Поистине страсть к завоеваниям дело естественное и обычное сочинение

Обновлено: 04.07.2024

Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное.

Государь не может поменять свой народ, но прекрасно может обойтись без грандов, ибо их судьба в его руках, и он может каждодневно по своей воле осыпать их милостями или подвергать опале.

Судьба подобна женщине — и если ты хочешь управлять ею — используй силу.

Кто захватит город, с давних пор пользующийся свободой, и пощадит его, того город не пощадит.

Та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое последняя надежда.

Как художнику, который рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить взглядом горы и холмы, и подняться на гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы постигнуть сущность народа, надо быть правителем, и чтобы постигнуть природу правителей, надо принадлежать народу.

За малое зло человек может отомстить, а за большое не может, из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитывать так, чтобы не бояться мести.

О людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить — ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся.

Умы бывают трех родов: один все постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный.

Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время.

Люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно.

Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву — чтобы отпугнуть волков.

Заблуждается тот, кто думает, что новые благодеяния могут заставить великих мира сего позабыть о старых обидах.

Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо.

Нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно — требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетённым.

Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников.

Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость.

Бог не всё исполняет сам, дабы не лишить нас свободной воли и причитающейся нам части славы.

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 282 328
КНИГИ 670 143
СЕРИИ 25 812
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 240

Никколо Макьявелли – его светлости Лоренцо деи Медичи

Обыкновенно, желая снискать милость правителя, люди посылают ему в дар то, что имеют самого дорогого или чем надеются доставить ему наибольшее удовольствие, а именно: коней, оружие, парчу, драгоценные камни и прочие украшения, достойные величия государей. Я же, вознамерившись засвидетельствовать мою преданность Вашей светлости, не нашел среди того, чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели познания мои в том, что касается деяний великих людей, приобретенные мною многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших. Положив много времени и усердия на обдумывание того, что я успел узнать, я заключил свои размышления в небольшом труде, который посылаю в дар Вашей светлости. И хотя я полагаю, что сочинение это недостойно предстать перед вами, однако же верю, что по своей снисходительности вы удостоите принять его, зная, что не в моих силах преподнести вам дар больший, нежели средство в кратчайшее время постигнуть то, что сам я узнавал ценой многих опасностей и тревог. Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета. Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей. Как художнику, когда он рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить взглядом холмы и горы, и подняться на гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.

Пусть же Ваша светлость примет сей скромный дар с тем чувством, какое движет мною; если вы соизволите внимательно прочитать и обдумать мой труд, вы ощутите, сколь безгранично я желаю Вашей светлости достичь того величия, которое сулит вам судьба и ваши достоинства. И если с той вершины, куда вознесена Ваша светлость, взор ваш когда-либо обратится на ту низменность, где я обретаюсь, вы увидите, сколь незаслуженно терплю я великие и постоянные удары судьбы.

Скольких видов бывают государства и как они приобретаются

Все государства, все державы, обладавшие или обладающие властью над людьми, были и суть либо республики, либо государства, управляемые единовластно. Последние могут быть либо унаследованными – если род государя правил долгое время, либо новыми. Новым может быть либо государство в целом – таков Милан для Франческо Сфорца; либо его часть, присоединенная к унаследованному государству вследствие завоевания, – таково Неаполитанское королевство для короля Испании. Новые государства разделяются на те, где подданные привыкли повиноваться государям, и те, где они искони жили свободно; государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием, либо милостью судьбы, либо доблестью.

О наследственном единовластии

Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте. Здесь я перейду прямо к единовластному правлению и, держась намеченного выше порядка, разберу, какими способами государи могут управлять государствами и удерживать над ними власть.

Начну с того, что наследному государю, чьи подданные успели сжиться с правящим домом, гораздо легче удержать власть, нежели новому, ибо для этого ему достаточно не преступать обычая предков и впоследствии без поспешности применяться к новым обстоятельствам. При таком образе действий даже посредственный правитель не утратит власти, если только не будет свергнут особо могущественной и грозной силой, но и в этом случае он отвоюет власть при первой же неудаче завоевателя.

У нас в Италии примером тому может служить герцог Феррарский, который удержался у власти после поражения, нанесенного ему венецианцами в 1484 году и папой Юлием в 1510-м, только потому, что род его исстари правил в Ферраре. Ибо у государя, унаследовавшего власть, меньше причин и меньше необходимости притеснять подданных, почему они и платят ему большей любовью, и если он не обнаруживает чрезмерных пороков, вызывающих ненависть, то закономерно пользуется благорасположением граждан. Давнее и преемственное правление заставляет забыть о бывших некогда переворотах и вызвавших их причинах, тогда как всякая перемена прокладывает путь другим переменам.

О смешанных государствах

Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение – так что государство становится как бы смешанным, – трудно удержать над ним власть прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан – ведь без их помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско. Именно по этим причинам Людовик XII, король Франции, быстро занял Милан и так же быстро его лишился. И герцогу Лодовико потому же удалось в тот раз отбить Милан собственными силами. Ибо народ, который сам растворил перед королем ворота, скоро понял, что обманулся в своих упованиях и расчетах, и отказался терпеть гнет нового государя.

Правда, если мятежная страна завоевана повторно, то государю легче утвердить в ней свою власть, так как мятеж дает ему повод с меньшей оглядкой карать виновных, уличать подозреваемых, принимать защитные меры в наиболее уязвимых местах. Так в первый раз Франция сдала Милан, едва герцог Лодовико пошумел на его границах, но во второй раз Франция удерживала Милан до тех пор, пока на нее не ополчились все итальянские государства и не рассеяли и не изгнали ее войска из пределов Италии, что произошло по причинам, названным выше. Тем не менее Франция оба раза потеряла Милан. Причину первой неудачи короля, общую для всех подобных случаев, я назвал; остается выяснить причину второй и разобраться в том, какие средства были у Людовика – и у всякого на его месте, – чтобы упрочить завоевание верней, чем то сделала Франция.

Начну с того, что завоеванное и унаследованное владения могут принадлежать либо к одной стране и иметь один язык, либо к разным странам и иметь разные языки. В первом случае удержать завоеванное нетрудно, в особенности если новые подданные и раньше не знали свободы. Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства. Так, мы знаем, обстояло дело в Бретани, Бургундии, Нормандии и Гаскони, которые давно вошли в состав Франции; правда, языки их несколько различаются, но благодаря сходству обычаев они мирно уживаются друг с другом. В подобных случаях завоевателю следует принять лишь две меры предосторожности: во-первых, проследить за тем, чтобы род прежнего государя был искоренен, во-вторых, сохранить прежние законы и подати – тогда завоеванные земли в кратчайшее время сольются в одно целое с исконным государством завоевателя.

Подготовил: Дмитрий Сироткин

Составил подборку цитат итальянского политика Никколо Макиавелли .

Любопытно и печально, что идеи этого автора эпохи Возрождения наиболее масштабно проявились в ХХ веке.

Все цитаты сгруппированы по темам: государь, управление государством, жизненная этика, люди, война, судьба, власть, народ и знать, реформы, отношения, щедрость, будущее, дружба, свобода, советы.

В заключение приводятся цитаты о Макиавелли.

О государе

Скрой то, что говоришь сам, узнай то, что говорят другие и станешь подлинным князем.

Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков.

В наши времена уже очевидно, что те государи, которые мало заботились о благочестии и умели хитростью заморочить людям мозги, победили в конце концов тех, кто полагался на свою честность.

Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого.

Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.

Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности.

Презрение государи возбуждают непостоянством, легкомыслием, изнеженностью, малодушием и нерешительностью. Этих качеств надо остерегаться, как огня, стараясь, напротив, в каждом действии являть великодушие, бесстрашие, основательность и твердость.

Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости.

Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные — исполнять сами.

Мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, когда нужно, обвести вокруг пальца.

Может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх.

Любят государей по собственному усмотрению, а боятся — по усмотрению государей, поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого.

Раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же — воздерживаться по мере сил, но не более.

Об управлении государством

Самое же главное для государя — вести себя с подданными так, чтобы никакое событие, ни дурное, ни хорошее, не заставляло его изменить своего обращения с ними, так как, случись тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, ибо его сочтут вынужденным и не воздадут за него благодарностью.

Государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен, не может подвергнуться нападению.

Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.
Римляне, предвидя обыкновенно зло заранее, всегда удачно ему противодействовали, они не дозволяли ему развиваться даже в тех случаях, когда это угрожало им войною; они знали, что всякое промедление при этом могло служить только в пользу их врагам.

Лучшая из всех крепостей — не быть ненавистным народу: какие крепости ни строй, они не спасут, если ты ненавистен народу, ибо когда народ берется за оружие, на подмогу ему всегда явятся чужеземцы.

Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.

Вынося приговор нужно руководствоваться человеколюбием, осмотрительностью и милосердием.

Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму.

Как показывает опыт, заговоры возникали часто, но удавались редко.

О жизненной этике

Смотри своей судьбе в лицо, сторонись зла, но коли не можешь его избежать, сноси ожидающую тебя расплату как мужчина, не падай духом, не расслабляйся, как женщина.

Нельзя верить тому, что видишь в спокойное время.

Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадешь в другую.

Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.

Обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше.

Расточая чужое, ты прибавляешь себе славы, тогда как расточая своё — ты только себе вредишь.

Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа.

Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.

Промедление может обернуться чем угодно, ибо время приносит с собой как зло, так и добро, как добро, так и зло.

Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру.

О людях

Человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до сих пор неизменно преуспевал.

Люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества.

Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость.

Люди — враги всяких затруднительных предприятий.

Люди не умеют быть ни достойно преступными, ни совершенно хорошими: злодейство обладает известным величием или является в какой-то мере проявлением широты души, до которой они не в состоянии подняться.

Люди большей частью судят по виду, ибо увидеть дано всем, а потрогать руками – немногим.

Люди так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить.

Каждый видит, каким ты кажешься, но мало кто чувствует, каков ты есть.

Люди так тщеславны и так обольщаются на свой счет, что с трудом могут уберечься от льстецов.

Неразумие людей таково, что они часто не замечают яда внутри того, что хорошо с виду.

Ибо умы бывают трёх родов: один всё постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный.

О войне

Та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое единственная надежда.

Не золото, как провозглашает всеобщее мнение, а хорошие солдаты суть пружина войны, ибо за золото не всегда найдёшь добрых солдат, а хорошие солдаты всегда достанут золото.

Война сладка тому, кто её не изведал.

Война — хорошее дело, если броня её отсвечивает надеждой.

Государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием, либо милостью судьбы, либо доблестью.

Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное.

Победа никогда не бывает полной в такой степени, чтобы победитель мог ни с чем не считаться и в особенности — мог попрать справедливость.

Достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям любой ценой.

В наёмном войске опаснее нерадивость, в союзническом войске — доблесть.

Лучше проиграть со своими, чем выиграть с чужими, ибо не истинна та победа, которая добыта чужим оружием.

В действительности нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению.

О судьбе

Пусть судьба растопчет меня, я посмотрю, не станет ли ей стыдно.

И всё же, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед её напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, — разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?

И всё-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны.

О власти

Горе тому, кто умножает чужое могущество, ибо оно добывается умением или силой, а оба эти достоинства не вызывают доверия у того, кому могущество достаётся.

Власть, основанная на любви народа к диктатору - слабая власть, ибо зависит от народа, власть, основанная на страхе народа перед диктатором - сильная власть, ибо зависит только от самого диктатора.

Кто меньше полагался на милость судьбы, тот дольше удерживался у власти.

Однако же нельзя назвать и доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу.

Основой власти во всех государствах — как унаследованных, так и смешанных и новых — служат хорошие законы и хорошее войско.

О народе и знати

Государь не волен выбирать себе народ, но волен выбирать знать, ибо его право карать и миловать, приближать и подвергать опале.

Чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.

О реформах

А надо знать, что нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми.

Всякая перемена прокладывает путь другим переменам.

Всякий раз, когда враги имеют возможность напасть на реформатора, они делают это с искренней страстью, в то время как сторонники защищают его лениво и осторожно, так как реформатор и его последователи всегда весьма уязвимы.

Об отношениях

Люди же таковы, что, видя добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благодетелям.

Люди не меньше привязываются к тем, кому сделали добро сами, чем к тем, кто сделал добро им.

Как могут двое поладить, если один подозревает другого, а тот в свою очередь его презирает.

О щедрости

Ничто другое не истощает тебя так, как щедрость: выказывая ее, одновременно теряешь саму возможность ее выказывать и либо впадаешь в бедность, возбуждая презрение, либо разоряешь других, чем навлекаешь на себя ненависть.

Уважать следует того, кто щедр, а не того, кто может быть щедрым.

На пути к власти щедрость необходима. По достижении власти она вредна.

О будущем

Познание будущего через прошедшее облегчается ещё и тем, что отдельные народы, как можно убедиться, на протяжении длительного времени сохранят одни и те же нравы.

Чтобы узнать, что должно случиться, достаточно проследить, что было… Это происходит от того, что все человеческие дела делаются людьми, которые имели и всегда будут иметь одни и те же страсти и поэтому неизбежно будут должны давать одни и те же результаты.

О дружбе

Кто сам хороший друг, тот имеет и хороших друзей.

Дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время.

О свободе

Бог не всё исполняет сам, дабы не лишить нас свободной воли и причитающейся нам части славы.

Народ, привыкший жить под властью государя и благодаря случаю ставший свободным, с трудом сохраняет свободу.

О советах

Не следует никому давать советы и пользоваться чужими советами, кроме общего совета - правила каждому - следовать велениям души и действовать смело.

Государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает, непрошеный, подавать ему советы.

О разном

Любовь плохо уживается со страхом.

Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли.

Чужие доспехи либо широки, либо тесны, либо слишком громоздки.

Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов, тогда как рай населён одними нищими, монахами и апостолами.

Наименьшее зло следует почитать благом.

Все вооруженные пророки побеждали, а все безоружные гибли.

По-видимому, цитаты Макиавелли вызывают противоречивое отношение: привлекает в них глубокий анализ и знание жизни, а отталкивает - отсутствие нравственных оснований.

Произведения Макиавелли оказали и продолжают оказывать серьезное влияние на взгляды правителей и политиков всего мира. Вот совсем небольшая подборка цитат о Макиавелли ряда известных людей:

Цитаты про Макиавелли

М. Робеспьер: Если бы нам не надо было осуществить великую задачу, если бы речь шла здесь только об интересах какой-нибудь клики или новой аристократии, мы могли бы поверить, подобно тому, как этому верят скорее даже невежественные, чем испорченные писатели, что план французской революции был буквально начертан в книгах Тацита и Макиавелли, и могли бы находить описание обязанностей представителей народа в истории Августа, Тиберия, Веспасиана или даже в истории некоторых французских законодателей, ибо некоторыми нюансами в отношении коварства и жестокости все тираны похожи друг на друга.
Наполеон I Бонапарт: Я перечитываю Макиавелли всякий раз, когда позволяют мои болезни и занятия, и все более убеждаюсь, что он — профан. (кстати, цитаты Наполеона)
А.С. Пушкин: Великий знаток человеческой природы. (кстати, цитаты Пушкина)
Л.Н. Толстой: Все эти истины известны были не только государям, к которым обращается Макиавелли, но и всем людям, которые властвовали и теперь властвуют над людьми в какой бы то ни было форме: в форме ли деспотического монарха, президента, первого министра и собрания законодателей и управителей, все, особенно те, которые имели и имеют наибольший успех и, не читая Макиавелли, всегда в точности исполняли и исполняют его правила. (кстати, цитаты Толстого)
В.И. Ленин: Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. (кстати, цитаты Ленина)

Далее вы можете перейти к другим подборкам цитат:

Буду признателен, если вы поделитесь с друзьями ссылкой на статью в социальных сетях. Воспользуйтесь кнопками сетей ниже .

В 1559 году церковь включила этот томик, поставивший политику над верой, в список запрещенных изданий.

К чему призывал бунтарь и реформатор Джироламо Савонарола, аскетичный доминиканский монах? И какие выводы сделал Макиавелли после сожжения на костре этого пламенного проповедника? Чем вообще отличается республика от монархии?

Что за авантюрный план придумал Макиавелли совместно с крупнейшим деятелем эпохи живописцем Леонардо да Винчи? Чему научился у Катерины Сфорца, правительницы городов Имола и Форли? Зачем добивался расположения высокомерного французского короля Людовика XII? Что нового узнал из общения с императором Священной Римской империи Максимилианом I?

Какие отношения связывали дипломата Макиавелли с Чезаре Борджиа, прославленным тираном и военачальником, перед которым трепетали все, в том числе и Флоренция?

Как же так получилось, что в 1513 году Макиавелли был заключен в тюрьму? За что его пытали?

Стремился ли Макиавелли диктовать миру свои законы?

Вдали от тайн и событий

Не у дел он остался в одночасье. В августе 1512 года испанские войска по приказу Папы свергли правительство Флорентийской республики. Власть в городе вернулась к семье банкиров Медичи, потерявших ее восемнадцатью годами ранее.

Макиавелли, преданный служитель республики, покинул пост государственного секретаря, приносивший ему двести флоринов годового дохода. Ему было запрещено в течение года переступать порог синьории – органа самоуправления Флоренции.

Утром он шел в лес. Чтобы прокормить жену Мариэтту и детей, ловил дроздов, обмазывая ветки клеем. С Мариэттой ди Луиджи Корсики они были вместе с 1501 года. Брак их, заключенный, как тогда было принято, по расчету, перерос в нежную любовь, подарившую им пятерых детей.

Злые языки утверждали, что в поездках Макиавелли обзавелся еще несколькими отпрысками, но сам он об этом ни в одном письме не обмолвился, хотя о любовных похождениях в переписке с друзьями откровенничал часто.

В политике можно все, или 18 основных заповедей Никколо Макиавелли

Свои советы Макиавелли собирал в книгу — о вероломстве, насилии и лицемерии власти, обо всем том, без чего власти быть не может. Что же за крамольные мысли были изложены в этой книге? Читаем первоисточник.

В политике можно все, к такому выводу пришел Макиавелли. Нет границы между добром и злом — есть уместные и неуместные средства. Недопустим лишь недостаток решимости — неспособность человека ни к подлинной жестокости, ни к высшей доброте. Право на злодейства определяется тем, находят ли они достойное применение. И выбором правильного момента: насильственные деяния следует совершать все разом, чтобы каждое в отдельности слабее ощущалось и меньше ожесточало. А благодеяния, напротив, расточать по крупицам — так сильнее их эффект…

Великая власть денег

В 1469 году, когда Макиавелли появился на свет, банкир Лоренцо де Медичи, прозванный Великолепным, стал неофициальным правителем Флоренции. В духе своего деда Козимо он превратил республику в негласную монархию. Расставил своих родственников на ключевые посты. Науки и искусства, празднества и турниры поставил на службу пропаганде. И не скрывал, что правит не Божьей милостью, а осязаемой силой денег.

Никколо уже в десять лет — даже по флорентийским меркам рано — умел обращаться со сметной доской и писал по просьбе отца письма, в которых речь была все больше о деньгах. Потому что на деньгах было сосредоточено все существование республики — и Генуи, и Венеции, и Флоренции.

Те, кто был облечен властью, использовали ее, чтобы налогами разорять конкурентов. Взяточничество перестало быть преступлением. Кандидаты на государственные посты щеголяли своей продажностью как полезным профессиональным качеством, не стесняясь рассказывать о своих крупных долгах.

Война — тоже поле для бизнеса. Кондотьеры, предводители наемных дружин, уподобились предпринимателям — ведут дела по своему усмотрению, поставляют отряды на службу то одному, то другому правителю.

Видимость стала важнее сути. Внешний блеск — идеал эпохи, в которой рос Макиавелли. Королевская пышность затмила собой финансовое неблагополучие банкирского дома Медичи, давшее о себе знать в конце 1460-х годов. Не прервись господство Медичи во Флоренции вторжением французов, их ждал бы, полагают историки, куда более бесславный — финансовый — крах.

Вскоре после смерти в 1492 году Лоренцо де Медичи его сын, Пьеро, получивший прозвище Глупый, сдал город французам. Он согласился на унизительные условия мира, за что и был изгнан раздосадованными согражданами.

Однако 23 мая 1498 года отлученный от церкви проповедник был сожжен на костре на Пьяцца делла Синьория.

Жизнью управляет расчет, или От мелкого писаря до секретаря республики

Ровно через месяц после этого Никколо Макиавелли, мелкий писарь из государственной канцелярии, получил назначение на должность секретаря республики, главы внешнеполитического и военного ведомств. Конец фундаменталиста Савонаролы открыл путь прагматику Макиавелли.

Натиск лучше, чем осторожность

Однако своевольная река не желала отклоняться от привычного русла, и в октябре 1504-го синьория постановила прекратить неудавшийся эксперимент. Потом не один год Макиавелли пришлось устранять последствия половодья. Что ж, так распорядилась судьба — ветреная фортуна, чьи капризы Ренессанс объяснял не волей небес, а колебаниями конъюнктуры. Конъюнктуру же можно приручить, вскрыв ее законы.

Сила риторики Катерины Сфорца

У прославленной графини Катерины Сфорца, трижды вдовы, правительницы городов Имола и Форли, возбуждавшей обожание и дурные толки, Макиавелли познал силу риторики. Отрядив сына Оттавио во Флоренцию кондотьеро, она потребовала за его сомнительные услуги астрономический годовой доход — 15 тысяч дукатов. Макиавелли предстояло умерить гонорар, не допустив, однако, чтобы союзники перекинулись на сторону миланцев, с которыми также вели переговоры.

Французский король Людовик XII преподал Макиавелли урок высокомерия. В обмен на 24 тысячи дукатов месячного содержания он предоставил флорентийцам 4 тысячи швейцарских и 2 тысячи гасконских солдат для войны с Пизой. Но вояки сочли плату низкой и, еще не дойдя до города, затеяли бунт. Захватив флорентийского парламентера, они обменяли его на крупный выкуп. После чего разбежались на все четыре стороны.

Целых пять месяцев Макиавелли добивался расположения Людовика и компенсаций за потери. Ему приходилось следовать за Его Величеством через всю Францию, дни и ночи проводить в седле или трястись в экипажах по скверным дорогам. Средства, выделявшиеся ему мелочными флорентийскими господами, не покрывали даже дорожных расходов.

Как поступать не следует

От императора Священной Римской империи Максимилиана I Макиавелли узнал, как поступать не следует. Государь требовал от Флоренции средств для войны с Францией — полмиллиона дукатов. Макиавелли отправился в Инсбрук и сторговался с придворными казначеями до 50 тысяч. В донесениях во Флоренцию он нарисовал портрет предводителя, который экономным начальникам Макиавелли показался, должно быть, старомодным.

24 июня 1502 года Макиавелли впервые оказался лицом к лицу с Чезаре Борджиа — военачальником, сыном Папы Александра VI. За триумфальным шествием к власти прославленного тирана Макиавелли следил завороженно, словно за разбушевавшейся стихией. С помощью французских солдат и отцовского авторитета он одного за другим лишал власти многочисленных правителей Папской области. Перед ним трепетала и Флоренция: бандиты Чезаре регулярно прибирали к рукам дорогостоящие флорентийские ткани.

Лишь спустя несколько лет флорентийцы поймут, что новый понтифик, стремившийся распространить светскую власть Римской курии на всю Среднюю Италию, был куда опаснее для их независимости, чем некогда свирепый Борджиа.

Триумф Медичи

В 1506 году Макиавелли был в первый раз отправлен послом к новому Папе Римскому, Юлию II. Дело было в том, что Папа желал завербовать одного флорентийского кондотьера для участия в войне с Францией.

Макиавелли устроил настоящую охоту на Папу. Прерывал его обеденную трапезу в военном лагере в Чивита Кастеллана. Сопровождал папскую свиту в Перуджу, Урбино и Чезену. Умасливая понтифика, доставлял ему из Тосканы вино, угрей и белые трюфеля.

Тем не менее война между папским лагерем и Францией — защитником Флоренции, гибельная для республики, становилась все реальнее.

Во Флоренции между тем Медичи отпраздновали собственное возвращение как при-шествие золотого века. Они сравнивали себя с возродившимся из пепла фениксом. Празднования и торжественные шествия следовали одно за другим. Над декорациями к этому спектаклю работали посменно тысячи рабочих и ремесленников. Церкви переоборудовали под мастерские, где художники изготавливали аллегорические композиции. Город сверкал роскошью наряженных триумфальных арок и величественных статуй, прославляющих Медичи.

В его преданности и честности не могло быть сомнений, ведь о них, в конце концов, свидетельствовала его бедность. И доброе имя — пятнадцать лет, проведенные им в государственных делах, не прошли даром.

В тюрьме

Макиавелли не терял надежды добиться расположения Медичи своими непрошеными советами. Но в феврале 1513 года некий юный заговорщик уронил на улице листок с именами двадцати граждан, которые в случае убийства Джулиано де Медичи должны были занять ключевые посты в городском управлении. Среди этих двадцати значился и Макиавелли, который, узнав, что выписан ордер на его арест, добровольно явился в тюрьму Баргелло, чтобы рассказать о своей невиновности.

Лишь бы поручили хоть камень в гору катить

Время от времени перепадала случайная работа. Однажды по поручению флорентийских коммерсантов он поехал выбивать долги в Геную, В другой раз ему поручили вести торги о возмещении ущерба для земляков, ставших в Венеции жертвами избиения.

Но надежду, что его мысли будут кому-то нужны, он по-прежнему не терял.

Поэтому свою надежду он покрывал лаком отточенных сентенций: «Судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать.

Но хотя бы и так, разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?

Но элита, похоже, утратила веру в лучшее будущее. Люди торговли, чей коммерческий пыл когда-то служил мотором для развития Флоренции, все чаще возвращаются в феодальную идиллию. Буржуа питают слабость к аристократизму. Уединяясь в загородных резиденциях вроде виллы Медичи в Поджо-а-Кайано, они ведут созерцательную жизнь.

Прошло еще семь лет, прежде чем Медичи, наконец, одарили его своей милостью: в 1520 году Макиавелли было поручено написать историю Флоренции. Он не упустил этого случая, чтобы расшаркаться перед Медичи, воспев деяния Лоренцо Великолепного. И не напрасно: год спустя Макиавелли был официально реабилитирован.

В 1526-м город поручил ему руководство работами по укреплению городских стен. По слухам, за него похлопотала бывшая любовница, знаменитая певица.

Спустя несколько дней Макиавелли свалила лихорадка. Лечился, как всегда, по науке: приготовил испытанное средство из алоэ, кардамона, шафрана, мирры, бетоники и красноголовника. Но 21 июня 1527 года, в возрасте всего лишь 58 лет, Макиавелли умер. Флорентийцы язвили — от преданности.

Литература:

Его произведения:
1. Макиавелли Н. Сочинения и письма/ Никколо Макьявелли.- М.: АСТ, 2004. — 820 с.
2. Макиавелли Н. Государь. Рассуждения на первые три книги Тита Ливия. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия/ Никколо Макиавелли/Пер. Г.Муравьевой и Р. Хлодовского. — М.: Художественная литература, 1982.

Читайте также: