Пир у верховного существа сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Однажды Верховное Существо вздумало задать великий пир в своих лазоревых чертогах. Все добродетели были им позваны в гости. Одни добродетели… мужчин он не приглашал… одних только дам.

Собралось их очень много – великих и малых. Малые добродетели были приятнее и любезнее великих; но все казались довольными и вежливо разговаривали между собою, как приличествует близким родственникам и знакомым.

Но вот Верховное Существо заметило двух прекрасных дам, которые, казалось, вовсе не были знакомы друг с дружкой.

Хозяин взял за руку одну из этих дам и подвел ее к другой.

– Благодетельность! – сказал он, указав на первую.

– Благодарность! – прибавил он, указав на вторую.

Обе добродетели несказанно удивились: с тех пор как свет стоял – а стоял он давно, – они встречались в первый раз!

Писатель и критик

Писатель сидел у себя в комнате за рабочим столом. Вдруг входит к нему критик.

– Как?! – воскликнул он. – Вы все еще продолжаете строчить, сочинять, после всего, что я написал против вас? После всех тех больших статей, фельетонов, заметок, корреспонденций, в которых я доказал как дважды два че тыре, что у вас нет – да и не было никогда – никакого таланта, что вы позабыли даже родной язык, что вы всегда отличались невежеством, а теперь совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку?

Сочинитель спокойно обратился к критику.

– Вы написали против меня множество статей и фельетонов, – отвечал он, – это несомненно. Но известна ли вам басня о лисе и кошке? У лисы много было хитростей, а она все-таки попалась; у кошки была только одна: взлезть на дерево, и собаки ее не достали. Так и я: в ответ на все ваши статьи я вывел вас целиком в одной только книге, надел на вашу разумную голову шутовской колпак – и будете вы в нем щеголять перед потомством.

– Перед потомством! – расхохотался критик, – Как будто ваши книги дойдут до потомства! Лет через сорок, много пятьдесят их никто и читать не будет.

– Я с вами согласен, – отвечал писатель, – но с меня и этого довольно. Гомер пустил на вечные времена своего Ферсита, а для вашего брата и полвека за глаза. Вы не заслуживаете даже шутовского бессмертия. Прощайте, господин… Прикажете назвать вас по имени? Едва ли это нужно: все произнесут его и без меня.

Повесить его!

– Это случилось в 1805 году, – начал мой старый знакомый, – незадолго до Аустерлица. Полк, в котором я служил офицером, стоял на квартирах в Моравии.

Нам было строго запрещено беспокоить и притеснять жителей; они и так смотрели на нас косо, хоть мы и считались союзниками.

У меня был денщик, бывший крепостной моей матери, Егор по имени. Человек он был честный и смирный; я знал его с детства и обращался с ним как с другом.

Вдруг вдоль улицы раздался дружный конский топот: то сам главнокомандующий проезжал со своим штабом. Он ехал шагом, толстый, обрюзглый, с понурой головой и свислыми на грудь эполетами.

Хозяйка увидала его – и, бросившись наперерез его лошади, пала на колени – и вся растерзанная, простоволосая, начала громко жаловаться на моего денщика, указывала на него рукою.

– Господин генерал! – кричала она, – ваше сиятельство! Рассудите! Помогите! Спасите! Этот солдат меня ограбил!

Егор стоял на пороге дома, вытянувшись в струнку, с шапкой в руке, даже грудь выставил и ноги сдвинул, как часовой, – и хоть бы слово! Смутил ли его весь этот остановившийся посреди улицы генералитет, окаменел ли он перед налетающей бедою – только стоит мой Егор да мигает глазами – а сам бел, как глина!

Главнокомандующий бросил на него рассеянный и угрюмый взгляд, промычал сердито:

Стоит Егор как истукан и зубы оскалил! Со стороны посмотреть: словно смеется человек.

Тогда главнокомандующий промолвил отрывисто:

– Повесить его! – толкнул лошадь под бока и двинулся дальше – сперва опять-таки шагом, а потом шибкой рысью. Весь штаб помчался вслед за ним; один только адъютант, повернувшись на седле, взглянул мельком на Егора.

Ослушаться было невозможно. Егора тотчас схватили и повели на казнь. Тут он совсем помертвел – и только раза два с трудом воскликнул:

– Батюшки! батюшки! – а потом вполголоса: – Видит бог – не я!

Горько, горько заплакал он, прощаясь со мною. Я был в отчаянии.

– Егор! Егор! – кричал я, – как же ты это ничего не сказал генералу!

– Видит бог, не я, – повторял, всхлипывая, бедняк.

Сама хозяйка ужаснулась. Она никак не ожидала такого страшного решения и в свою очередь разревелась! Начала умолять всех и каждого о пощаде, уверяла, что куры ее отыскались, что она сама готова все объяснить. Разумеется, все это ни к чему не послужило. Военные, сударь, порядки! Дисциплина! Хозяйка рыдала все громче и громче.

Егор, которого священник уже исповедал и причастил, обратился ко мне:

– Скажите ей, ваше благородие, чтоб она не убивалась… Ведь я ей простил.

Порог

Я вижу громадное здание.

В передней стене узкая дверь раскрыта настежь; за дверью – угрюмая мгла. Перед высоким порогом стоит девушка… Русская девушка.

Морозом дышит та непроглядная мгла; и вместе с леденящей струей выносится из глубины здания медлительный, глухой голос.

– О ты, что желаешь переступить этот порог, знаешь ли ты, что тебя ожидает?

– Знаю, – отвечает девушка.

– Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?

– Отчуждение полное, одиночество?

– Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.

– Не только от врагов, но и от родных, от друзей?

– Хорошо. Ты готова на жертву?

– На безымянную жертву? Ты погибнешь – и никто… никто не будет даже знать, чью память почтить!

– Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.

– Готова ли ты на преступление?

Девушка потупила голову…

– И на преступление готова.

Голос не тотчас возобновил свои вопросы.

– Знаешь ли ты, – заговорил он наконец, – что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

– Знаю и это. И все-таки я хочу войти.

Девушка перешагнула порог – и тяжелая завеса упала за нею.

– Дура! – проскрежетал кто-то сзади.

– Святая! – принеслось откуда-то в ответ.

Щи

У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник. Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон. Она застала ее дома. Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви.

И вспомнила тут барыня, как, потеряв несколько лет тому назад девятимесячную дочь, она с горя отказалась нанять прекрасную дачу под Петербургом и прожила целое лето в городе! А баба продолжала хлебать щи. Барыня не вытерпела наконец.

– Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!

– Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мои пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посоленные.

Барыня только плечами пожала и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево.

Проклятие

Я читал байроновского Манфреда… Когда я дошел до того места, где дух женщины, погубленной Манфредом, произносит над ним свое таинственное заклинание, я ощутил некоторый трепет.

Но тут мне вспомнилось иное… Однажды, в России, я был свидетелем ожесточенной распри между двумя крестьянами, отцом и сыном.

Сын кончил тем, что нанес отцу нестерпимое оскорбление.

– Прокляни его, Васильич, прокляни окаянного! – закричала жена старика.

– Изволь, Петровна, – отвечал старик глухим голосом и широко перекрестился: – Пускай же и он дождется сына, который на глазах своей матери плюнет отцу в его седую бороду!

Это проклятие показалось мне ужаснее манфредовского.

Сын раскрыл было рот, да пошатнулся на ногах, позеленел в лице – и вышел вон.

Притчи Льва Толстого

Ограждение места работ сигналами на перегонах и станциях: Приступать к работам разрешается только после того, когда.

Конфликтные ситуации в медицинской практике: Наиболее ярким примером конфликта врача и пациента является.



ЕГЭ-2018 готовые сочинения с примерами. Все темы сочинений для экзамена. 11 класс

Предлагаем вам посмотреть и прочитать несколько вариантов школьных сочинений по литературе.

Образец и пример сочинения № 1

Что же такое истинная благодарность и как мы можем выразить ее тем, кому мы больше всего обязаны – близким людям? Ведь, кажется, эти люди всегда рядом, а их помощь – это так обыденно…

Именно этой проблеме – благодарности за простые, незаметные благодеяния – посвящает автор свои рассуждения. Он говорит об этом, рассуждая о собственной жизни, о том, какую колоссальную помощь в студенческие годы оказали ему самые близкие люди – мать и сестры. Автор упоминает и о других людях, которые помогали время от времени и к которым в молодости он не чувствовал должной благодарности, не понимая, что им тоже было нелегко.

Автор – великий русский хирург Н.И. Пирогов – уверен, что человек должен осознавать, что никто не обязан делать что-то для него, и надо научиться быть благодарным за все, что сделали для тебя. Благодарным надо быть всем: и тем, кто помог один раз (он и это делать был не обязан), и тем, кто всегда рядом с тобой и жертвует ради тебя привычно и обыденно, - матери, отцу, близким родственникам.

Я, разумеется, согласен с автором текста. Мы часто забываем, что наши близкие – это отдельные люди, со своими проблемами и желаниями. Может быть, мама ребенка хочет в воскресенье подремать перед телевизором, но она встает пораньше и ведет малыша в зоопарк, потому что ему этого хочется. Малыш даже не замечает и не понимает жертвы своей мамы, но, когда вырастет, он должен осознать, что мать ради него не раз поступилась собственными интересами и желаниями. И относиться при этом к родному человеку так, как будто он обязан быть на подхвате и все помогать и помогать при каждом твоем затруднении, - это отвратительная неблагодарность.

Надо учиться замечать все то доброе, что делают тебе окружающие люди, и быть благодарным за это.

Она переступает некие нравственные принципы педагога ради того, чтобы помочь голодающему мальчику. Она не являлась ему ни родным, ни даже просто близким человеком — Лидия Михайловна была лишь его учительницей французского языка, но она все равно пошла на этот шаг. Подводя итог, могу сказать, что истинное самопожертвование заключается в полной отдаче себя ради другого человека. По-настоящему на такое способны только матери ради своих детей, и лишь совсем немного других людей.

В своих воспоминаниях великий русский врач Николай Иванович Пирогов ставит проблему благодарности. Он рассуждает о том, что даже хороший, добрый человек с чувством благодарности кому-то иногда не может ее выразить. Или он понимает, что испытывает такое чувство, слишком поздно, когда выражать его уже некому. В третьем предложении он говорит о том, что в душе он ощущал благодарность, но никак не мог осознать ее в полной мере поблагодарить, когда это было необходимо. В предложениях 3 и 4 Н.И. Пирогов говорит о том, что он не смог выразить благодарность своим родным, маме и сестрам, которые содержали его, пока он учился в университете, не позволяя искать себе какую-то подработку. Безусловно, он очень любил своих родных и в глубине души чувствовал признательность, но так и не сумел ее выразить. Пирогов об этом горько сожалел, о чём говорится в предложении 24.

Благодеяния всегда бескорыстны, однако за любым добрым поступком, исходя из самой природы человека, как правило, должна следовать хоть какая-то отдача. Вопрос только в том, как скоро она наступит.

С досадой вспоминая то добро и самоотдачу своих близких, которые в течение всей жизни были проявлены по отношению к герою текста, автор акцентирует наше внимание на том, что судьба не дала ему возможности вовремя проявить благодарность, о чем сам он не без боли в сердце вспоминает спустя года. Тяжесть долга перед благодушным семейством профессора Мойера, а также перед собственной матерью и двумя старшими сестрами, которые в тяжелейший период жизни смогли своими силами воспитать будущего ученого, отразилась неприятными ощущениями в будущем, ощущением незавершенного действия.

Работа, дела, проблемы – все это может быть хорошим оправданием тому, что мы не успеваем попросту звонить своим родным и благодарить их за то, что они умудрялись и умудряются при все той же занятости проявлять свою любовь и заботу по отношению к нам же. Наши родные и близкие как никто другой заслуживают благодарности, и потому стоит пользоваться любой возможностью, любой свободной минутой для того, чтобы позвонить своей маме и в очередной раз сказать ей спасибо хотя бы за возможность наслаждаться собственной жизнью.

(1)Я всё чаще думаю о том, как трудно быть истинно благодарным, то есть принести пользу тому, кто оказал нам некогда истинное благодеяние. (2)Неуважение к заслугам, а ещё более неблагодарность, представлялись всегда моему воображению в самом отвратительном виде. (3)В душе я никогда не был неблагодарным, но - увы! (4) На деле я не сумел или даже не захотел быть благодарным именно там, где благодарность была священным долгом.
(5)Правда, во всей моей жизни не так много случаев такого долга.

(6)Я имел твёрдое намерение отблагодарить - и не однажды, - но судьба не дала мне этого сделать. (7)Один случай касается целого периода моей жизни; здесь я скажу только, что я считал себя обязанным благодарностью почтенному семейству профессора Мойера , и именно его почтеннейшей тёще Екатерине, урождённой Буниной. (8)Я был принят в этом семействе как родной и мечтал о женитьбе на его дочери. (9)Мечтам юности не суждено было осуществиться, и я поневоле остался в долгу у незабвенной Екатерины Афанасьевны.

(10)Наконец, самый священный долг, оставшийся не так выполненным ,- как бы мне теперь хотелось это сделать, - был долг благодарности моей матери и двум старшим сёстрам. (11)Со смерти отца, с 1824 по 1827 год, эти три женщины содержали меня своими трудами. Кое-какие крохи, оставшиеся после разгрома отцовского состояния, недолго тянулись; и мать, и сёстры принялись за мелкие работы; одна из сестёр поступила на работу в какое-то благотворительное детское заведение в Москве и своим крохотным жалованьем поддерживала существование семьи.

(13)Уроков я не мог давать: одна ходьба в университет с Пресненских прудов брала взад и вперёд часа четыре времени, да мать и не хотела, чтобы я работал .
-(14)Ты будешь, -говорилось,- чужой хлеб заедать; пока хоть какая-нибудь есть возможность, живи на нашем.

(15)Так и перебивались. (16)К счастью нашему, в то блаженное время не платили за лекции, не носили мундиров, и даже когда введены были мундиры, то мне сшили сёстры из старых вещей какую-то мундирную куртку с красным воротником, и я, чтобы не обнаружить несоблюдения формы, сидел на лекциях в шинели, выставляя на вид только светлые пуговицы и красный воротник.

(17)Как мы выжили в Москве во время моего студенчества, для меня осталось загадкою. (18)Квартира и отопление были, правда, даровые у дяди в течение года. (19)А содержание? (20) А платье? (21) Две сестры, мать и две служанки, и я на прибавку. (22)Сёстры работали; продавались кое-какие остатки, но как до этого доставало - не понимаю. (23) Иногда, только иногда, в торжественные праздники, помогал мой крёстный отец, Семён Андреевич Лукутин; помогали иногда кое-какие старые знакомые. (24)Но я не был благодарным по отношению к ним, о чём сейчас сожалею.

Однажды Верховное Существо вздумало задать великий пир в своих лазоревых чертогах. Все добродетели были им позваны в гости. Одни добродетели… мужчин он не приглашал… одних только дам.
Собралось их очень много — великих и малых. Малые добродетели были приятнее и любезнее великих; но все казались довольными и вежливо разговаривали между собою, как приличествует близким родственникам и знакомым.
Но вот Верховное Существо заметило двух прекрасных дам, которые, казалось, вовсе не были знакомы друг с дружкой.
Хозяин взял за руку одну из этих дам и подвёл её к другой.
— Благодетельность! — сказал он, указав на первую.
— Благодарность! — прибавил он, указав на вторую.
Обе добродетели несказанно удивились: с тех пор как свет стоял — а стоял он давно, — они встречались в первый раз!