Зима и лето мальчика женьки кратко
Обновлено: 05.07.2024
Глава 1 Женька
Вокзал был почти пустым. Несколько человек дремало на скамейках в ожидании рейса; монотонно громыхали составы, иногда грустным деревенским быком взмыкивал локомотив — и снова все замирало. Тягучий стылый октябрь шагал по городу, серому, грязному и равнодушному. Фонари разделяли пространство на туман и сумрак, и в их люминисцентном свете редкие прохожие казались инопланетянами с мертвенно-фиолетовыми лицами. На бетонной скамейке, возле длинных рядов автоматических камер хранения, Тася покормила его последний раз. Крохотный рот ухватил сосок и мусолил долго, старательно.
— Зачем кормлю? — спросила она сына и бережно отерла со смуглой щеки молочную дорожку. — Да лопай уж, больше не будешь.
Мальчик выпростал крошечную руку из байкового одеяла и внимательно посмотрел на мать.
— Чего расхабариваешься, дурень? Успеешь намерзнуться. Во, глазищи твои черные… Как есть цыганенок! Ничего русского. Папаша и есть. Копия.
Мальчишка отвалился от груди, но взгляда не отвел.
— Ну, че зенки таращишь? — раздраженно проворчала Тася. — Спи уже.
Он все смотрел на мать, наслаждаясь вкусом, теплом и запахом. Он еще не мог разглядеть ее и запомнить, но сладковатый дух материнского молока ухватывал жадно.
— Государство у нас доброе — не пропадет. Ты только отказную напиши: так, мол, и так, с общаги поперли, денег нет, работы. Отказываюсь и все тут. Чтоб по закону, значит…
Всколыхнулось тайное и жаркое. Тася прикрыла глаза, отгоняя непрошеные чувства.
Сын заснул, согретый родным телом и стареньким полушалком.
Тася шла, не осознавая, куда идет, думая лишь о том, чтобы малыш не проснулся, и внезапно увидела ряды автоматических камер хранения. Спаянные ящики под бетонным козырьком, тяжелые открытые дверцы металлических сот.
Сталь резанула холодом. Тася поморщилась и расстегнула пальто.
— Пальто еще укрою, — успокоила она себя, провела ладонью по днищу — рука нащупала открытку.
Тася повертела ее в руке — на черно-белом снимке открыто улыбался лысоватый веселый человек.
— Леонов! — обрадовалась она. — Евгений! — И сунула спящего младенца в металлический ящик.
Внезапно стало совсем легко. Мир, размытый, как на испорченном фотоснимке, вдруг обрел четкость и глубину. Ветер ткнулся за ворот кофточки, и Тася пожалела о снятом пальто. Но прикоснуться к сыну сейчас она не смогла бы ни за что на свете. Гулко ухнул локомотив, фары окрасили тьму оранжевым. Тася поспешила уйти — за грохотом поезда она не услышала, как заплакал сначала тихо, потом все громче и громче и, наконец, отчаянно крохотный человек с красивым именем Евгений. Он кричал, кричал, кричал во всю мощь своих легких, так яростно, что даже стальной гроб камеры хранения не мог заглушить его тоски и удивительной жажды жизни.
Глава 2 Пусть всегда будет мама!
— Подъем, Бригунец! Подъем! На зарядку!
Женька еще какое-то время сонно протирал глаза; Анна-Ванна уже трясла его соседа, и голос ее дребезжал, как стаканы в кухне.
— Давай быстрее! Опять опоздаем, — потянул его за рукав полосатой пижамы Генка Лобов.
С Лобастиком они приехали вместе из малышового детдома и почему-то первое время спали на одной койке. Это даже удобней было: зимой не так холодно, и можно вволю поболтать под одеялом. А Генка классно страшилки рассказывал про синюю руку, мертвецов; хотя пугало только тогда, давно. Сейчас смешно просто, да и сказано-пересказано все.
Женька опустил босые пятки на холодный пол:
— Я шоколадку во сне видел.
— Настоящую бы. Старшаки каждый день лопают. Я знаю, — Генка авторитетно щелкнул по кривым зубам. — Зуб даю.
Генка всегда все знал или делал вид, что знает. Однажды рассказал, что надо кровью побрататься — тогда их ни за что по разным детдомам не раскидают, и если усыновлять будут, то непременно обоих в одну семью. Они побратались. Правда, жильную кровь пустить не вышло: очень уж больно стало, но руки ребята себе располосовали будьте-нате. Их тогда здорово взгрела фельдшерица. Дело было сделано! Теперь они с Генкой — кореши по жизни.
Женька потер тоненький шрам у запястья:
— Старшаки много чего едят. Только нам не обломится, — и встал, натягивая треники и застиранную футболку с зайцем.
— Хочется, да? — участливо спросил Генка.
— Перехочется, — хмыкнул Женька. — Ты че копаешься? Ждешь, чтоб дежурный с тапком пришел?
— Не-е-е, — испуганно протянул Генка. — Сегодня Саня Кастаев по зарядке дежурит. У него рука — ух.
Он дернул узкими плечами и втянул голову так, будто по его спине уже прошелся немилосердный тапок. Кастет бить умел. Его боялись сильнее, чем директора. Владлен Николаевич наорет — и все; ну, в карцер закинет — так это ерунда. Правда, приносят только кашу и чай без сахара, ну и черт с ним, со сладким, конфеты все равно Кастаевской кодле достаются. Зато в карцухе можно валяться на койке сколько хочешь, не ходить на зарядку и в комнате не подметать. Не-ет, Кастет страшнее, он все может: и побить, и космонавтом сделать (это когда под потолок подкидывают, а ловить забывают), или…
Это история без начала и конца. Всего лишь крошечное мгновение той бесконечно больной жизни ребенка, существующей сегодня в российском детском доме. И если события и судьбы, описываемые в книге, действительно имели место быть, - то мальчику невероятно, просто колоссально повезло и он встретил на своём жизненном пути настоящих друзей в лице взрослых. Ведь у взрослых больше возможностей побеждать несправедливость этой жизни, у них есть оружие в виде убедительности и авторитетности своих слов и поступков. Они могут запросто укрыть и защитить любого ребенка, которые попал в беду. И точно так же - опустить его на самое дно и подтолкнуть в преступлениям. А любовь. Разве может такая сущность, как Любовь быть применима только к отношениям между мужчиной и женщиной? разве те чувства, та…
22 сентября 2016 г. 21:42
Такие книги обязательно надо читать, но как же тяжело они даются! История основанная на реальных событиях. У Женьки Бригунца был прототип. Правда, автор не открывает его имени. Наталья Ковалева не спрашивала у него разрешения на рассказ о его жизни. И хоть к моменту написания книги молодой ещё мужчина скончался, Наталья сочла неэтичным называть его. Наверное, это правильно. Очень уж жестокие вещи случились с ним в детстве. И просто поражает, что мальчишка не сломался, смог жить дальше и творить свою судьбу. А ведь из-за такого железобетонные мужики в петлю лезли. Не всё, конечно, было у Женьки гладко. Не смотря даже на то, что на его пути встречалось немало хороших людей. И тем не менее, много было и глупых, подлых людишек. Срывался Женька, что уж тут говорить. Но смог! Не только ради…
2 октября 2016 г. 16:36
После замечательнейших книг Приставкина я стала искать прозу о детдомовцах и сиротах и наткнулась на книгу Натальи Ковалевой, имя которой мне ни о чем не говорит. "Зима и лето мальчика Женьки" - пронзительная, грустная, жизненная история, которую хочется рассказывать и с которой не хочется больше никогда встречаться в реальной жизни. Чтобы у всех детей были родители или были рядом любящие люди. Женьку подбросили и не написали отказную. Именно поэтому его нельзя усыновить и изменить его судьбу, которая одинакова почти для всех сирот: школа, ПТУ, взрослая жизнь. Однако мальчику повезло: на него обратила внимание молодая учительница и попыталась сделать из него личность. В повести вместилось одна зима и два лета. Летом хорошо, летом тепло и солнечно, а если ты на природе, на даче - вдвойне.…
Н. Ковалева - Зима и лето мальчика Женьки краткое содержание
Зима и лето мальчика Женьки - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Зима и лето мальчика Женьки
У памяти и боли нет срока давности.
Вокзал был почти пустым. Несколько человек дремало на скамейках в ожидании рейса; монотонно громыхали составы, иногда грустным деревенским быком взмыкивал локомотив — и снова все замирало. Тягучий стылый октябрь шагал по городу, серому, грязному и равнодушному. Фонари разделяли пространство на туман и сумрак, и в их люминисцентном свете редкие прохожие казались инопланетянами с мертвенно-фиолетовыми лицами. На бетонной скамейке, возле длинных рядов автоматических камер хранения, Тася покормила его последний раз. Крохотный рот ухватил сосок и мусолил долго, старательно.
— Зачем кормлю? — спросила она сына и бережно отерла со смуглой щеки молочную дорожку. — Да лопай уж, больше не будешь.
Мальчик выпростал крошечную руку из байкового одеяла и внимательно посмотрел на мать.
— Чего расхабариваешься, дурень? Успеешь намерзнуться. Во, глазищи твои черные… Как есть цыганенок! Ничего русского. Папаша и есть. Копия.
Мальчишка отвалился от груди, но взгляда не отвел.
— Ну, че зенки таращишь? — раздраженно проворчала Тася. — Спи уже.
Он все смотрел на мать, наслаждаясь вкусом, теплом и запахом. Он еще не мог разглядеть ее и запомнить, но сладковатый дух материнского молока ухватывал жадно.
— Государство у нас доброе — не пропадет. Ты только отказную напиши: так, мол, и так, с общаги поперли, денег нет, работы. Отказываюсь и все тут. Чтоб по закону, значит…
Всколыхнулось тайное и жаркое. Тася прикрыла глаза, отгоняя непрошеные чувства.
Сын заснул, согретый родным телом и стареньким полушалком.
Тася шла, не осознавая, куда идет, думая лишь о том, чтобы малыш не проснулся, и внезапно увидела ряды автоматических камер хранения. Спаянные ящики под бетонным козырьком, тяжелые открытые дверцы металлических сот.
Сталь резанула холодом. Тася поморщилась и расстегнула пальто.
— Пальто еще укрою, — успокоила она себя, провела ладонью по днищу — рука нащупала открытку.
Тася повертела ее в руке — на черно-белом снимке открыто улыбался лысоватый веселый человек.
— Леонов! — обрадовалась она. — Евгений! — И сунула спящего младенца в металлический ящик.
Внезапно стало совсем легко. Мир, размытый, как на испорченном фотоснимке, вдруг обрел четкость и глубину. Ветер ткнулся за ворот кофточки, и Тася пожалела о снятом пальто. Но прикоснуться к сыну сейчас она не смогла бы ни за что на свете. Гулко ухнул локомотив, фары окрасили тьму оранжевым. Тася поспешила уйти — за грохотом поезда она не услышала, как заплакал сначала тихо, потом все громче и громче и, наконец, отчаянно крохотный человек с красивым именем Евгений. Он кричал, кричал, кричал во всю мощь своих легких, так яростно, что даже стальной гроб камеры хранения не мог заглушить его тоски и удивительной жажды жизни.
Пусть всегда будет мама!
— Подъем, Бригунец! Подъем! На зарядку!
Женька еще какое-то время сонно протирал глаза; Анна-Ванна уже трясла его соседа, и голос ее дребезжал, как стаканы в кухне.
— Давай быстрее! Опять опоздаем, — потянул его за рукав полосатой пижамы Генка Лобов.
С Лобастиком они приехали вместе из малышового детдома и почему-то первое время спали на одной койке. Это даже удобней было: зимой не так холодно, и можно вволю поболтать под одеялом. А Генка классно страшилки рассказывал про синюю руку, мертвецов; хотя пугало только тогда, давно. Сейчас смешно просто, да и сказано-пересказано все.
История воспитанника детского дома Женьки по прозвищу Брига полностью основана на реальных событиях. Необыкновенно пронзительная книга об ужасах и счастье детства. Очень личный роман, близкий по духу к признанным шедеврам жанра - романам "Дикая собака Динго", и "Республика ШКИД", напомнит, каково это - смотреть на мир глазами ребенка, искренне плакать и беспричинно смеяться. Показать
Каково живётся детдомовцу?
Читайте также: