Карпюк с г два патриотизма в истории фукидида реферат

Обновлено: 30.06.2024

Известный английский историк и философ Робин Коллингвуд справедливо определяет науку истории по следующим четырем признакам:

1) история - это разновидность исследования или поиска;

2) ее предметом являются действия людей, совершенные в прошлом;

3) она основывается на рационалистической интерпретации фактических данных; и

4) она служит человеческому самопознанию.

"Из перечисленных особенностей истории, - замечает он, обращаясь к истокам историописания, - первая, вторая и четвертая ясно обнаруживаются у Геродота"; и на этом основании он столь же справедливо связывает создание научной истории с именем того, чей труд волею случая, но в то же время и закономерно, в силу вечно свершающегося стихийного отбора ценностей остался для нас первым примером этого жанра.

Одним из первых критиков Геродота был Фукидид. Характеризуя свое отношение к предшественникам, и подчеркивая их ошибки, Фукидид отмечает, что не следует доверять историям, которые в большинстве своем сочиняют логографы ибо их истории в основном баснословны и не поддаются проверке. Исследователи считают, что к логографам, составлявшим эти истории, Фукидид причислял и Геродота.

Предмет концепция истории у Геродата и Фукидида.

Объект работы – Геродот и Фукидид.

Цель работы рассмотреть концепцию истории у Геродота и Фукидида.

- изучить концепцию Геродота, как родоначальника истории;

- рассмотреть дело Фукидида, как критика и продолжателя Геродота.

Цель и задачи работы обусловили ее структуру, которая включила в себя введение, основную часть, заключение и список использованной литературы.

В работе использован историко-филологический метод.

1 Геродот - родоначальник истории

Многие люди вполне естественно считают, что история должна быть формой памяти. Они предполагают, что центральная задача историописания - возможно, даже единственная задача - состоит в том, чтобы сохранить и восполнить память. У этого предположения есть древний прецедент в трудах Геродота и Фукидида.

Предположение, что история приравнивается к памяти, сохраняется и сегодня, причем варианты его различные и противоречивые.

Геродот, автор сочинения "История", еще древними по праву был назван "отцом истории" (по выражению Цицерона), ведь именно с него начинается развитие историописания как науки.

И у Геродота, и у историков, работавших в его стиле в более поздние времена, "память", с которой они имели дело, есть цепочка "воспоминаний" людей о делах, осуществленных в прошлом. Эти "воспоминания" должны быть получены путем штудирования работ историков, в своих исследованиях предлагающих понимание того, какими были те или иные вещи. Но в современном прочтении новый вид исторической памяти драматично вовлечен в иную игру. (Кто-то мог бы называть это "постмодернистской" памятью, хотя термин "постмодернистский" из-за его неопределенности, разносторонности и запутанности в полемических спорах должен употребляться с предосторожностями.)

Его "История", несомненно, является более зрелым произведением, чем сочинения логографов. Еще одним подтверждением тезиса о том, что "История" Геродота являет собой первый научный исторический труд, служит наличие у автора исторической и политической концепции. Историческая основа его концепции, по справедливому определению Э. Д. Фролова, - это идея противостояния эллинов и варваров, Запада и Востока. Также следует отметить наличие в труде Геродота политических идей. Во-первых, это идея превосходства демократии над другими формами правления, и в связи с этим прославление афинской демократии. Во-вторых, идея о решающем вкладе Афин в победу над персами. Наличие таких суждений в "Истории" Геродота вполне закономерно. Он немало времени провел в Афинах, был знаком с представителями кружка Перикла, проникся идеями демократии.

Еще более важной чертой, отличающей "Историю" Геродота от произведений логографов, является система философских взглядов автора, которые тесно связаны с религией, с темой божества. Они строятся на таких понятиях, как судьба, счастье, подвижность всего сущего. Центральная идея философской концепции Геродота - идея провиденциализма, которую Геродот первым сформулировал и ввел в историографию. Провиденциализм (от латинского providentia - провидение) - истолкование исторического процесса как осуществления замысла бога.

В труде Геродота мы не раз встречаем рассуждения на тему, что составляет суть человеческого счастья. Прежде всего, "отец истории" пытается показать, насколько зыбко и изменчиво, непредсказуемо и неуловимо человеческое счастье, подчеркнуть, что оно находится за гранью понимания человека. Никто не может быть уверен в своем счастье, оно уходит так же внезапно, как и приходит, оно не зависит от положения человека в обществе, как бы высоко он ни вознесся. По мнению Геродота, узнать, был ли счастливым человек, можно только после его смерти.

Другой важной философской темой в "Истории" Геродота является проблема чрезмерности успеха и завистливости божества. "Отец истории" говорит о божестве, которое завистливо и мстит за чрезмерный успех и счастье. В "Истории" Геродота божество всегда пресекает чрезмерную удачу, карает за кичливость, суровость и, конечно, за преступления. Кара богов - это не просто зависть, а соблюдение меры, справедливости, так как чрезмерность человеческого счастья нарушает гармонию справедливого порядка вещей, который был установлен богами.

Итак, течение жизни и общий ход событий трактуется Геродотом как процесс, напрямую зависящий от бога. Любое человеческое дело, поступки, да и вообще устроение жизни и мира предопределены независимой от людей силой, которую Геродот в своей "Истории" называет или, или божественным промыслом, или судьбой, роком.

Конечно, теория провиденциализма Геродота еще не обрела стройности, она несколько запутана, но общие положения ее, вслед за Э.Д. Фроловым, мы можем изложить следующим образом. Прежде всего, мир управляется божественным промыслом, соблюдающим справедливую меру всех вещей. Далее, человек не в силе изменить то, что предопределенно богом или судьбой. Наконец, когда человека ждут испытания, божество посылает знамения, которые мудрый человек не будет игнорировать. Остановимся на этом аспекте представлений Геродота подробнее.

Волю богов человек узнавал по знамениям, которые поэтому играли в жизни древних греков весьма значительную роль. Эллины рассматривали их не только и не столько как возможность узнать будущее, но и как руководство к дальнейшим действиям. Знамения были неотъемлемой составляющей жизни древнего грека: пока не были принесены жертвы богам и пока не появлялись признаки того, что эти жертвы им угодны, нельзя было ни вступать в сражение, ни отправляться в путешествие, ни вообще начинать какого-либо значимого дела. В связи с этим понятен особый интерес Геродота к различного рода знамениям, посылаемым божеством, и к их толкованию. У древних греков можно выделить следующие основные виды знамений: природные явления (землетрясения, солнечные и лунные затмения, засуха и т.д.); голод, эпидемии различных болезней; сновидения; различные виды гаданий (по поведению и внутренностям жертвенных животных, по полету птиц, по шелесту листьев священных деревьев и т.д.); словесные предсказания (оракулы).

У древних греков можно выделить следующие основные виды знамений: природные явления (землетрясения, солнечные и лунные затмения, засуха и т.д.); голод, эпидемии различных болезней; сновидения; различные виды гаданий (по поведению и внутренностям жертвенных животных, по полету птиц, по шелесту листьев священных деревьев и т.д.); словесные предсказания (оракулы).

Особой популярностью пользовались оракулы - словесные изречения, которые от имени бога давались в тех святилищах, где находились прорицалища. Для грека было важно услышать волю бога по всем вопросам, как частного, так и государственного характера. Среди многочисленных оракулов Балканской Греции и Малой Азии особым авторитетом в архаическую и классическую эпоху пользовался оракул Аполлона в Дельфах. Именно дельфийские пророчества чаще всего мы встречаем на страницах труда Геродота. Согласно подсчетам английского исследователя Г. Парка, в "Истории" упоминается и цитируется более 100 пророчеств, 20 из них передаются в стихотворной форме. Несмотря на часто скептическое отношение к традиционным народным верованиям, Геродот отличается искренней и глубокой верой в оракулы. Полученные предсказания человек может толковать по своему усмотрению, может сам решить для себя, принимать их или нет, трактовать их по-разному.

Таким образом, мы можем говорить о том, что оракулы могли толковаться государственными деятелями в соответствии со своими политическими целями.

2 Фукидид - критик и продолжатель Геродота

Другими словами, "память" не была чем-то таким, что Фукидид находил интересным в своей работе. Она функционировала для него как наиболее важный источник свидетельств. Он беседовал с очевидцами, собирая их воспоминания о событиях войны, и затем, если мы можем доверять его исследованию, он пытался проверить эти воспоминания, сопоставляя их друг с другом, с тем, что он видел сам, и, возможно, с любыми другими источниками, которые он мог найти. В глазах Фукидида, короче говоря, это вообще не было вопросом сохранения памяти. Если что и было, так это проблема коррекции памяти, включая его собственную, где искаженные воспоминания всех рассматривались как проверка искаженных воспоминаний каждого Таким образом, историк использует память, чтобы добраться до того, что лежит вне нее. Это не только позиция Фукидида, до недавнего времени это также было бесспорной господствующей тенденцией в профессиональной истории.

Таким образом, дело Геродота было продолжено Фукидидом, который первым охарактеризовал то, что Коллингвуд назвал "рационалистической интерпретацией фактических данных": т.е. самый метод исторического исследования. Этой теме Фукидид посвятил три специальных пассажа в своем историческом труде (I, 1; 20-22; 23, 1-3).

Здесь обстоятельно обоснована значимость избранной темы - истории Пелопоннесской войны, определена цель исторического труда - "отыскание истины" (zetesis tes aletheias) и подчеркнуто значение тех объективных оснований, тех исторических свидетельств (tekmeria), на которых должен опираться историк в своем труде, наконец, определено прагматическое назначение истории - на основании изучения прошедших событий помогать людям ориентироваться в настоящем и даже предугадывать будущее. С особой обстоятельностью останавливается Фукидид на двух аспектах своего труда - методах критического отбора свидетельств ради достоверной реконструкции событий и принципах составления речей.

В самом деле, использование речей, влагаемых в уста действующих лиц, было искони присуще греческой словесности в силу речевой, оро-акустической окрашенности античной культуры. Так, уже в гомеровских поэмах речи занимают до двух третей пространства, речи достаточно часто используются и Геродотом. Однако в отличие от последнего, у Фукидида этот сюжет становится предметом специальной научной рефлексии. Действительно, наряду с замечаниями по существу своего исторического труда Фукидид считает необходимым присовокупить разъяснения относительно формы и стиля своего изложения, а именно по поводу вставляемых им в основное повествование речей. "Что касается речей, произнесенных отдельными лицами или в пору приготовления к войне или во время уже самой войны, то для меня трудно было запомнить сказанное в этих речах со всею точностью, как то, что я слышал сам, так и то, что передавали мне с разных сторон другие. Речи составлены у меня так, как, по моему мнению, каждый оратор, сообразуясь всегда с обстоятельствами данного момента, скорее всего, мог говорить о настоящем положении дел, причем я держался возможно, ближе общего смысла действительно сказанного.

Приводимые им речи только отчасти соответствовали тому, что говорилось в действительности. Гораздо больше и по содержанию своему, и по форме (по форме тем более) они являются произведениями самого автора и отражают его представление о том, что по такому-то поводу и в такой-то ситуации, скорее всего, должно было быть сказано соответствующим лицом (или лицами). Разъясняя, таким образом, природу этих речей, историк одновременно дает ключ и к пониманию их назначения. Помимо очевидной драматизации рассказа, чем не мог пренебречь даже такой строгий ученый, как Фукидид, речи эти давали возможность в привычной для древнего грека форме представить более отчетливо и разъяснить гораздо полнее - особенно в диалогически, агонально организованных сценах выступлений - мотивы, которыми руководствовались или должны были руководствоваться персонажи воссоздаваемой писателем исторической драмы.

В окончательно отредактированных автором разделах сочинения (книги I-VII) насчитывается до 40 больших речей, которые с формальной стороны отражают все виды античного красноречия: совещательное, судебное и показательное. Составленные по правилам софистического искусства, они доставили Фукидиду в древности славу изощренного ритора - мастера хотя и несколько искусственного и тяжеловатого по стилю, но непревзойденного по глубине и доказательности идей красноречия 3 . Для нас особую ценность представляют именно развитые в речах Фукидида идеи, которые в совокупности своей дают представление об общественной мысли и политической теории греков на рубеже V-IV вв. до н.э.

Заключение

Течение жизни и общий ход событий трактуется Геродотом как процесс, напрямую зависящий от бога. Любое человеческое дело, поступки, да и вообще устроение жизни и мира предопределены независимой от людей силой, которую Геродот в своей "Истории" называет или божеством, или божественным промыслом, или судьбой, роком.

Укажем, что знамения и оракулы в труде Геродота используются не просто как иллюстрация к рассказу или стилистические украшения в изложении материала, а являются важной составляющей его религиозно-философской концепции. Идея провиденциализма, которая лежит в основе осмысления Геродотом исторического процесса, организует собранный историком материал, а не заставляет, как думают исследователи гиперкритического толка, подтасовывать и выдумывать факты.

Отметим также, что Геродот дал начало мощной идее в историософии - идее провиденциализма, которая является одной из важнейших в методологии истории. Идея предопределения нашла яркое выражение у Августина Блаженного (354-430 гг.), в дальнейшем стала особенно характерной для средневековой историографии и христианской концепции, она сохраняет свое значение и в новое время.

Дело Геродота было продолжено Фукидидом, который первым охарактеризовал то, что Коллингвуд назвал "рационалистической интерпретацией фактических данных": т.е. самый метод исторического исследования. Этой теме Фукидид посвятил три специальных пассажа в своем историческом труде.

Список использованной литературы

Карпюк С.Г. Два патриотизма в "истории" Фукидида // Институт всегобщей истории РАН. - 2010. - № 10. - С. 101 - 116.
Коллингвуд Р. Дж. Идея истории: Автобиография. М, 1980. С. 19-21.
Мегилл А. История и память: за и против // Философия и общество. - 2005. - № 5
Мутных И.А. Идея провиденциализма у Геродота // В сб. МНЕМОН. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. профессора Э.Д. Фролова. Вып. 4. СПб.: СПбГУ, 2005
Строгецкий В.М. Геродот в оценке классической и эллинистической историографии // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. 2010. - № 9. С. 411 - 426
Суриков И.Е. Парадоксы "Отца истории": Геродот - исследователь архаической и классической Греции // Вестник Российского государственного гуманитарного университата. - 2010. - № 10. - С. 66 - 100.
Фролов Э.Д.

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы

Эволюцию отношения древнего грека к своему полису очень наглядно показал Габриэль Херман в самом начале своей монографии о дружбе[10]. Он привел два очень ярких примера, которые позволяют увидеть результат длительного процесса становления и развития полисного патриотизма в греческом сознании.

«Храбрый! Отныне тебе я средь Аргоса гость и приятель.

Ты же мне – в Ликии, если приду я к народам ликийским.

С копьями ж нашими будем с тобой и в толпах расходиться.

Множество здесь для меня и троян и союзников славных;

Буду разить, кого бог приведет и кого я постигну.

( Il., VI, 224 – 229; пер. Н. Гнедича)

Нетрудно заметить, что взгляд Агесилая на обязательства индивида перед полисом, как он представлен у Ксенофонта, по своей сути совпадает с патриотической позицией Перикла у Фукидида.

Надо отдать должное Периклу: он продемонстрировал свой патриотизм не только в речах, но и на деле. Когда в начале Пелопоннесской войны вторгшееся в Аттику спартанское войско под руководством царя Архидама начало опустошать окрестные поля, Перикл, полагая, что его владения скорее всего не пострадают из-за старинных отношений гостеприимства, связывавших его семью с семьей Архидама, чтобы оградить себя от возможных упреков, передал все свои имения в собственность государства ( Plut. Per., XXXIII; Polyaen, I, 36 ). Таким образом, он не просто поступил благородно, но и доказал свою верность заявленным принципам, принеся в жертву родному полису свое имущество и материальное благополучие. Надо полагать, он предусмотрел способ компенсировать потери, но сейчас речь не об этом. В ситуации, когда ему, как и упомянутым выше гомеровским героям, пришлось выбирать между личными обязательствами гостеприимства и благом родного города, он, в отличие от эпических воителей, на первое место поставил свой полис. Даже если это была только поза, продиктованная политическим имиджем, нельзя не признать, что сам поступок как таковой явился выдающимся образцом патриотического поведения, и тем самым, также и способом его пропаганды.

Коротко говоря, война с персами дала мощный импульс для развития патриотических чувств в греческом мире и формирования патриотической идеологии. Благодаря этому смерть за родину стала честью для настоящего гражданина, а подвиг трехсот спартанцев[20], павших в Фермопилах, явил миру канонический образец патриотической доблести, хотя не факт, что он был таковым изначально по своей мотивировке[21].

Так постепенно сложился полисный идеал гражданина, готового отдать жизнь за родину. Поэтому в рассказе Геродота о беседе Солона с Крезом самым счастливым человеком на свете назван афинянин Телл, достойно проживший свой век в цветущую пору своего города, вырастивший детей и внуков, и погибший в бою, храбро сражаясь за родину ( Hdt., I, 30 ). Широко известен также пример Кимона, который, будучи изгнан остракизмом, явился в афинский лагерь накануне битвы при Танагре, чтобы принять участие в сражении со спартанцами, несмотря на то, что у него были дружественные отношения с ними ( Plut. Kim., XVII; Per., X ). Он не был допущен в строй сторонниками Перикла, но его поступок нельзя не признать патриотичным. При этом мотивация Кимона полностью согласуется с мотивацией Aгесилая у Ксенофонта.

Таким образом, непатриотическое поведение Алкивиада объясняется не только своеобразием его личности, но и древними религиозными представлениями, связанными с идеалом героизма. Следовательно, Алкивиада следует оценивать исходя не из наших концепций историзма и не по отношению к последующей постклассической эпохе и к эллинизму, как это обычно делается[37], а по отношению к тому культурному типу, которому он принадлежал. Иными словами, я полагаю, что личность Алкивиада следует относить к другому историческому времени, т.е., не к будущему и не к его современности, а к прошлому. В этом смысле я полностью солидарен с мнением И. Е. Сурикова, который представляет Aлкивиада в качестве последнего лидера допериклового и даже доклисфеновского времени, в виде своеобразного живого анахронизма, выходца из минувшей эпохи[38]. Пожалуй, это самая верная характеристика для Aлкивиада, который действительно был последним и ярчайшим представителем уходящей в прошлое аристократической культуры. Что же касается его экстравагантных выходок, то они объясняются, скорее всего, именно тем, что он блистал и желал блистать в эпоху, противоположную той, которой сам принадлежал по духу. Он вел себя вызывающе именно потому, что, следуя образцам прежних аристократических времен, ему приходилось противостоять враждебной его идеалу демократической действительности. Главным же мотивом во всех его начинаниях было стремление реализовать свою харизму, стремление, принимавшее иногда эпатирующий характер. Не случайно отличительными чертами Алкивиада Плутарх называет жажду первенства и победы ( Plut., Alcib. II )[39]. Он действительно всегда и всюду искал личного первенства – точно так же, как гомеровские герои и многие аристократы архаической эпохи. Подобно тем легендарным героям он служил лишь своей личной харизме, а в этом контексте нет места для разговоров о предательстве. Харизматическая личность ищет прежде всего реализации своего героического потенциала, а героизм, как известно, не вписывается в рамки гражданственности[40]… Пожалуй, основная проблема Aлкивиада в том и состояла, что он действовал по- старому в новых условиях. Когда в стране правила демократия и официальной нормой стал патриотизм, он продолжал руководствоваться аристократическим кодексом чести. Он упорно не хотел принимать свое время, живя категориями прошлого.

[4] Именно так, с различными вариациями, определяют патриотизм современные словари – см.: Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 101, сн. 1. Вообще, патриотизм с трудом поддается определению и уж тем более, измерению. Нам приходится иметь дело с весьма аморфным и изменчивым понятием даже применительно к современности, не говоря уже о давно исчезнувших культурах. Поэтому обсуждая эту тему приходится делать оговорки относительно адекватности нашего понимания…

[6] Национальное самосознание является продуктом нового времени – см.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. Пер. В. Николаева. Москва, 2001. С. 35слл.

[7] См.: Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 101; Pursey N.M. Alcibiades and to; filovpoli // HSCPh. 1940. 51. P. 217ff; Chroust A.H. Treason and Patriotism in Ancient Greece // Journal of the History of Ideas. 1954. 15, N2. P. 288f.

[9] Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 113. Впрочем, эта точка зрения высказывалась уже давно и неоднократно, успев стать своего рода историографическим шаблоном – см. например: Burn A.R. The History of Greece. Harmondsworth, 1966. P. 282; Wil E.l ( Ed. ). Le monde grec et l’ orient. Paris. 1972. Vol. 1. P. 342.

[10] Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Cambrige, 1987. P. 1f.

[11] Herman G. Op. Cit. P. 2ff.

[13] См. об этом: Туманс Х. Перикл на все времена // Вестник РГГУ , 10. 2010. С. 134 -140; Он же: Сократ и софисты: проблематизация интеллектуального творчества // Мнемон. 10. Спб., 2011. С. 346слл, 352слл.

[14] См.: Stahl M. Aristokraten und Tyrannen im archaischen Athen. Stuttgart, 1987. S. 206.

[15] Подробнее см.: См.: Jaeger W. Solons Eunomiа // Antike Lyrik. Hrsg. W. Eisenhut. Darmstadt, 1970. S. 7–31; Manuwald B. Zu Solons Gedankenwelt // Rheinisches Museum für Philologie. Bd. 132. Heft 1.1989. S.12ff; Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла. Спб., 2002. С. 210слл.

[16] Здесь уместно вспомнить, что за Солоном числились законы, призванные стимулировать развитие у афинян гражданского самосознания и чувства полисного патриотизма, т.е. прививающие им осознание сопричастности к общему делу, солидарности и принадлежности к гражданскому коллективу. А именно, это закон, предписывающий гражданам участие в общих трапезах ( Plut., Sol., 24 ), закон, лишающий гражданских прав не примкнувшего ни к одной стороне во время гражданской смуты ( Arist. Ath. Pol., 8, 5; Plut, Sol.20 ), а также законы против роскоши ( Plut., Sol. 20, 21; Cic., De leg., II, 63 ).

[17] См.: Starr Ch. Individual and Community. The Rise of the Polis 800 – 500 B.C. New York, 1986. P. 52f.

[19] Об очаге как сакральном символе государства см.: Туманс Х. К идее государства в архаической Греции // ВДИ, 2006, Nr. 3. С. 77 – 105.

[23] См.: Фролов Э. Д. Проблема мира в политике и публицистике античной Греции // Мнемон. 10, Спб., 2011. С. 95 – 101.

[24] Тaeger F. Alkibiades. München, 1943. S. 127.

[25] См.: Pursey N.M. Op. Cit. P. 215 – 231; Chroust A.H. Op. Cit. P. 280 – 288. Возражения см.: Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 109; Фролов Э. Д. Греция в эпоху поздней классики. Общество, личность, власть. Спб., 2001. С. 81, сн. 8.

[26] Pursey N.M. Op. Cit. P. 217f, 220ff, 224ff, 230; Chroust A.H. Op. Cit. P. 281ff, 288.

[29] Herman G. Op. Cit. P. 117ff.

[30] О связях Алкивиада в греческом мире см.: Суриков И. Е. Ксенические связи в дипломатии Алкивиада // Античный мир и археология. Вып. 11. Саратов, 2002. С. 4 – 13.

[32] Forde S. The Ambition to Rule; Alcibiades and the Politics of Imperialism in Thucydides. Ithaca, 1989. P. 8, 55, 208; Фролов Э. Д. Указ. Соч. С. 101.

[33] Плутарх собщает еще один факт, имеющий отношение как к харизме Алкивиада, так и к его межполисным связям: когда накануне отплытия афинского флота в Сицилию разгорелся скандал по поводу разрушения герм и пародирования мистерий, гоплиты из Аргоса и Мантинеи заявили, что они присоединились к походу только ради Алкивиада и откажутся от своего участия в экспедиции, если Алкивиаду будет причинена несправедливость ( Plut., Alcib. XX; см. также: Thuc., VI, 29, 2 ).

[34] См. : Taeger F. Charisma. Studien zur Geschichte des antiken Herrschekultes. Bd. 1. Stuttgart, 1957. S. 51 – 63;Calhoun G. M. Classes and Masses in Homer // CPh. 1934. 29. P. 192; Strassburger H. Die Enzelne un die Gemeinschaft im Denken der Griechen // HZ. 1954. 177. S. 238; Spahn M. Mittelschicht und Polisbildung. Frankfurt/ Main. 1977. S. 42f; Stein – Hölkeskamp. Adelskultur und Polisgsellschaft. Stutgart, 1989. S. 24; Ulf Ch. Die homerische Gesellschaft. Materiallien zur analytischen Beschreibung und historischen Lokalisierung. München, 1990. S. 106, 219; Barcelo P. Basileia, Monarchia, Tyrannis. Stuttgart, 1993. S. 56f.

[35] Подробный обзор всех качеств Алкивиада на основании данных источников см.: Gribble D. Alcibiades and Athens. A Study in Literary Presentation. Oxford, 1999. P. 13 -15, 29ff.

[38] Суриков И.Е. Алкивиад… С. 224.

[39] Это же всегда отмечают и современные исследователи: Forde S. Op. Cit. P. 176ff.; Ellis W. Alcibiades. London, 1989. P. 15; Taeger F. Alkibiades… S. 127. etc…

[41] Например: Redfield J.M. Nature and Culture in the Iliad: The Tragedy of Hector. Cicago, 1975. P. 10f,108f, 124f; Zanker G. The Heart of Achilleus. Characterization and Personal Ethics in the Iliad. The University of Michigan Press, 1997. P. 73; Schein S. L. The Mortal Hero. An Introduction to Homer’s Iliad. Berkeley, 1984. P. 180f: Сапронов П.А. Указ. Соч. С. 259.

[42]Walter U. An der Polis teilhaben. Stuttgart, 1993. S. 72f, 74; Strassburger H. Die Einzlene und die Gemeinschaft im Denken der Griechen // HZ. 1954. Bd. 177. S.131ff.

[43] См. об этом: Zanker G. Op. Cit. P. 55.

[44] Redfield J. M. Op. Cit. P. 154; Schein S. L. Op. Cit. P. 163f, 174, 176ff.

[45] Например: Adkins A. Merit and Responsibility: A Study in Greek Values. Oxford, 1960.P. 112; Raaflaub K. Die Anfänge des politischen Denkens bei den Griechen // HZ, 1989, Bd. 248; Strassburger H. Op. Cit. S. 131ff; Walter U. Op. Cit. S. 72ff; Ярхо В. Вина и ответственность в гомеровском эпосе // ВДИ, 1962, 2. С. 16 слл.

[46] Подробнее см.: Donlan W. The Aristocratic Ideal in Ancient Greece. Lawrence, 1980. P. 8f; Stein – Hölkeskamp E. Adelskultur und Polisgesellschaft. Stuttgart, 1989. S. 32f; Heroes, Knights and Nutters: Warrior Maentality in Homer // Battle in Antiquity / A. B Lloyd. ( Ed. ), Duckworth, 1996. P. 15f; Ярхо В. Указ. Соч. С. 10слл, 16, 18.

[49] Manville P. B. Aristagoras and Histiaios: The Leadership Struggle in the Ionian Revolt // CQ New Series. Vol. 27, No 1, 1977. P. 80 – 91. См. также: Walter U. Herodot und die Ursachen des Jonischen Aufstands // Historia. 42, 3. 1993. S. 257 – 278; Forrest W.G. Motivation in Herodotos: The Case of the Ionian Revolt // International History Review. 1, 3, 1979. P. 311 – 322.

[50] Подробнее см.: How W., Wells J. A Commentary on Herodotus. Vol. 2. Oxford, 1961. P. 165.

[51] Конечно, самому Гиппию ни при каких обстоятельствах не суждено было бы вкусить прелести власти в Aфинах в силу его преклонного возраста и скорой смерти, но здесь речь идет лишь о принципе.

[53] Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 112сл.

[54] Данный фрагмент приводится в переводе С. Г .Карпюка по изданию: Карпюк С.Г. Указ. Соч. С. 112.

[55] Как известно, идеологию меркантилизма, подрывавшую полисные устои, обосновали именно софисты. Они сделали своей прямой целью зарабатывание денег и свободно перемещались по Греции в поисках славы и наживы. Они не были привязаны к какому – либо полису и всем своим образом жизни демонстрировали пресловутый принцип: ubi bene, ibi patria. Софисты были известны своим умением зарабатывать большие деньги искусством слова, и кажется, весьма гордились этим ( Plat., Hipp. Maior 282b – d, e; 283b; Gorg., 452e; Meno. 78c ). Об их богатстве ходили легенды. Всем было известно, что Горгий поставил себе в Дельфах золотую статую ( Paus., VI, 17, 7; Athen., XI,505 d; Cic., De orat. III, 32, 129; Plin., Hist. Nat. XXXIII, 83). Говорили также, что Горгий и Гиппий имели обыкновение выступать в пурпурных одеждах, что было несомненным признаком богатства ( Ael., Hist. Var. XII, 32 ).

[57] Конечно, этот метек мог быть рожден уже в Aфинах, но в таком случае это было бы отягчающим вину обстоятельством.

В тот момент, когда ценность вновь обретает актуальность в обществе, человечество обращается к прошлому. Карпюк Сергей Георгиевич, автор статьи "Взгляды Ксенофонта на патриотизм", уверен, что и интерес к патриотизму в древней Греции обострялся в научном сообществе именно в те периоды, когда в современном обществе шла оживленная дискуссия о патриотизме.

Чтобы разобраться в проблеме понимания термина "патриотизм" древними греками и чувства, которое мы сейчас подразумеваем под данным словом, автор предлагает обратиться к истокам, а именно к трудам Ксенофонта и его предшественника Фукидида.

Фукидид выделяет в своих трудах два патриотизма: традиционный (полисный), "алкивиадовский" патриотизм. Особое внимание автор обещает на фукидидовское описание деятельности знаменитого полководца и государственного деятеля Алкивиада и оправдания последним своих поступков.

Сочинения Ксенофонта принято делить на два периода по времени написания. Анализируя последовательно каждый период, автор делает вывод, что на раннем этапе своего творчества Ксенофонт не проявлял специального интереса к теме патриотизма, а если и проявлял, то, скорее, к патриотизму общегреческому. С течением времени, взгляды Ксенофонта на патриотизм претерпевают изменения.

Текст статьи

Лексикографы эпохи Римской империи, так или иначе, основывались на трудах древнегреческих авторов классического периода. Для того чтобы разобраться в этой проблеме, следует обратиться к истокам – трудам Ксенофонта и его предшественника Фукидида. Впрочем, прямых ссылок на патриотизм эти сочинения содержат сравнительно немного.

Таким образом, можно сделать вывод, что на раннем этапе своего творчества Ксенофонт не проявлял специального интереса к теме патриотизма, а если и проявлял, то, скорее, к патриотизму общегреческому.

Впрочем, предателем не считал себя и Алкивиад, чей своеобразный патриотизм проявился в его возвращении на родину, в Афины (Xen. Hell., I, 4, 8; 11–12). Отношение афинян к возвращению Алкивиада было, по большей части, вполне позитивным (Xen. Hell., I, 4, 13–17). Характерно, впрочем, что Алкивиад решился сойти на берег, только увидев в толпе встречающих род- ственников и друзей (Xen. Hell., I, 4, 18–19).

Список использованной литературы

Рунг Э.В. Панэллинизм и мидизм в истории Фив классического периода // Мне- мон. Исследования и публикации по истории античного мира. 2013. Вып. 12. С. 81–98. Туманс Х. Сколько патриотизмов было в Древней Греции? // Studia historica. 2012.

Фролов Э.Д. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. 3-е изд.

Bett R. The Sophists and Relativism // Phronesis. 1989. No. 2. P. 139–169.

Breitenbach H. Historiographishe Anschauungsformen Xenophons. Basel, 1950.

8 Фролов Э.Д. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. 3-е изд. СПб., 2004. С. 352-388.

Higgins W.E. Xenophon the Athenian. The Problem of the Individual and the Society of the Polis. Albany, N.Y., 1977.

Pouncey P.R. The Necessities of War: a Study in Thucydides’ Pessimism. N.Y., 1980.

Pozzi D.S. Thucydides II, 35–46: A Text of Power Ideology // The Classical Journal.

1983. Vol. 78. No. 3. P. 221–231.

Scholtz A. Friends, Lovers, Flatterers: Demophilic Courtship in Aristophanes’ Knights // TAPhA. 2004. Vol. 134. P. 263–293.

Родина слонов запись закреплена

Михаил Родин: Сегодня мы будем говорить про первого историка. Все, наверное, сразу решили, что говорить будем про Геродота, ничего подобного: мы будем говорить про Фукидида. Историки чаще всего не Геродота, а Фукидида считают первым историком?

С. Карпюк: Все сведения об античном мире восходят к двум основным группам источников: это традиция и археология. Традиция – это то, что передается из поколения в поколение. Когда Фукидид написал свой труд, и его последователь Ксенофонт его издал (это было в самом начале IV в. до н.э.), он записывался на папирусных свитках, естественно, до нас эти свитки не дошли, но труд приобрел популярность, его переписывали. Во времена эллинизма в Александрийской библиотеке специальные ученые, филологи, стали обрабатывать этот труд, они его поделили на 8 книг – 8 папирусных свитков длиной примерно несколько метров. Он стал особенно популярным в эпоху греческого возрождения во II в. н.э.; был популярен и в Византии, потом итальянские гуманисты перевезли рукописи в Италию, в Германию, наступила эра книгопечатания, и Фукидид стал печататься.

Ученые-гуманисты разделили книги на главы, в XIX в. пошло деление на параграфы. И со времени зарождения классической филологии ученые-филологи и классики стали изучать труд Фукидида, стали выяснять, какая рукопись древнее; с XIX в. появляются научные издания Фукидида, которыми и пользуются современные историки. Поскольку Фукидид очень популярен как историк, то учеными-историками писались комментарии. Два самых больших и известных – это комментарии Гомма и Хорнблауэра.

М. Родин: На каком языке мы сейчас читаем оригинал Фукидида? Это тот самый греческий, на котором говорили в V в. до н.э.?

С. Карпюк: Конечно, мы читаем на древнегреческом языке. Фукидид писал на аттическом диалекте, у него много заимствований из языка Гомера. Достаточно сложный язык, большие периоды, его непросто читать.

М. Родин: Давайте вкратце опишем сам памятник – это восемь книг. Первые две, насколько я понимаю, вводные.

М. Родин: Продолжатели Фукидида должны упоминать его в своих трудах. Есть какие-то источники про него?

С. Карпюк: Во-первых, эти продолжатели Фукидида не упоминают его вовсе. Биографии очень поздние, самая известная – биография Маркеллина, но это время после Юстиниана, VI в. н.э. Есть еще более ранняя анонимная биография IV в., но многие историки считают, что смотреть эти биографии не нужно. Эти биографы всё брали из самого труда Фукидида, и никаких специальных сведений у них нет. Что мы можем сказать, анализируя сам труд Фукидида? Фукидид родился примерно в 455 г. до н.э., некоторые говорят, что в 460 г., но скорее в 455 г. Он говорит, что встретил начало войны молодым человеком, но будучи уже в сознательном возрасте. Эфебы – это срочная служба с 18 до 20 лет, с 20 лет – гражданские права, а с 30 лет – это уже полные права избрания на должности, поэтому 455 г. вроде бы подходит. Фукидид – сын Олора из дема Галимунт. Он принадлежал к афинской аристократии, среди его предков были Мильтиад, знаменитый победитель персов при Марафоне, Кимон, знаменитый полководец, соперник Перикла. Среди его родственников не по прямой линии был тёзка Фукидид, сын Мелесия, который был подвергнут остракизму Периклом в 444-443 г. до н.э. Это аристократическая семья Филаидов, но мы знаем, что Фукидид был большим поклонником Перикла, лидера афинской демократии. Он сумел подняться над своими сословными предрассудками и Перикла оценивал очень высоко.

М. Родин: Какие источники он использовал?

С. Карпюк: Косвенно. Восстановить путь его перемещений очень трудно. Мы знаем, что он жил во Фракии, на севере греческого мира, там, где он потерпел поражение. Очевидно бывал в Ионии, в Спарте, Коринфе. И, судя по описаниям мест боёв в Сицилии, современные историки считают, что он там был, потому что эти описания сделаны с очень точными топографическими деталями, которые трудно описать, если ты там не был.

М. Родин: Вы говорите, что он сравнивал разные точки зрения. Как это проявляется в тексте?

М. Родин: Почему мы считаем Фукидида первым человеком, который начал создавать научную историографию?

С. Карпюк: Работа историка связана прежде всего с критикой и анализом исторических источников. Специфика труда Фукидида в том, что он был одним из первых, письменных исторических источников тогда почти не существовало. Он описывал современную ему историю и был вынужден эти источники добывать. Целью его было передать знание грядущим поколениям, дать им урок. Фукидид очень поспособствовал популярности истории, как жанра. За 800 лет от Геродота до Евнапия (автора IV в. н.э.) до нас дошло около тысячи названий исторических трудов, а их было гораздо больше. Значит, в олимпиаду, т.е. за 4 года, появлялось пять трудов, которые до нас дошли, т. е. этот жанр был популярен. Фукидид был первым историком современности, потому что Геродот описывал Греко-Персидские войны, современником которых не был. Геродот умер в 425 г. до н.э., а писал где-то в 440-х гг., Греко-Персидские войны закончились раньше. А Фукидид был современником и участником описываемых им событий. Главное, что он поставил цель, выработал методы, хронологию. Он поделил не только на годы, как обычно в анналах, но на летние и зимние кампании.

М. Родин: Причем его лето и зима – это не то, что мы сейчас себе представляем.

С. Карпюк: Да. Лето – это высокий период боевых действий, который включает и весну, и осень, а зима – это низкий период боевых действий. Зима по-гречески – χειμών, это же слово обозначает бурю. Это период неблагоприятной погоды, когда плавание по морю невозможно, когда военные действия почти не ведутся. Фукидид потерпел поражение зимой 424-423 г. до н.э., когда спартанский полководец Брасид зимним маршем застал его врасплох. Фукидид, как и большинство полководцев того времени, не был готов к такому повороту событий, и его эскадра опоздала защитить город Амфиполь.

М. Родин: Мы видим, что Фукидид, несмотря на то, что он афинянин, достаточно объективно описывает события. Зачем он пытался быть объективным? Хотел преподать своим согражданам урок?

С. Карпюк: Он был из поколения, которое получало образование у странствующих учителей-софистов. Это было первое поколение, как бы мы сейчас сказали, которое получило высшее образование. И он стремился преподать урок не только афинянам, но и всем грекам, при этом он, конечно, был патриотом Афин. Он не был сторонником крайней, радикальной демократии, которая преобладала в Афинах к концу Пелопоннесской войны, а был сторонником умеренной демократии, как бы сейчас сказали, цензовой, поэтому он критиковал Афины. Он пишет, что понял с самого начала, что эта война будет самым грандиозным событием в греческой истории. Действительно, она продолжалась 27 лет, для греческого мира, для восточного Средиземноморья это аналог Первой мировой войны. Он стремился, чтобы эти события не прошли бесследно, а остался некий урок.

М. Родин: На мой взгляд, патриотизм должен строиться на знании своей истории. И мы не можем закрывать глаза на какие-то неприятные вещи, и Фукидид примерно таких же позиций придерживался.

М. Родин: Это был первый человек, который задумался о разнице между причинами и поводами войны.

М. Родин: Насколько я понимаю, его рационализм заключался в понимании движущих сил истории. Он считал, что конфликт интересов всегда во главе угла.

С. Карпюк: Конфликт интересов, значение силы в международных отношениях – это то, что он исследовал. Его описание гражданской войны на острове Керкира, в которую вмешивались Афины, поддерживавшие местных демократов, и Спарта – аристократов и олигархов, очень душещипательно, но при этом объективно. Он описывает знаменитый мелосский диалог. Когда Афины осадили остров Мелос, они в конце концов уничтожили всё мужское население этого острова только за то, что он хотел остаться нейтральным.

М. Родин: Фукидид – первый человек, который стал описывать историю, исключив из неё богов, мистику и прочие высшие силы.

С. Карпюк: Он не то, что против богов, но он их вообще не учитывает, это несущественный фактор, а если и существенный, то в виде суеверий. Он описывает, как во время Сицилийской экспедиции афиняне испугались лунного затмения как дурного предзнаменования, промедлили с отходом и это привело к катастрофе, т. е. суеверия описываются, как отрицательный фактор. Фукидид – воспитанник софистов, он из рационалистического поколения греческих интеллектуалов. При описании эпидемии чумы он описывает, как врачи сначала пытались лечить, обращаясь к оракулам, но это никак не помогало. Он много описывает на личном опыте, он сам болел и выздоровел, и правильно пишет, что те, кто переболели, уже имели иммунитет (такого слова, естественно, не было, но это явление он описывает).

М. Родин: Насколько я понимаю, его труд дает понять также, на каком уровне стояла медицина в то время.

С. Карпюк: Да, Фукидида занимали эти проблемы. Он пережил чуму, и одна из причин его поражения 424-423 гг. до н.э. в том, что он стоял со своей эскадрой на острове Фасос. Он должен был стоять в устье реки Стримон, чтобы защищать Амфиполь, который находится в нескольких стадиях от устья, но устья рек считались нездоровыми, и поэтому он опоздал с помощью.

М. Родин: У него есть рационалистическое объяснение тому, почему чума случилась?

С. Карпюк: Да. Он говорит, что чума пришла из Эфиопии через Египет. Он пишет и о скоплении населения в Афинах, описывает потери до трети афинского населения.

М. Родин: Все вышеперечисленные достоинства Фукидида, как историка, возникли благодаря его личным качествам? Или его к этому подвела общественная жизнь?

С. Карпюк: V в. до н.э. в Афинах – это расцвет и театрального искусства, и философии, и исторического жанра. Фукидид, конечно, это использовал, он получил образование, конечно, он жил в очень благоприятном интеллектуальном окружении (афинская демократия способствовала своей свободой появлению различных интеллектуальных взглядов), но, конечно, это была и его личная заслуга как основателя научной историографии, первого настоящего научного историка.

Читайте также: