Реферат диалог платона парменид
Обновлено: 06.07.2024
Платон. Собр. соч. в 4 т. Т. 2 // Философское наследие, т. 116. РАН, Институт философии. М.: Мысль, 1993. С. 497—504.
Общая редакция А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи.
ПАРМЕНИД
ДИАЛЕКТИКА ОДНОГО И ИНОГО КАК УСЛОВИЕ ВОЗМОЖНОСТИ СУЩЕСТВОВАНИЯ ПОРОЖДАЮЩЕЙ МОДЕЛИ
КОМПОЗИЦИЯ ДИАЛОГА
I. Вступление (126a— 127d)
Рассказ о лицах, связанных с данным диалогом, который представляет собой изложение неким Кефалом давно происходившей беседы знаменитых элейцев — Парменида и Зенона — с тогда еще юным Сократом.
II. Основной элейский тезис (127e— 128e)
Все едино, и не существует ничего множественного. Если все существующие вещи, рассуждает Зенон, множественны, то каждая из них оказывается и одинаковой с другой, и отличной от нее (127e). В этом утверждении Зенон ничем существенным не отличается от Парменида, поскольку у Парменида все едино, а у Зенона все немножественно (128a— e).
III. Критика дуализма вещи и идеи (129a— 135b)
1. Идеи различны, т. е. множественны (129a— e). Прежде всего указанная элейская аргументация основана на некритическом смешении вещи с ее идеей. Всякая вещь действительно может совмещать в себе много разных свойств или состоять из разных частей: ведь человек, например, может иметь правую и левую руку и в то же время оставаться самим собой, т. е. чем-то единым. Но самые-то идеи этих свойств уже никак не могут быть едиными или тождественными, так как правая рука есть только правая, а не левая и левая рука есть только левая, но никак не правая (129a— e). Итак, уж во всяком случае идеи различны, т. е. множественны, и их тождественность элейцы, думает Платон, пока еще вовсе не доказали.
2. Реальное смешение идей с вещами (130a— e). Идеи вовсе не так далеки от вещей, как это часто думают. Подобные вещи причастны подобному и без него не могут быть подобными. Даже относительно вещей низшего порядка (волосы, грязь, сор) тоже трудно думать, что они не имеют никакого смысла, т. е. не причастны никаким идеям. Поэтому, несмотря на разные неясности, у Сократа возникает мысль, не существуют ли идеи вообще для всех возможных вещей. Всякая вещь так или иначе причастна какой-нибудь идее.
3. Причастность вещи своей идее хотя в некотором смысле и дробит эту последнюю, тем не менее оставляет ее по ее существу с. 499 совершенно неделимой (131a— e). Один и тот же день существует в разных местностях, и тем не менее он не дробится и не отделяется сам от себя. И вообще к понятию идеи неприменимы никакие вещественные или пространственно-временны ́ е различия.
4. Вещь подобна идее; но это не значит, что то, чем они подобны, есть нечто третье, помимо вещи и идеи (132a— 133a). И это независимо от того, будем ли мы считать идею только мыслью о чем-то (132a— c) или объективным образцом вещи в самой природе (132d— 133a). Устанавливая подобие вещи с ее идеей, мы вовсе не уходим в бесконечность подобий, в соответствии с которыми каждая вещь уподобляется своей идее.
5. Точно так же идея не есть нечто непознаваемое, потому что идеи существуют только в своем взаимоопределении или взаимоотношении (133b— 135b). Если бы данная идея существовала абсолютно обособленно, то ее не с чем было бы сравнивать и, следовательно, она стала бы для нас ничем, т. е. чем-то непознаваемым (133bc). Но для признания ее существования недостаточно и сравнивать ее с ее вещественными подобиями (мы бы сказали, дополняя мысль Платона, потому, что подобие идеи уже содержит в себе нечто идеальное, и на этом основании в данном случае пришлось бы сравнивать одно с ним же самим). Кроме того, подобия идей определяются в своей специфике не сравнением их с их идеями, но сравнениями их с подобиями других идей (133a, e). Следовательно, если идеи абсолютно обособлены от вещей, то оказываются непознаваемыми ни они сами, ни их образы и подобия в вещах, потому что иначе нужно было бы обладать абсолютным знанием всех идей, что невозможно (134ab). Однако даже если и есть такое существо, которое обладает абсолютным знанием, а именно бог, то оно при условии обособленного существования идей тоже ничего не познавало бы и ни над чем не господствовало бы, потому что даже и в этом случае обособленные идеи не имели бы никакого отношения к вещам, а изолированные от идей вещи не имели бы никакого отношения к идеям (134cd). Итог рассуждений о недопустимости изолированного существования идей (134e— 135b).
IV. Диалектика одного (единого) и иного (135d— 166c)
1. Вступление (135d— 137b). Запутавшись в метафизическом дуализме и придя к невозможным выводам, собеседники диалога вступают на новый путь исследования, а именно на путь диалектики самых общих категорий, и прежде всего одного и иного (135de). Тут же намечается и план исследования, причем говорится о необходимости исследовать многое в его значении как для самого себя, так и для одного и одно как в его значении для самого себя, так и для многого. План этот намечается пока в самой общей форме, потому что дальнейшая диалектика одного и иного проводится в другом порядке и с гораздо большей точностью (136a— 137b).
2. Фактический план диалектики одного и иного (137c— 166c).
I. Полагание одного (137c— 160b).
A. Выводы для одного (138c— 157b):
a) при абсолютном полагании одного (137c— 142b) и
b) при относительном полагании одного (142b— 157b).
B. Выводы для иного (157b— 160b):
a) при относительном полагании одного (157b— 159b) и
b) при абсолютном полагании одного (159b— 160b).
с. 500 II. Отрицание одного (160b— 166c).
A. Выводы для одного (160b— 164b):
a) при относительном отрицании одного (160b— 163b) и
b) при абсолютном отрицании одного (163b— 164b).
B. Выводы для иного (164b— 166c):
a) при относительном отрицании одного (164b— 165e) и
b) при абсолютном отрицании одного (165b— 166c).
Рассмотрим эту диалектику несколько более подробно по отдельным пунктам.
3. Абсолютное и относительное полагание одного с выводами для этого одного (137c— 157b). Абсолютное полагание одного с выводами для него самого предполагает, раз оно абсолютно, что, кроме него, вообще ничего не существует, т. е. нет ничего иного. Однако в таком случае его не с чем и сравнивать, т. е. нельзя приписывать ему вообще какие-либо признаки и особенности, которые бы возникали в результате его сравнения с иным. В таком случае ровно никакая категория не характеризует его, ни его качество, ни количество и проч., оно делается абсолютно непознаваемым и, следовательно, перестает быть для нас самим собой, исчезает (I Aa, т. е. 137c— 142b). Кратко: если существует только одно и больше ничего нет, то не существует и этого одного.
4. Относительное и абсолютное полагание одного с выводами не для него самого, но для иного (157b— 160b). При относительном полагании одного, когда оно должно чем-нибудь отличаться от иного, делается ясным, что это иное во всяком случае есть, так как иначе одно не с чем было бы и сравнивать. Но раз это иное есть, то из его бытия вытекают и все прочие категории. Следовательно, при относительном полагании одного все иное тоже есть, т. е. иное может быть каким угодно (I Ba, т. е. 157b— 159b). Кратко: если одно действительно существует, то существует и все иное помимо этого одного.
Совершенно другую картину представляет собой то иное, которое мы характеризуем при абсолютном полагании одного. Ведь если одно есть только одно и нет ничего иного, то иное во всяком случае лишено признака бытия. А раз нет в нем никакого бытия, то это значит, что и вообще в нем ничего нет, т. е. нет также и самого иного. Поэтому с. 501 если при абсолютном полагании одного это одно исчезает, то при таком положении дела исчезает и все иное (I Bb, т. е. 159b— 160b). Кратко: если существует одно и оно есть только это одно, и больше ничего, то это значит, что нет ничего иного, кроме этого одного.
5. Относительное и абсолютное отрицание одного с выводами для этого одного (160b— 164b). Далее вместо полагания одного рассматривается его отрицание при симметрическом соблюдении той же последовательности основных диалектических позиций, которые выдвигались и в диалектике полагания одного.
6. Относительное и абсолютное отрицание одного с выводами для иного (164b— 166c). Что же делается с иным при отрицании одного? Тут тоже, как мы видели выше, соблюдается разница между относительным и абсолютным отрицанием одного.
Допустим сначала, что мы отрицаем одно относительно. Это значит, что кроме одного мы допускаем и иное. А всматриваясь в это иное, мы видим, что в нем есть все, что угодно, так как то одно, которому оно противопоставлено, взято не абсолютно, а относительно, т. е. оно не мешает иному быть (II Ba, т. е. 164b— 165e). Кратко: если одно отрицается только в каком-нибудь специальном смысле, то все иное помимо этого одного существует.
И опять совершенно противоположная картина при абсолютном отрицании одного. Если одного начисто не существует, то о каком же ином для такого одного может идти речь? Если одного действительно не существует, то ничего иного тоже не существует, поскольку оно возникает только в результате противоположения ему одного. А потому и приписывать ему что-нибудь, т. е. находить в нем какие-нибудь категории, тоже бессмысленно (II Bb, т. е. 165e— 166c). Кратко: если одно отрицается целиком, то отрицается в нем и все иное, что могло бы быть.
КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ К ДИАЛОГУ
В диалоге опровергается основной элейский тезис о невозможности множественности (127e— 128e). Опровержение это можно было привести в логический вид только после тщательного и скрупулезного исследования. Неясности попадаются здесь на каждом шагу, и связь мыслей очень часто прерывается.
с. 502 В диалоге дается полное опровержение понимания идей как изолированных сущностей. Но для европейского читателя, привыкшего понимать платонизм дуалистически, вся эта критика дуализма (129a— 135b) должна была бы проводиться гораздо более подробно и гораздо более уверенно, так как иначе у многих все же будут возникать разные сомнения и кривотолки.
Диалектика одного и иного (135d— 166c), занимающая в диалоге в три раза больше места, чем все остальное, дана со всей возможной для диалектики ясностью, последовательностью и системой. Но совершенно неизвестно, каково отношение этой диалектики одного и иного ко всему предыдущему, и прежде всего к критике изолированных идей. Нельзя же в самом деле верить в то, что вся эта диалектика дается только в целях упражнения в логическом мышлении, как об этом склонен говорить сам Платон (135de). Впрочем, в науке не раз высказывалось мнение, что значение этой важнейшей для всего платонизма диалектики одного и иного вовсе не заключается в каких-нибудь предметных концепциях, но эта диалектика одного и иного и введена только ради упражнения в логике. Однако думать так — значит выкидывать из Платона множество подобных рассуждений и искажать всю историю платонизма, который, чем дальше, тем больше, как раз выдвигал на первый план именно эту диалектику одного и иного.
Наконец, эта замечательная диалектика одного и иного не содержит в себе ровно никаких общих выводов, и в диалоге нет никакого обобщающего заключения.
6) Анализ содержания этой второй части диалога заставляет признать, что, с точки зрения Платона, все 8 диалектических позиций, или, как он говорит, гипотез (135e— 136b, 137b), использованных здесь Платоном (1 Aa, b; Ba, b; II Aa b; Ba, b), совершенно одинаково с. 504 необходимы и при всей своей сложности и разветвленности представляют собой единое целое, но только данное в разных аспектах. Абсолютно непознаваемое и сверхсущее одно (I Aa) для Платона, безусловно, реально существует, хотя и в особом плане. Относительное, т. е. раздельно полагаемое одно (I Ab), тоже существует, но опять-таки в собственном и специфическом плане. И т. д. и т. д. В чем же заключается в таком случае самая суть всех этих диалектических противоречий?
7) Но если раздельность материальных вещей была, по Платону, связана с порождением их идеями, то изучение самих идей свидетельствовало о том, что они тоже раздельны и, следовательно, тоже требуют для себя какого-то высшего принципа. Вот этот высший принцип, в котором все существующее, и идеальное и материальное, сконцентрировано как бы в одной точке, и есть то сверхсущее одно, о котором Платон говорит в самом начале (I Aa). Без этого идея не могла бы стать порождающей моделью и объективный идеализм Платона не получил бы своего онтолого-диалектического завершения.
Итак, если додумывать диалектику одного и иного до конца, то необходимо сказать, что смысл ее заключается в положении и о порождении модели еще более высоким принципом, и о порождении самой моделью всего того, что она моделирует.
Дучи причастен к единому, я как человек — один среди нас семерых: та; Ляться другая, а если эта последняя подобна чему-либо, то — опять но; Жется, я причастен, — желая же показать, что я един, скажет, что, бу; Деляется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тож; Я думаю, что ты считаешь каждую идею единою по следующей причине: Лее смешные последствия, чем признание существования… Читать ещё >
Платон. Парменид ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )
лее смешные последствия, чем признание существования единого.
Пусть-ка кто докажет, что единое, взятое само по себе, есть многое и, с другой стороны, что многое [само по себе] есть единое, вот тогда я выкажу изумление. Но что удивительного, если кто будет доказывать, что я — единый и многий, и, желая показать множественность, скажет, что во мне различны правая и левая, передняя и задняя, а также верхняя и нижняя части, — ведь ко множественному, как мне ка;
жется, я причастен, — желая же показать, что я един, скажет, что, бу;
дучи причастен к единому, я как человек — один среди нас семерых: та;
ким образом раскрывается истинность того и другого.
Но как бы то ни было, скажи вот что: судя по твоим словам, ты полагаешь, что су;
ществуют определенные идеи, названия которых получают приобщающиеся к ним другие вещи; например, приобщающиеся к подобию становятся подобны;
ми, к великости — большими, к красоте — красивыми, к справедливости ;
— Именно так, — ответил Сократ.
— Ведь оставаясь единою и тождественною, она в то же время будет вся целиком содержаться во множестве отдельных вещей и таким образом окажется отделенной от самой себя.
— Ничуть, — ответил Сократ, — ведь вот, например, один и тот же день бывает одновременно во многих местах и при этом нисколько не от;
деляется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тож;
— Я думаю, что ты считаешь каждую идею единою по следующей причине:
когда много каких-нибудь вещей кажутся тебе большими, то, окидывая взглядом их все, ты, пожалуй, видишь некую единую и тождественную идею и на этом основании само великое считаешь единым.
— Ты прав, — сказал Сократ.
— А если, — сказал Парменид, — все другие вещи, как ты утверждаешь, причастны идеям, то не должен ли ты думать, что-либо каждая вещь со;
стоит из мыслей и мыслит все, либо, хоть она и есть мысль, она лишена мышления?
— Но это, — сказал Сократ, — лишено смысла. Мне кажется, Парменид, что дело скорее всего обстоит так: идеи пребывают в природе как бы в виде образцов, прочие же вещи сходны с ними и суть их подобия, самая же причастность вещей идеям заключается не в чем ином, как только в уподоблении им.
— Следовательно, ничто не может быть подобно идее и идея не может быть подобна ничему другому, иначе рядом с этой идеей всегда будет яв;
2. КРИТИКА ТЕОРИИ ИДЕЙ
Но далее Сократ говорит о том, что связанные с понятием о множестве противоречия можно было бы легко разрешить, если представить себе, что существуют некие идеи вещей, к которым вещи только приобщаются. Это идеи подобия и неподобия, множественности и единичности, покоя и движения, и т.д. Например, человек является и множественным и единым одновременно, так как, с одной стороны, состоит из множества частей, а с другой, представляет собой индивидуальность, единственную в своем роде. Такое противоречие, по мнению Сократа, легко разрешается, если предположить, что человек просто причастен идеям множественности и единства одновременно.
Кроме того, чтобы идея великости, разделенная между множеством больших вещей, была все же единой, над ней должна быть другая идея великости, а над той – опять другая и так до бесконечности. Таким образом получается, что идея оказывается не единой, а напротив, начинает порождать бесконечное множество [132b].
Рискну и я предложить свою версию их толкования. При этом я буду исходить из того, что целью этого анализа у Платона является вовсе не упражнение в логике и не построение теологической картины мира, а всего лишь выяснение условий, при которых и единое, и иное могут существовать. Очевидно, что пять гипотез (гипотезы 1, 4, 6, 7 и 8) показывают, при каких условиях единое и иное существовать не могут. А три (гипотезы 2, 3 и 5) – условия, при которых единое и иное существуют. Из этого следует вывод, который хоть и не произносится Платоном, но, несомненно, подразумевается: мир может быть только таким, каким он описан в этих трех гипотезах. Попробуем в этом убедиться, рассмотрев последовательно каждую из восьми гипотез.
3. УСЛОВИЯ, ПРИ КОТОРЫХ ЕДИНОЕ И ИНОЕ НЕ СУЩЕСТВУЮТ
КОММЕНТТАРИЙ: Из текста данной гипотезы следует, что если иное не находится в одном месте с единым, оно лишено каких бы то ни было свойств. Фактически, эта гипотеза зеркально отражает ситуацию первой гипотезы для иного. Она показывает, что в случае, если иное отделено от единого, то его попросту нет.
КОММЕНТАРИЙ: Единое не обладает качествами, а значит, не имеет к реальности никакого отношения. Но из текста четвертой гипотезы мы знаем, что если иное находится отдельно от единого, то оно не существует. Поэтому если единого нет, то нет и иного.
КОММЕНТАРИЙ: Здесь исследуется сама природа иного, хотя из восьмой гипотезы мы знаем, что иное без единого не существует. Это состояние хаоса, когда существование в нем какого-либо порядка только кажется, а на самом деле это просто огромное, как бы кишащее и неорганизованное множество, не имеющее никаких форм. Ясно, что само по себе иное, без единого, к самоорганизации неспособно, а значит, не может служить основой для формирования реальности.
КОММЕНТАРИЙ: Анализ этой гипотезы прямо показывает, что существовать самостоятельно, без единого иное не может, потому что оно возникает только как противоположность единому.
4. УСЛОВИЯ, ПРИ КОТОРЫХ ЕДИНОЕ И ИНОЕ СУЩЕСТВУЮТ
Все это происходит потому, что существующее единое может находиться, как в самом себе, так и в другом. В самом себе оно находится как совокупность всех своих частей, в другом – как целое [145e]. При этом, между единым и иным возникает граница, на которой единое и иное совпадают: здесь единое переходит в иное, а иное переходит в единое. Поэтому, как находящееся в самом себе, существующее единое пребывает в состоянии покоя, тождественно самому себе и отлично от другого, подобно самому себе и неподобно другому, а его соприкосновение с другим невозможно. Но как находящееся в другом, то есть на границе с другим, оно будет соприкасаться с другим, находиться в состоянии движения относительно другого, будет отличным от себя и тождественным другому, неподобным себе и подобным иному.
5. ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
Итак, проанализировав все возможные варианты существования единого и иного, Платон выяснил, что единое само по себе существовать не может (первая гипотеза). Иное само по себе существовать не может (восьмая гипотеза). Иное отдельно от единого существовать не может (четвертая гипотеза). А если не существует единое, то не существует вообще ничего (шестая гипотеза). Анализ также показал, что единое может существовать только в том случае, если с ним сосуществует иное (вторая гипотеза). Иное может существовать только в том случае, если с ним сосуществует единое (третья гипотеза). Природа единого – неизменность, вечность, предел (вторая, третья гипотеза). Природа иного – изменчивость, множественность, беспредельность (седьмая гипотеза). Между единым и иным существует граница (пятая гипотеза), на которой предел, соединяясь с беспредельным, порождает организм. Этот организм наследует свойства, как предела, так и беспредельного: от предела он получает форму, от беспредельного – материю. Поскольку материя беспрерывно течет, форма организма постоянно изменяется, и когда форма перестает соответствовать единому, организм погибает, а на его месте начинается становление нового организма. Вот это и есть ответ на вопросы, поставленные в первой части диалога.
Принцип (диалектика) тождества противоположностей. Только тождество противоположностей (в их самодвижении) логично и последовательно объясняет причину единства мира, причину его существования, а все альтернативные исходные посылки в процессе дедуктивного вывода раскрывают свою алогичность.
I. Полагание одного (137с — 160b)
Вторая гипотеза (142b – 157а) – это уже начало движения самой логики, которая развёртывается из единого, содержащего в снятом виде и субъект, и все его предикаты. Единое "… должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него. " (146а – b). В логике единого все его определения (процесс конкретизации) реализуются либо через тождественное, либо через иное (противоположное). "… Оно должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него . " [146a — b]. У Гегеля это начало движения от абстрактного к конкретному. Все парные (противоположные друг другу) определения единого рефлексивны и в рефлексии опосредуются в едином, которое всегда выступает как синтез тезиса и антитезиса. Каждая новая пара категорий выводится из предыдущей и из этого реализованного их синтеза. Тезис снимается в антитезисе, а синтез одной пары противоположностей снимается в последующей. Гегель же только обозначает синтез третьей категорией.
II. Отрицание одного (160b — 166c)
Шестая гипотеза (163b – 164b) уточняет, что единое, как субъект логики, — это момент живой субстанции, идеи, оно поддерживает ее жизнь. Субъект логики даже с иным названием остается в себе единым. Без этого единое никак не существует и не имеет никакого бытия [163d]. Если снятое не будет таковым, то не будет никакой логики и никакой диалектики иного.
Восьмая гипотеза (165е – 166с) является в сущности подведением итогов. "… Если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое, ни единое" (165е). Нет реальности без идеи, субстанции, как нет логики субстанции без общего, единого субъекта, который возникает в самом начальном ее этапе, поэтому "… если единое не существует, то ничего не существует" (166с).
Платон не был первым субстанциалистом, но он решил самую сложную задачу этой философии – создал ее логику, логику диалектического субстанциализма. Это была и новая концепция понятия, понятия, которое возникает не в обобщающем абстрагировании, а в процессе снятия противоположностей, в процессе воспроизведения атрибутов субстанции. Это понятия, содержанием каждого из которых является вся концепция логики диалектического субстанциализма. В представленном учении субстанциализм и идеализм – не синонимы, а по сути учение противоположно и идеализму, и эмпиризму, который, следуя не лучшей философской традиции, некоторые называют материализмом.
Читайте также: