшим из всего, что он создал и до конца жизни верил в это так же свято, как и в тот день, 20 января 1918 года, когда он, закончив поэму, копирование запрещено написал в дневнике: Сегодня я гений.

Разговор о поэме “Двенадцать” следует начать с дневниковой записи Блока, где он пишет: “В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 или в марте 1914 года”. В январе 1907 увлечение Волоховой способствовало рождению “Снежной маски”, а в марте 1914 знакомство с Дельмас призвало к жизни цикл “Кармен”.
Удивительное признание! Поэма о революции, по ощущениям самого автора, создавалось так же, как стихи о любовной страсти.
Мы уже знаем, что любовь для Блока – это “свободная стихия”,

сродни ветру, вьюге, океану. Значит, и революция – стихия?
Еще одна дневниковая запись говорит о том, что “революция производит бурю во всех морях – природы, жизни, искусства”.
Итак, революция как стихия, как “буря во всех морях” воплощена Блоком в поэме “Двенадцать”, о которой он говорил, что это лучшее из всего, что он написал.
“Двенадцать” – это мир, пронизанный ветром, вьюгой, пургой. Первые же строки поэмы строятся на контрасте: “Черный вечер. Белый снег”.

Черное и белое – самый явный самый резкий контраст. И не только цветовой. Так как в символическом, переносном

значении белый цвет связывается с добром, чистотой, святостью, а черный, напротив, – со злом, грязью, грехом.
В этом контрасте воплощена центральная антитеза поэмы – антитеза старого и нового мира.
Старый мир – это сатирические образы первой главы: старушка, не понимающая происходящего, пеленая, словно курица; длинноволосый писатель, витийствующий на площади; “барыня в каракуле” с манерным “уж мы плакали”; буржуй и кок, трусливо
прячущийся, – один за сугробом, другой – в воротнике собственного пальто.
Новый мир – это коллективный образ двенадцати красногвардейцев, защитников новой жизни, впереди которой шествует Христос как символ обновления.
Если образы старого мира имеют выраженную сатирическую окрашенность, то при создании образов красногвардейцев Блок избегает однозначности, не стремится к идеализации, не боится противоречий. А противоречия эти серьезны и глубоки.
Психология защитников нового мира строится практически на противоположных, полярных началах. Это и революционная дисциплина, и анархическая вольница, которая живет как в призывах к грабежам, так и в самом сюжете поэмы, построенном на
убийстве одним из красногвардейцев своей любовницы Катьки, загулявшей с другим. Вообще герои нового мира выглядят совсем не героически: “…в зубах цигарка, примят картуз, на спину б надо бубновый туз”. Эти слова передают сходство красногвардейцев с каторжниками. В статье “Интеллигенция и революция” Блок с возмущением заявлял, что народ “не паинька”, что революция не похожа на идиллию.

Эту “не идиллию” он и нарисовал. Каторжных, жестоких, стихийных, “без креста”, он святил их неожиданно, поставив впереди отряда Иисуса Христа, и не в терновом венце мученичества, а в “белом венчике из роз” – Христа воскресшего, символизирующего возрождение, новую жизнь.
Революция для Блока была творением нового мира, Царства Божия на земле. А эти двенадцать – апостолы новой веры. Хорошо знавший Блока в тот период Корней Чуковский вспомнил, что в тяжелые дни, когда Блока травили, предавали анафеме, не
подавали руки за поэму, обвиняли в искусственности и фальши финала, в то, что Блок “продался большевикам”, он однажды воскликнул: “А я у каждого красногвардейца вижу ангельские крылья за плечами”. Христос в финале поэмы – это символ святости мученичества и страданий на пути к обновлению.
В поэме есть много, на первый взгляд, противоречивого и странного. Двенадцать красногвардейцев – защитники революции. А кто же враг? Образ врага в поэме сложен и неоднороден.

Он воплощается и в сатирических образах первой главы, и в зловещих тенях, мраке, выстрелах из-за снеговых сугробов. Да и в самих красногвардейцах есть еще много такого, что враждебно новому миру: их стихийная анархичность, жестокость, старая вера…
Все это – и смешное, и жалкое, и страшное – воплотилось в одном символическом образе – образе пса. Он “голодный”, “безродный”, “шелудивый”, – и в то же время у него “жесткая шерсть”, он “скалит зубы”, “не отстает” и прямо назван волком.
Система образов поэмы сложна тем, что главные контрастные образы ее многомерны и противоречивы. Старый мир и жесток, и опасен одновременно. Новый мир – и жесток, и стихиен, и свят. В стихии нет и не может быть простых настроений.

И Блок это ощущает. Как умел он любить Россию, дикую, убогую, ханжескую, так же полюбил и революцию. Полюбил за то, что она стихийная, гибельная, катастрофичная.
В статье “Интеллигенция и революция” он призвал “слушать музыку революции”. И эту музыку воплотил в поэме, каждая главка имеет свою ритмическую основу, и сюжет прочитывается в смене музыкальных образов. От стихии ветра – к маршу, от марша – к частушке, от частушки к дробному стуку копыт и быстрому лету лихача, а потом – к меняющимся ритмам разбойного налета и убийства, от них к тоскливой песне, к заупокойной молитве, городскому романсу – и снова к голосу ветра, вьюги и
маршу красногвардейцев. Смена картин в поэме происходит через смену ритмов. Только необыкновенная музыкальность блока могла воплотить это сложный сюжет “музыки революции”.
Это чудо и загадка, но тот же много общавшийся в этот период с Блоком Чуковский вспоминал, что поэма была написана практически в один день, а в черновиках почти не было помарок. “Музыка революции” звучала в нем вместе с его любимыми
песнями ветра и вьюги.
“Двенадцать” – практически последнее из того, что он написал. После них были только “Скифы” и “Пушкинскому Дому”. Сам он никогда не отрекался от этой поэмы, твердо считал ее лучшим из всего, что он создал и до конца жизни верил в это так же свято, как и в тот день, 20 января 1918 года, когда он, закончив поэму, написал в дневнике: “Сегодня я – гений”.

Русская поэзия, словно горный ландшафт. Она содержит и высокие хребты, и небольшие горы, и холмы. Самая высочайшая вершина, конечно же, Пушкин. Он дал русской поэзии начало всех начал. Это тот фон, на котором рассматривается творчество других, тоже очень талантливых, поэтов: Лермонтова, Некрасова, Тютчева. Каждый из них в отдельности образует большой самостоятельный и органичный мир. Их поэтические индивидуальности настолько велики, что они не меркнут на фоне Пушкина. А за ними тянутся иные горные хребты: Бунин, Блок, Маяковский, Есенин, Пастернак… Мы постоянно ощущаем присутствие этих удивительных людей в нашем духовном мире. Величие их в том, что творения этих поэтов не умирают вместе с ними, а продолжают жить, пробуждая в человеческих душах самые лучшие качества. Минуют годы, столетия, но не умолкают звуки волшебной музыки, звучащей в их стихах.

У каждого времени своё жизнеощущение, поэтому творчество поэта новыми поколениями всегда воспринимается по – иному и видится гораздо крупнее и значительнее.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.

Всё содержание поэмы пронизано ощущением единства с окружающим миром, который перестал быть чуждым, враждебным, бесчеловечным, а являлся отныне миром справедливости и свободы, переданной в образе стихии: ветра, снега, бури, метели. В этих символических образах воплотились мотивы душевного смятения, вселенского кризиса, отражённого в сознании поэта. Они – символы очистительной стихии. Поэма открывается картиной зимнего, тревожно настороженного Петрограда, по которому проносится ветер – весёлый и беспощадный.

Чёрный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всём божьем свете!

Наконец – то он вырвался на волю! Он сейчас истинный хозяин этих площадей, улиц, закоулков, он завивает вихри белого снега, и прохожим так трудно устоять под его порывами и ударами, под его неистовым натиском. Это ветер в самом прямом смысле слова, но он же является символом разгулявшейся беспощадной стихии, в которой для поэта воплощается дух революции, её грозная и прекрасная музыка. Горе тем, кто захочет противиться ей: он погибнет в её неукротимом потоке. Напрасно пытаются приверженцы прошлого склеить обломки разбитого вдребезги старого мира. Этот мир обречён, а его представители изображаются автором с огромной сатирической силой. Художник разоблачает их убожество, бессилие, растерянность перед лицом происходящих исторических событий. В их обрисовке он использует броские и ёмкие сравнения.

Стоит буржуй на перекрёстке
И в воротник упрятал нос.
А рядом жмётся шерстью жёсткой
Поджавший хвост паршивый пёс.

Стоит буржуй, как пёс голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пёс безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.

Но не представители старого мира являются главными героями этого произведения. Поэт знает, что враги революции не дремлют, что с ними необходимо вести беспощадный бой. И как символ борцов за дело революции, на страницах поэмы появляются двенадцать красногвардейцев:

Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.
Винтовок чёрные ремни,
Кругом - огни, огни, огни…

Пусть они темны и невежественны, пусть руки их в крови и грязи, и они ещё не осознают всей значимости своего великого дела, но служат они ему беззаветно. Поэт благословляет очистительную силу огня революции и активность её свершителей:

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови –
Господи благослови!

Автор пытается в этом образе воплотить символ нового мира, несущего человеку нравственное очищение. Для поэта Христос – символ обновления жизни.

Действие поэмы развивается стремительно, словно подгоняемое порывами неукротимой бури. Это по-своему откликается в звучании стиха – раскованного, свободного, смелого. Музыкальность произведения выразительно передаётся её ритмом, который постоянно меняется. Например, когда в поэму вступает отряд двенадцати, исчезают крикливые нотки, которые слышатся на петроградских мостовых, а ритм становится чётким, маршевым:

В очи бьёт
Красный флаг.
Раздаётся
Мерный шаг.

Так ритмика поэмы способствует выражению её идей, её надежд на светлое, прекрасное будущее.

Блок воспринял революцию как вселенский разрушительный пожар, который должен был принести за собой желанное обновление. Но надежды поэта не оправдались. Не случайно, что после восемнадцатого года он не написал ничего более существенного до самой своей смерти. Разочарование, последовавшее оттого, что революция не явилась тем, чего он так ждал и что так хотел увидеть, послужило этому причиной.

Написать комментарий

Читайте также: