Девочки с васильевского острова сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Одна из самых страшных страниц из истории Великой отечественной войны это, безусловно, блокада Ленинграда. Я не помню сколько мне было лет, в каком сборнике дома или в библиотеке мне попался этот рассказ Юрия Яковлевича Яковлева, но мои ощущения свежие, как вчера.

Умерли все. Осталась одна Таня.

Эти известные на весь мир слова из дневника девочки Тани Савичевой, которая умерла от голода в городе, который не сдавался и выстоял благодаря невероятному упорству, мужеству, героизму и сплоченности тысячи людей. Вы только вдумайтесь, что за время блокады погибло до 1,5 млн. человек! В одном только январе 1942 года детей до года умерло более 7 тысяч человек! К сожалению, героиню успели вывезти из осажденного города дорогой Жизни, но она не выжила. Строки её посмертного дневника, когда в записной книжке с алфавитом за 40 копеек девочка выводит даты и время смерти близких, просто впечатаны в Историю. Забыть такое сложно. А именно нельзя Н-И-К-О-Г-Д-А.

"Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра 1941 г.".

"Бабушка умерла 25 янв. Зч. дня 1942г.".

"Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942г.".

"Дядя Вася умер 13апр. 2ч. ночь 1942г.".

"Дядя Лёша 10 мая в 4 ч. дня 1942г.".

"Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года".

"Савичевы умерли".

"Осталась одна Таня".

В рассказе нет счастливого конца или победы над врагом. Есть только торжество духа и глубокая вера в то, что для выживших и их потомков открытое безграничное море возможностей, только потому что они живы.

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени.

И в качестве послесловия хотелось бы сказать, что в моей жизни было 2 женщины, которые были там. Они мало говорили о голоде, лишениях, смерти. Я помню их уже седыми. Одна, баба Зоя, всегда когда резала хлеб доску клала на картонную коробку, а крошки бережно собирала в ладонь и ела. Другая, баба Вера, была настолько позитивным, светлым и веселым человеком, что никто бы и не подумал, что на её долю выпало жить девочкой в осажденном городе и видеть всё своими глазами. Они не верили в чудо, они знали, что жизнь это великий Дар, что хлеб это Жизнь. И надо уметь ценить то, что нам дано здесь и сейчас, каждую минуту.

Я Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки, про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками. Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. У нас на Васильевском всегда ветрено. Сечет дождь. Сыплет мокрый снег. Случаются наводнения. И плывет наш остров, как корабль: слева - Нева, справа - Невка, впереди - открытое море.

У меня есть подружка - Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13. Четыре окна на первом этаже. Рядом булочная, в подвале керосиновая лавка. Сейчас лавки нет, но в Танино время, когда меня еще не было на свете, на первом этаже всегда пахло керосином. Мне рассказывали.

Тане Савичевой было столько же лет, сколько мне теперь. Она могла бы давно уже вырасти, стать учительницей, но навсегда осталась девчонкой. Когда бабушка посылала Таню за керосином, меня не было. И в Румянцевский сад она ходила с другой подружкой. Но я все про нее знаю. Мне рассказывали.

Она была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться, она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Говорят, есть врачи, которые лечат от заикания. Я нашла бы такого. Мы, василеостровские девчонки, кого хочешь найдем! Но теперь врач уже не нужен. Она осталась там. моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни, не смогла подарить Тане жизнь. Девочка умерла от голода. Не все ли равно отчего умирать - от голода или от пули. Может быть, от голода еще больнее.

Я решила отыскать Дорогу жизни. Поехала на Ржевку, где начинается эта дорога. Прошла два с половиной километра - там ребята строили памятник детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.

Какие-то взрослые спросили меня:

- Я Валя Зайцева с Васильевского острова. Я тоже хочу строить.

- Нельзя! Приходи со своим районом.

Я не ушла. Осмотрелась и увидела малыша, головастика. Я ухватилась за него:

- Он тоже пришел со своим районом?

- Он пришел с братом.

С братом можно. С районом можно. А как же быть одной?

- Понимаете, я ведь не так просто хочу строить. Я хочу строить своей подруге. Тане Савичевой.

Они выкатили глаза. Не поверили. Переспросили:

- Таня Савичева твоя подруга?

- А чего здесь особенного? Мы одногодки. Обе с Васильевского острова.

До чего бестолковые люди, а еще взрослые! Что значит "нет", если мы дружим? Я сказала, чтобы они поняли:

- У нас все общее. И улица, и школа. У нас есть хомячок. Он набьет щеки.

Я заметила, что они не верят мне. И чтобы они поверили, выпалила:

- У нас даже почерк одинаковый!

- Почерк? - Они удивились еще больше.

Неожиданно они повеселели, от почерка:

- Это очень хорошо! Это прямо находка. Поедем с нами.

- Никуда я не поеду. Я хочу строить.

- Ты будешь строить! Ты будешь для памятника писать Таниным почерком.

- Могу, - согласилась я. - Только у меня нет карандаша. Дадите?

- Ты будешь писать на бетоне. На бетоне не пишут карандашом.

Я никогда не писала на бетоне. Я писала на стенках, на асфальте, но они привезли меня на бетонный завод и дали Танин дневник - записную книжку с алфавитом: а, б, в. У меня есть такая же книжка. За сорок копеек.

Я взяла в руки Танин дневник и открыла страничку. Там было написано:

Мне стало холодно. Я захотела отдать им книжку и уйти.

Но я василеостровская. И если у подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.

- Давайте ваш бетон. Буду писать.

Кран опустил к моим ногам огромную раму с густым серым тестом. Я взяла палочку, присела на корточки и стала писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно. И мне говорили:

Я делала ошибки, заглаживала бетон ладонью и писала снова.

У меня плохо получалось.

- Не торопись. Пиши спокойно.

Пока я писала про Женю, умерла бабушка.

Если просто хочешь есть, это не голод - поешь часом позже. Я пробовала голодать с утра до вечера. Вытерпела. Голод - когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце - все, что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.

- Пиши, - тихо сказали мне.

- Пиши, Валя Зайцева, пиши.

- Что же ты не пишешь? - тихо сказали мне. - Пиши, Валя Зайцева, а то застынет бетон.

Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Хорошо, что почерк у нас одинаковый. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

- Можешь еще писать?

- Я допишу, - ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь Таня Савичева моя. подружка.

Мы с Таней одногодки, мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. Не будь она василеостровской, ленинградкой, не продержалась бы так долго. Но она жила - значит, не сдавалась!

И я представила себе, что это я, Валя Зайцева, осталась одна: без мамы, без папы, без сестренки Люльки. Голодная. Под обстрелом. В пустой квартире на Второй линии. Я захотела зачеркнуть эту последнюю страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

Кто-то положил мне руку на плечо и сказал:

- Пойдем, Валя Зайцева. Ты сделала все, что нужно. Спасибо.

- Приду завтра. без своего района. Можно?

- Приходи без района, - сказали мне. - Приходи.

. И плывет наш остров, как корабль: слева - Нева, справа - Невка, впереди - открытое море.

Последующие события происходят дома у Савичевых: Таня представляет себя в роли учительницы – будучи взрослой она учить детей в школе как Линда Августовна. Эта женщина тоже тесно связана с войной: она вместе с сотрудниками школы после бомбёжки фашистами Ленинграда восстановила и усовершенствовала старую школу, а во время военных действий в городе самоотверженно пыталась укрывать детей от обстрелов и взрывов. Известно, что семья Савичевых талантлива в музыке и искусстве. Таня хотела читать стихи, но она спотыкалась и заикалась при говорении, чего очень сильно стеснялась. Поэтому девочке больше всего нравилось петь, поскольку при пении не заикаешься.

После рассказа о Тане Савичевой Валя приняла решение отыскать Дорогу жизни, которая не смогла даровать Тане жизнь. Отыскав начало пути, главная героиня пропускает через себя события, происходившие с семьёй Савичевых в период блокады Ленинграда. Валя встретила строителей памятника детям, погибшим в блокаду и в разговоре со взрослыми девочка пытается доказать: она во всем похожа на свою подругу Савичеву Таню, у них даже почерк одинаковый. Строители не поверили Вале и решили проверить ее слова, заставив её написать на бетоне все заметки из дневника Тани Савичевой.

Список использованной литературы

Башмакова, Л. Незабываемое // Новый путь. – 1973. – 3 июля. – С. 3.

Соловей Т.Г. Детям своим расскажите о них. Урок по рассказу Ю. Яковлева “Девочки с Васильевского острова”. V-VI классы, //Уроки литературы. Приложение к журналу “Литература в школе”. – 2008. – № 4. – С.12-15.

Шустин И.Б, Малыгин В.Д. Мы из блокадного Ленинграда. Сборник очерков, рассказов и воспоминаний. – Нижний Новгород, 2011. – С. 242-255.

Яковлев Ю. Я. Кепка-невидимка: Сказки, рассказы/Рис. М. Петрова. – М.: Дет. Лит., 1987. – С. 223-229.

«Я Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки, про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками. Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо.

Таня была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться, она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Имя Тани Савичевой известно всему миру. В её дневнике, предъявленном на Нюрнбергском процессе в качестве документа, обвиняющего фашизм, всего несколько листочков, на которых девочка неуверенным детским почерком фиксировала смерть своих родных. И нет равнодушных: так искренне, точно и предельно сжато сумела маленькая девочка рассказать о войне в своей маленькой записной книжке.

Таня Савичева родилась 25 января, в день поминовения святой мученицы Татианы. Она была младшей в семье, всеми любимой. Большие серые глаза под русой челкой, искрящийся радостью взгляд, кофточка-матроска. Жили в большом старинном доме на Васильевском острове — на углу 2-й линии и Большого проспекта, недалеко от Академии художеств. Отец Тани, по профессии пекарь, рано умер, и хозяйкой в доме была мать — Мария Игнатьевна. Она много трудилась, чтобы поднять на ноги пятерых детей, работала швеей. Были у Тани бабушка — Евдокия Григорьевна, два дяди, братья отца, (дядя Вася и дядя Леша); два брата — Лека и Миша, две сестры — Женя и Нина. Таня, самая младшая, родилась в 1930 году. Савичевы все были музыкально одарены. И мать, Мария Игнатьевна, даже создала небольшой семейный ансамбль: два брата, Лека и Миша, играли на гитаре, мандолине и банджо, Таня пела, остальные поддерживали хором.

Лето 1941-го года Савичевы собирались провести в деревне под Гдовом, у Чудского озера, но уехать успел только Миша. Утро 22-го июня изменило все планы. Сплоченная семья Савичевых решила остаться в Ленинграде, держаться вместе, помогать фронту. Мама шила обмундирование для бойцов. Лека, из-за плохого зрения, в армию не попал и работал строгальщиком на Адмиралтейском заводе, сестра Женя точила корпуса для мин, Нина была мобилизована на оборонные работы. Василий и Алексей Савичевы, два дяди Тани, несли службу в ПВО.

Таня тоже не сидела, сложа руки. Вместе с другими ребятами она помогала взрослым тушить "зажигалки", рыть траншеи. Но кольцо блокады быстро сжималось – по плану Гитлера, Ленинград следовало “задушить голодом и сровнять с лицом земли”. Однажды не вернулась с работы Нина. В этот день был сильный обстрел, дома беспокоились и ждали. Но когда прошли все сроки, мать отдала Тане, в память о сестре, ее маленькую записную книжку, в которой девочка и стала делать свои записи.

Таня все чаще открывала свою записную книжку – один за другим ушли из жизни ее дяди, а потом и мама.

“Я взяла в руки Танин дневник и открыла страничку. Там было написано: "Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра 1941 г.". Мне стало холодно. Я захотела отдать им книжку и уйти.

Но я василеостровская. И если у подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.

Я взяла палочку, присела на корточки и стала писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно… Я делала ошибки, заглаживала бетон ладонью и писала снова. У меня плохо получалось. В новой раме бетон был жидкий, он наползал на буквы. И слово "умер" исчезло. Мне не хотелось писать его снова. Но мне сказали:

И я снова написала – "умер". Я очень устала писать слово "умер". Я знала, что с каждой страничкой дневника Тане Савичевой становилось все хуже. Она давно перестала петь и не замечала, что заикается. Она уже не играла в учительницу. Но не сдавалась – жила. Мне рассказывали.

Наступила весна. Зазеленели деревья. У нас на Васильевском много деревьев. Таня высохла, вымерзла, стала тоненькой и легкой. У нее дрожали руки и от солнца болели глаза. Фашисты убили половину Тани Савичевой, а может быть, больше половины. Но с ней была мама, и Таня держалась.

Я долго не решалась открыть страничку на букву "М". На этой страничке Таниной рукой было написано: "Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года". Таня не написала слово "умерла". У нее не хватило сил написать это слово. Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

– Я допишу, – ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь Таня Савичева моя. подружка”.

“Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми”.

Яковлев Ю. Девочки с Васильевского острова : [Рассказ для мл. школ. возраста] / Юрий Яковлев ; Рис. С. Острова. М.: Малыш.- 1978.-16с.-ил.

Сегодняшним детям трудно понять, что такое тягучий, изнуряющий, невыносимо тяжёлый голод, доводящий до умопомрачения, когда и день, и ночь думается только о еде. Любой. Столярный клей, ременная кожа, хвоя, жмых.

Я пробовала голодать с утра до вечера. Вытерпела. Голод - когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце - все, что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.

Это строчки из небольшого рассказа Юрия Яковлева "Девочки с Васильевского острова" . Одна из девочек Валя Зайцева рассказывает о своей подружке Тане Савичевой. Они соседки. И ровесницы. Только Таня Савичева жила несколькими десятками лет раньше. На её долю выпало страшное время - война, блокада, голод, смерть.

И Валя Зайцева очень переживала, что

осталась там. моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни, не смогла подарить Тане жизнь.

Поехала на Ржевку, где начинается эта дорога. Прошла два с половиной километра - там ребята строили памятник детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.

На строительстве памятника для Вали нашлось очень важное задание. Девочка утверждала, что у них с Таней Савичевой даже почерк одинаковый. Поэтому Вале предложили поехать на бетонный завод и на огромных бетонных листах написать слова из дневника Тани.

Валя присела на корточки и начала палочкой выводить буквы. Она волновалась, ошибалась, заглаживала ладонью бетонное тесто и писала снова. На каждом листе бетонного дневника повторялось одно и то же страшное слово "умер". Валя устала писать его. Но она заставила себя закончить Танин дневник. На последней страничке были выведены три слова: "Осталась одна Таня" . Вале хотелось зачеркнуть эту скорбную страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

Что же стало с Таней, когда она осталась одна? Вместе со 140 другими истощенными голодом ленинградскими детьми девочку эвакуировали в Горьковскую (Нижегородскую) область, в поселок Шатки. Таня так и не поднялась. Она заболела туберкулезом и стала стремительно терять зрение. В течение двух лет врачи боролись за жизнь юной ленинградки, но гибельные процессы от голода оказались необратимыми. У Тани тряслись руки и ноги, ее мучили страшные головные боли. В последние дни жизни она ослепла. 1 июля 1944 года Таня Савичева скончалась.

Сегодня оригинал дневника Тани находится в Государственном музее истории Ленинграда. А в память о нескольких страницах страшной блокадной летописи на невысоком насыпном холме стоят восемь гранитных стел. Это листки записной книжки, исписанные неровным детским почерком. На страницах дневника – даты смерти родственников девочки: братьев Таниного отца, родной сестры и брата, бабушки, мамы.

Весь мемориальный комплекс, в составе которого гранитный дневник Тани, называется "Цветок жизни". Он посвящён детям блокады, на долю которых выпали страшные, тяжелейшие условия жизни в осажденном городе. Находится комплекс в Ленинградской области, Всеволожском районе, на 3-м километре шоссе "Дорога жизни".

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней.

Читайте также: