Моя вера это вера в то что счастье человечеству даст прогресс науки сочинение
Обновлено: 05.07.2024
В наше время мы вольны наблюдать, как все российские "святые" отцы, от мала, до велика, пользуясь глупостью и серостью своей паствы, смеют нагло утверждать, что многие учёные, от нейробиолога Павлова, до астронома Коперника и от биолога Дарвина, до физика Эйнштейна были на самом деле убеждёнными христианами, а их научные труды лишь подтверждают существование Бога.
Но я не принадлежу к серой народной массе, и Вы надеюсь тоже, меня трудно впечатлить пышной бородкой и ослепляющим золотым нарядом, в моих глазах это не прибавляет важности и статуса, поэтому я собираюсь проверить, а действительно ли библия говорит настолько совершенные истины, что перед ней склоняются даже учёные мужи.
Начнём, пожалуй, с алмаза российской науки, признанного во всём мире гения нейробиологии, Ивана Петровича Павлова .
Его ученик и сотрудник Е.М. Крепс приводит в своих высказываниях слова Павлова, сказанные зимой 1923 года:
Однако к религиозности окружающих, в том числе своей жены, он относился спокойно.
В своих высказываниях Иван Павлов всегда был резок и смел, и у нас нет смысла сомневаться в его честности.
Один раз его прямота стоила жизни. Как-то раз к нему в кабинет зашёл его старый друг, профессор Богоявленский, и сказал:
– Ты, Иван Петрович, достиг вершин науки, ты постиг работу мозга, вместилище души,скажи мне: есть ли что-нибудь по ту сторону? Что ждёт нас после смерти, тебе одному и поверю!
Павлов рассмеялся и обжигающе ответил:
– Как ты, врач, естествоиспытатель, можешь говорить такие глупости?!
Потом он настолько серьёзно и резко доказал Богоявленскому отсутствие рая, что на следующий день его друг повесился. Оказалось, что на днях у профессора умерла жена, и он надеялся в разговоре с Павловым найти надежду встретить её после смерти.
Теперь Иван Петрович вёл себя осторожнее в вопросах веры, однако остался ярым её противником.
Теперь обратимся к автобиографии атланта биологии - сера Чарльза Дарвина .
На закате жизни он писал:
Ну и завершая наше исследование, посмотрим, что о боге говорит физик Эйнштейн .
Вот некоторые из его цитат:
Но Альберт никогда не относил себя к атеистам. Однако, из-за развитого ума и больших достижений в физике, в его представлении бог был более совершенен, чем Иисус, Будда и Аллах . Он считал, что божество - это живая вселенная, подчиняющаяся законам природы, и не опускающаяся до жизни обычных смертных.
В следующий раз, когда святоши-бородачи будут утверждать Вас в религиозности учёных, держите в уме то, что важны не личные убеждения людей науки, а результат их работы. Пока что ещё ни одно открытие, сделанное даже религиозными учёными, не подтвердило существование бога, а лишь опровергает его. Очень известна речь Фултона , ученика Чарльза Скотта Шеррингтона , сказанная им на похоронах учителя:
Наука опровергает существование бога, поэтому не дайте примитивным культам себя одурачить. Развивайтесь и постигайте законы Вселенной.
✔А также ставьте лайки 👍
✔Подписывайтесь на канал, чтобы первыми получать получать качественный контент 😊 ПОДПИСАТЬСЯ!
✔И делитесь этой полезной статьёй со своими друзьями, пусть они тоже развиваются! 😃🧠
Гепатит С – единственное хроническое заболевание, которое может быть вылечено с эффективностью близкой к 100% благодаря появлению в 2014 году новейших современных безинтерфероновых схем лечения. Тем не менее, в 2016 году заболеваемость хроническим гепатитом С в нашей стране составила 36 человек на 100 тысяч населения, и это по-прежнему одних из самых высоких показателей в мире. «Если мы сегодня ничего не поменяем в подходах к проблеме гепатита С, то через 5-10 лет здравоохранение может захле
Владимир Чуланов: Если мы сегодня ничего не поменяем в подходах к проблеме гепатита С, то через пять-десять лет здравоохранение может захлебнуться
Моя вера — это вера в то, что счастье человечеству дает прогресс науки.
Ну тогда размышления по этому поводу:
1) Вера. Моя вера должна мне что-то дать. Материальное или духовное.
2) По поводу счастья. Запустили в космос новый корабль. Прогресс науки? Ну да. Или создали робота Асимо. Класс! Ну вот открыла я последние достижения науки. И от чего я должна испытать счастье? Моя душа получила удовольствие от того, что "Робот-телескоп обнаружил три суперземли? Или я испытываю счастье от того, что кто-то производит оружие новейших разработок с современными технологиями? Счастья, когда лупят из оружия по соседнему городу совсем нет.
Счастье вообще должно быть не общее - глобальное, а каждого, личное. Мы все в этой жизни хотим быть счастливыми. Для этого выходим замуж, рожаем детей, имеем друзей, а для верующих Бог приготовил счастье еще и в общении с Ним. Это не просто слова. Это реальность. И в будущей жизни тоже. И я в это не только верю, я это знаю.
Смешно. Осталось только на твою наученную и тупую бошку, сбросить атомную бомбу. Впрочем не так долго, этого ждать .
sn62 sn62 Мудрец (12958) Знаком с "обучением" в стране дураков- по сути оболваниванием. Отсюда и говорю о тупости любого, кто верит в науку.
Ну и прекрасно. Пусть это будет вашей верой.
В любом случае, люди " фанатично " занимающиеся наукой и верящие в неё-
и даруют прогресс, комфорт, а иногда и жизни в прямом смысле слова- жителям этой грустной планеты.
Исследовать Божьи творения, и особенности созданного Богом мира, никто вобщем-то не запрещает.
Это всё хорошо и правильно.
Только при чём тут вера?
Какая же это вера - это чистая правда. Наука это цифры и факты зная которые можно вообще что либо делать, а не зная лучше ничего не делать вовсе.
поспорю, человек не успевает за научным прогрессом, следовательно он живет в незнании, непонимании, ему неудобно жить, наука ушла далеко вперед, а люди остались. Во всем должен быть баланс.
Не верят нынче вашей вере сыны грядущего огня,
Но вы не бойтесь тех неверных — страшитесь грозного Меня!
.
Но все учёные в итоге упираются в бога!
Но ведь даже в таких отдаленных местах планеты где даже не знают что такое наука и прогресс, есть немало счастливых людей. Даже побольше чем в самых прогрессивно научных? Ваша вера не совсем логична
Вы, конечно, можете позволить другим людям диктовать вам, во что верить и каких взглядов придерживаться. Но можете и сами во всем разобраться, чтобы составить собственное мнение. Читая о последних научных открытиях, о которых рассказывается в этом журнале, подумайте: разумно ли сомневаться в существовании Создателя?
И.П. Павлов о религии.
До последнего времени в литературе бытовали противоречивые сведения о том, верил ли И. П. Павлов в бога или нет. Дискутировалось и его отношение к религии.
Научные труды И. П. Павлова, его письма и разговоры с ближайшим окружением свидетельствуют о том, что он был атеистом и материалистом и оставался таковым до конца своих дней. Он ясно понимал несостоятельность религии в вопросах происхождения Земли, человека, других аспектах, научное объяснение которых было уже очевидно. Тем не менее И. П. Павлов не был противником религии и считал, что она нужна, даже полезна.
В 1923 г. Евгений Михайлович Крепс, в будущем академик, однажды поинтересовался у И. П. Павлова его отношением к религии и к вере в бога. Иван Петрович в ответ на его вопрос сказал так: «Слушайте, господин хороший, что касается моей религиозности, веры в бога, посещения церкви, то это всё неправда, выдумки. Я семинарист и, как большинство семинаристов, уже со школьной скамьи стал безбожником, афеистом. Мне бога не нужно. Но человек не может жить без веры. Он должен во что-нибудь верить. Большевик, он верит, что коммунизм даст счастье человечеству, если не ему самому, то его детям, внукам. Эта вера даёт ему силу переносить голод и холод, драться на фронтах, сражаться за победу мировой революции, умирать за идею. Человеку религиозному, верующему в бога, силу придаёт вера, что есть высший судья, справедливый и милостивый, который за страдания, за праведные дела даст ему царствие божие на том свете. Эта вера помогает ему жить, терпеть горести, лишения.
Моя вера — это вера в то, что счастье человечеству даст прогресс науки. Я верю, что человеческий разум и его высшее воплощение — наука — избавят род людской от болезней, от голода, от вражды, уменьшат горе в жизни людей. Эта вера давала и даёт мне силы и помогает вести свою работу.
Учёный приводит ряд доказательств важности религии, главнейшим из которых является нравственное совершенствование человека, обращение к его совести, возможность покаяния, обращения к богу в период тяжёлых испытаний, всевозможных случайностей и жизненных ударов. В записках И. П. Павлова выражен протест против гонений на религию и служителей культа, против разрушения храмов. Проводится интересное сопоставление религии и науки и делается вывод о том, что они не противоречат друг другу, особенно в аспекте нравственного поведения личности.
Текст публикуется по материалу, хранящемуся в Архиве Российской академии наук в Санкт-Петербурге: фонд 259, опись 1а, единица хранения 39.
«Я должен признать, что чем дольше существует Ваш режим, тем дальше он отходит от крайностей, с которых он начал, давая место действительной реальности вместо теоретических построений. Обезличивание человека в крайней форме коммунизма сменяется вместе с деспотической диктатурой намёком на постепенное признание прав индивидуальной личности — что есть реальность. Но остаётся без малейшего прогрессирования Ваше практическое отношение к религиозному вопросу. А он один из капитальных. Давно уже, и даже особенно рьяными рационалистами признано, что религия есть историческая необходимость, а не обман, корыстная эксплуатация. Но, однако, разумный взгляд на дело должен убедить, что она и остаётся ещё необходимостью, если не для всех, то для огромного большинства даже культурного человечества. Я не буду доказывать, что это естественный инстинкт человеческого существа, обусловленный главным образом переходом его от близкой к животному миру ступени к ступени высшего образца человеческой натуры. Когда явилось человеческое сознание себя и окружающего его могучего грандиозного внешнего мира, явилось противопоставление себя этому миру — началась религия. При осложнении отношений первобытного человека к окружающей природе, сравнительно с животными, при глубоком невежестве человека относительно этой природы, подавляясь на каждом шагу случайностями природных явлений и собственной социальной среды, чтобы рассчитывать по-человечески свою деятельность, он должен был верить в какой-то закон природы, хотя бы в какую-то более или менее постоянную связь. Этим законом было понятие бога, держащего всё в своих руках и в случае его расположения к вам не допускающего злых случайностей. Теперь наука улавливает постоянные связи явлений, устанавливает законы их, но исключается ли случайность совершенно, чтобы рассчитывать жизнь абсолютно точно? Конечно, нет. Мы остаёмся окружёнными ежедневными случайностями, и разве мы сами обеспечены от них наверное, как бы ни были мы образованны, внимательны и осторожны, а без уверенности в том, что они исключены, нельзя спокойно, если не для всех, то для многих, работать, для планирования жизни, существовать, отравляясь тревогой, боязнью, потерей интереса, энергии. А с природной случайностью суммируются семейные, социальные, государственные. Но сила внешней случайности, свидетельствующей о бессилии человека, превращается в акт человеческой воли и человеческого совершенствования, когда внедряется вера, что стоит вести себя сообразно с требованиями высшего всемогущего бога, и случайности ограничиваются. Таким образом, на место безудержного произвола внешней силы становится идеал поведения. А этот идеал сам возникает из практики развивающихся постепенно социальных человеческих отношений, всё более принимающих альтруистический характер, и концентрируется в особенно счастливых концентрированных натурах. Таким был в нашей ближайшей истории Иисус — вершина человечества, — осуществивший в себе величайшую из всех человеческую истину, истину о равенстве всех людей, что касается до основания прав личности и чем всю историю человека разделил идейно на две половины: до него рабскую и после него культурную христианскую. Эта истина, как никакая другая истина, окрепла, проникла, зафиксировалась в человеке, победила не зубами и когтями, не захватом материального, а невиданным массовым человеческим самопожертвованием. И, конечно, столь непохожая на обыкновенные человеческие всевозможные другие исторические дела, она должна была получить именно неземной авторитет, быть религией, быть идеалом. Потом. Это другое дело, это — обычная обработка жизнью идеала. Но это только с одной стороны, эта работа низшего большинства, а меньшинство в лице опять счастливых к вершине поднимающихся натур развила её в систему высокого практического человеческого поведения с устремлением других своих членов воздвигать храмы этому идеалу, так непохожие на жилища повседневной жизни. Причём и здесь не обошлось без преувеличения внешнего — обработка старое дело, но только преувеличения, потому что символика в существе по естественному свойству человеческой натуры непобедима. А выработанность системы высочайшая. Несколько примеров. Пойдут не слова, а случаи действительные, и свои и чужие:
Могучий художник со свойственной страстностью сосредоточивается на избранном женском существе, брачится, образуя с ним как бы спаянную единицу, и в радостный момент появления плода их взаимности теряющий его, теряет огромную долю своего я. Опустошение невыносимое, почти несовместимое с дальнейшей жизнью. Но выручила старая вера. Умерла — ещё не значит, что превратилась в вечное ничто. Она там, с лучшими людьми, наслаждается высоким обществом. И художник переходит от жизненных сцен, с которых было блистательно начал, на религиозные темы, частенько воспроизводя дорогие незабываемые черты среди многих для него фантастических персонажей. И талант сохранён, а позже опять возвращается (время берёт своё) к блестящему воспроизведению действительности.
Я имел со студенческого времени другом тоже медицинского студента, человека сильного умственного типа. Видя правду в революционных стремлениях и будучи честным открытым человеком, его студенчество прерывалось арестами и высылками, но он окончил-таки курс. При университете он мог остаться для продолжения научной деятельности и скоро получить степень доктора, но в провинции всё же остался верен своему призванию, образовавши образцовую больницу с исследовательским уклоном. Но его, глубоко честного, поразил, можно сказать, разгромил неблагодарный поступок одного из его учеников, ловкого человека, который, зная лёгкость, с которой в старой Военно-медицинской академии можно было получить степень доктора медицины, воспользовался этим, и, вернувшись домой назад, опираясь на земского начальника, как человек высшей квалификации беззастенчиво занял пост своего учителя. Глубоко оскорблённый, потрясённый, он оставил службу в больнице и отправился на разразившуюся тогда мировую войну хирургом. Вернувшись оттуда с огромным материалом, просил меня дать ему тему для разбора этого материала и место в моей лаборатории и ревностно занимался. Я часто заходил к нему. Но меланхолическое настроение после этого удара не оставляло его и теперь. Как-то он спрашивает меня относительно существования бога. Как рационалист, я привожу самый сильный, по моему мнению, взгляд против и был изумлён впечатлением, которое он произвёл на него. Затем он исчезает из лаборатории — а ещё через несколько дней я получил известие из провинции от его самого близкого друга, что он покончил с собой самоотравлением в его квартире. С того времени я никогда не позволяю себе разрушать веру кого-либо.
Религия — громоотвод гибельного действия ударов жизни. Почему Вы гоните религию? Почему Вы ссылаете и подвергаете всяческим тяготам и лишениям, как преступников, служителей церкви и вообще религиозно настроенных и религией живущих людей, членов двадцатки, помогающих вообще церковному делу, собирающихся для религиозных бесед, общающихся письменно между собой относительно религиозных вопросов? Чем они вредны Вам, Вашему режиму? Вашей главной задаче? Ведь это целиком личное дело. Разве свобода вероисповедания не есть величайшее достижение культурного прогресса? Ваши гонения религии — это всё то же варварство, когда Вы и на науку, на исследовательскую абсолютно свободную мысль наложили было и накладываете кандалы в виде излюбленного Вами диалектического материализма. Вы нанесли русской науке жестокое оскорбление, введена была в устав Академии наук статья о диамате как обязательной платформе для научной работы. Как могли хотя бы временно согласиться русские учёные работать по этой насильственной указке? Конечно, они это не делали при своих исследованиях, но в изложение своих работ вводили не раз и вводят ещё рабские слова и фразы о диалектическом материализме. Идейно, что касается Вашей основной тенденции, Вашей неоспоримой заслугой является упразднение разницы между богатым и бедным, сделавшей из полезного труда человека его первое право на уважение и блага жизни.
Но рационалисты прибавляли и прибавляют, что теперь это пережиток, теперь наука — дело разума — должна совершенно заменить, упразднить религию. Я отнюдь не менее, чем они, признаю могущество разума и до мозга костей, как говорят, рационалист — всё желаю отдать в руки науки, всю надежду до полного человеческого поклонения науке и, однако, буду доказывать, что их прибавление — грубая ошибка. Религия как важный человеческий фактор существует и ещё долго будет жить, и я не уверен, заменится ли целиком она для всех людей даже в отдалённом будущем наукой? Поэтому сейчас нет надобности подробно говорить о генезисе первобытной религии. Довольно повторить, что это единственный чисто человеческий инстинкт, акт автоматизма, приспособление невежественного человека, только что противопоставившего своим сознанием в отличие от животных себя окружающей могущественной и хаотичной в его глазах обстановке природы, как и социальной среды.
Как бы я вёл себя сознательно по правилам науки? Разве я могу быть уверенным, что на меня не налетит нежданно-негаданно тяжёлая болезнь с разными последствиями, не наедет грузовик, хотя бы я шёл всегда по делам и озирался на всех перекрестках и т. п. и т. д., не обвалится настенная штукатурка и т. д.? А всё моё спокойствие связано с судьбами моих близких, моих друзей да и всех мне подобных, и такие тяжёлые случайности тоже потрясают мой внутренний мир. А судьба родины? Даже не рассчитываемая никакой наукой громада случайностей, не говоря уже, конечно, о разумных предупреждениях. И вот религиозного человека в таком положении выручает понятие бога, вера во всевидящую, всемогущую и абсолютно справедливую силу, за спиной которой он находит спокойствие. Пусть бога нет, и действительность, не допускающая произвола случайностей (бессмысленных и жестоких), остаётся вне какого-либо божественного воздействия, а управляется неумолимыми законами природы. Но речь идёт ведь о человеке, о его состоянии, чтобы удар случайностей не уничтожил его разом или постепенно (случаи самобичевания) в виде неисцелимой тоски, печали или ослабил надолго его энергию, его интерес к жизни. Таким образом, религия для внутреннего мира человека (а от его бодрого уверенного состояния зависит всё существо человека, как показывает всё более жизнь человечества) есть как бы громоотвод.
Но идём дальше. В совершенном понятии Бога не только значится всемогущество, но высшее совершенство, при котором только возможно всё, что только справедливого, лучшего, желательного могло вообразить себе человечество в лучших образцах человеческой натуры — т. е. понятие бога было вместе и понятием идеала. Разве все сложные требования высших религий и специально христианские не есть требования никогда не достижимого идеала? Разве когда-нибудь полностью достигается законное равновесие между эгоистическими и альтруистическими требованиями человека? Не менее значит и приспособление в случае смерти, что можно будет увидаться, и таким образом сама собственно смерть желательна. И как практично в религии сочетаются громоотводческая роль религии с её требованиями приближения к идеалу. Чтобы всемогущий Бог оберегал тебя от случайностей, ты должен быть ему приятен, угождать его вкусам, стремиться уподобиться ему в тех качествах, которые ему приписываются, т. е. приближаться к идеалу. И когда тебя постигнет несчастье, это есть или испытание твоего доверия к богу, или напоминание, что ты отступаешься от исполнения его желаний и тебе надо подтянуться. Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий, обольщающий обман. Я прибавлю — и единственно нам выгодный. Если разуметь научные истины, то не низкие, конечно, а ещё недостаточно жизненно действенные. Нельзя бояться заслонения религиозной верой научных истин, очень ничтожной становится их жизненная сила, да и без религии слабый человек всё равно обращается ко всяким суевериям. Конечно, случайности человеческой жизни в конце концов должна уничтожить (хотя и медленно, но постоянно приближаясь к этому) наука, одна наука. И поэтому основная и первая задача как отдельного человека, так и государства — проникать, как только возможно, в жизнь сведениями, указаниями науки. Но пока случайности есть и надолго останутся, для человека же существенно сохранить в целости интерес к делу жизни и энергию на совершение его. Тут, во-первых, ему не нужно иметь постоянно возможных случайностей (в этом отношении человеку с его сознанием, с его предвидением труднее, чем животному), болезни, тревоги, которые естественно, смотря по натуре человека, подрывают и интерес и энергию или более или менее, или даже совершенно. Наука в этом случае почти бессильна. Тут выручает религиозность человека, вера в бога, вера во всевидящую всемогущую абсолютно добрую и абсолютно справедливую силу, исключающую произвол слепых и жестоких случайностей. Это — перед возможными случайностями. Во-вторых, когда они произойдут, с ними надо как-то мириться, нейтрализовать, настолько и поскольку это возможно, их действие.
Религия — вообще продукт высших натур, наиболее одарённых сильных наций. В случае несчастья все ли люди находят утешение, сочувствие, т. е. всяческую поддержку? Скорее наоборот. Я знаю несколько таких жестоких случаев (Коломнин, Крыжицкий). Человек добросовестный делает ошибку, стоящую жизни человека и как честный, мучается этим. Здесь долг всех — поддержать его, выразить сочувствие его горю, твёрдость, что человеку естественно иногда ошибаться, а вместо этого — ехидная радость, едва скрываемая, или только холодное притворное сочувствие, истинный характер которого убийственно горько чувствуется несчастным, которому оно адресуется. И тогда единственное спасение — обратиться с мольбой к тому, кто есть высшая справедливость, кто признаёт, что нет человека, который бы жил и ни разу бы не согрешил, не ошибся, тем более невольно, и которое запрещает приходить в отчаяние, самоубиваться, а загладить ошибку усиленными добрыми поступками.
Вы продолжатели дела Иисуса. Были бы и у Вас горячие и талантливые поклонники из служителей церкви.
Пользуясь болезнью, которая не позволяет мне выходить в лаборатории и клиники, я хотел использовать это время для написания основательного доклада в защиту религии. Но пробы его убедили меня, что для изображения всего вопроса в его яркой жизненной полноте у меня не хватает воображения, выходит сухо, скелетно. А потому решил обратиться к Вам скорее с письмом на религиозную тему. Почему Вы применяете государственные средства против религии? Почему систематически разрушаете и закрываете церкви (держится слух, что до конца пятилетки Вы решили не оставить ни одной), и почему служителей церкви, как преступников, подвергают ссылкам со всеми их тяготами и лишениями, а также и всех тех, кто заботится о церкви (членов двадцатки1), и, наконец, тех, кто явно обнаруживает религиозные чувства (собираются для религиозных бесед или обмениваются письмами между собой на религиозные темы и т. д.), относитесь отрицательно к тем служащим, о которых делается Вам известно, что они верующие, обязываете в школах, профессоров и учителей учить атеизму и т. д.? Это, конечно, не отделение церкви от государства, а государственный атеизм, гонение религии государством. С религией считаться, быть её врагами могут быть три категории лиц: правительственные государственные люди, люди науки и преступные натуры, хотя о последних не может быть и речи. Люди науки — это верующие в силу разума, верующие, что только наука — продукт свободного ума — единственно она должна будет обеспечить полное и окончательное счастие человека, открыв непреложные законы окружающей природы, законы также непреложные человеческой натуры, с которыми для счастья надо будет согласовать поведение человека.
Но у религии есть и останутся надолго и другие заслуги перед людьми; если не у всех, то у огромного большинства людей есть и другая надобность в религии. Что есть самое трудное, самое страшное в жизни? Случайности. Бесчисленные случайности, начиная с рождения (наследственные гены), случайности роста (физические, умственные и нравственные), случайности здоровья, случайности всяких социальных осложнений в жизни, невзгод, условий, препятствий, случайной смерти и всякие случайности текущей жизни.
Итак, по прочтении этого письма становится совершенно ясно, что И.П. Павлов чётко разграничивал для себя два аспекта:
Читайте также: