Продолжение традиций любовного романа в цикле блока стихи о прекрасной даме сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Образ Прекрасной Дамы проходит через всё творчество великого поэта. Возникла идея Прекрасной Дамы ещё в юношеские годы. Сначала под влиянием поэзии Жуковского и Фета, а впоследствии, после знакомства с идеями Вл. Соловьёва, провозгласившего первенство Мировой Души, воплощенного в образе Вечной Женственности, окончательно укоренилась в творчестве поэта. Это образ - вера в светлое начало, которое хранит женская сущность. Любая женщина, попавшая в поле зрения поэта, – не что иное, как носительница добра и красоты. А через любовь к ней человек может приблизиться к Мировой Душе. Для А.А.Блока этот образ слился воедино с реальной женщиной - Л.Д.Менделеевой – ставшей невестой, а потом и женой поэта.

Ты – моё Солнце, моё Небо, моё Блаженство… Ты – Звенящая, Великая, Полная Осанна моего сердца бедного, жалкого, ничтожного

– так писал в письме возлюбленной в 1902 году молодой поэт.

Образ Прекрасной Дамы бесплотен. Она – это звуки, краски, предчувствие. В каждом стихотворении цикла мы наблюдаем это ожидание:

Жду прекрасного ангела…Вышли ангела, Боже, с нежно-белым крылом!
Но риза девственная зрима…
Ждать иль нет внезапной встречи в этой звучной тишине.
Я упоён великой тайной…
В сердце надежды нездешние…
Жду я холодного дня…

Но чаще её образ сумеречен, туманен, во мгле, отдалён и неясен. Лирический герой стремится к Ней, но Она ускользает.

Лирический герой, напротив, смирен, тих, безропотен, он весь в таинственном ожидании божественной любви.

Прекрасная Дама ушла вместе с браком. Как-то сошла на нет. Но это не значит, что она исчезла совсем. Лирический герой Блока говорит:

Читаемое в разделе:

  • Александр Александрович Блок — поэт-символист. Для символистов основой творчества всегда была идея двоемирия, параллельного существования двух миров —.

Ранее опубликованные в разделе:

  • В период Серебряного века поэты много раз затрагивали тему синтеза искусств. Художники дружили с поэтами, музыканты — с художниками, и все они стремились к.

Новые материалы раздела:

“Стихи о Прекрасной Даме” являются переходом Александра Александровича
Блока, а его многолетнем творчестве от романтического символизма к
критическому реализму. Это самая первая одержанная им высота в литературно-
поэтической деятельности. Удивительной красотой, неисчерпаемой теплотой
и нежностью пронизаны эти произведения. “Стихи о Прекрасной Даме” были
написаны в начале XX века, а именно в 1904 году. Этот период рубежа веков
– сложный, переломный период; это время переосмысления ценностей и
жизненных

принципов; это период грозных политических событий: репрессий
и революций, унижений и утраты ценности человеческой личности. Страдали
все независимо ни от социального сословия, ни от уровня образованности.
Творческие люди, истерзанные беспощадной реальностью, погружались в
таинственный поэтический мир грез и находили в нем отдушину.
В основу цикла стихов о Прекрасной Даме легла возвышенная идея
платонической целомудренной любви к изумительной неземной женщине,
рыцарского служения ей и земного преклонения перед нею, как перед идеалом
не только красоты внешней, но и красоты духовной,

олицетворением всего
священного возвышенного и прекрасного. Героиня поэзии Блока видится герою
не как обычная земная женщина, а как некое божество, обладающее ангельской
красотой. Он дает ей несколько имен: Прекрасная Дама, Вечно Юная, Святая
Дева, Владычица Вселенной. И она, таинственная, недоступная, существующая
лишь в голубой и сумрачно небесной выси, далекая от земных страстей, бед и
пороков проливает на грешную землю чистый свет истины умиротворенности и
любви.
Поэт полностью растворялся в омуте до безумия прекрасных грез, поклонения
этому небесному ангелу, он отчетливо представлял ее образ, который иногда
спускался с небес и представал перед ним и он ясно видел каждую черту ее
лица, знал все о сотворенном им самим существе, он был рабом своей мечты.
Огромное влияние на формирование завораживающего мире грез о божестве
женского создания Блока и многих современников оказала философия
В. Соловьева, в частности его тезис: “… сама любовь мира открыта через любовь к
женщине… в любви – спасенье наше… “. Блок, желая спрятаться от серой, грубой
реальности создавал свои маленькие поэтические шедевры, искал спасения и
исцеления в райском, возможно, даже утопическом, мире своей бескрайней любви
к вымышленной им Прекрасной Даме, в красоте ее. В страхе перед ужасным,
обжигающим и сметающем все на своем пути стихийным миром, Блок томится
в поисках своей Прекрасной Дамы: он ищет ее в толпе, на шумных улицах и в
уединенных уголках. И в один прекрасный день это величественно прекрасное
божество, та самая Прекрасная Дама, придуманная поэтом спускается с небес на
землю и перевоплощается в земную женщину, не только не утратившую обаяние
первозданной красоты, но еще более прекрасную живую женщину, независимую
и свободную, как ветер легкую и прозрачную… Этой прекрасной Дамой
оказалась дочь великого ученого химика Д. И. Менделеева – Любовь Дмитриевна
Менделеева. Это была поистине Прекрасная Дама, очень походившая всеми
качествами на вымышленный Блоком образ. Светлая чистая непревзойденная
внешняя и духовная красота Любови Дмитриевны навсегда затмила невзгоды
гнусной и блеклой реальности.
“Стихи о Прекрасной Даме” являются изящным красивым художественным
стихотворным воплощением мира грез и фантазий в мир реальности и
материального бытия. Это стихи о любви к мечте, которая обернулась реальной
женщиной, любимой и любящей.

М.А. Бекетова сообщает , что в последние годы своей жизни Блок собирался издать

В ранних стихотворениях Блока были нередки такие слова:

Кто-то , а кто , неизвестно . Будто приснилось во сне. Вместо точных подлежащих - туманные.

А иногда ещё безличнее:

Прискакала дикой степью

На вспененном скакуне.

Прискакала ,а кто , неизвестно. Подлежащего не было. Не то чтоб оно было спрятано , а его не было совсем .Поэт мыслит одними сказуемыми , которые и стояли в начале стиха. У него получалось такое:

Блеснуло в глазах. Метнулось в мечте.

Прильнуло к дрожащему сердцу.

А что блеснуло , метнулось , прильнуло , это оставалось несказанным. Такие бесподлежащные , бессубъектные строки отлично затуманивали речь.

Только таким сбивчивым и расплывчатым язычком он мог повествовать о той тайне , которая долгие годы была его единственной темой. Этот язык был как бы создан для тайн. Недаром самое слово таинственный играет такую огромную роль в ранних стихотворениях Блока. Он прилагает это слово ко многим предметам и окрашивал им свои ранние стихи. Таинственный сумрак , таинственный мол , таинственное дело ,таинственные соцветия -всюду были у него тайны и таинства.

И тайной тайн была для него та Таинственная , которой он посвятил свою первую книгу и которую величал в этой книге Вечной Весной , Вечной Надеждой , Вечной Женой , Вечно Юной , Недостижимой , Непостижимой , Несравненной , Владычицей , Царевной , Хранительницей ,Закатной Таинственной , Девой. Таинственность была её главное свойство. Мы не знали , кто она ,г де она , какая она , знали только ,что она таинственна. Лишите её этой таинственности , и она перестанет быть.

Её образ вечно зыблется , клубится , двоится , на каждой странице иной : не то она звезда , не то женщина , не то икона , не то скала , озарённая солнцем. Только та уклончивая, сбивчивая , невнятная , дремотная речь , которую Блок овладел с таким непревосходимым искусством на двадцатом или двадцать первом году своей жизни , могла быть применена к этой теме. Только из недр такого зыбкого , расплывчатого стиля мог возникнуть этот зыбкий , расплывчатый миф. Если бы Блоку не было дано говорить непонятно , его тема иссякла бы на первой же странице. Всякое отчётливое слово убило бы его Прекрасную Даму. Но он всегда говорил о ней так , будто он уже за чертой человеческой речи , будто он пытается рассказать несказанное , будто все слова его - только намеки на какую-то неизреченную тайну.

Первая же строка в этой книге говорила о свете и тьме:

Пусть светит месяц – ночь темна.

И если перелистать её всю , в ней не найдёшь ни человеческих лиц , ни вещей , а только светлые и тёмные пятна , бегущие по ней беспрестанно. Следить за этими светлыми и тёмными пятнами было почти единственной заботой поэта. Замечательно , что себя самого он постоянно чувствовал во мраке:

Ступлю вперёд – навстречу мрак ,

Ступлю назад – спелая мгла.

И единственным огнём его ночи была та , кого он называл Лучезарная.

Всё , то есть в природе огневого и огненного , было связано для него с её образом , а всё , что не она , было тьма. Стоило ему упомянуть о ней , возникало видение огня : либо светильника , либо горящего куста , либо зари , либо маяка , либо пожара , либо звезды , либо пламени.

И к звукам он прислушивался только к таким , которые говорили о Ней ; все другие звуки казались ему докучливым шумом , мешающим слушать Её :

Кругом о злате иль о хлебе

Народы шумные кричат.

Святость его возлюбленной была для него неприкасаемым догматом. Он так и назвал её святая.

Её образ часто являлся ему в окружении церковных святынь и был связан с колокольным звоном , хорами , соборами. Замечательно ,что никогда он не чувствовал её слишком близкой к себе , а , напротив , ему неизменно казалось ,что она неблагосклонна и сурова ,ему чудилась в ней какая – то надменная строгость. Она была скорее зла ,чем добра. Она забыла о нём , но он медлит , прислушивается , шепчет : приди. Этим приди была охвачена вся его первая книга.

Ждать стало его многолетней привычкой. Вся его книга была книгой ожиданий , призывов , гаданий , сомнений , томлений , предчувствий:

Не замечу ль по былинкам

Только об этом он и пел – изо дня в день шесть лет : с 1898 – го по 1904 – й , и посвятил этой теме шестьсот восемьдесят семь стихотворений. Шестьсот восемьдесят семь стихотворений одной теме ! Этого , кажется , не было в русской , ни в какой другой литературе. Такая однострунность души !

Все шесть лет – об одном. Ни разу за это время у него не нашлось ни единого слова – иного. Вокруг были улицы , женщины , рестораны , газеты , но ни к чему он не привязался , а так и прошёл серафимом мимо всей нашей человеческой сутолоки , без конца повторяя осанку. Ни слова не сказал он о нас , ни разу даже не посмотрел в нашу сторону , а туда – в голубое и розовое.

Если вчитаться в его первую книгу внимательно , видишь ,что это подлинная повесть о том , как один подросток столь восторженно влюбился в соседку , что создал из неё Лучезарную Деву и весь окружающий её деревенский пейзаж преобразил в неземные селения. Это было то самое ,что сделал Данте с дочерью соседа Партинари.

Но если бы мы непременно захотели причислить поэта к какой – нибудь поэтической школе , нам пришлось бы ,мне кажется ,обратится в Германию ,на целое столетие вспять ,к так называемым иенским романтикам. Во многом между ними и Блоком сходство разительное: те же мысли ,те же приёмы ,те же образы.

Поэтика Блока есть поэтика тайны , но в чём же , как не в откровении тайн , видели сущность искусства молодые романтики Иены ? Блок отвергает земное во имя неземной длагодати , но разве не таково было отношение к земному у Вакенродера ,Тика , Новалиса ? Он видит в поэзии откровение бесконечного в конечном , но разве не такого же было отношение к поэзии у них ?

Словом , можно легко доказать , что многими своими стихами Блок был продолжатель и как бы двойник тех немецких не слишком даровых писателей , которые в 1798 и 1799 годах жили на известковом берегу реки Заале. Можно проследить все их влияния , и написать весьма наукообразную книгу , в которой будет много эрудиции , но не будет одного – Блока.

Ибо Блок ,как и всякий поэт , есть явление единственное ,с душой ,не похожей ни чью, и если мы хотим понять его душу ,мы должны следить не за тем ,чем он случайно похож на других ,а лишь за тем ,чем он ни на кого не похож.

Поэзия существует не для того ,чтобы мы изучали её или критиковали её ,а для того, чтобы мы ею жили.

И какое мне дело ,был ли Блок символист ,акмеист или неоромантик ,если я хочу , чтобы его стихи волновали меня ,хочу позволить себе эту роскошь тревожится ими ,а не регистрировать их по заранее приготовленными рубрикам ? Что прибавится к нашему знанию о Блоке ,если нам будет указанно ,что с конца 1902 года на него ,кроме Соловьёва, Полонского ,Фета ,стали влиять модернисты ,что с тех пор он осознал себя как привержена символической школы ,что у него стали появляться стихи ,внушённые Бальмонтом и Брюсовым ? Разве мы не стремимся увидеть в нём именно то ,чего никто ,кроме него ,не имеет , то редкостное и странное нечто ,которое носит наивное имя: душа.

Знаю ,что критик должен говорить либо о течениях , направлениях , школах , либо о композиции , фонетике ,стилистике ,но что же делать ,если и в композиции ,и в фонетике ,и в стилистике Блока – душа !

Странная вещь - душа : в ней , только в ней одной все формы , все стили , все музыки , и нет такой техники , которая могла бы подделать её , потому что литературная техника есть тоже – душа.

Знаю ,что неуместно говорить о душе , пока существуют такие благополучные рубрики, как символизм , классицизм ,романтизм ,байронизм ,неоромантизм и прочее ,так как для классификации поэтов по выше - указанным рубрикам понятие о душе и о творческой личности не только излишне , но даже мешает ,нарушая стройность этих критико – бюрократических схем. Эта душа ускользает от всех скопцов – классификаторов … Блок всегда ревниво оберегал свою душу от них.

Молчите , проклятые книги !

Я вас писал никогда ! –

воскликнул он позднейших стихах, едва только ему представился тот внушительный труд, который благополучно напишет о его неблагополучно душе какой – нибудь учёный – историк :

Печальная доля – так сложно ,

Так трудно и празднично жить ,

И стать достоянием доцента ,

И критиков новых плодить.

Он заранее презирает того ,кто превратит его трудную и праздничную жизнь в мёртвый учебник словесности :

Вот только замучит , проклятый ,

Ни в чём не повинных ребят

Годами рожденья и смерти

И ворохом скверных цитат.

Прекрасно говорит об этом сам Блок в одной из своих давних статей о поэзии :

Мои равнины и болота

И скажешь: - « сколько красоты !

И этой мёртвой красоты

В душе остался след угрюмый.

Тусклых улиц очерк сонный.

Город ,смутно озарённый ,

Смотрит в розовую даль.

Скрипнула дверь. Задрожала рука.

Вышел я в улицы сонные.

Там ,в поднебесье ,идут облака ,

Через туман озарённые.

И сквозь туман – расплывающиеся световые пятна:

Фонарей убегающий ряд…

Мелькали жёлтые огни

И электрические свечи…

Но на равнинах Шахматова были только предчувствия и видения: в Петербурге происходили реальные встречи с будущей невестой поэта. Он ждал её у дома на Гагаринской набережной и провожал по вечерним улицам. Среди призраков и теней этот дом – единственное живое существо в мёртвом городе. Все особенности его запечатлелись в его памяти ,как тайные знаки судьбы.

Там в сумерках белел дверной навес

Там гул шагов терялся и исчез

На лестнице при свете лампы жёлтом.

И дальше отмечается: окно , занавешенное неподвижной шторой ,карниз, словно наморщенный лоб ,лестница над сумрачным двором ,дверь ,которая открывается ,звеня стеклом.

И прежний мир в немеркнущем сияньи.

Встаёт опять пред чуткою душой ,

Прошедших дней немеркнущим сияньем ,

Душа ,как прежде ,вся озарена…

Верю в Солнце Завета ,

Вижу зори вдали.

Жду вселенского света

От весенней земли…

Полны ангельских крылий

Надо мной небеса…

Но Блок – максималист. Предчувствия русских апокалиптиков начала века для него превращаются в свершение. Преображение уже наступило , небо уже преклонилось к земле, Вечная Премудрость Божия уже сходит в мир. Эпиграфам к его стихам этого времени можно поставить вдохновенные слова Вл. Соловьёва:

Знайте же, Вечная Женственность ныне

В теле нетленном на землю идет.

Вступила Ты и ,Тихая ,всплыла …

И, Ясная ,Ты с солнцем потекла.

Перед Тобой синеет без границы

Моря, поля, и горы, и леса,

Перекликаются в свободной выси птицы.

Встаёт туман ,алеют небеса.

Eй , Царице ,подвластно всё земное:

Я и мир – снега ,ручьи,

Солнце, песня, звёзды, птицы,

Смутных мыслей вереницы -

Всё подвластны, все – Твои.

Явись ко мне без гнева

Закатная Таинственная Дева ,

И завтра и вчера огнём соедини.

И только в февраль 1902 года открывается Её подлинное лицо: Она – Владычица вселенной. В этом месяце – вершина мистического восхождения поэта: он уже на Фаворе , в свете Преображения. Неслыханным дерзновением звучат эго слова:

Все виденья так мгновенны -

Буду ль верить им ?

Но Владычицей вселенной ,

Я ,случайный ,бедный ,тленный ,

Может быть ,любим.

Вхожу я в тёмные храмы ,

Совершаю бедные отряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцаньи красных лампад.

Но страшно мне : изменить облик Ты.

Не знаешь Ты, какие цели

Таишь в глубинах Роз Твоих,

Какие Ангелы слетели,

Кто у преддверия затих…

В Тебе таятся в ожидании

Великий свет и злая тьма –

Разгадка всякого познания

И вред великого ума.

Ты другая, немая, безликая ,

Притаилась, колдуешь в тиши.

Ты в белой вьюге, в снежном стоне

Опять волшебницей всплыла.

Смотрю в глаза твои порою

И вижу пламень роковой

Религиозным экстазов проникнуто стихотворение 8 ноября. Верный страж дождался Её прихода ,и ликующей Осанной звучит его молитва к Ней.

Я их хранил в пределе Иоанна ,

Недвижный страж , - хранил огонь лампод.

И вот – Она и к Ней – моя Осанна –

Венец трудов – превыше всех наград.

Я скрыл лицо ,и проходили годы.

Я пребывал в Служеньи много лет.

И вот зажглись лучом вечерним своды.

Она дала мне Царственный Ответ.

Ещё более экстатично стихотворение ,сохранившееся в черновых тетрадях поэта ( 7 – 8 ноября 1902 года ). Оно начинается восклицаниями :

Осанна ! Ты входишь в терем !

Ты – голос, Ты – Слава Царице !

Поем ,вопием и верим ,

Но нас гнетут багрянице.

Что скажу я тебе – не знаю.

Может быть от счастья умру.

Но огнём вечерним сгорая ,

Привлеку и тебя к костру.

Бесконечная любовь разрывает человеческое сердце ; ей не вместиться в этом мире ; самая радость становится болью, и умиление перед красотой сгорает слезами ;

Что полюбил я в твоей красоте лебединой

Вечно прекрасно, но сердце несчастно.

Я не скрываю, что плачу, когда покланяюсь.

И последняя строфа :

Снова нахмурилось небо, и будет ненастье,

Сердцу влюблённому негде укрыться от боли.

Так и счастливому страшно, что кончится счастье,

Так и свободный боится неволи.

И, многовластный, числю, как встарь,

Ворожу и гадаю вновь,

Как с жизнью страстной, я, мудрый царь,

Сочетаю Тебя, Любовь.

Ты сильна, царица, глубинностью,

В твоей книге раззолочены страницы.

А Невеста одной невинностью

Твои числа замолит ,царица.

Конец всеведущей гордыне.-

Прошедший сумрак разлюбя,

На веки преданный Свять не,

Во всём послушаюсь Тебя.

Зима пройдет, в певучей вьюге

Уже звенит издалека.

Сомкнулись царственные дуги,

Душа блаженна, Ты близка.

За несколько дней до свадьбы поэт говорит о рыцарской верности и обете служения. Он знает, что перед ним не счастье , а трудный подвиг :

На верном мы стоим пути ,

Избегли плена не впервые.

Веди меня. Чтоб всё пройти,

Нам нужны силы неземные.

Но, смиренно вручая Ей свою жизнь, он не снимает себя страшной ответственности ха Её судьбу. Он – рыцарь и жених, мистически с Ней обручённый. Торжественным языком Апокалипсиса говорит он о своём долге :

Я – меч заострённый с обоих сторон,

Я правлю, Архангел, Её судьбой.

В щите моём камень зелёный зажжён.

Зажжён не мной : Господнеё Рукой.

Они соединены тайной любви : пусть молчание оградит эту тайну от людей :

Я к людям не выйду на встречу,

Испугаюсь хулы и похвал.

Пред Тобою Одною отвечу

За то ,что всю жизнь молчал.

И последняя строфа :

Я выйду на праздник молчанья,

Моего не заметят лица.

Но во мне потаенное знанье

О любви к Тебе без конца.

Этой повестью долгих, блаженных исканий

Полна моя душная , песенная грудь.

Из этих песен создал я зданье,

А другие песни – спою когда – нибудь.

Чьи – то очи недвижно и длинно

На меня сквозь деревья глядят.

Всё, что в сердце, - по – детски невинно

И не требует страстных наград.

Глухая полночь медленный кладёт покров ,

Зима ревущим снегом гасит фонари.

Один я жду, я жду, я жду, тебя, тебя.

У чёрных стен твой профиль, стан и смех.

И я живу, живу, живу – сомненьем о тебе.

Приди, приди, приди – душа истомлена.

Один я жду, я жду, тебя, тебя – одну.

На брошенном месте гаданий

Кто – то встал и развеял флаг.

Образ ПД лишен очертаний, вырастает из косвенных знаков. Знак глобального преображения всей жизни.

1 том: Нет отчетливой речи, есть только звуки. Мистическое общение. Звукопись, цветопись. Цветовая гамма: розовая, синяя, лазурная, голубея, белая. Появляется образ горизонта.

2 том: образ лабиринта и крушение в этом лабиринте. 3 жизненные стихии. Иллюзорность ожидаемого. Образ маски, мотив игры, образ бокала, мотив питья, вина.

3 том: образы и реалистичные и между тем зыбкие. Двойственность.
Я Гамлет.
Холодеет кровь, Когда плетет коварства сети,
И в сердце первая любовь жива существенно на свете.

Тебя, Офелию мою,
Увел далеко жизни холод.
И гибну принц в родном краю
Кинжалом отравленным заколот

Помимо внешней композиции, определяемой делением на книги (тома) и разделы (циклы), трилогия Блока организована и более сложной внутренней композицией — системой мотивов, образными, лексическими и интонационными повторами, связывающими отдельные стихотворения и циклы в единое целое. Мотив в отличие от темы — категория формально-содержательная: мотив в поэзии служит композиционной организации множества отдельных стихотворений в ощутимое лирическое целое. Поскольку прямые сюжетные связи между стихотворениями отсутствуют, мотив восполняет композиционную цельность стихотворного цикла или даже всей лирики поэта. Он создается многократно повторяющимися и варьирующимися от стихотворения к стихотворению лирическими ситуациями и образами (метафорами, символами, цветовыми обозначениями).

Весь горизонт в огне, и близко появленье.

Ho страшно мне: изменишь облик Ты.

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

Эти перемены отчетливо проявились во втором томе лирической трилогии.

Только нас с тобою,

Верно, не возьмут!

На такой щемящей ноте начинает звучать в лирике Блока одна из главных для него проблем — народ и интеллигенция.

Миры летят. Года летят. Пустая

Вселенная глядит в нас мраком глаз.

А ты, душа, усталая, глухая,

О счастии твердишь который раз?

И век последний, ужасней всех,

Увидим и вы и я.

Все небо скроет гнусный грех,

На всех устах застынет смех,

He доносятся жизни проклятья

В этот сад, обнесенный стеной.

Читайте также: