Русский национализм как идейное течение реферат

Обновлено: 06.07.2024

Социальную структуру любого общества составляют исторически сложившиеся общности людей: племена, народности, нации. Современное человечество представлено примерно двумя тысячами различных народов, а в нашей стране их более ста. В то же время независимых государств в мире насчитывается около двухсот. Следовательно, большинство народов проживает в многонациональных государствах. И значит, сколько бы ни была дорога нам историческая память о своих национальных корнях нам важно понимать и другое: все мы живем, и всегда будем жить вместе с людьми разных национальностей. Это требует от каждого из нас особой личной деликатности и ответственности в отношениях с людьми других национальностей.

Проявление психологии превосходства одной нации над другой и противопоставление своей нации остальным ведет к национализму.

Проявление национализма в нашей стране не ушло в прошлое. Во время Великой Отечественной войны по разным причинам были выселены с территорий, на которых они ранее проживали, и переселены в отдаленные места крымские татары, немцы Поволжья, калмыки, некоторые народы Северного Кавказа.

Отголоски этих событий слышны и сейчас. До сих пор в межнациональных столкновениях гибнут люди, уничтожаются ценности. Национальное насилие всегда вызывает тяжелые последствия. Подавление и принижение нации испытывают на себе русские люди, оказавшись после развала Советского Союза на территории стран Ближнего Зарубежья. Их ущемляют в правах, в обучении родному языку. Они ищут поддержки в национально близкой среде. Но их родная страна не всегда может помочь.

Нация как бы уходит в себя, самоизолируется, замыкается. И уже в самой России появляются союзы и движения, лидеры которых сначала сплачивают людей на основе национальной идеи, а потом начинают искать виноватого во всех бедах. Поскольку глубинные причины конфликта часто остаются скрытыми от массового сознания, то главными виновниками чаще всего оказываются люди другой национальности, проживающие на данной или соседней территории.

Праворадикальные группировки используют скинхедов как боевые отряды для расправы с национальными меньшинствами и прогрессивным студенчеством, а также в криминальных операциях.

РНЕ тоже породило множество самостоятельных групп во многих регионах, отколовшихся от него по тем или иным причинам (новосибирская Народно-социалистическая партия Юрия Котова, подмосковеая Партия русских националистов Александра Федорова).

Прежде чем приступить к анализу национализма как политического течения в России, необходимо более четко сформулировать понятия национализма и нации с точки зрения общепринятых истин о национализме.

Большинство специалистов сходится в том, что основное учение о национализме можно свести к нескольким положениям:

· существует такая общность, как нация, с присущими ей особыми качествами;

· интересы и ценности этой нации обладают приоритетом перед другими интересами и ценностями;

· нация должна быть как можно более независимой; для этого нужен, по крайней мере, некоторый политический суверенитет.

Таким образом, национализм - это политическое движение, стремящееся к завоеванию или удержанию политической власти и оправдывающее эти действия с помощью доктрины национализма [3]. Это определение ничего не говорит о характере нации или формах ее политической самостоятельности. Оно избегает оценки, так что с этим определением может согласиться как сторонник национализма, так и его противник.

Что же такое нация? Дать определение этому понятию достаточно сложно. Очевидно, что это группы людей, которые отграничивают себя от других с помощью объективных признаков (особый язык, антропологический тип, общность культуры, общая история, связь с территорией, ассоциация с государством), хотя такие признаки ни в своем полном наборе, ни в том или ином сочетании отдельных элементов не объясняют, отчего данная группа думает о себе в национальных категориях.

В современной литературе существует уже ставшее классическим подразделение наций и присущего им национализма на этнический и гражданский типы.

По Гринфелд, на основе двух измерений (как определяется нация и каковы критерии членства в ней) можно выделить три типа национализма. Нацию можно определять как составную общность, образованную входящими в нее индивидами, или как своего рода коллективный индивид. Первый из этих вариантов впервые воплотился в жизнь в Англии, а позднее появился и в других обществах - в частности, в США. Он предполагает моральное и политическое первенство индивида. Понимаемая таким образом нация - это суверенная (т.е. полностью независимая и самоуправляющаяся) общность в принципе равных членов. Свою свободу она выводит из основных свобод составляющих ее индивидов, а ее достоинство отражает естественное достоинство человеческой личности. Достоинство и свобода воплощаются в политических институтах, и потому принципы, положенные в основу индивидуалистского национализма, есть не что иное, как принципы либеральной демократии.

Если же на нацию смотрят как на коллективный индивид, ей начинают приписывать моральное превосходство над отдельными людьми, наделять ее собственной волей, интересами и целями, независимыми от человеческих желаний, надежд и приоритетными по отношению к ним. Поскольку самим членам такой общности эти интересы и цели неведомы, их приходится разъяснять, что и делает специально подготовленная элита. Меняется сам принцип представительства: элита представляет не народ, а идею нации - народу. Такое понимание превосходства нации вступает в противоречие с равенством членов общности, подразумеваемым идеей национализма. То же происходит и с другой его основой - народным суверенитетом. Его понимают иначе, чем в первом случае, превращая в атрибут нации, отделенной от составляющих ее людей. В итоге оказывается, что суверенитет заключается не в индивидуальных свободах, а в коллективной свободе от иностранного доминирования. Да и достоинство нации уже не отражает индивидуального достоинства; напротив, оно выступает лишь как внутреннее свойство нации, а отдельным индивидам передается лишь потому, что те являются ее членами.

Критерии же членства в такой общности могут быть гражданскими и этническими. В первом случае национальность приравнивают к гражданству и рассматривают как политическую и даже юридическую категорию. Поскольку национальность — плод выбора (по крайней мере, теоретически), ее можно приобрести и потерять. И хотя считается, что в каждый данный момент у любого человека должна быть какая-то национальность, при гражданском понимании этого термина она может в отдельных случаях и отсутствовать. Если же национальность определяют в этнических терминах, то, наоборот, ее уже нельзя выбирать, она превращается в биологическую данность. Человек рождается членом нации и не может эту свою идентичность ни потерять, ни поменять, разве что - в крайнем случае - скрыть.

Итак, можно говорить о трех типах национализма. Индивидуалистский национализм по необходимости — гражданский. Индивидуалистские нации гордятся, прежде всего, своими конституционными правами и считают, что именно в этом заключается их своеобразие. Все другие характеристики, которые они могут разделять - язык, территория, физический тип, история, религия, - второстепенны и вряд ли могут считаться основанием для национальной идентичности.

Коллективистский национализм имеет две разновидности: этническую и гражданскую - в зависимости от того, чем обосновывается индивидуальность или уникальность нации. Если речь идет об ощущении культурной или политической уверенности в своих силах, даже превосходства в этих отношениях, то национальность определяют в гражданских терминах (как во Франции). Этнический же национализм, напротив, обычно коренится в глубоком комплексе неполноценности, поощряющем веру в то, что уникальность нации следует искать вовсе не в ее достижениях, а в самой сущности. По этой причине националисты подчеркивают внутренние, недоступные для объективной проверки свойства нации. К такому — коллективистскому этническому - типу Гринфелд относит немецкий и русский национализм [3].

У всех националистических группировок России есть некоторые черты, присущие им всем или почти всем.

Многие партии готовы использовать в своей пропаганде любую религиозную идеологию, лишь бы она носила этнический характер. К таким относятся Национально-республиканская партия Юрия Беляева, Национал-большевистская партия Э. Лимонова и др.

В стаю человека обычно загоняет страх. Стая сбивается из слабых и ущербных и становится силой. Как это у поэта? Единица — вздор, единица — ноль, но если в партию (понимай, стаю) сгрудились малые — сдайся, враг, замри и ляг. Враг, конечно же, крайне желателен. Поэтому стаи почти всегда агрессивны. Обращаясь к любой из приведенных выше цитат начинаешь понимать, что практически каждая из них пропитана агрессивностью настолько, что становится страшно не только за Россию, но и за себя и судьбу своих близких, если когда-нибудь (не дай Бог!) к власти придут националисты.

РНЕ участвовало в создании, под эгидой Славянского собора, Русского национального собора (РНС) и вошло в его состав, сохранив, впрочем, полную самостоятельность. На конференции 15 февраля 1992 г. сопредседателем (фактические единственным) РНС был избран генерал КГБ Александр Стерлингов. Баркашов стал членом Думы РНС, а с июня 1992 г. — членом президиума Думы.

В октябре 1992 г. руководство РНС участвовало в учреждении Фронта национального спасения (ФНС), но сразу послу учредительного съезда Стерлингов отмежевался от ФНС. Баркашов осудил его за это и подписал соответствующее коллективное письмо вместе с В. Распутиным, Г. Зюгановым, А. Макашовым и др., но и сам уже к декабрю разочаровался в деятельности ФНС.

РНЕ находится в оппозиции к традиционному патриотическому движению, обвиняя его в неэффективности и непоследовательности. В среде радикальных оппозиционных организаций РНЕ, будучи самой крупной и известной, тоже мало идет на сотрудничество.

Четкость организации характеризует то, что у Белого Дома оказались не только москвичи, но и группы из других городов. В частности, там был лидер ставропольской организации Андрей Дудинов, были группы из Саратова и Красноярска.

Существует версия, что представители Руцкого и Хасбуллатова начали вести переговоры с Баркашовым еще весной 1993 г. Тогда же в РНЕ возникла идея создания Комитета национальной безопасности. Во время пребывания отряда РНЕ в Белом Доме были подготовлены даже удостоверения этого Комитета как официальной структуры нового режима [15].

На местах организации РНЕ не были столь активны. Но в Красноярске один из местных лидеров РНЕ Александр Ермашов пригрозил вывести своих бойцов на улицы, если на улицы выйдут сторонники Ельцина.

Точно неизвестно, когда и как покинули боевики РНЕ и лично Баркашов осажденный Белый Дом, но, так или иначе, некоторые соратники обвиняли в последствии Баркашова в том, что он сделал это слишком рано.

В период действия чрезвычайного положения в октябре 1990 г. РНЕ подверглось запрету, члены Совета Алексей Кочетков и Николай Кремлев были арестованы и находились под следствием. В ночь с 19 на 20 декабря 1993 г. неизвестными было совершено покушение на Баркашова. Тяжело раненный Баркашов перенес за 10 дней две операции и был арестован в госпитале 20 декабря.

Едва выйдя из тюрьмы, Баркашов предпринял попытку внедрения в рабочее движение, с председателем Конфедерации свободных профсоюзов России Александром Алексеевым они подписали 24 марта 1994 г. соглашение о создании Национально-социального движения ставящего своей целью внесение русской национальной идеи в рабочее движение в России. На базе КСПР была провозглашена национально-трудовая партия России (НТП).

По опросам апреля-мая 1995 г., победы РНЕ на парламентских выборах в декабре 1995 г. ожидали 11,4 % россиян. 29 % бывших избирателей партии Жириновского собирались проголосовать за РНЕ, а это уже примерно 7 %, не считая тех, кто собирался голосовать за РНЕ из прежних сторонников других партий или из непришедших голосовать в декабре 1993 г. [18]. Но даже если все эти цифры не были завышены, неспособность РНЕ провести нормальную предвыборную кампанию в декабре 1995 г. свела и на сей раз его шансы почти к нулю.

В декабре 1994 г. в жесткой оппозиционности РНЕ возникло существенное исключение: РНЕ полностью поддержало военную операцию в Чечне. Более того, Баркашов объявил РНЕ резервом Министерства обороны и Министерства внутренних дел и осудил генералов Лебедя и Громова, выступивших против применения армии для разрешения чеченского кризиса.

Не миновали Русское национальное единство и партийные расколы. В мае 1994 года, на базе новосибирского отделения РНЕ образовалась Народно-социалистская партия России Юрия Котова. В октябре 1994 года лидер камчатского отделения Сергей Николаев распустил отделение и объявил, что будет формировать отдельную от РНЕ Дальневосточную русскую партию.

Впрочем, во время августовского путча РНЕ не выступило в поддержку ГКЧП. Баркашов объяснял впоследствии, что собирался выступить, но быстро разочаровался в дееспособности ГКЧП.

С другой стороны, неоднократно подчеркивалось, что национализм не предполагает враждебного отношения к другим нациям; РНЕ неоднократно выражало солидарность с радикальными националистами в других странах, в том числе с украинской УНА-УНСО.

Баркашов имеет основания гордиться: в его организации большинство составляет молодежь. Часть, вероятно, приходит ради возможности бесплатно потренироваться в боевых искусствах и стрельбе, но те, кто остается и, следовательно, подчиняется сверхжестской дисциплине РНЕ, — уже явно не случайные люди. В РНЕ запрещены пьянство и курение, не говоря уже о наркотиках.

Довольно высок процент военнослужащих, сотрудников органов МВД и спецслужб, что вытекает и из принципиальной установки Баркашова на проникновение в эти структуры.

РНЕ — военизированная организация. Но степень ее боеготовности и тем более вооруженности точно неизвестна. РНЕ постоянно тренирует своих людей, не только в искусстве рукопашного боя, но и в стрельбе, тактике боя на пересеченной местности и т. п. Для этого РНЕ содержит несколько тренировочных баз. Не забывают и о подготовке идеологической.

Что касается финансового обеспечения деятельности РНЕ, то оно поставлено довольно солидно. Кроме издания газеты, денег требует аренда помещений, спортзалов, тиров, тренировочных лагерей. Плюс — униформа, содержание профессиональных функционеров организации, покупка оружия.

Членские взносы в РНЕ не собираются. Источники финансирования называются разные: деятельность охранных фирм, продажа книг, значков и т.п.

КСТАТИ

Подводя итог вышесказанному, хочется отметить, что национализм действительно динамичная и опасная сила. Хотя она фактически полностью ориентирована на ситуацию кризиса власти, или, точнее, на силовые действия в этой ситуации, нынешняя обстановка в России не позволяет просто закрывать на это глаза. Я полагаю, что националистические организации смогут найти поддержку, например, в Татарстане, Башкортостане, Чувашии, то есть там, где оказываются ущемленными гражданские права и свободы русских, проживающих в этих районах.

Однако не может не вызывать опасения обращение к национальному фактору как к якорю спасения. Республики, формирующиеся ныне по принципу нация-государство, рискуют скатиться к национал-фашистской системе. Несправедлива и политически недальновидна правовая дискриминация некоторых народов России, в том числе и самого многочисленного — русского. Создавать национально-государственные образования, основываясь на чистоте крови, разрезе глаз, цвете кожи или религиозном пристрастии — средневековое варварство, порочное, влекущее за собой человеческие трагедии. Что станет со страной, если о своем праве на национальную государственность заявят представители свыше 100 национальностей, проживающих на территории России, от русских до вепсов?

1. Понятия нации и национализма

существует такая общность, как нация, с присущими ей особыми качествами;

интересы и ценности этой нации обладают приоритетом перед другими интересами и ценностями;

нация должна быть как можно более независимой; для этого нужен, по крайней мере, некоторый политический суверенитет.

каждый из которых дотрагивался до различных частей тела этого животного.

Соответственно, нация рассматривается то как идеологема, то как факт

политической реальности, то как общность, обладающая рядом

определенных характеристик, то как общность, скрепленная единым

чувством и самосознанием, то как население того или иного государства, то

И тем не менее, нельзя не признать, что в подавляющем количестве

трудов по проблеме национализма, даже если теории выглядят

взаимоисключающими, содержится здравое зерно - вот в чем подтверждение

истории про слепых и слона; ни одно исследование не может быть просто

отвергнуто. "Виноват " в этом сам изучаемый феномен, что наиболее ярко

выразил Б.Андерсон в своем рассуждении о трех противоречиях

национализма. Парадоксы состоят в следующем: 1) Объективно

современный характер нации с точки зрения ее историка - Субъективный

древний характер нации с точки зрения националистов. 2) Формальная

всеобщность национальности как социокультурного понятия (в современном

обществе любой человек может "иметь " национальную принадлежность,

подобно тому, как он имеет пол) - Реальная особенность конкретных

проявлений этой национальности, как, например, по определению, греческая

национальность отличается своеобразием. 3) Политическая сила

национализма - Его скудость и даже непоследовательность с философской

точки зрения. Если внимательно вчитаться в "список парадоксов ", то нельзя

не заметить, что все они имеют как бы общий знаменатель: друг другу

противопоставляются идеальная система национализма и культурная

система, возникшая под воздействием идеологии национализма. Отсюда и

отсутствие хотя бы минимально общепринятой не то что бы теории, а хотя

бы феноменологического описания национализма. Единственное общее

место - национализм зародился не ранее XVIII или в крайнем случае, XVII

При определении понятия национализм принципиально важное значение

приобретает ясность и определенность терминологий. Однако добиться

ясности и определенности в этом в опр осе в есьм а тру дно( есл и воо бще

возм ожн о) , п о скольку терминология, выражающая национальную

проблематику, как , п ра вил о, нео пре де лен на, ра змы та, не од ноз нач на. Та кая

не опр ед елен но сть объ ясняе тся ка к сл ожнос тью объ екта ис след ован ий - наци и,

так и р азличн ой инте рпретацией о дних и т ех же те рминов нац ионально -

расов ой проб л ем а ти к и в от е ч е ст в е нн о й и з а ру б е жн о й л и те р а ту р е.

«. буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, а также

психо логия в национа льном вопрос е: противоп оложен проле тарскому

инт ернац иона лизму . Осн ова на циона лизма - ид еи наци ональ ного пре-

распл ывчатое, неконкретн ое, но при это м однознач но подчерки ва ется

нег атив ный хара ктер нац ионал изма . Негат ивно тра ктует ся национализм и в

отечеств енной научн ой л итерат уре последн их лет. Так, и з в е с т н ы й и с т о р и к

и с п е ц и а л и с т п о н а ц и о н а л ь н о й п р о б л е м а т и к е Т. М. Исл амов, пише т о

нац ионал изме как о явл ении «. н егат ивно м, дест рукт ивно м, пренеб рег ающем

чуж ими инте ресам и, а инт ерес ы собственного этноса, зачастую ложные и

мнимые, ставящем превыше все го, когда ради достижения своих целей есть

готовность пожертвовать все м, впл оть до жизн и и благ опол учия целых стра н

В отечеств енной лите ратуре наци онализм отождест вляется с термином

искл ючительнос ти и ра зжигание м националь ной в ражды и нена ви сти к

др уги м эт нос ам, к ото ры е над еля ют ся от риц ате льн ым и признаками,

зарубежн ой, где этот тер мин содер жит позит ивны й смыс л, хотя не

иск люча ется и негативное содержание. Так, Катрин Вердери определяет

национализм как «. .. полит ичес кое испо льзо вани е симв ола нации чере з

дис курс и пол итическу ю активно сть, а также как эмоции, кото рые заставл яют

на ци он ал изм а п о с мы сл у в з на чи те ль но й с те пе ни со вп ад ае т с термин ом

в этом случа е изн ачал ьно лиш ен оценоч ног о хар актера. В зависимос ти от

конкр етных истори ческих услов ий национализ м может быть как поз итивным,

так и негативн ым. В цело м в запа дной литературе, как и в от ечествен ной,

невозм ожно обнару жить единого общеприня того опреде ления наци онализма.

Мног ие исследов атели начинают с вой анализ от отказа дать науч ное

опред еление национализ ма вообщ е. Хью Ситон- Уотсон, английс кий историк

и социолог, сделал пе ссим истическ ий вывод , чт о н аучной «. ..дефи ниции

тем фак т о м , ч т о н а ц и о н а л и з м - я в л е н и е с л о ж н о е , и з м е н ч и в о е к а к п о

с в о е й су щ н о с т и и з н а ч е н и ю , т а к и п о ф о р м а м п р о я в л е н и я . Наци онали зм -

всег да явлени е конкрет ное, сво еобразно е. В зависим ости от конкрет ных

усл овий он всег да проя вляе тся спец ифич ески. Такое мног ообр азие про-

явлен ий обуслов ливает политзна чность терм ина национа лизм, в связи с чем

ди ску сси и о на цио нал из ме час то сво дя тся к и зло жен ию кон кре тны х

ист орич еских ф акто в этог о явл ения. Ра зуме ется , учит ывая с ложно сть я влен ия

и мно гооб рази е его про явле ний, н ацио нализ м нево змож но опре дели ть же стко,

одн озна чно. Люба я дефини ция наци онал изма долж на быть гиб кой, диа-

лекти ческой, но в то же в ремя имет ь опреде ленное сод ержание.

Ввиду сущест венного, содержат ельного различия зарубежн ой и

Что же объединяет различные течения русского национализма? Прежде всего то, что составляет ядро, идеологический инвариант национализма как такового: нация провозглашается выше всех других форм групповой солидарности и выше всех других принципов политической легитимности – монархического, классового и религиозного.

Подобный ход мысли принципиально дефектен. Как убедительно показано (в частности, Брубейкером, Вердери, Яаком), противопоставление гражданских и этнических наций не более чем культурно-идеологический миф, в действительности же любая нация включает как гражданское (культурно-историческое, почвенное), так и этническое (биологическое) измерение. Соответственно любой национализм одновременно политический и этнический.

Этот важный теоретический вывод в полной мере относится и к русскому национализму – политическому и этническому одновременно. В присущем ему понимании русской нации в различных пропорциях соединяются культурно-исторические и биологические моменты. Причем их баланс носит динамичный характер. Если на протяжении второй половины 80-х и большей части 90-х годов прошлого века преобладала историко-культурная (почвенная) интерпретация русскости, то с конца прошлого десятилетия стало возрастать значение биологии. Почему – об этом будет рассказано в последующей главе, сейчас же отметим, что биологическая линия все же не стала (да и не могла стать) доминирующей. Русский национализм в целом придерживается скорее включающей, чем исключающей концепции русской нации. В то же самое время он склоняется к тому, чтобы трактовать русских по крови как ядро этой широкой, включающей нации.

Помимо идеологического инварианта можно выделить и программное ядро русского национализма – черты, более или менее характерные если не всем, то подавляющему большинству его организаций. В политическом плане националисты не просто были очевидными сторонниками авторитарной модели власти, они чуть ли не обожествляли государство и такие его институты, как армию и госбезопасность. (Напомним, что здесь анализируются идеология и программа русского национализма 90-х годов прошлого века, претерпевшие десятилетие спустя существенные изменения.) Авторитарной ориентации придерживались даже немногие националистические организации, называвшие себя национал-демократическими: они уповали на национального вождя, на сильную личность, но не на демократические институты.

Русский национализм в целом прочил стране национальную диктатуру – в лучшем случае, в течение переходного периода к нормальной жизни, а то и навсегда. Различия касались лишь формы и методов осуществления диктаторского правления: будет ли оно самодержавно-монархическим, президентским или фюрерским. При этом каждый из мельчайших националистических лидеров спал и видел себя грядущим вождем национальной России, во многом отчего и проистекали их взаимные претензии.

В паре с авторитаризмом шло антиизмерение националистической идеологии – антидемократизм и антилиберализм. (Как известно, любая идеология, помимо позитивного измерения – за что она выступает, имеет и негативное – что она отрицает.) Помыслить об автономии личности и индивидуальной свободе было крайне затруднительно даже националистам, манифестировавшим демократическую ориентацию. Их представление о свободе личности в лучшем случае ограничивалось экономической свободой, политические же свободы они считали если не откровенно вредными, то избыточными и не актуальными в период грядущей национальной диктатуры.

Хотя национализм, номинально исходящий от имени народа как целостности, казалось, обречен быть демократической идеологией, в России, как уже не раз отмечалось, принципы национализма и демократии оказались не только разведены, но и противопоставлены друг другу. В 1990-е гг. эта оппозиция была более явной, чем когда-либо еще. Почему?

Во-первых, антидемократический и антилиберальный модус был унаследован национализмом от предшествующей культурно-исторической эпохи. Во-вторых, он усугублялся социальными и экономическими практиками, внедрявшимися в России победившими либералами. На фоне происходившего в стране крайне опрометчиво было называть себя либералом и демократом, да и сами эти политические имена оказались надежно скомпрометированы в российском общественном мнении. Поэтому националисты охотно культивировали антагонистическое отношение к демократии и либерализму, полагая себя в этом отношении выразителями гласа народа.

И если националисты не видели и не хотели видеть этой фундаментальной трансформации, то причиной тому их элитистское презрение к собственному народу. Апеллируя к русским и клянясь русским именем, они вместе с тем не желали вникать в интересы и потребности этих самых русских, пытались навязать им собственные, чаще всего откровенно фантасмагорические представления. А если русские не внемлют голосу правды, что ж, тем хуже для них – национальная диктатура железной рукой заставит их возрождать Россию по националистическим рецептам, – приблизительно таков был ход мысли.

Националистов можно было бы еще понять, являй они сами urbi et orbi образцы поведения и доблестей, к которым призывали русских. Однако чаще всего дело обстояло ровно наоборот: вместо духа соборности и братолюбия – зависть и интриги, вместо христианского аскетизма – пьянство, мелкий блуд и стяжательство, вместо деловитости – обломовская лень и маниловские мечтания и т. д. В некотором смысле националисты воплощали наихудшие черты того, что эмпирически описывается как русский национальный характер.

Русские националисты находились в политической и интеллектуальной ловушке: в рамках империи было невозможно даже русское равноправие, не то что русское первенство; но точно так же для националистов было неприемлемо последовательное выступление против империи, которую они вполне обоснованно считали историческим созданием русского народа. То была поистине дьявольская альтернатива, попытка разрешения которой, как наглядно продемонстрировали события рубежа 80–90-х годов прошлого века, могла привести только к разрушению империи. Невозможно оспорить, что антиимперскую мобилизацию русского населения вызвали именно порожденные и взлелеянные националистами лозунги российского суверенитета и русского равенства.

Падение Советского Союза, к которому русские националисты приложили руку не менее основательно, чем демократы и Ельцин, открыло принципиально новую историческую ситуацию и, в частности, разрубило гордиев узел русского национализма. Ему больше не приходилось ломать голову над тем,

как повысить статус русских в рамках империи,
как сделать империю русским государством и
умудриться при этом ее сохранить.

Финита ля комедиа – империи больше не было. В повестку дня встал принципиально иной вопрос: строительство национального государства. Болезненный процесс адаптации к этой фундаментальной реальности – постимперскому существованию – составил интеллектуальный и идеологический стержень русского национализма в постсоветскую эпоху.

Вместо того чтобы признать неизбежное и научиться жить и работать в новой исторической ситуации, на протяжении 1990-х гг. подавляющее большинство националистов пытались перебороть Zeitgeist, повернуть вспять неумолимый ход истории. Яростные обличители третировавшего русских Советского Союза одномоментно превратились в его апологетов. Вот как об этом написал автор замечательной в своем роде статьи об идейной эволюции русского национализма Сергей Сергеев:

Можно назвать евразийство национал-большевизмом эпохи крушения коммунизма.

Однако евразийство было явлением преимущественно интеллектуально-верхушечным. В той мере, в какой идея возрождения СССР обладала остаточным мобилизационным потенциалом, стилистически и содержательно она носила вполне традиционный характер, а политически ее паства ориентировалась на коммунистов. В то время как интеллектуальные изыски евразийцев получили незначительный отклик у части интеллигенции, но не имели даже малейших шансов вызвать масштабную социальную динамику.

Евразийство противоречило магистральной тенденции русского сознания – тенденции его этнизации, или, иначе, обретения русскими этнической идентичности. Подробнее об этой фундаментальной трансформации будет рассказано в следующей главе, сейчас же вкратце отметим, что русское сознание не вполне осознанно, но последовательно и упорно противилось утверждениям о евразийском характере русского народа и русской культуры, столь же упорно придерживаясь мнения о принципиальной близости России к Европе, а не к Азии. «Практически 2/3 россиян считают Россию естественной частью Европы и полагают, что в дальнейшем она будет теснее всего связана именно с этим регионом мира, тогда как число активно проповедуемого сегодня (опрос проводился в марте 2000 г. – Т. С., В. С.) евразийства составило не более 1/3.

Для русских евразийство не особая цивилизационная идентичность, а прежде всего недостаточно цивилизованный, недоевропейский (и именно в этом смысле азиатский!) характер отечественной экономики, а также некоторые особенности русского национального характера. В том, что касается культуры, которой во всех известных определениях цивилизаций отводится ключевая роль, подавляющее большинство русских придерживается мнения о европейской природе отечественной культуры. Таким образом, евразийское идеологическое предложение шло вразрез с русской идентичностью – и чем дальше, тем очевиднее это становилось.

Неудивительно, что евразийство так и не превратилось в политическую платформу, точнее, провозглашавшие его в качестве таковой группы остались интеллектуально-эзотерическими сектами. Единственный известный нам случай, когда организация, упоминавшая евразийство в качестве составляющей своей идеологии, приобрела политический статус и даже добилась некоторой известности и влияния, – это Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова. Однако в ее идеологическом снаряжении евразийство было не ядром, а лишь элементом радикального синтеза фашистского толка, который вместе с акцентированным контркультурным стилем и сделал организацию привлекательной для молодежи. О русском фашизме нами будет рассказано дальше, сейчас же продолжим основную линию повествования.

Однако ни в одной из этих модификаций имперская идеология не заводила, да и не могла завести русское общество, которое, как было показано в предшествующей главе, психологически рассталось с Советским Союзом еще до его формального распада. Естественная ностальгия по канувшей в Лету стране ошибочно принималась за массовые проимперские настроения, которых не было и в помине. Из ошибочной предпосылки вырастала пагубная политическая стратегия – курс имперской реставрации (или строительства новой империи). Эта идеология по определению не обладала мобилизационным воздействием, ибо масса русских не желала хоть чем-то пожертвовать ради восстановления имперского монстра. Они были не прочь, если бы Советский Союз восстановился, но как-нибудь так – не больно, без напряжения, а лучше вообще без их участия.

Генеалогия антиимперской позиции уходила во вторую половину 1980-х гг., когда оформился небольшой пул националистических организаций, выступавших против сохранения империи любой ценой и ставивших во главу угла этнический принцип. Национально-республиканская партия Николая Лысенко, Русский общенациональный союз Игоря Артемова и еще некоторые группы ратовали за постепенную дезинтеграцию СССР с выделением из него восточнославянского ядра – России, Украины и Белоруссии, присовокупившего исторически русские территории (Северный Казахстан, Приднестровье, часть Эстонии). Хотя подобное гипотетическое государство также можно назвать империей, принципиально важно, что выделялось оно именно по этническому признаку. Такая славянская империя оказывалась переходным этапом к национальному государству.

Хотя первоначально в националистическом движении абсолютно превалировала имперская позиция, со временем под давлением обстоятельств баланс сил стал меняться в пользу сторонников nation-state. Исход дискуссии был предопределен не убедительностью интеллектуальной аргументации, а массовыми настроениями русских, которые, как мы покажем в следующей главе, не вполне осознанно, но отчетливо и все более настойчиво делали выбор в пользу национального государства. Это доминирующее умонастроение экс-президент Владимир Путин выразил афористичной фразой: кто не жалел о распаде Советского Союза, у того нет сердца, но у тех, кто желает его восстановления, нет разума.

Так или иначе, генеалогия идеологических и программных различий внутри русского национализма в той или иной мере тяготела к его фундаментальной дилемме: империя или национальное государство. Правда, в 1990-е гг. различия эти были не столько актуальными, сколько потенциальными. Как мы уже указывали, в вопросах желательного политического устройства, выбора экономической модели и внешнеполитической стратегии националистические подходы не столько противостояли, сколько совпадали. Однако за флером этого единства скрывалась возможность последующих принципиальных расхождений.

Если сторонники империи видели Россию авторитарной диктатурой – в православно-самодержавной или фюрерской форме, то сторонники nation-state были республиканцами и даже номинальными демократами. Именно номинальными, ведь цена этому демократизму, как уже отмечалось, была грошовой. Тем не менее, он заслуживает внимания хотя бы как публичная манифестация нетипичных для русского национализма взглядов. Нужна была некоторая смелость уже для того, чтобы вслух провозгласить себя национальными демократами и республиканцами.

Любопытно, что даже разновидности в целом присущей русскому национализму ксенофобии коррелировали с имперской и национал-государственной позициями. В фокусе этнической неприязни различных версий имперского национализма чаще всего находились евреи. Более того, для многих националистов именно юдофобия, а не возрождение России, была единственной подлинной страстью. Антисемитизм настолько поглощал их мысли и эмоции, что для позитивной деятельности у них попросту не оставалось сил и времени.

В общем, краткий анализ потенциальных и актуальных расхождений между имперским и внеимперским национализмом показывает, что последний не в пример лучше улавливал общественные настроения, что было, вероятно, вызвано его базовой методологической посылкой: ставить во главу угла интересы живого русского народа, а не отживших структур, пусть даже освященных драматической историей.

Читайте также: