Жизнь подвиг христа кратко
Обновлено: 07.07.2024
Самое главное событие в жизни человечества и каждого отдельного человека безусловно свершилось 2000 лет назад с приходом Христа на землю. Ведь раньше люди совершенно не знали что их ждет в будущем, кто такой истинный Бог и как правильно относится друг к другу, поэтому применялись ветхозаветные законы, суть которых гласит – око за око, зуб за зуб. У человека просто-напросто не было сил взойди к истине любви, жертвовать собой ради своих ближних, человечество не видело смысла быть милосердными, не требуя взамен ничего.
Человек оставался человеком и погружался в свойственные его поврежденной природе грехи и безумства. Человек занимался бессмысленным духовным ростом, самоистязанием, накоплением богатств земных и не знал о воли того, в кого он верит. Израильский богом избранный народ через пророков познавал эту веру, но анализируя Библию, видим, что так и не смог совершить этот подвиг, подвиг спасения человечества. Среди израильтян так и не нашлось достойного принять этот чин называться сыном всевышнего и действовать исключительно по его святой воле. Так было до пришествия самого Бога – Христа, единородного сына, родившегося от святой девы, который смог реализовать этот идеал жизни по Богу и стать спасителем человечества.
Если продолжительное время анализировать святое Евангелие, избранные поучения Христа, в течение жизни, то несложно понять кем на самом деле был Христос – он обладал по истине нечеловеческой силой духа и способностями.
Так поступать может только тот, кто на все 100% знает о Божественной воле и силе Бога. Как известно из учения христианской церкви Христос умер за наши грехи, что же изменилось после этого. На самом деле все изменилось кардинально – теперь простой человек стал способен принять эту благодать и силу поступать по воле Отца Небесного и жить согласно его заповедям, что раньше, до нашей эры этого сделать не представлялось возможным. Человек жил и умирал, теперь человек живет и уходит в жизнь вечную. Старое правило – око за око, зуб за зуб утратило силу, ведь Бог вечен и не по грехам нашим воздал нам, но по своему милосердию и по любви Бога к нам.
Также, Христос избавил нас от долгих духовных исканий и истязаний себя, которые иногда носят бессмысленный характер, теперь тот, кто на самом деле чего-то ищет – находит это, причем не смерть, а жизнь вечную.
Христос избавил нас от тех, кто эту истину пытается скрыть от нас – они примут наитягчайшее осуждение, написано в Евангелии. То есть мы видим, что высшая справедливость уже присутствует в нашем мире, она действительна и истинна, страждущий всегда способен найти её.
Многие из-за таких изменений отвернулись от Христа, правда Божественная колит некоторым глаза, но не стоит осуждать таких людей, ведь Христос умер и за них, а совсем отрицать его Божественную природу и его подвиг не будет даже последний дурак в духовной жизни.
Ведь в Евангелии существуют ответы на все вопросы, касающиеся духовной жизни и в полном объеме объясняется воля истинного живого Бога к людям. Эта воля теперь не гневное негодование, а любовь и открытое принятие любого человека к познанию этой воли.
В заключении хочется сказать о предрассудках, которые существуют у человека относительно подвига Христа – будто это не модно, не современно. Кто будет подставлять правую щеку, если тебя ударят в левую и прочее. Ответ прост – все это отсутствие опыта христианской жизни.
Настоящий христианин видит Бога в себе и во всем вокруг и не станет спорить с таким положением вещей, он смиряется и принимает все как есть – на все Божья воля. Такой подход, по началу кажущийся проявлением слабости, в конечном итоге вырастает в большую мудрость и духовную силу, которой как написано в священном писании никто не может противоречить и прекословить.
В чём подвиг Христа?
В самом начале я хочу объясниться с людьми истинно верующими. Эта работа не для них. Она им не нужна, потому что у них есть вера – изначальное и несомненное знание ценности и земной жизни Христа, и смысла его подвига. Эта работа для тех, кто, как и автор, пытается путём поиска самых разных фактов, размышлений, борьбы с сомнениями и противоречиями в христианском учении прийти к вере, уверовать в произошедшее некогда чудо воскрешения.
И сколько бы мы не перечитывали канонические Евангелия, мы ничего больше не найдём, только утверждение, что своей смертью Иисус попрал смерть и даровал всем уверовавшим в него вечную жизнь. А что было до этого? Человек умирал, и вместе с телом умирала его душа? То есть чистый материализм, после смерти ничего нет! Как-то не очень верится. Или всё же что-то было? Ведь даже у самых примитивных народов существует вера в загробный мир, куда они все попадают после смерти. Неужели же у значительно более высокоразвитого народа этой веры не было? (Вместе с А.Фоменко я считаю, что Иисус не был евреем в современном понимании этого термина и жил, и проповедовал среди евреев. Если кого-то заинтересовала данная тема, советую посмотреть соответствующие фильмы, снятые на основе работ А.Фоменко и Е.Носовского, или ознакомиться с самими работами)
Искать ответ на этот вопрос в Ветхом Завете не имеет смысла по двум причинам: во-первых, его там тоже нет, а во-вторых, связь Ветхого и Нового завета слишком искусственна и сделана значительно позже жизни и смерти Христа. Ведь даже при самом поверхностном взгляде, не говоря уже о более детальном изучении, сразу же бросается в глаза огромное противоречие духа этих двух книг, всепрощенческой любви одной и жестокой беспощадности другой.
Теперь, спустя столетия, трудно докопаться до всей истины, но кое-какие выводы сделать можно. Святой Константин всю свою сознательную жизнь оставался убеждённым язычником и принял христианство только на смертном одре (хотя и это тоже не факт, вполне возможно, что язычником он и умер, и похоронен был по языческим обрядам, а только потом, задним числом назван христианином). А если так, то его меньше всего интересовала истинность тех или иных документов чуждой ему религии, зато политика волновала куда больше. Именно из политических соображений он принял сторону четырёх, судя по всему, наиболее влиятельных и менее твёрдых в своих догматах направлений в христианстве и узаконил их распространение в своей империи, объявив все остальные Евангелия (а их современные исследователи насчитывают более тридцати, причём значительное их количество было написано или очевидцами, или даже самими участниками тех событий) ложными. Вот так, раз – и отделил зёрна от плевел.
И ещё одно, поскольку учение Христа так напугала существовавшую тогда власть, что они всеми правдами и неправдами поспешили его осудить и казнить, значит, было нечто настолько революционное в этом учении, что не давало покоя многим и многим властителям уже и после смерти Христа. Отсюда, вероятно, и исходило то беспримерное преследование христиан, чего не было к представителям любых других религий. Не случайно основоположники марксизма-ленинизма называли Христа первым революционером.
Так что же в них есть, чего нет в канонических Евангелиях? Очень и очень много, а главное, в Евангелии от Фомы (не путать с Евангелием Детства) Христос довольно прозрачно говорит о реинкарнациях. И это не удивительно, поскольку реальное христианство (а не канонизированное Константином) выросло из митраизма. И там и там, есть священный символ креста, и там, и там, главное божество рождается 25 декабря, весной погибает и т.д., и т.п. (Желающие могут сами сравнить эти две религии, благо, это теперь легко сделать) Не случайно первых христиан постоянно путали с поклонниками Митры. А митраизм был широко распространен на всей территории центральной Азии, вплоть до Индии, где учение о реинкарнациях было едва ли не центральным в религии.
Весь древний мир был гораздо более тесно связан, чем принято думать. И, естественно, знание о перерождениях было широко известно и в других ранних религиях. Безусловно, знал об этом и Христос. И говорил в своём учении. Впрочем, что это нам даёт? А именно тот самый ответ, что за подвиг совершил Христос.
В своё время я довольно плотно занимался трансперсональной психологией. Одна из практик этого течения, так называемое холотропное дыхание, позволяет участникам тренинга погружаться в свое бессознательное, вспоминать прошлые жизни и многое другое. Именно там, на одной из сессий я пережил эпизод из одной из своих прежних жизней, где меня пытали на дыбе. Трещали кости, выскакивая из суставов, страшная боль пронзала все тело, и от этой боли останавливалось сердце. Это переживание было настолько реальным и ярким, что навсегда осталось в моей памяти. Благо после этого тренинга у меня лет десять не было приступов радикулита, от которого я раньше страдал довольно часто. И вот, через год или два, на очередной сессии я пережил эпизод, где оказался палачом, пытающим на дыбе какого-то жилистого бородатого мужчину.
Потом, уже вернувшись в реальность, я, проанализировав увиденное, пришел к твердому убеждению, что в этот раз я - палач пытал себя – жертву! Это было совершенно невероятно! Неправильно! Так не должно было быть! Я не мог одновременно жить в двух телах. Я даже стал сомневаться в том, что переживаемые мною воспоминания действительно воспоминания, а не пустые фантазии. Но затем, спустя какое-то время, обнаружил у многих исследователей, которые изучают опыт реинкарнаций, опыт жизни после смерти, описание случаев подобных моему. Некоторые люди вспоминали свои прошлые жизни, в которых они одновременно были и жертвами и палачами!
Ну, а Христос, что совершил он? Он принял на себя всю подлость, всю злобу, всю ненависть тогдашнего мира, всю скверну, заполонившую души людей и своей смертью избавил людской род от череды бесконечных перерождений в теле растерзанной и замученной на кресте жертвы. А воскреснув, показал своим ученикам и всем последовавшим за ними путь спасения от порочного круга преступления и страдания. Научил спасительной силе раскаяния, любви и веры. Дал надежду каждому, кто примет его всем сердцем и последует его учению добра и истинного света. И за это вечная ему слава. И это, судя по всему, лишь часть того, что Он принёс в наш мир.
Во время своего земного служения Иисус Христос совершал чудеса, касаясь, исцеляя и преображая бесчисленные жизни. Как и другие события в жизни Иисуса, его чудеса были задокументированы очевидцами. Четыре Евангелия записывают 37 чудес Иисуса, причем Евангелие от Марка - больше всего.
Эти рассказы представляют лишь небольшое количество людей, которые были спасены спасителем. Заключительный стих Евангелия от Иоанна объясняет:
Когда Ирод увидел Иисуса, он был очень рад, потому что он давно хотел увидеть его, потому что он слышал о нем, и он надеялся увидеть какой-то знак, сделанный им. Поэтому он довольно долго допрашивал его, но не ответил. (Луки 23: 8–9, ESV)
Слова Нового Завета о чудесах
В Новом Завете три слова относятся к чудесам:
Иногда Иисус призывал Бога Отца при совершении чудес, а иногда он действовал в соответствии со своей собственной властью, раскрывая и Троицу и свою собственную божественность.
Первое чудо Иисуса
Некоторые из самых удивительных чудес Иисуса воскрешали людей из мертвых, восстановление зрения слепых, изгнание бесов, исцеление больных и хождение по воде. Все чудеса Христа предоставили доказательство того, что Он - Сын Божий, раскрыли его божественную природу, открыли сердца для спасения и заставили многих прославить Бога. Они также продемонстрировали абсолютную власть Христа над природой и его безграничное сострадание. В целом они доказали, что он действительно был обещанной Мессией.
Иисус Христос был в земной жизни поистине выдающимся человеком. Он принес в наш мир истинное знание, науку жизни. Христос проповедовал то, без чего человечество просто-напросто погибнет, перестанет существовать – любовь. Именно новый завет, завет любви и стал новой эрой наступившей в жизни людей на всей планете. Более того, сам Иисус Христос претерпел невыносимые муки и пожертвовал свою жизнь в силу своей любви ко всем нам и с желанием избавить всех людей проживающих на Земле от греха. И все это он сделал несмотря на то, что люди глубоко греховны по своей натуре и не приняли Христа при его жизни.
Все до сих пор виденное и слышанное нами было только приготовлением к великому крестному подвигу Сына Человеческого. Теперь откроется перед нами само поприще Его страданий, единственное, беспримерное, Божественное, откроется самым необыкновенным образом – не постыдным преданием Учителя в руки врагов вероломным учеником Его, а возвышенным самопреданием Сына Божьего в руки правосудия небесного, карающего в лице Его все неправды земные.
Зрелище изумительное, находящееся в разительной противоположности с прочими деяниями Сына Человеческого и потому совершенно непонятное для тех, которые захотели бы остановиться на букве события, видимо убивающей (Гал.10:5), и разуметь его в отрывистом виде, без отношения ко всей тайне искупления, к целому плану спасения человеческого, но чрезвычайно трогательное, поучительное, величественное для того, кто умеет поставить себя в надлежащее положение благоговейного зрителя и будет взирать на молящегося Искупителя человеков не очами соглядатая иудейского, так сказать, из-за дерева вертограда Гефсиманского, как это, к сожалению, было не раз, а с богосветлых высот Фавора и Елеона, очами евангелистов и апостолов Христовых, то есть очами веры и истины.
С истинной точки зрения рассматриваемый подвиг гефсиманский не только не заключает в себе никакого противоречия Божественному характеру Спасителя рода человеческого и Его служения, но принадлежит ему, как необходимая часть, и притом важнейшая, – к целому.
Но искушения, которым подлежит род человеческий, естественно, все сводятся к двум видам: искушению удовольствием и искушению страданиями. Первое искушение во всех трех главных его видах Сын Человеческий прошел при самом начале Своего служения, когда в пустыне после сорокадневного поста был искушаем от дьявола. Второе, тягчайшее, искушение страданиями, предстояло теперь.
Чтобы истощить всю силу и ярость его над всемирной Жертвой, оно правосудием Божественным было разделено, так сказать, на два приема: гефсиманское и голгофское.
На Голгофе встретил Сына Человеческого крест более внешний, ужасный сам по себе и окруженный всеми внешними ужасами, но открытый для взора всех, самих врагов Иисуса, потому и переносимый с видимым величием, подобающим Агнцу Божьему на самом жертвеннике, не открывавший тех сторон искушения и страданий, перенесение которых, сопряженное с выражением немощи человеческой, не могло быть показано нечистому взору всех и каждого.
На Голгофе страждущее тело приведет в страдание дух; здесь страждущий дух заставит истекать кровавым потом пречистое тело. Недоступный нечистым взорам человеческим, Сын Человеческий как бы разоблачится здесь совершенно от всех сверхъестественных сил, останется с одной волей человеческой и, вооруженный одной молитвой и преданностью в волю Отца, изыдет, как второй Адам, на борьбу с тягчайшим искушением.
Как образовалось это искушение? Евангелисты, следуя своему образу простого повествования, не поднимают завесу, закрывавшую Святое Святых души Иисусовой в эти решительные минуты, довольствуясь переданием тех кратких слов, которые были слышны от Него и которые мы услышим при повествовании о самом подвиге.
Из этих слов однако же видно, что предмет искушения и борьбы внутренней состоял в представлении крайней трудности испить чашу наступающих скорбей и болезней, в уверенности, что в безднах премудрости и всемогущества Божьего есть средство пронести, если не навсегда, то на этот раз чашу мимо, то есть или отсрочить ужасный час страданий, или умалить лютость их, и наконец, в происходящем отсюда сильном естественном желании, чтобы все это было сделано.
Что же было в этой ужасной чаше и делало ее настолько нестерпимой и гнетущей в настоящие минуты для Самого Подвигоположника спасения? Обыкновенный, естественный страх мучений и смерти?
Так думали и думают многие, но без твердого основания. Справедливо, что мучения составляют великое искушение для всякой плоти человеческой; неоспоримо и то, что мучения должны были быть несказанно более тяжки для пречистой плоти Искупителя человеков, которая, как непричастная греху и расстройствам, от него происходящим, как соединенная притом естеством с самым Словом Предвечным и отсюда черпавшая всю полноту совершенств телесного бытия, естественно, особенно отвращалась от всякого насилия и терзания и была стократ чувствительнее к мучениям.
Если нельзя исключить из него обыкновенного страха мучений и смерти, то нельзя и ограничивать его этим страхом уже потому, что крест Иисуса был не крест только Учителя истины, умирающего за верность Своего учения; не крест только гонимого Праведника, умирающего в сладком сознании Своей невиновности, а крест Того, Кто не на словах только, а на самом деле принял на Себя все грехи рода человеческого, Кто не именем, а делом соделался за нас предметом гнева небесного, самой клятвы законной (Гал.3:13).
В этом смысле, за верность которого ручаются и дух, и буква всего писания, страдания и смерть Сына Божьего были страдания и смерть, ни с чем не сравнимые по их важности и тяжести, потому мучительнейшие, труднейшие для Него Самого. Это, говоря без всякого преувеличения, было совмещение всех страданий и всех смертей всех людей. Одни страдания совести, большей частью вовсе забываемые при размышлении о страданиях Сына Божьего, должны иметь лютость мучений адских.
Ибо если самый грубый человек изнемогает нередко от терзаний пробудившейся совести, мучимый представлением одной его греховной жизни, то какое мучение должно было быть для пречистой души Богочеловека, когда она в сознании своем представила себя покрытой грехами всего мира и в таком виде, со всей тяжестью их, должна была идти для искупления их своей кровью на крест.
Это-то самое, то есть что чаша предстоявшего страдания и смерти была растворена, преисполнена грехами человеческими, проклятием закона и гневом небесным, делало ее такой ужасной и мучительной. В таком только виде (а он не изобретен нами, а взят из Ветхого и Нового Заветов – Ис.53:5–6; 1Пет.2:24; Гал.3:13) чаша эта, дерзаем сказать, стоила того, чтоб, явившись взору Богочеловека, заставить Его Самого обратиться от правосудия к милосердию Божественному.
Но можно ли сказать, что это последний предел искушения, если бы Сын Человеческий вдруг принял ужасную чашу страданий внешних и внутренних? Тогда, напротив, всего скорее можно бы подумать противное, что она не была страшна для Него и что принятие ее не стоило больших усилий.
Основательнее можно спросить, каким образом на этот час мужество оставило душу Иисусову? Как Он мог умалиться в меру последнего страдальца? Для некоторого понимания этой священной тайны, кроме ужасного свойства самой чаши страданий, теперь Ему представившейся, нужно предположить особенное распоряжение премудрости и правосудия Божественного, приведших Сына Человеческого в такое состояние, что в Нем обнаружилась немощь естества человеческого настолько, насколько могла обнаружиться без потери нравственной чистоты и достоинства.
Илья Глазунов. Иисус Христос в Гефсиманском саду
Мы не выйдем однако же из круга евангельских указаний, если скажем, что в отягчение сего внутреннего креста, в усиление этого внутреннего огня искушений, по всей вероятности, дано было действовать, как слуге (хотя он воображал себя господином), и князю мира, подобно как он действовал некогда на испытании добродетели Иова (Иов.2:6).
Искупитель человеков, как мы уже заметили, дошел, вернее, был доведен в этом подвиге до последней степени истощения не телесного только, но и душевного; в Нем попущено обнаружиться всей немощи естества человеческого; как однако же чисто, свято это обнаружилось! Как удалено от Него все, способное унизить характер Спасителя человеков!
Мы не видим пламенного энтузиазма, ни холодного, сурового мужества в принятии и усвоении чаши страданий, но нисколько не видим и малодушного отречения, тем более ропота на Свой жребий.
Такими очами учил взирать на страдание Иисуса в саду Гефсиманском и св. Павел, когда в утешение бедствующих христиан писал, что мы имеем не такого Архиерея, который не может страдать с нами в немощах наших, но Который, подобно нам, испытал все, кроме греха (Евр.4:15).
Огражденные этими мыслями, дерзнем вступить теперь вслед за святым обществом Иисусовым в вертоград Гефсиманский, чтобы быть зрителями величайшего подвига Сына Человеческого, Его Божественного, можно сказать, самораспятия.
После трудов целого дня, после продолжительной беседы с учениками и некраткого путешествия из пасхальной горницы в Гефсиманию, перед наступлением ужасных страданий некоторый отдых был совершенно необходим для Иисуса. Вертоград Гефсиманский был вполне удобен и для того, по-видимому, избран. Но не успокоение, а страдание ожидало здесь Сына Человеческого. Еще не преданный врагам среди учеников и друзей Своих, Он должен был претерпеть то, чему летописи страданий человеческих не представляют примера…
Внутренний сладчайший мир, из ощущения которого сама собой излилась сладкая беседа Иисуса с учениками, внезапно исчез; светлые и утешительные виды Царства Божьего, какими постоянно исполнена была святейшая душа Его, затмились; воображение устремилось в область мрачного и ужасного; Иисус начал скорбеть и тосковать.
Может быть, и внешние причины (истощение телесных сил, ночное путешествие через долину потока Кедрского и проч.) в какой-то мере вызвали это уныние духа; но главный источник его скрывался в самом духе Иисуса – в тех мыслях и ощущениях, которые мы под руководством евангелистов и отцов Церкви, старались раскрыть, по возможности, в предшествующем размышлении.
Состояние самое скорбное для Того, Кто пришел на землю, чтобы всегда творить волю Отца, несомненно знал, что по этой воле Ему должно пролить кровь Свою на Голгофе за грехи людей, и был уверен, что теперь именно наступило предопределенное время принести эту жертву.
Не находя для успокоения Своего духа сил в Самом Себе, Иисус обратился с молитвой к Отцу. Когда-то во время нее просветлело лицо Его на Фаворе (Лк.9:29); от нее должен был просветлеть теперь и смущенный страхом креста дух Его.
Сказав ученикам (не более, чем было нужно им знать), чтобы они остались на известном месте (Мф.26:36) и подождали Его, пока Он помолится, Иисус пошел далее в глубину вертограда, пригласив следовать за Собой Петра, Иакова и Иоанна. Видев славу Его на Фаворе, ученики эти были способнее других видеть и уничижение Его в Гефсимании.
Между тем, близость трех чистых душ могла служить отрадой для Того, Кто из любви к человечеству шел на крест. Еще отраднее была бы их молитва, если бы они могли молиться подобно своему Учителю.
Не охватывая однако же мыслью всей важности настоящих минут, они не могли чувствовать и всей нужды в молитве: принялись за это святое дело, но так, что Богочеловек вскоре ощутил, что и это малое общество не соответствует состоянию Его духа, и, оставив учеников, углубился в чащу дерев, на расстояние брошенного камня (не так далеко, чтобы ученики при сиянии луны не могли Его видеть).
В этом-то уединении должна была окончательно решиться судьба человечества, как ему быть спасену от греха и смерти: настоящим ли образом, то есть крестной смертью Богочеловека, или другими неведомыми путями, сокрытыми в бездне Премудрости Божьей, и в то ли самое время, когда совершилась тайна нашего искупления, или в другое, после.
Несмотря на молитвенное расположение духа Иисусова, скорбь и смущение становились сильнее и сильнее. Ко множеству мучительных чувств и мыслей, возникших в душе при появлении перед умственным взором ужасной чаши гнева Божьего, грехов человеческих, проклятия и мучения, за ними следующих, к довершению искушения, присоединилась живая, неотразимая мысль, что в безднах Премудрости Божьей есть средства спасти людей, не вознося на крест Сына; тем более есть средства отнять у этого креста хоть немного его нестерпимой лютости (или отложить казнь на другое время)…
Источник этой мысли был там же, откуда брали свое начало все прочие святые мысли и чувства Богочеловека – в Его беспредельном ведении всемогущества и премудрости Отца Небесного, в Его твердой уверенности, что Он всегда поступает со Своими чадами по закону свободной любви, исключающей всякую невольную необходимость. Глубочайшее смирение Богочеловека, не увлекаемого славой, готовой последовать за Его страданиями, еще более усиливало мысль, что Отец может совершить Свое предопределение, так сказать, без Его человеческого содействия…
Что оставалось делать сердцу среди этой борьбы мыслей и чувств, из которых каждое было так же сильно, как само по себе благовидно, законно и свято?
В душевной скорби, не получая ответа от Отца, Иисус прекращает молитву и идет к ученикам, чтобы утешиться вместе с ними общей молитвой. Но они спят. Усталость взяла свое, так как апостолы, несмотря на все предсказания Учителя, еще не вполне представляли что их ожидает, и потому не страшились будущего. Если бы они провидели крест Иисусов со всеми его ужасами, то, конечно, не заснули бы в такой момент; а мы часто предаемся сну, гораздо худшему, несмотря на то, что хорошо знаем, чего стоили наши грехи Сыну Божию.
Но и эта молитва осталась без ответа, потому что он был не нужен Единородному Сыну Божию. Он должен был Сам изречь Себе ответ, вознесшись – через самоотвержение – до той высоты духа, того единения с Отцом, при котором исчезает всякое сомнение и даже прошение, остается единая святая воля Божия.
Ученики пробудились, но одного взгляда на них достаточно было, чтобы понять что они неспособны к молитве. Евангелист Лука (Лк.22:45) замечает, что они спали от печали; а святой Марк (Мк.14:40) добавляет, что глаза у них отяжелели, и они не знали, что отвечать. Состояние сонного расслабления, которое весьма трудно бывает преодолеть, известно всякому по опыту.
Оставив учеников, Иисус в третий раз обратился от земли к небу и, будучи в борении, по замечанию евангелиста Луки, молился еще прилежнее (Лк.22:24).
Чем более укреплялся дух, тем слабее становилась плоть. Телесные силы Богочеловека пришли в такое изнеможение, что Его томление равнялось предсмертным мукам, а выступивший пот, по словам евангелиста Луки, был подобен каплям крови, падающей на землю, – выражение очень емкое даже в переносном смысле, а тем более в буквальном: в летописях встречаются изредка примеры страданий до кровавого пота.
Такое усилие могло стоить жизни Сыну Человеческому или лишить Его сил перенести наступающие страдания с подобающим Ему величием. Теперь на Единородном Сыне должно было исполниться, обещанное прочим чадам, чтобы показать, что любовь Отца Небесного не попускает никому искушаться сверх сил. И вот, вместо ответа на молитву, предстал ангел для укрепления Иисуса, – предстал так, что и находившиеся вблизи ученики могли заметить, что кто-то тайно беседует с Учителем.
Ангел, конечно, прежде всего старался укрепить дух Иисуса. Человеческая природа такова, что одна мысль, мелькнувшая в памяти, может прогнать смущение и вернуть покой. Впрочем, поскольку томление духа так ужасно отразилось и в теле, которое изнемогает вместе с духом, но не так скоро восстанавливается, как оно, то ангельское утешение, без сомнения, касалось и телесных сил Богочеловека.
Провидению неугодно было открыть нам, кто из небожителей удостоился совершить это единственное Божественное служение. Но кто бы ни был этот блаженный дух, мы обязаны ему вечной благодарностью: укрепив Начальника нашего спасения в такие решительные минуты, он тем самым укрепил каждого из нас…
Искушение кончилось совершенной уверенностью в благотворной необходимости креста, со всеми его ужасами, и притом именно сейчас. После этого Богочеловек снова обрел ту твердость духа, которая отличала Его всю жизнь, среди всевозможных опасностей и лишений и останется с Ним во время страданий.
Так обыкновенно бывает с искушаемыми: чем сильнее борьба, тем более укрепляется ею дух.
Читайте также: