Мне в детстве повезло очень повезло сочинение егэ
Обновлено: 18.05.2024
Я очень плохо знаю деревенскую жизнь. Точнее, я не знаю её совсем. Хотя я наблюдал жизнь в деревне.
(1)Я очень плохо знаю деревенскую жизнь. (2)Точнее, я не знаю её совсем. (3)Хотя я наблюдал жизнь в деревне. (4)У моих родителей был дом в деревне, который мы называли «дача*. (5)Но это не была дача в подмосковном смысле, и это не был летний домик. (6)Это был старый деревенский дом, сложенный из брёвен ж с крытой досками крышей. (7)Такой настоящий сибирский дом. (8)Дом этот стоял з середине деревни Колбиха, а Колбиха живописно расползлась своими сорока дворами по красивому и холмистому левому берегу реки Томи. (9)От города Кемерово до Колонки было в аккурат 80 километров. (10)Мы владели этим домом в деревне около пятнал да ти лет. (11)И около пятнадцати лет, когда я приезжал в Колбиху, мне удавалось наблюдать деревенскую жизнь.
(16)Удивительное дело! (17)Я помню все лица и почти все имена жителей деревни Колбиха, хотя лично я там проводил не больше полутора месяцев в год. (18)Я уже не моту вспомнить имён всех своих учителей или одноклассников. (19)Помню многих, но не всех. (20)Я не смогу вспомнить всех, с кем мне доводилось много лет работать.
(21)А вот жители Колбихи не забываются. (22)Там не было ни одного незаметного человека.
(23 )А ещё — и это я знаю точно — жители Колбихи не считают свою деревню ни маленькой, ни большой. (24)Они об этом не думают. (25)Город для них был непостижимо велик. (26)Город им был непонятен как место, а главное, как способ жизни. (27)А Колбиха была их миром.
(28)А теперь я понимаю, что Колбиху-то я люблю. (29)Люблю сильно и преданно.
(35) Это запах дыма из бани зимой, а баню топили мёрзлыми берёзовыми дровами.
(36) Это запах солярки, свежескошенной травы, сухого сена, пыли, что летит с дороги в наш двор и долго висит в воздухе. (37)Много запахов.
(38) Я люблю Колбиху, понимаю это и чувствую всё сильнее и сильнее.
(39) Когда я вспоминаю Колбиху, меня охватывает неуёмное и очень тревожное желание что-то важное сохранить. (40)Но я понимаю в то же самое мгновение, что сохранить ничего нельзя. (41)Жизнь не зафиксировать, не передать, не удержать!
(42)Я не смогу передать или пересказать, как говорила наша соседка Клавдия Владимировна. (43)Не смогу передать её интонации, её обороты, её словечки, её истории. (44)И даже если бы я сделал тысячи снимков, записал бы массу рассказов, всё равно эти записи и фотографии ничего не сохранят и не сберегут. (45)Даже для меня они будут только иллюстрациями к моим воспоминаниям, переживаниям.
(46)А любовь не нуждается в иллюстрациях, как жизнь не терпит остановок и неподвижности.
(47)Я пытался рассказать что-то про то, что я видел, чего коснулся и что полюбил.
(48)И вот я с ужасом и радостью понимаю, что у меня нет средств и возможностей передать словами то, что я видел, слышал, вдыхал и знал.
(53)А ещё я помню, когда мы после последней нашей зимы в Сибири приехали проститься с Колбихой, помню, как радостно нас встретила наша Бася — сиамская кошка не очень чистых кровей. (54)Бася явно собиралась с нами в город. (55)А мы ощущали себя предателями.
(56)Мы успокаивали себя, мол, будет трудный и далёкий переезд в другой далёкий город, а там неизвестно что. (57)Мы говорили друг другу, что нашей Басе в Колбихе только лучше. (58)Что в деревне свобода и простор. (59)И ещё мы знали, что Клавдия Владимировна Басю любит и в обиду не даст.
(60)Но ничего не помогало. (61)Мы всё равно чувствовали себя предателями. (62)Смогли бы мы остаться в деревне навсегда?! (бЗ)Прожили бы?
(По Е. В. Гришковцу)
Детские воспоминания представляют для человека большую ценность. К сожалению, нельзя зафиксировать мгновение, ведь память многое искажает. Однако те чувства, которые ты испытывал в юности, навсегда останутся в твоём сердце. Е.В. Гришковец поднимает в тексте проблему значимости воспоминаний о детстве.
Кроме того, герой вспоминает даже запахи, связанные с местом, где он проводил детские годы: запах тумана, дыма из бани, свежескошенной травы, пыли. Все они дороги рассказчику и помогают воскресить в памяти лучшие моменты прошлого. Он сожалеет, что не сможет в точности передать особенности интонации и речевые обороты соседки Клавдии Владимировны, детально рассказать о свободе и просторе, которые царили в деревне, потому что никакие фотографии и иллюстрации не могут в полной мере отразить действительность и являются лишь копиями.
Оба аргумента тесно связаны, дополняют друг друга и подчёркивают авторскую мысль о невозможности повернуть время вспять. Детские воспоминания греют душу человека, но в прошлое невозможно вернуться, даже если нам очень сильно захочется это сделать.
Итогом размышлений писателя становится такая позиция: вспоминая своё детство, всё то лучшее, что было в нём, человек испытывает неуёмное желание сохранить что-то важное, ведь этого уже никогда не случится. Могут стираться воспоминания о юности и отрочестве, но не о детстве.
Таким образом, есть минуты в детстве, которые человек может помнить всю жизнь, и есть люди, которые не забываются. Именно поэтому такие воспоминания всегда останутся для нас самыми важными и значимыми.
- Сочинения
- ЕГЭ по русскому языку
- Сочинения по литературе
- Мастер и Маргарита
- Дни Турбиных
- Белая гвардия
- Борис Годунов
- Дубровский
- Евгений Онегин
- Капитанская дочка
- Медный всадник
- Повести Белкина
- Станционный смотритель
- Герой нашего времени
- Мцыри
- Преступление и наказание
- Война и мир
- После бала
- Реквием
- Шинель
- Мертвые души
- Ревизор
- Тарас Бульба
- Старуха Изергиль
- На дне
- Челкаш
- Горе от ума
- Идиот
- Бедная Лиза
- Гранатовый браслет
- Олеся
- Поединок
- Левша
- Очарованный странник
- Кому на Руси жить хорошо
- Гроза
- Вишневый сад
- Ионыч
- Недоросль
- Отцы и дети
- Тимур и его команда
- Гобсек
- Двенадцать
Главная Сочинения ОГЭ и ЕГЭ Проблема роли учителя в формировании личности. Сочинение по тексту Ф. Искандера
Проблема роли учителя в формировании личности. Сочинение по тексту Ф. Искандера
Сочинение по тексту:
Почему одни люди любят читать, a другие - нет? Почему одни помнят своих учителей всю жизнь, а другие забывают почти сразу же, оставив порог школы? На эти вопросы можно найти ответы в тексте Ф. Искандера. Рассказывая о своем школьном прошлом, автор отмечает, что учителя литературы Александру Ивановну ученики любили и понимали, а учителя, пришедшего на замену, не воспринимали никак. Все это происходило потому, что Александра Ивановна была предана своему делу, сама любила литературу и умела раскрыть красоту и мудрость русского слова. Эта искренняя любовь передалась и детям.
Быть учителем - нелегкая задача. Быть хорошим учителем - это счастье и для учителя, и для учеников. Потому что из любви к предмету (не обязательно к литературе) прорастает любовь к тем, кто этим предметом овладевает. И ученики в знак благодарности за труд, за интерес, за самоотверженность платят тем же - любовью. Счастливы те, у кого были в жизни такие учителя.
Текст Ф. Искандера:
(1)Александра Ивановна… (2)Может быть, любовь к первой учительнице, если вам на нее повезло, так же необходима и естественна, как и первая любовь вообще?
(3)Вспоминая свои чувства к Александре Ивановне, я думаю, что в моей любви к ней каким-то образом нераздельно слились два чувства – любовь к ней именно, такому человеку, каким она была, и любовь к русской литературе, которую она так умело нам раскрывала.
(4)Она почти каждый день читала нам что-нибудь из русской классики или несколько реже что-нибудь из современной, чаще всего антифашистской литературы.
(9)Это было совсем, совсем не то! (10)Видно, она и сама это почувствовала, да и ребята в классе расшумелись с какой-то искусственной злой дерзостью. (11)Она закрыла книгу и больше не пыталась нам ее читать.
(12)Сейчас трудно сказать, почему мы с такой силой почувствовали чужеродность ее чтения. (13)Конечно, тут и любовь к нашей учительнице, и привычка слышать именно ее голос сказались. (14)Но было и еще что-то. (15)Этим препятствием была сама временность пребывания этой учительницы с нами. (16)Книга нам рассказывала о вечном, и сама Александра Ивановна воспринималась как наша вечная учительница, хотя, конечно, мы понимали, что через год или два ее у нас не будет. (17)Но мы об этом не задумывались, это было слишком далеко.
(22)В образе Савельича Пушкин устроил себе пир, который не всегда мог позволить себе в жизни. (23)Тут преданность выступает во всех обличиях. (24)Величайшее чувство, красоту которого Пушкин столько раз воспевал в стихах. (25)И вот эта идея преданности с неожиданной силой погружала нас в свой уют спокойствия и доверия. (26)Идея преданности самой идее, которая, по-видимому, из-за отсутствия других воплощений высоких человеческих страстей развивалась в нас с трагической (о чем мы не ведали), а иногда и уродливой (о чем мы тем более не ведали) силой.
Способно ли время уничтожить память? И почему все чаще мы замечаем, как забывается очень важное в жизни человека: память, история, прошлое? На мой взгляд, именно эти вопросы волнуют Виктора АстафьевА, автора, предложенного нам отрывка из статьи.
Он стремится привлечь нас к рассуждениям на эту тему, поднимает проблему исторической памяти и рассказывает нам, как важно изучать и уважать историю и хранить память. Герой повествует нам о своей жизни, о том, как он погубил множество старых вещей, предметов мебели, книг. Сколько важных, дорогих и памятных
Осознание этого ужасного поступка приходит к герою, когда он посещает деревенский музей и видит, с каким трудом его основателю удается найти экспонаты, и какую ценность они представляют для всего общества в целом.
Авторская позиция заключается в мысли о том, что историческая память – это неотъемлемая часть жизни как каждого человека, так и общества в целом. И наша задача беречь ее пока это возможно, пока еще остается то, что можно сберечь.
Я полностью согласна с позицией автора и тоже считаю что, очень важно во время осознать всю ценность старинных вещей, фотографий,сохранить их, ведь это и есть история, это и есть память.
Проблема исторической памяти и ее сохранения хорошо освещена в литературе. Например, в повести “Прощание с Матерой” В. Распутин рассказывает нам о том, как целую деревню затопили для того чтобы построить плотину. Те, кто это делал, совершенно не задумывались о том, что у жителей деревушки больше ничего нет. Вся их жизнь прошла здесь, тут они родились, выросли, воспитали своих детей, тут похоронены их родственники.Так хладнокровно у людей была отнята не просто их земля, дома, постройки, вместе со всем этим под воду ушла память, история, целая жизнь.
Как важно хранить историческую память, бережно относиться к культуре и уважать историю. Именно об этом рассуждает В. Солоухин в своем произведении “Черные доски”. Отсюда мы узнаем о вопиющем факте вандализма в Ставрово, о том, как была разграблена церковь, бесценные книги сданы в макулатуру, а из икон были сколочены ящики.В. Солоухин говорит нам, что иконы, книги, картины – это отражение ярчайших подвигов и событий прошлого. В них заключается культура, память, история, именно поэтому мы должны беречь, хранить и уважать предметы старины.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что история и историческая память это часть нашей жизни. Без нее мы не имеем прошлого, а значит и будущего. Как сказал В. Распутин “Правда в памяти. У кого нет памяти, у того нет жизни”- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 287
- КНИГИ 670 068
- СЕРИИ 25 810
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 168
Виктор Петрович Астафьев
Затесь — сама по себе вещь древняя и всем ведомая — это стёс, сделанный на дереве топором или другим каким острым предметом. Делали его первопроходцы и таежники для того, чтобы белеющая на стволе дерева мета была видна издалека, и ходили по тайге от меты к мете, часто здесь получалась тропа, затем и дорога, и где-то в конце ее возникало зимовье, заимка, затем село и город.
Мы артельно рыбачили в пятидесяти верстах от Игарки, неподалеку от станка Карасино, ныне уже исчезнувшего с берегов Енисея. В середине лета на Енисее стала плохо ловиться рыба, и мой непоседливый, вольнодумный папа сговорил напарника своего черпануть рыбы на диких озерах и таким образом выполнить, а может, и перевыполнить план.
На приенисейских озерах рыбы было много, да, как известно, телушка стоит полушку, но перевоз-то дороговат! Папа казался себе находчивым, догадливым, вот-де все рыбаки кругом — вахлаки, не смикитили насчет озерного фарта, а я раз — и сообразил!
И озеро-то нашлось недалеко от берега, километрах в пяти, глубокое, островное и мысовое озеро, с кедровым густолесьем по одному берегу и тундряное, беломошное, ягодное — по другому.
В солнцезарный легкий день озеро чудилось таким приветливым, таким дружески распахнутым, будто век ждало оно нас, невиданных и дорогих гостей, и наконец дождалось, одарило такими сигами в пробную старенькую сеть, что азарт добытчика затмил у всей артели разум.
Построили мы плот, разбили табор в виде хиленького шалашика, крытого лапником кедрача, тонким слоем осоки, соорудили нехитрый очаг на рогульках, да и подались па берег — готовиться к озерному лову.
Кто-то или что-то подзадержало нас на берегу Енисея. Нa заветное озеро собралась наша артель из четырех человек — двое взрослых и двое парнишек — лишь в конце июля.
Плотик на озере подмок, осел, его долго подновляли — наращивали сухой слой из жердей, поспешно и худо отесанных — все из-за того же гнуса, который взял нас в плотное грозовое облако. Долго мужики выметывали сети — нитки цеплялись за сучки и заусеницы, сделанные топорами на жердях и бревнах, вернулись к табору раздраженные, выплеснули с досадой чай, нами сваренный, потому что чай уже был не чаем, а супом — столько в него навалилось комара.
В поздний час взнялось откуда-то столько гнуса, что и сама ночь, и озеро, и далекое, незакатное солнце, и свет белый, и всё-всё на этом свете сделалось мутно-серого свойства, будто вымыли грязную посуду со стола, выплеснули ополоски, а они отчего-то не вылились на землю, растеклись по тайге и небу блевотной, застойной духотой.
Несмолкаемо, монотонно шумело вокруг густое месиво комара, и часто прошивали его, этот мерный, тихий, но оглушающий шум, звонкими, кровяными нитями опившиеся комары, будто отпускали тетиву лука, и чем далее в ночь, тем чаще звоны тетивы пронзали уши — так у контуженых непрерывно и нудно шумит в голове, но вот непогода, нервное расстройство — и шум в голове начинают перебивать острые звоны. Сперва редко, как бы из высокой травы, дает трель обыгавший, резвости набирающий кузнечишко. А потом — гуще, гуще, и вот уж вся голова сотрясается звоном. От стрекота кузнечиков у здорового человека на душе делается миротворно, в сон его тянет, а контуженого начинает охватывать возбуждение, томит непокой, тошнота подкатывает…
Сети простояли всего час или два — более выдержать мы не смогли. Выбирали из сетей только сигов, всякую другую рыбу — щук, окуней, сорогу, налимов — вместе с сетями комом кинули на берегу, надеясь, как потом оказалось, напрасно, еще раз побывать на уловистом озере.
Схватив топор, чайник, котелок, вздели котомки, бросились в отступление, к реке, на свет, на волю, на воздух.
Уже минут через десять я почувствовал, что котомка с рыбой тяжеловата; от котомки промокла брезентовая куртка и рубаха, потекло по желобку спины, взмокли и ослизли втоки штанов — все взмокло снаружи и засохло внутри. Всех нас сотрясал кашель — это гнус, забравшийся под накомарники, забивал носы и судорожно открытые рты.
Идти без тропы, по колено в чавкающем мху, где дырки прежних наших следов уже наполнило мутной водой, сверху подернутой пленкой нефти, угля ль, лежащего в недрах мерзлоты, а может, и руды какой, — идти без тропы и с грузом по такому месту — и врагу не всякому пожелаю.
Первую остановку мы сделали примерно через версту, потом метров через пятьсот. Сперва мы еще отыскивали, на что сесть, снимали котомки, вытряхивали из накомарников гнус, но потом, войдя в чуть сухую тайгу из чахлого приозерного чернолесья, просто бежали и, когда кончались силы, падали спиной и котомкой под дерево или тут же, где след, и растерзанно хрипели, отдыхиваясь.
Одышка, доставшаяся мне от рождения, совсем меня доконала. Напарник мой все чаще и чаще останавливался и с досадою поджидал меня, но когда я махнул ему рукой, ибо говорить уже не мог, он обрадованно и охотно устремился вслед за мужиками.
Уже не сопротивляясь комару, безразличный ко всему на свете, не слышащий боли, а лишь ожог от головы до колен (ноги комары не могли кусать: в сапоги, за голяшки, была натолкана трава), упал на сочащуюся рыбьими возгрями котомку и отлежался. С трудом встал, пошел. Один. Вот тогда-то и понял я, что, не будь затесей при слепящем меня гнусе, тут же потерял бы я след, а гнус ослабшего телом и духом зверя, человека ли добивает моментом. Но затеси, беленькие, продолговатые, искрящиеся медовыми капельками на темных стволах кедров, елей и пихт — сосна до тех мест не доходит, — вели и вели меня вперед, и что-то дружеское, живое было мне в светлячком мерцающем впереди меня пятнышке. Мета-пятнышко манило, притягивало, звало меня, как теплый огонек в зимней пустынной ночи зовет одинокого усталого путника к спасению и отдыху в теплом жилище.
Читайте также: