Октябрь был на редкость холодный ненастный сочинение
Обновлено: 05.07.2024
В этот холодный и ненастный октябрь Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам. Старый дом, в котором она доживала свой век, был построен ее отцом, известным художником, и находился под охраной областного музея. Дом стоял в селе Заборье. Каждый день к Катерине Петровне прибегала Манюшка, дочь колхозного сапожника, помогала по хозяйству.
Иногда заходил Тихон, сторож при пожарном сарае. Он помнил, как отец Катерины Петровны строил этот дом.
Настя, единственная дочь Катерины Петровны, жила в Ленинграде. Последний раз она приезжала
три года назад. Катерина Петровна очень редко писала Насте – не хотела мешать, но думала о ней постоянно.
Настя тоже не писала, только раз в два-три месяца почтальон приносил Катерине Петровне перевод на 200 рублей.
Однажды в конце октября, ночью кто-то долго стучал в калитку. Катерина Петровна вышла посмотреть, но там никого не было. В ту же ночь она написала дочери письмо с просьбой приехать.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали ее Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза. Она была очень занята – устраивала выставку молодого скульптора Тимофеева, поэтому положила
В мастерской Тимофеева Настя увидела скульптуру Гоголя. Ей показалось, что писатель насмешливо и укоризненно смотрит на нее.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева. На открытие выставки курьерша принесла Насте телеграмму из Заборья: “Катя помирает. Тихон”.
Настя скомкала телеграмму и снова почувствовала на себе укоризненный взгляд Гоголя. В тот же вечер Настя уехала в Заборье.
Катерина Петровна не вставала уже десятый день. Манюшка шестые сутки не отходила от нее. Тихон пошел на почту и что-то долго писал в почтовом бланке, потом принес его Катерине Петровне и испуганно прочел: “Дожидайтесь, выехала.
Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя”. Екатерина Петровна поблагодарила Тихона за доброе слово, отвернулась к стенке и словно уснула.
Хоронили Катерину Петровну на следующий день. На похороны собрались старухи и ребята. По дороге на кладбище похороны увидела молоденькая учительница и вспомнила о своей старенькой матери, которая осталась одна.
Учительница подошла к гробу и поцеловала Катерину Петровну в высохшую желтую руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище и холодную темную комнату, из которой ушла жизнь. В этой комнате Настя проплакала всю ночь. Уезжала она из Заборья крадучись, чтобы никто не заметил и ни о чем не спросил.
Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не может снять с нее груз непоправимой вины.
.
Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвести и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи перестали гонять в луга стадо.
Пастуший рожок затих до весны. Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный "Вестник Европы", пожелтевшие чашки на столе, давно не чищеный самовар и картины на стенах Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась темная вода , или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта — портрет её отца, а вот эта — маленькая, в золотой раме, — подарок Крамского, эскиз к его "Неизвестной".
Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном её отцом — известным художником.
В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село, жил на покое и занимался садом. Писать он уже не мог: дрожала рука, да и зрение ослабло, часто болели глаза.
Дом был, как говорила Катерина Петровна, "мемориальный". Он находился под охраной областного музея. Но что будет с этим: домом, когда умрет она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала.
А в селе — называлось оно Заборье — не было никого, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни, о том лете, когда Катерина Петровна жила с отцом в Париже и видела похороны Виктора Гюго.
Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, — девчонке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды из колодца, подмести полы, поставить самовар.
Катерина Петровна дарила Манюшке за услуги сморщенные перчатки, страусовые перья, стеклярусную (4) черную шляпу.
- На что это мне? — хрипло спрашивала Манюшка и шмыгала носом. — Тряпичница я, что ли?
- А ты продай, милая, — шептала Катерина Петровна. Вот уже год, как она ослабела и не могла говорить громко. — Ты продай.
- Сдам в утиль, — решала Манюшка, забирала все и уходила.
Изредка заходил сторож при пожарном сарае — Тихон, тощий, рыжий. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.
Тихон был тогда мальчишкой, но почтение к старому художнику сберег на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко вздыхал:
- Работа натуральная!
Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, но все же помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилил их, колол на дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:
- Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна молчала, сидя на диване — сгорбленная, маленькая, — и все перебирала какие-то бумажки в рыжем кожаном ридикюле. Тихон долго сморкался, топтался у порога.
- Ну, что ж, — говорил он, не дождавшись ответа. — Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.
- Иди, Тиша, — шептала Катерина Петровна. — Иди — бог с тобой!
Он выводил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья. Керосиновый ночник вздрагивал на столе. Он был, казалось, единственным живым существом в покинутом доме, — без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.
Ночи были уже долгие, тяжелые, как бессонница. Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам еще с прошлого года лежали поверх ваты когда-то желтые осенние, а теперь истлевшие и черные листья.
Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.
Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до нее, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счасть
Молодец, что привела начало рассказа-а то гадай, о какой Насте речь. Конечно, виновата! Виновата в том, что позволила мелким будничным заботам большого города настолько захлестнуть себя, что забыла о существовании родной матери и не только не успела проститься с ней, но опоздала даже на похороны. А что взамен? Устроийство выставки какому-то безвестному художнику, о котором через несколько лет никто не вспомнит, как и сам он забудет о ее помощи? Суета сует и всяческая суета.
Читайте также: