Сьюзен зонтаг магический фашизм кратко

Обновлено: 05.07.2024

Известная американская писательница, исследователь и критик современной культуры на примере творчества Лени Рифеншталь, бывшей кинорежиссером в нацистской Германии, анализирует особенности искусства, принятого и пропитанного фашизмом.


Рифеншталь – единственный крупный художник, полностью ассоциирующийся с нацистской эпохой, и вся ее работа не только в период Третьего рейха, но и спустя тридцать лет после его падения неизменно иллюстрирует догматы фашистской эстетики.

Фашистская эстетика включает восхищение первозданными ценностями. Она исходит из комплекса ситуаций, связанных с контролированием поведения, подчинением, сверх-усилием и способностью терпеть боль; она связывает два человеческих состояния, кажущиеся несовместимыми, – эгоцентризм и самозабвенное служение. Отношения господина и раба принимают своеобразную карнавализованную форму: группы людей скапливаются в массы; люди овеществляются; овеществленные люди множатся и репродуцируются; массы людей/вещей группируются вокруг всемогущей, обладающей гипнотической властью фигуры вождя или определенной силы. Фашистская драматургия сфокусирована на оргаистических контактах между могущественной властью и единообразно одетыми марионетками, постоянно увеличивающимися в числе. Ее хореография чередует непрекращающееся движение и застывание в статичных, “мужественных” позах. Фашистское искусство воспевает подчинение, возвеличивает отказ от разума, зачаровывает смертью.

Такого рода искусство далеко не всегда выступает под маркой фашизма. (Если говорить только о кино, то такие фильмы, как “Фантазия” Уолта Диснея, “Вся банда здесь” Басби Беркли и “2001: Космическая Одиссея” Стенли Кубрика, своей композицией и тематикой тоже являют поразительные примеры фашистского искусства.) И, конечно, черты фашистского искусства дают о себе знать в официальном искусстве коммунистических стран, которое всегда выступает под знаменем реализма, в то время как фашистское искусство презирает реализм, предпочитая говорить об идеализме. Тяга к монументализму и массовый культ героев свойственны и фашистскому, и коммунистическому искусству и отражают общее для всех тоталитарных режимов воззрение на назначение искусства, заключающееся якобы в увековечении вождей и их учений. Еще одно общее свойство – передача движения в величественных и строгих формах, ибо именно такая хореография задает образец государственного единения. Массы предназначены к оформлению, упорядочиванию. Поэтому такой любовью пользуются в тоталитарных государствах массовые парады физкультурников, срежиссированное движение множества тел, образующих различные фигуры.

Как в фашистской, так и в коммунистической политике воля материализуется в театрализованной форме как диалог вождя и “хора”. Любопытно, что при национал-социализме политика впитала в себя риторику искусства в его поздней романтической фазе. (Политика – “высшая и наиболее понятная форма искусства, – сказал Геббельс в 1933 году, – и мы, формирующие сегодня политику Германии, чувствуем себя художниками. задача искусства и художника заключается в придании формы, оформлении, устранении болезненного и обеспечении свободного пространства для здорового”.) Официальное искусство Советского Союза и Китая служит распространению и укреплению утопической морали. В основе фашистского искусства – утопическая эстетика физического совершенства. Живописцы и скульпторы нацистской эпохи часто изображали обнаженную натуру, но им запрещалось показывать какие-либо недостатки или уродства. Их ню выглядят как картинки в спортивных журналах, похожи на плакаты – ханжески асексуальные и в то же время порнографические, поскольку их совершенство – плод чистой фантазии. Следует сказать, что красота и здоровье в изображении Рифеншталь отличаются от этого потока гораздо большей изощренностью и интеллектуализмом. В ее арсенале довольно широкий набор телесных типов: в своем понимании прекрасного она отнюдь не расистка и в “Олимпии” показывает физическое напряжение, усилия, неизбежно выглядящие “некрасивыми”, а наряду с этим стилизованные, внешне будто не требующие никакого труда движения (например, прыжки в воду в той части фильма, которая вызывает наибольшее восхищение).

Идеал фашизма состоит в трансформации сексуальной энергии в духовную силу на благо общества. Фашистская эстетика базируется на сдерживании жизненных сил; движения введены в определенные рамки, их простор ограничен, и в нем создается энергетический запас.

Нацистское искусство реакционно, оно значительно отстало от достижений искусства ХХ века. Но как раз поэтому оно обеспечило себе место в разбросе современных вкусов. Левое крыло организаторов нынешней выставки нацистской живописи и скульптуры (первой после окончания войны) с изумлением обнаружило, что посещаемость ее превзошла все ожидания, а публика далеко не так серьезно настроена, как предполагалось. Для непросвещенной немецкой публики привлекательность нацистского искусства объяснялась, возможно, его простотой, фигуративностью, эмоциональностью, отсутствием зауми; оно позволяло отдохнуть от сложности модернизма. Публику более искушенную отчасти подталкивал нынешний жадный интерес ко всем историческим стилям, особенно к тем, с которыми связано нечто скандальное. Однако оживление нацистского искусства возможно сегодня менее всего. Не из-за присущей ему дидактичности, но потому, что его живопись и скульптура удручающе бедны с точки зрения художественной.

В произведениях Рифеншталь нет дилетантизма и наивности, но ценности, которые она проповедует, те же самые.

Бытует мнение, будто национал-социализм выступает только с позиций брутальности и устрашения. Это не так. Фашизм включает и идеалы, которые сегодня выступают под другими знаменами: идеал жизни как искусства, культ красоты, фетишизм мужества, растворение отчуждения в экстатических чувствах коллектива; унижение разума; объединение в единую человеческую семью (при отцовстве вождей). Эти идеалы живы и действенны для многих людей, и было бы нечестно утверждать, что влияние “Триумфа воли” и “Олимпии” обусловлено только тем, что они сделаны гениальной рукой. Фильмы Рифеншталь остаются действенными потому, что, помимо других причин, в их основе – романтический идеал, которому привержены многие и который может облекаться в разнообразные формы культурного диссидентства или пропаганды новых форм общественного устройства, такие, как молодежная рок-культура, традиционная медицина, анти-психиатрия и оккультные верования. Упоение коллективизмом не препятствует поискам абсолютного вождя; напротив, оно может с неизбежностью к этому привести.

В глубине души, конечно, все понимают, что в таком искусстве, как у Рифеншталь, ставка делается на нечто большее, чем красота.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.






Поверхностно разработанные Фанком темы целеустремленности, чистоты и смерти сразу же приобрели у Рифеншталь аллегорический смысл. Гора, как обычно, изображалась как нечто в высшей степени прекрасное и опасное, обладающее волшебной силой пробуждать стремление к самоутверждению и вместе с тем бегству от самого себя в братство мужественных людей и в смерть. Рифеншталь предназначила себе роль простого существа, связан­ного с силами разрушения. Только она, Юнта, отвергнутая жителями деревни оборванка, способна добраться до источника голубого света на вершине горы Кристалло, в то время как привлеченная этим светом молодежь из близлежа­щих селений лезет на гору и, срываясь, разбивается насмерть. Девушку же убивает не манящая недостижимая цель, символом которой стала гора, а прозаический дух зависти, исходящий от окружающих, и слепой рациона­лизм возлюбленного, благодушного горожанина, — именно это толкает девушку в пропасть.




Далее на суперобложке говорится следующее:






Лени Рифеншталь на съемках съезда НСДАП в Нюрнберге. 1934 год © Getty Images


Фигура Лени Рифеншталь занимала меня много лет в самых разных ракурсах и в том числе в свете взаимоотношений таланта и диктатуры, таланта и власти – проблемы, остро стоящей как в XX, так и в XXI в. Она муссируется в российском обществе, трансформируясь в тему писем-обращений деятелей культуры по самым разным поводам, будь то Крым, осуждение группы Pussy Riot или процесс Кирилла Серебренникова. Возникновение ситуации, требующей осуждения или поддержки власти, заставляет задумываться над тем, что побуждает представителей культурной элиты поддерживать позицию государства: страх, чаяния каких-то благ или искреннее чувство солидарности, формулируя кратко – соблазн или принуждение. И фигура Лени Рифеншталь, ее жизнь, судьба и творчество остаются актуальными много лет спустя после ее смерти.

Это имя – из довоенной западной легенды. Красавица-нацистка, любимый режиссер Гитлера (а он был избирателен и пристрастен: любимый композитор – Вагнер, любимый архитектор – Шпеер, любимый режиссер-документалист – Рифеншталь), специализировавшаяся на съемках массовых действ – партайтагов, военных маневров, Олимпиады.

Как она жила в послевоенные десятилетия? Об этом рассказывала выставка, размещенная в залах киномузея. На стенах были развешаны даже уж и не снимки в обычном смысле слова, а огромные сделанные в Южном Судане с изумительным мастерством фотокартины – красные скалы, песок, голые, словно высеченные из коричневого камня люди. И все это – племенные ритуалы, кровь, страсть драки – в животной первооснове бытия сходилось, сплеталось с тем, что пленяло ее в молодости – крепкие свежепостриженные затылки, литой упругий шаг парадов, восторженный рев толпы и ласковое прозрачное безумие в глазах фюрера.

Первая фотография сделана в 1927 г., когда в свои 25 лет она уже стала звездой первой величины, а последние датированы 1969-м (с прижатым к груди голеньким африканским младенцем) и 1972-м (с камерой в руках), но каждая отмечена печатью идеальной, неувядаемой красоты, с годами становящейся все более жизнеутверждающей, чеканной и здоровой.

Вульгарно-вагнерианские декорации, в которые Фанк помещал Рифеншталь, не были просто данью романтизму. Несомненно, задумывавшиеся в момент творения как совершенно аполитичные, из сегодняшнего дня эти фильмы однозначно прочитываются как антология протонацистской чувственности. Скалолазание в фильмах Фанка выступало навязчивой визуальной метафорой безграничного стремления к возвышенной мистической цели – прекрасной и пугающей одновременно, – которой позднее суждено было облечься в конкретную форму культа фюрера.

Рифеншталь усиленно творила легенду, будто всю жизнь снимала игровые фильмы и в ее послужном списке только две документальные ленты. На самом же деле их четыре, и все они сделаны по заказу и на средства нацистского правительства.

Ступени реабилитации

Реабилитация фигур, попавших в черные списки, в либеральных обществах не происходит с той ошеломляющей стремительностью, с какой обновлялась Советская энциклопедия, каждое очередное издание которой вводило доселе запретные имена и выводило за порог равное или превышающее по количеству число персонажей, обосновавшихся на ее страницах раньше. У нас, американцев, этот процесс происходит мягче и незаметней. Нельзя сказать, что нацистское прошлое Рифеншталь стало для нас приемлемым внезапно. Просто с поворотом колеса истории изменилось его значение. Вместо насильственного очищения истории от нежелательных эпизодов либеральное общество улаживает проблемы, выжидая, покуда острота сгладится сама собой.

В истолковании Рифеншталь нубийцы – племя эстетов. Рифеншталь с удовольствием отмечает, что попала в их края вовремя, пока славные нубийцы не успели развратиться деньгами, должностями и одеждой (а также, наверное, гражданской вой­ной, раздирающей эту часть Судана, о которой она не упоминает, ибо ее заботит не история, а миф).

Догматы нацистской эстетики

Рифеншталь – единственный крупный художник, полностью ассоциирующийся с нацистской эпохой, и вся ее работа не только в период Третьего рейха, но и спустя 30 лет после его падения неизменно иллюстрирует догматы фашистской эстетики.

Фашистская эстетика включает в себя восхищение первозданными ценностями. Она исходит из комплекса ситуаций, связанных с контролированием поведения, подчинением, сверхусилием и способностью терпеть боль; она связывает два человеческих состояния, кажущиеся несовместимыми, – эгоцентризм и самозабвенное служение.

Отношения господина и раба принимают своеобразную карнавализованную форму: группы людей скапливаются в массы; люди овеществляются; овеществленные люди множатся и репродуцируются; массы людей/вещей группируются вокруг всемогущей, обладающей гипнотической властью фигуры вождя или определенной силы.

Такого рода искусство далеко не всегда выступает под маркой фашизма. И, конечно, черты фашистского искусства дают о себе знать в официальном искусстве коммунистических стран, которое всегда выступает под знаменем реализма, в то время как фашистское искусство презирает реализм, предпочитая говорить об идеализме.

Тяга к монументализму и массовый культ героев свойственны и фашистскому, и коммунистическому искусству и отражают общее для всех тоталитарных режимов воззрение на назначение искусства, заключающееся якобы в увековечении вождей и их учений. Еще одно общее свойство – передача движения в величественных и строгих формах, ибо именно такая хореография задает образец государственного единения. Массы предназначены к оформлению, упорядочиванию. Поэтому такой любовью пользуются в тоталитарных государствах массовые парады физкультурников, срежиссированное движение множества тел, образующих различные фигуры.

Официальное искусство Советского Союза и Китая служило распространению и укреплению утопической морали. В основе фашистского искусства – утопическая эстетика физического совершенства. Живописцы и скульпторы нацистской эпохи часто изображали обнаженную натуру, но им запрещалось показывать какие-либо недостатки или уродства.

Нацистское искусство реакционно, оно значительно отстало от достижений искусства ХХ в. Но как раз поэтому оно обеспечило себе место в разбросе современных вкусов. Левое крыло организаторов выставки нацистской живописи и скульптуры (первой после окончания вой­ны) с изумлением обнаружило, что посещаемость ее превзошла все ожидания, а публика далеко не так серьезно настроена, как предполагалось. Для непросвещенной немецкой публики привлекательность нацистского искусства объяснялась, возможно, его простотой, фигуративностью, эмоциональностью, отсутствием зауми; оно позволяло отдохнуть от сложности модернизма. Публику более искушенную отчасти подталкивал нынешний жадный интерес ко всем историческим стилям, особенно к тем, с которыми связано нечто скандальное.

Однако оживление нацистского искусства возможно сегодня менее всего. Не из-за присущей ему дидактичности, но потому, что его живопись и скульптура удручающе бедны с точки зрения художественной.

В произведениях Рифеншталь нет дилетантизма и наивности, но ценности, которые она проповедует, те же самые.


Но все эти волны как накатывают, так же быстро и проходят. А оттого, что будут наказаны конкретные живодерки или осквернители памятников, проблема никуда не пропадет. Это как сорняк, который можно выпалывать ежедневно, но он прорастает снова и снова.

Дети в подвале играли в гестапо

В начале года израильский журналист Шаках Шапира провел кампанию Yolocaust — осуждение любителей (в основном — милых девочек) делать селфи на военных мемориалах.


Селфи на мемориале жертвам Холокоста в Берлине

Автор идеи заменяли современные памятники историческими снимками, чтобы показать, насколько это дико — сидеть в позе лотоса на братской могиле миллионов жертв нацизма. Пользователи Сети тогда с гневом обрушились на девочек, которые демонстировали асаны йоги на мамориале Холокоста в Берлине.


В октябре британская Daily Mirror опубликовало фотографию буклета для студентов Кембриджского университета, на обложке которого изображены ворота лагеря смерти Аушвиц-Освенцим.


Памятка для первокурсников Кембриджа

В июле чешский политики Зденек Скромач и его коллеги засветились за самосъемкой на этом же месте. Дело не в том, что политики сделали фото на мемориале — скандал вызвало радостное выражение лиц лидеров Чешской демократической партии.


Три чешских политика в Освенциме

Дело не личности конкретного извращенца, шпаноида или политика (хотя последнее никак не исключает первые два).

Давайте говорить начистоту: в каждом из нас — у кого-то глубоко, на пятом уровне сумрака, а у кого-то на поверхности — заложено что-то такое, что в какой-то ситуации может превратить самую культурную и благополучную страну в концлагерь.

Твой папа — фашист

Летом этого года житель Челябинской области сделал из своего частного домовладения Освенцим: разместил на стене точную копию ворот лагеря смерти, украшенную лозунгом Arbeit Macht Frei. Тех самых ворот, на фоне которых (только настоящих, а не копии) так любят делать селфи британские туристы.


Дом в пос. Западный Челябинской области

С исторической точки зрения все эти эксцессы объясняются очень просто, полагает писатель Константин Залесский, автор 17-ти книг по истории Третьего Рейха.

По какому-то глубокому свойству человеческой натуры именно самые отъявленные злодеи сохраняются в исторической памяти крепче всего, продолжает историк.


Самая большая конная статуя в мире — памятник Чингис Хану в Монголии


Был такой британский философ Томас Гиббс, который заметил, что животные пожирают друг друга только когда им надо выжить, и только люди убивают друг друга ради удовольствия, напоминает замдиректора Института психологии РАН Вера Кольцова.

Мы находим в природе человека три основных причины войны: во-первых, соперничество ; во-вторых, недоверие ; в третьих, жажда славы — Томас Гиббс, философ, 16 век, Англия

Читайте также: