Кризис современного правосознания реферат

Обновлено: 30.06.2024

Ныне мы переживаем эпоху, когда правопорядок стано­вится повсюду непрочным и колеблется в самых основах своих; когда большие и малые государства стоят перед возможностью крушения и распада, а над миром носятся какие-то всеразлагающие дуновения или даже порывы революционного ветра, угрожающие всей человеческой культуре. Это означает, что необходимо начать планомер­ную, систематическую борьбу за укрепление и очищение современного правосознания. Если эта борьба не начнется или не будет иметь успеха, тогда правосознание современ­ного человечества станет жертвою окончательного разло­жения, а вместе с ним рухнет и вся современная мировая культура.

Современное человечество переживает кризис правосо­знания. Мировая история отмечает такой кризис не в пер­вый раз, достаточно вспомнить хотя бы крушение древнего мира. Тогда этот кризис начался с медленного, но неуклон­ного разложения религиозности, которое постепенно за­хватило и семейную жизнь, и правосознание. Тогда вели­кое римское государство вступило в длительный траги­ческий период смуты, восстаний и гражданских войн, кото­рые подточили его духовные и государственные устои на­столько, что народы, вторгшиеся с севера, нашли рыхлое и слабое, неспособное к сопротивлению политическое тело и затоптали его своею волною. Правосознание, утратившее свои религиозные корни, оказалось неспособным поддер­живать и отстаивать монументальную государственность и культуру Рима, а неумолимая история произнесла над этим правосознанием свой суд.

Спасение и обновление мирового правосознания и пра­вопорядка пришло в то время от христианства.

Еще тогда, когда кризис римской государственности развертывался и углублялся, миру было даровано учение Христа, новое, благодатное откровение и новый духовный опыт, которому было предназначено заложить основы но­вой культуры и нового мира. Собственно говоря, христи­анское учение не дало людям никакого нового учения о праве, о правосознании, о государстве и политике, о зако­нах и суде, о правах и сословиях; оно как будто бы отодвигало все эти предметы на второй план как малосу­щественные, а по истолкованию первых веков оно даже будто бы их отвергало и осуждало. Оно обращалось скорее к последним, глубочайшим источникам человеческого духа. Христианская религия учила человека новому отно­шению к Богу и к людям. Она призывала его к живому единению с Божеством в целостной, беззаветной любви и к живому единению с ближним в искреннем боголюбивом человеколюбии. Но в этом призыве веял некий божест­венный, религиозно-нравственный дух, пребывание в кото­ром сообщало человеку новый подход ко всему миру, а потому и к праву, и к государственной жизни. В человечес­кой душе возжигалась неугасимая купина любви, обнов­лявшей все ее духовные акты, открывавшей им новые силы и новые цели.

Христианство учило, что Божественное выше человече­ского и духовное выше материального и земного. Но Боже­ственное не противостоит человеку в недосягаемом уда­лении; оно таинственно вселяется в человеческую душу, одухотворяет ее и заставляет искать подлинного совер­шенства на всех земных путях. Что бы ни делал христиа­нин, он ищет прежде всего живого единения с Богом. Он ищет Его совершенной воли, стараясь осуществить ее как свою собственную. Поэтому жизнь христианина не может быть ни бесцельною, ни страстно-слепою: он во всем обра­щен к Богу, поставляя Его выше всего прочего, подчиняя Ему все и в себе, и в делах своих. Его внутренняя направ­ленность оказывалась религиозною; его религиозная на­правленность становилась всепроникающею.

Вот это-то религиозное настроение и вносило в обще­ние людей и в процесс общественной организации дух ново­го, христианского правосознания. Оно прикрепляло волю человека к единой, высшей цели; оно научало его ставить духовное выше материального и подчинять личное, как начало своекорыстия, гордости и посягания, — сверхлич­ному, как началу качества, достоинства и совершенства. Этим правосознание прикреплялось к своим благородным первоосновам: к достоинству, самообладанию и дружелюб­ной общительности. Всюду, где действительно расцветала полнота любви, она порождала совестное доброжелатель­ство, примиряющую справедливость, жертвенную щед­рость. И когда прошли первые века христианства и оно побороло в себе тягу к отвержению мира, к мечтательному утопизму и моральному максимализму, когда христианин увидел, что государство может не отвергать Христово уче­ние, но помогать его успеху и прислушиваться к нему, ког­да он в борьбе с язычеством начал утверждать свои права и признал себя субъектом права,— он внес в это гражданское самоутверждение принципы самообуздания, скромности и отречения.

Это состояние правосознания характеризуется следую­щими чертами:

1. Отрицание духа, духовной личности, духовной куль­туры, веры, семьи, родины и права как самостоя­тельных ценностей;

2. Сведение человеческой жизни к материальным про­цессам, материальным мерилам и материальному благополучию;

3. Неверие в силу личной свободы, инициативы и орга­нического, творческого равновесия личной и обще­ственной жизни;

4. Вера в силу механической покорности, диктаториального приказа и запрета, в силу вражды, классо­вой борьбы, революции, всеобщей бедности и всеоб­щего уравнения.

2. О СВОБОДНОЙ ЛОЯЛЬНОСТИ

Чтобы преодолеть этот глубокий и опасный кризис, современный человек должен прежде всего обратиться к са­мому себе, к своему личному правосознанию, постигнуть, чем оно болеет и чего ему не хватает, и попытаться возро­дить в своей душе священные основы и глубокие источники здорового правосознания.

Каждый из нас имеет правосознание, совершенно независимо от того, знает он об этом или нет, заботится он о нем, очищая его, укрепляя и облагораживая, или, нао­борот, пренебрегает им. Нет человека без правосознания, но есть множество людей с пренебреженным, запущенным, уродливым или даже одичавшим правосознанием. Этот духовный орган необходим человеку; он участвует так или иначе во всей его жизни даже и тогда, когда человек со­вершает преступления, притесняет соседей, предает свою родину и т.д.; ибо слабое, уродливое, продажное, рабское, преступное правосознание остается правосознанием, хотя его душевно-духовное строение оказывается неверным, а его содержания и мотивы — ложными или дурными. Сло­вом, человек не может обходиться без правосознания, ибо всякая случайная встреча с другим человеком, всякий разговор, всякое соседство, не говоря уже о сделках и об участии в любой общественной организации, ставит не­медленно вопрос о праве и не праве, о моем праве и твоем праве, о взаимных обязанностях, о законах и т. д. И каж­дое такое явление обращается к правосознанию человека и приводит его в движение*.

И вот, если я забываю о моем правосознании и прене­брегаю им, предоставляя ему слагаться и проявляться как угодно, то оно не исчезает от этого и не перестает влиять на мои поступки и направлять мою жизнь, но уподобляется заброшенной дорожке в саду, которая зарастает сорной травой и по которой все-таки надо ходить; или оно уподобляется грязному, зараженному инструменту в руках хирур­га, которым тот продолжает производить свои операции. Правосознание есть как бы легкое, которым каждый из нас вдыхает и выдыхает атмосферу взаимного общения. Пре­небрегать этим орудием или органом — просто непозво­лительно.

Но что же значит — не пренебрегать им?

Из этого вытекает, что если человек хочет видеть свои личные права огражденными и защищенными, то он должен вложиться своим правосознанием в эту обще­ственную правовую жизнь и верно участвовать в ее устро­ении. В качестве законодателя он должен верно творить законы из верной глубины своего правосознания; в каче­стве судьи и чиновника он должен толковать и применять закон так, как этого требует его справедливое право­сознание; в качестве рядового подчиненного гражданина он должен принять закон в свое правосознание и включить приказы, запреты и позволения, содержащиеся в законе, в процессы мотивации своего поведения.

Во всех этих положениях человек призван к тому, чтобы добровольно вменить себе законы своего государства, ста­раться верно понимать их и повиноваться им по чувству свободно признанной обязанности. Пусть эти законы ка­жутся ему формальными и внешними — он все-таки дол­жен принять их в порядке самообязывания и верно соблю­дать их. Это необходимо по следующим основаниям.

Итак, первое правило правосознания гласит: соблюдай добровольно действующие законы и борись лояльно* за но­вые, лучшие.

Так обнаруживается великая тайна свободы. Человек призван не к внешнему самоосвобождению от закона (таков путь революции, анархии, деспотизма); но к внут­реннему самоосвобождению в пределах закона (таков путь лояльности, правопорядка и здорового развития). Внутреннее освобождение совершается в духе и выражает­ся в добровольном самообязывании; оно освобождает че­ловека не от закона, а в законе, ибо человек свободно блюдет закон, который свободно признало его правосознание. Человек не призван ниспровергать правопорядок; он призван беречь его, ограждать и совершенствовать его содержание, верно и терпеливо реформируя его. Свобода от закона есть анархия, бесправие и гибель. Человек может быть свободным только под законом и через закон. А эта законная свобода будет тем прочнее и полнее, чем больше он опирается на внутреннюю свободу — на лояльное самообязывание здорового правосознания.

Таково второе правило правосознания: освободи себя внутренне посредством добровольного самообязывания и ищи свободы только через закон и под законом.

3. О ТВОРЧЕСКОМ ПРАВОСОЗНАНИИ

Здоровое правосознание есть не только свободное и лояльное состояние души, но и творческое состояние. Оно принимает действующие законы не для того, чтобы фор­мально проводить их в жизнь, превращая правопорядок в мертвую бюрократическую работу, в сухое педантство, в явную несправедливость; но для того, чтобы оживлять отвлеченные формулы закона из той духовной глубины, где живет чувство права, человечность и любовь. Здоровое правосознание творит право не только тогда, когда изоб­ретает новые, лучшие законы, но и тогда, когда применяет действующие законы к живым отношениям людей.

Каждый закон имеет обычно строго определенный, за­писанный и напечатанный словесный состав. За его слова­ми скрывается логически помысленное и формулирован­ное суждение, в котором обозначено, каким людям, в каких случаях жизни принадлежат строго определенные полно­мочия, обязанности и запретности. Каждый человек имеет, конечно, эгоистический интерес истолковать это суждение и эти определения так, чтобы на его личную долю выпало как можно меньше обязанностей и запретностей и как можно больше прав или полномочий. В большинстве слу­чаев, люди стараются перетолковать закон в свою пользу, а иногда и прямо извратить его смысл. В противополож­ность этому здоровое правосознание движется по совер­шенно иному пути.

Человек со здоровым правосознанием старается преж­де всего отодвинуть в сторону свой личный интерес и по­нять смысл закона так, как он предносился мысли и воле самого законодателя. Он стремится уловить и усвоить ту цель закона, которую законодатель имел в виду: для чего этот закон был придуман и установлен? Как и чем должна была быть достигнута эта творческая цель? и т.д.

Этот акт творческого правосознания следует представ­лять себе так.

Чтобы удостовериться и убедиться в этом раз навсег­да, надо только представить себе однажды со всею силою и наглядностью, что вот я (именно я, а не кто-нибудь дру­гой) лишен всех прав и отдан в жертву полному беспра­вию: отныне у меня нет никаких огражденных полномочий; я нигде не могу найти никакой правовой защиты; другие люди не имеют никаких обязанностей по отношению ко мне, мало того, они могут делать со мной все, что угодно; им все позволено, а я — вне права и закона; я подобен как бы беспризорному ребенку, отданному в жертву чужой жадности, злобе и властолюбию.

Вот это и есть первое проявление первоначального или естественного правосознания, которое скорее всего про­буждается в людях тогда, когда дело идет о попрании их личных прав: тогда инстинкт самосохранения внезапно переходит на сторону правовой совести и человеку вдруг становится до очевидности ясным то, в чем он был склонен сомневаться всю жизнь. Однако это пробудившееся есте­ственное правосознание имеет сообщить человеку нечто существенное не только о нем самом и его личных правах, но и о других людях, о всех людях и об их священ­ных и неприкосновенных правах. И, вняв этому, человек должен признать, что естественное правосознание отнюдь не есть кабинетное измышление, но реальный и живой ду­ховный орган, присущий человеку и необходимый ему на всех путях жизни; и он признает еще, что естественное правосознание необходимо не только другим людям, чтобы они уважали его право, но и ему самому, чтобы он уважал права других людей.

Тот, кто сомневается в естественном правосознании и в его значении, тот должен проделать описанный мною внутренний опыт, но не в виде забавы, а со всей серьезнос­тью и ответственностью; и тогда он увидит, что обогатился целым духовным открытием или постижением, которое останется для него незабвенным. Ему остается только додумать и дочувствовать до конца, что люди связаны друг с другом правовою взаимностью, в силу которой — мои права питаются в жизни чужими обязанностями и запретностями, а я сам должен исполнять свои обязанности для того, чтобы не нарушались права других людей.

Так гласит третье правило здорового, творческого пра­восознания: пусть всякое действующее, положительное право — будь то закон или полномочие, приговор или за­прет, юридический обычай или повинность — будет освещено и облагорожено лучами, исходящими из глубины естественного, христиански-воспитанного право­сознания. Тогда только отношение человека к праву ста­нет творческим в истинном и глубоком смысле слова.

И только на этом пути можно верно и творчески обно­вить политическую и государственную жизнь.

Читайте также: