Розанов русская церковь кратко

Обновлено: 30.06.2024

И как прочие бездари в творчестве по примеру Белинского, Добролюбова и пр. он занялся критикой:

«У Грибоедова везде недостаёт теплоты; у Тургенева нигде нет

религиозного, христианского глубокомыслия… Крылову недостаёт

«Как “матёрый волк” он наелся русской крови и сытый отвалился в

Наконец - «эхо-Пушкин нигде не внедряется в предметы, а, как волна только

Гоголя было большим несчастьем для России, чем всё монгольское

Через 10-15 лет проследим эволюцию Розанова по отношению к Гоголю.

Мыслитель Розанов

Родила червяшка червяшку.

А на философском поле Розанов не мог не задеть великого В. Соловьёва.

Розанов и В.Соловьёв

«Такой будет жить “в номерах”, “гостить у приятеля”, но ни к кому

не станет “на хлеба”. “Соловьёв харчуется там-то”, — нельзя выговорить,

«Соловьёв «был таинственным и трагическим образом

«Многообразный, даровитый, нельзя отрицать — даже гениальный

Влад. Соловьёв едва ли может войти в философию по обилию в нём

Ситуация с В. Соловьевым напоминала известный сюжет из басни

об Антихристе и его разоблачении, — то в самый напряженный момент в полной тишине его недруг Вас. Розанов неожиданно с грохотом упал со стула в сопровождении дружного хохота и шуток о разоблачении антихриста Розанова.

«Связь пола с Богом — большая, чем связь ума с Богом, даже чем

«”Татьяны милый идеал” — один из величайших ложных шагов

на пути развития и строительства русской семьи… Я говорю, идеал

Узнав, что в Индии есть два древних эпоса, он воскликнул: “Ничего в России нет, — нет вот такой Рамайаны и Махабхараты… Ничего нет…

Идеал во всем – и в половых и семейных отношений В. Розанов обнаружил не у индусов, а у евреев:

И здесь начинается потрясающая трагическая история Розанова с евреями.

Розанов и евреи

«Всю жизнь Розанова мучили евреи. Всю жизнь он ходил вокруг —

Розанов объяснял: «Отроду я никогда не любил читать Евангелие. Не

В. Розанов писал Гершензону: «Что касается евреев, то, не думая

И много лет подряд Розанов стал петь гимн евреям.

«Розанов нашёл в себе силы признать, что полумеры бессмысленны, что нужно или отбрасывать условности и открыто признавать собственное варварство, или нужно уживаться с народом Израиля и учиться у него великому искусству национального самосохранения, что сам Розанов и делал… Никто не захотел понять, что Розанов не осуждал, а

восхищался (евреями) и завидовал им…

Всякая попытка низвергнуть Израиль в бездну означает для

русского человека только решительный откат к дикости, к полному

Отрицать избранность еврейского народа, считать её временной,

преходящей — это ересь, ведь бог избранность эту не отменил… И христианство было для мыслителя (Розанова) не что иное, как замутнённый

И закономерно, что жуткий террор Азефа, Гершуни, Рутенберга и пр. еврейских террористов Розанов принял с восхищением:

Молодой Н. А. Бердяев в 1907 г. дал точную оценку В. Розанову:

«Хвалёный “мир” Розанова есть кладбище, в нём всё отравлено трупным

В.Розанов против Христианства

И соответственно, когда в этот период революционные силы гнобили одну из опор народа и государства - христианство и особенно Иоанна Кронштадского, то Розанов старательно им помогал в этом своими многочисленными антихристианскими лекциями, статьями и книгами:

Не поняв, что либеральный кружок Гиппиус духовно связан с революционерами Розанов в своей бурной антихристинаской деятельности налетел на Мережковского:

« “Идейно” вы можете говорить что угодно, а как вас положить в одну постель с “курсисткой” — вы пхнёте её ногой. Всё этим и решается.

А с “попадьею” если также, то вы вцепитесь её в косу и станете с ней кричать о своих любимых темах, и, прокричав до 4-х утра, все-таки в конце концов совокупитесь с нею в 4 часа, если только вообще можете совокупляться (в чём я сомневаюсь — Роз.). В этом всё

дело, мой милый, — “с кем можешь совокупляться”. А разговоры — про-

По своей политической безграмотности Розанов поссорился и с революционным писателем М.Горьким, без его согласия опубликовал приватную переписку между ними. По этому поводу известный писатель

Леонид Андреев писал в письме Горькому:

Серия "Русский путь" ПРАВОСЛАВИЕ PRO ET CONTRA Осмысление роли Православия в судьбе России деятелями русской культуры и Церкви Издательство Русского Христианского гуманитарного института Санкт-Петербург 2001

ДУХ. СУДЬБА. ОЧАРОВАНИЕ И НИЧТОЖЕСТВО. ГЛАВНЫЙ ВОПРОС

[Мы хотим этим сказать, что вольнолюбивая и страдальческая мысль человеческая и сердце человеческое давно переросли условную и искусственную фразеологию богословия и богословов. Религиозное мышление, в пределах схемы христианской, давно представляет собою иссохшую мумию в драгоценном саркофаге, о которой никто не заметил даже момента, когда же именно она перестала жить и дышать. Всегда она была та же; всегда страшилась изменить свои черты; всегда считала себя "истиною". И никто не заметил времени, когда эта "истина" с недвижными чертами перестала быть кому-нибудь нужною и занимательною.] Живы, энергичны теперь только секты, которые именно в движении поставили себе задачу. Но то, к чему движется каждая из сект, в сущности, содержится в сердцевине уже бездыханного организма. Все секты, протестантские, православные, католические, не имеют ничего нового и оригинального в себе сравнительно с той Церковью, которой они якобы противополагаются, а в сущности -- от которой отделились не более, чем сук от ствола.

В обществах европейских еще надолго останутся так называемые "христианские чувства": как в доме, где жил человек, еще долго остается "дух его", строй его мысли и чувств, и даже заведенные им "порядки". Но это уже не цельный организм, хотя бы даже в степени "организма (системы) чувств". Христианство сохранится в европейской цивилизации долее всего в виде странствующих афоризмов, прекрасных изречений, великолепных практических и этических "максим" (= правил), и нет никаких причин, чтобы эти прекрасные выражения не исторгали у отдельных людей и особенно в отдельные моменты их жизни, то тяжелые вздохи, то прекрасные слезы. Но это вовсе не то, что основа и фундамент жизни. Основою и фундаментом жизни европейского человечества давно уже служат: 1) экономика, 2) знания (науки). Но где же метафизика? мистицизм? -- без которых не обходился ни один великий народ и ни одна великая эпоха. Может быть, суждено европейскому человечеству выработать свою оригинальную метафизику и оригинальный мистицизм, который выразил бы отношение к Богу лица европейского, между тем как до сих пор европейцы, очевидно, пользовались собственно еврейскими формами отношения к Богу (Библия, апостол Павел). По всему вероятию, сюда войдет много, но совершенно переработанного и бесконечно углубленного, язычества -- как в его эллино-римских элементах, так и особенно в германо-славянских элементах. Песни народные, эпос народный -- они также хватают за сердце человека. Детские песни, колыбельные песни, бытовые песни -- они мотивами своими, и тонами своими, и содержанием своим говорят иногда так же много, как песнопения Церквей. Но они подвижны, живы, прилипают к сердцу человека, свежи и разнообразны, как сама жизнь: и в этом отношении они выше литургий, слишком схематичных и общих, и не отвечающих человеку на скорбь этого часа, на радость этого дня. Но это -- только лирика. Спрашиваем еще раз: где же метафизика? Человек метафизичен по самому существу своему: и если он воспринимает религии, усваивает одну или другую, слушает проповедников, то потому именно, что он раньше услышанной проповеди есть уже исповедник, священник до оформленного священства, и пророк до оформившегося пророчества. Вот этим-то врожденным метафизическим вопросам человека Христианство и не сумело дать ответа, не только удовлетворительного, но и никакого; и от этого оно угасает. Что такое человек до рождения, и что такое самое рождение? Что такое человек после смерти, и что есть самая смерть? Что такое грех? С чего начинать его, с какого "А"?

И каков способ "снятия проклятия, греха и смерти" с человечества? Здесь мы запутываемся еще более. Адам пал потому, что не послушался Бога; неужели дети Адама, все человечество, "искупились" тем, что избраннейшее племя из этого человечества и в царственном граде этого человечества, в граде священников и пророков, подняло руку и умертвило. Бога!! Бога ли? -- вот вопрос! По основному воззрению Христианства, было убито именно существо божественное, "Сын Божий"; неужели Отец Его, "Отец наш, Сущий на Небесах", простит нам грехи наши в отношении друг друга, ложь нашу, жестокость нашу, войны наши, вероломство наше потому именно и потому особенно, что мы замучили и умертвили Его Сына? Ведь то особое наказание, какое евреи понесли за смерть Его, наказание отвержения, рассеяния и разорения, -- его должны бы понести все народы, целое человечество, если смерть Спасителя имела отношение ко всему человечеству? Не все и евреи распинали Его, а горсть, кричавшая на дворе Пилата: но потерпели наказание все, -- и жители Вифлеема или Назарета, как жители Иерусалима. Параллельно, если взять планету нашу, которую "искупил" Иисус, то, очевидно, и она должна была быть наказана вся за смерть Иисуса, т. е. во всех частях человечества. Или евреев не надо было всех и сплошь казнить; или уже казни достойно все человечество, и германцы, и русские. "Казни", мы говорим: а ведь начали говорить о "снятии греха, проклятия и смерти". Где же именно оно, это избавление, это облегчение, эта радость и белый свет, будто бы связующийся с Голгофой? Для евреев -- гибель, а для нас. чахотка, рак, убийства, грабежи, сифилис. Где же знаки "искупления"? и вообще метафизической перемены в самом бытии человечества? Все -- ветхозаветно, даже хуже, чем ветхозаветно: ибо до "искупления" человечества и до проповеди Иисуса в одном небольшом городке, в маленькой стране, нашлись же такие люди, как Мария и Елизавета, как две сестры Лазаря, Мария Магдалина и Самарянка? Нашлось 11 простолюдинов с разумом и сердцем Апостолов; и Никодим, и Закхей, и даже все эти, с великим сердцем, прокаженные, слепорожденные, расслабленные, блудницы, мытари! Вот эмпирический материал, который уже ранее Его был и который Иисус нашел готовым в "проклятом" месте: ибо Иерусалим был проклят и обречен гибели после Него. Ну, хорошо. Было за что проклясть Иерусалим, и основать новую религию на развалинах древней. Так может быть теперь мы найдем, в Париже или Берлине, еще Самарянку? еще Иосифа Аримафейского? еще 11 Апостолов? и Марию с Елизаветою? Гомерический хохот, который раздался бы на этот вопрос в ответ, показует, до чего эмпирический человеческий материал, найденный уже готовым Иисусом в Иудее, был выше того, который Он Сам оставил после Себя маленькой планете, с жалким, скорбным и недоумевающим населением. И, наконец, добро, благо умиротворения и любви, принесенные Им на эту скорбную планетку. Как молил за Содом и Гоморру Авраам Бога: "Если не достанет до 50 праведников, то неужели тогда Ты казнишь его? если не достанет 40? 30? и, наконец, только 10?" -- "Если найду в Содоме десять праведников, то пощажу весь город ради их" (Бытие 18: 24--32), вот решение Божие, решение ветхозаветное. А мы учим, что Ветхий Завет был жесток сравнительно с Новым. Но если пересчитать святых лиц, удивительных, трогательных, выше которых не видал мир, в Евангелии, т. е. в Палестине во время Иисуса и, так сказать, у ног Его, -- то их найдется гораздо более 50! И однако Палестина не была пощажена, хотя и остальные-то ее жители все же не были содомляне, а только верны Моисееву закону о субботе да "преданиям старцев", линия которых началась от достойного Ездры. Таким образом смутна для нас не только надежда, что мы "искуплены от греха, проклятия и смерти", но и какая-либо уверенность, что новозаветная жизнь имеет преимущества перед ветхозаветною, и что даже в зерне всего дела лежит. подвиг любви и милости, Небесного ли Отца к нам, Сына ли Его к человечеству. Во всяком случае, размышляющие люди имеют причину сомневаться в мессианизме всего христианства, и, следовательно, о лице Иисуса как Мессии. Наш-то сифилис? регистрация-то домов терпимости? Слишком малые знаки, чтобы Мессия "уже пришел". А войны? крестоносные? за испанское наследство? за австрийское наследство? Слишком малые знаки, чтобы "овцауже легла около тигра" : а между тем именно по этому предсказанию пророка Исайи мы и узнавали Христа. "Вот, когда придет такой, что это принесет: то смотрите, он и будет Мессия". Мы смотрим -- и не узнаем!! Да и Сам Он и Себе ничего подобного не предсказал: "Огонь пришел низвести Я на землю: и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! "Крещением должен Я креститься: и как Я томлюсь, пока сие совершится! "Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но --разделение. "Ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трех. "Отец будет против сына и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей и невестка против свекрови своей" (Луки, XII, 49--53). Таким образом не одна эмпирическая наличность истории христианства, но и самое учение Основателя его, если сопоставить его с предсказаниями о Мессии, что вот Он "льна курящегося не загасит" и "трости надломленной не сломит" (Мф 12: 20), и что с пришествием Его "ляжет овца около тигра" (Ис. 11:6), -- побуждает многих начать спрашивать в сердце своем: "точно ли Мессиею могли быть высказаны эти предсказания? И с таким очевидным выражением желания, чтобы они исполнились?" Самый спор Его с Иерусалимом, вращающийся около субботы, нам христианам кажется, будто шел о филантропии, и что вот ей противились злые евреи; но для евреев того времени и до наших времен очевидно, что филантропия вовсе не входила сюда никаким элементом, ибо Его спрашивали, почему Он не исцеляет в другие дни, в которые, конечно, Он мог бы исцелить; мог бы еще филантропичнее исцелить в пятницу или в четверг. Для евреев ясно было, что Он борется против "почил Бог от дел своих в седьмый день" (Быт. 2:2) и "пусть никакого дела не творит человек в седьмый день каждой недели" (Исх. 20:10). Врачи теперь лечат и в седьмой день -- и это хорошо. Но так ли хорошо, что и булочники пекут хлеб в седьмой день? И что лавочники в лавках, и мастеровые в мастерских, увы, давно лишены отдыха в "седьмой день". Иисус, который мог бы исцелять и по четвергам и по средам, явно боролся против абсолюта "праздника", и за него вступились евреи по глубокому инстинкту, что стоит потрясти абсолют чего-нибудь, как потрясется и вся эмпирия, на этом абсолюте построенная, т. е. что у человечества -- и у русских, и у немцев -- будет отнято в году 52 дня абсолютного отдыха. В этом случае, как и вообще во всей концепции евангельской истории, христиане наивны, как дети. "Жиды были злы и убили Иисуса, потому что Он был добр. Но добрый Бог наказал злых жидов: а царство и жребий их передал нам, которые добрее всех народов на земле". Тем не менее все предречения Иисуса оправдались, и некоторые, как о гибели Иерусалима, Он сказал не как волю Отца своего Небесного, но как Свою волю. Предсказал с подробностями столь значительными, что не остается сомнения, что Он проницал в будущее и повелевал векам: "вот, оставляется дом ваш пуст" (Мф 23:38); "камня на камне не останется от стен сих" (Мф 24:2), "скажут горам: падите на нас! и холмам: покройте нас!" (Лк 23:30). И, наконец, уже приведенное место о "мече и разделении", которое действительно раздирает христианскую цивилизацию, как никакой меч и никакую цивилизацию. Что же это такое? Скажем ли мы, что это доступно было Сократу! Платону! Будде, Конфуцию, Лаодзы, Магомету! Нет -- нет: Иисус не просто выдается в ряду их, но Он вовсе не есть то, что ряд этих людей. Иисус не человек, а Существо, и Евангелие есть действительно сверхъестественная книга, где передан рассказ о совершенно Сверхъестественном Существе, и самые события сверхъестественны же. При этом мы разумеем не чудеса Иисуса, которые могли быть апокрифичны или легендарны. Единственное и главное чудо, и притом уже совершенно бесспорное, -- есть Он Сам. Даже если согласиться с крайними скептиками, уверяющими, что Иисуса никогда не было и что миф есть самая история, самый сюжет евангельский, то все же отсюда скептики не получат никакой пользы: вымыслить такое Лицо, со всей красотою Его образа и непостижимыми Его речами, так же трудно, и невероятно, и было бы чудесно, как и быть такому Лицу. Предположим, что Платона никогда не было, а был кто-то, приписавший ему диалоги, на которых поставлено имя "Платон". Плохая шутка: этот, кто написал их, пусть имя ему будет Сидор, а не Платон, и был он перс, а не грек, все равно -- и был как гений Платон, с тем именно содержанием в голове, какое мы приписываем Платону. Ведь мы и все человечество не от того признали Иисуса "Сыном Божиим", что так велели нам апостолы, что это завещали они нам хранить как веру! но мы сами и волею своею, прочитав речи Иисуса, прочитав Нагорную Его Проповедь, да и все, все Его речения, восклицаем с Нафанаилом, которому ничего апостолы не нашептывали: "Равви! Ты -- Сын Божий! Ты -- царь Израилев" (Ин.1, 49). И исповедание Самарянки, и исповедание Никодима, и всего израильского народа, устилавшего одеждами Ему путь при входе в Иерусалим и восклицавшего: "благословен грядый во Имя Господне" (Мф. 21, 9) -- все это есть наше исповедание, без всякого подсказывания и помимо какого-либо авторитета для нас самих евангелистов-рассказчиков. И только когда эти иерусалимляне, с пальмовыми ветвями встретившие Его, завопили под легионами Тита, так удивительно точно предсказанными таинственным Посетителем Земли, сердце наше испугалось, заробело. и все смутилось в уме нашем. Иисус человеком не был! Но был ли Он Мессия? И кто же Он, наконец? Вот вопросы, которые томят несказанным томлением многие русские сердца. И они так глубоки, так захватывают фундамент всего дела, что ломкий хрусталь исторически сложившихся Церквей -- католической, православной, лютеранской -- никак не может не хрустнуть просто от самой постановки их. Европа, цивилизация европейская выросла из Христианства. Даже как спор против Церквей, как "ереси" -- она выросла из него же. Высота европейской цивилизации показует, как высоко было Христианство. Воистину, не человек его основал! Да: но к концу времен выяснились необоримые язвы цивилизации этой; и перед гробом ее, перед саваном ее позволительно спросить: вечно ли это дело, т.е. все-таки Божие ли зерно лежит в основе ее? Священникам, духовенству это невразумительно: они по инерции движутся, куда двигались, говорят, что говорили: языки их ометаллились и уже не могут переменить своего звона. О цивилизации они и не болят, или болят настолько, насколько она не принимает "их", критикует "их", не повинуется "им". "Мало почета нам" -- вот вся их скорбь об Европе. Но "почета" было много в средние века, когда им позволяли даже жечь людей, -- и они жгли с удовольствием. Все это явно не мессианство. Оставим их. Итак, открылись неисцелимые язвы цивилизации: по этому узнаем не божественность зерна в почве ее . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . настоящий пламенный исповедник, желая повторить это исповедание, увидел бы, что оно сгорает в самый момент выговаривания его, от уст выговаривающих. От этого выходит, что "впадали в ересь" все "горячо веровавшие": поразительная черта в Христианстве! Теперь оно еле держится. холодностью, равнодушием! Страшное дело: "стойте, не шевелитесь, -- не горячитесь, главное -- не горячитесь: иначе все рассыплется", -- вот лозунг времен, лозунг религии, Церкви! Но если таково средство, "чтобы не погибнуть", то не явно ли, что для "исцеления" уже никакого средства нет.

КОММЕНТАРИИ

Вторая трещина в отношениях Розанова и Церкви произошла в тот момент, когда молодой студент решил жениться на Аполлинарии Сусловой. Василию было 24, бывшей любовнице Достоевского – 41. Несколько лет жизни с Сусловой, которую Розанов жалел до конца своих дней, были сложнейшими, и едва не уничтожили в молодом философе представления о возможности семейного счастья. Не будем утомлять читателя физиологическими подробностями этого союза, о которых рассказывал сам Василий Розанов, ограничимся лишь тем, что эта женщина категорически не хотела рожать детей и избегала традиционных отношений между супругами.

Из-за несовершенства брачного законодательства Российской империи Василий Розанов в 1891 году тайно обвенчался с Варварой Бутягиной, с которой и прожил до конца своих дней. Позднее он подробно опишет обстоятельства своего венчания, не забыв упомянуть о том, что друзей больше всего волновало, кто из молодоженов первым вступит на полотенце.

В этой предсмертной фразе демонстрация розановского смирения и бесстрашия, проявившегося после революции.

После того как большевики переехали в Москву Розанов приходил в здание Московского совета со словами: "Покажите мне главу большевиков - Ленина или Троцкого. Ужасно интересуюсь. Я - монархист Розанов". В этой фразе, как и в отношении Розанова к Церкви, не было никакой рисовки. Философ и публицист действительно был убежден в том, что проблемы Церкви, общества и власти нужно решать исключительно с помощью слова.

Именно поэтому, Розанов всячески поддерживал идею созыва Поместного собора и освобождения Церкви от власти синодальных чиновников, которые, по его мнению. были куда хуже монахов, поскольку превратили Церковь в аналог почтового ведомства, куда мужик приходит формально и ставит свечку также, как просит на почте наклеить марку. Впрочем, это уже совсем другая история, не имеющая отношения к духовным поискам русского философа и публициста, умершего в мире с Церковью и похороненного в Черниговском скиту, рядом с Константином Леонтьевым.

Сильных у нас все еще много. Мудрых тоже… есть. А вот интересных мало. Сильный говорит: все сломаю. Мудрый говорит: все пойму и объясню. А интересный говорит иначе: не в лоб и не по лбу, не вправо и не влево, а иначе. Вот это ‘иначе’ и есть жизнь, где не все объясняется и не все ломается.

Василий Розанов — оправдан ли?

1) Тексты свои я пишу не для всех. Любой автор рассчитывает на некую читательскую аудиторию, за пределами которой его либо не поймут вообще, либо анафематствуют (с поразительной русской легкостью). Я не пишу только для храмовой проповеди или воскресной школы. Есть наши люди и не стоящие в храме пока. Есть люди читающие и думающие. Им тоже нужно знать, что Церкви, кроме Типикона, еще многое и понятно, и интересно.

Некоторые тексты именно для этих взрослых умом людей. И в отношении некоторых моих, равно и любых других, текстов совет простой. Вы — хозяин. Как с телевизором. Пульт же в руках: не нравится это — ищу другой канал, не нравится ничего — нажимаю off. То есть, не нравится — не читайте. Лично я сам так поступаю.

Но мещанство можно ругать, когда быт налажен, а стремление к Богу заменено ритуалом. Когда же быт разрушен, а стремленье к Богу вообще исчезло, то певец быта превращается в проповедника старой доброй старины: самовара, ягод с чаем, детских пеленок, книжки при керосиновой лампе… Ничего в этом плохого нет, я уверен.

Не есть ли это обратная сторона завышенных изначально планок, плюс — полное отсутствие ежедневного научения народа? Ну конечно. Это оно и есть. Только кто об этом скажет? В синодальные времена рты всех почти проповедников были залеплены медом. Так сладко было на устах, что диву даешься, как сладость без следа испарилась. Говорить честно могли миряне, да и не все, а юродивые. Вот Василий Васильевич — один из них.

4) Любить — не значит канонизировать. Мне далеко не все в творчестве Розанова нравится. Но любить — это значит на одной странице книжку отбросить, на другой — захлопнуть с гневом, а потом третью открыть и перл найти. Вы не так читаете? Вы хотите, чтоб только по маслицу — по маслицу. А вот прот. Георгий Флоровский говорил, что любого из отцов при сильном желании можно обвинить в ереси. Это при желании, и — отцов.

Кто ж говорит, что какой-то Розанов во всеми прав? Я не говорю. Я только говорю, что он умнее и живее многих. Вот Синод со своей канцелярщиной мучился-маялся с Толстым и не знал долго, что же сказать. А Розанов только пару слов сказал. Толстой, сказал он, гениален, но не умен (во как!). Толстой, говорит, нравственнее нынешнего Синода, но Толстой восстал против всей Церкви, а в ней есть Василий Великий и Иоанн Златоуст, которым Толстой в подметки не годится. Толстой не понял этого и стал врагом Божиим. Все! Гениальное просто. И таких прозрений у Розанова не счесть.

5) Скажут, св. Иоанн Кронштадский писал в дневнике: Господи, иссуши руку писателя Розанова! Знаю. Писал. Я это читал. Но святой батюшка из Кронштадта полжизни положил на борьбу с тем же Львом Толстым. Внимание! Разве после этого и на этом основании исключать Толстого из школьной программы? Разве книги его не экранизировать?

Разве можно теперь обойти молчанием эту целую эпоху в жизни человеческого духа, с его падениями, пропастями, соблазнами? Эпоху, по имени которой, нас весь мир узнает. О, нет. И падения великих назидательны. И их ошибки показательны. И если только на Павла Фивейского смотреть, то марш все в пустыню прямо сейчас, и не сидите за мониторами.

6) Один из полюсов в русской религиозности — это обскурантизм. Запретить! Наказать! На Соловки — псалмы петь! На Валаам — камни носить! И это всегда за что-нибудь второстепенное. Верблюда мы с удовольствием проглотим. Только бы мошку за компанию не сглотнуть, иначе осквернимся. И об этом Василий Васильевич умел ярко и точно сказать.

7) Он любил Русь и любил Русскую Церковь. Но любящий не мирится с тем, что есть. Ханжа мирится, бюрократ мирится, потому что любят себя, а не Русь и не Церковь. Любящий ругается, кипятится, ворчит, нервничает и обличает. Если мы любим Русь и ее Церковь, то обязаны, просто обязаны прочесть, понять, через себя пропустить то, что сказали и подумали; написали и предложили для обсуждения лучшие люди Руси. Думающий взрослый человек мимо Розанова пройти не сможет. А, остановившись, многое найдет. Хотя многое и отвергнет, спорить не буду. Даже добавлю — справедливо отвергнет.

Хватит цифр) Я помянул его вместе с Фрейдом, поскольку Фрейд идею Бога выводил из пола. А Розанов, наоборот, пол связывал с Богом. Пол, говорил он, связан с Богом больше совести и ума. С этим не надо спорить, потому что в споре с тайной тайна победит. Пол — великая тайна. И Господь Иисус вынашивался во чреве, проходил родовые пути, Ему перерезали пуповину, Его кормила грудью (а не смесью) Пречистая. Все это выше ума, и это область освященного пола.

Умерший в Лавре у Сергия, причащенный перед отходом, Розанов ждет общего Суда и вряд ли нуждается в наших спорах о нем. Но мы нуждаемся в комплексном знании о своей Родине и ее выдающихся людях. Иначе мы не исправим ошибок истории, и будет далее то, о чем писал Василий Васильевич. А он писал в частности и о том, что Россия — это пустыня самохвальства и безразличия.

Здесь смерть гения не вызывает ни слез, ни удивления. Все затягивается безразличием так же быстро, как ряской затягивается поверхность болота, только что проглотившего сокровище. Весь ее — России — человеческий набор чаще всего — сонливый лентяй, да анархист с бунтарем, да одинокий святой, убегающий прочь равно как от лентяев, так и от анархистов.

В общем, мне обидно доказывать невинность, оправдывать то, что не требует оправданий и напоминать то, что и так должно быть все время в памяти. Дескать: думайте, читайте, не спешите шашкой махать, учитесь и на чужих ошибках, и на чужих успехах, пытайтесь понять сегодняшний день, чтобы не впасть в иллюзии…

Читайте также: