Праздники в средневековье кратко

Обновлено: 30.06.2024

Проблематика народной культуры привлекла внимание историков "на волне" движения, начатого французской школой "Анналов". Историков опередил мудрец и литературовед М. М. Бахтин (Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965). Он открыл народное смеховое творчество и указал его место в истории мировой культуры. Народно-площадная культура и народный смех стали его героями. Нашлось место и рассмотрению обрядово-зрелищных форм (празднеств карнавального типа, площадных смеховых действ и т. п.).

Впервые было доказано, что праздники "занимали в жизни средневековых людей огромное место". Помимо карнавалов с их сложными многодневными действами и шествиями справлялись особые "праздники дураков" и "праздник осла". Более того, христианская церковь допускала вольный "пасхальный смех" и весьма свободное веселье во время "храмовых праздников". Смех сопровождал сельскохозяйственные праздники (например, сбора винограда), а также многочисленные гражданские и бытовые церемонии и обряды. Праздник оказался важнейшим элементом европейской средневековой жизни, но наиболее сложные его формы характерны прежде всего для Средиземноморья.

Праздник был прямой противоположностью серьезным официальным - церковным и государственным - культовым формам и церемониалам. На празднике возникал другой мир, противостоящий обычному. Эта двумирность, по М. М. Бахтину, является важнейшей особенностью Средневековья. В древнейшие эпохи два мира были слиты воедино, и еще во время античного триумфа победитель одновременно подвергался и прославлению, и осмеянию. Христианство сложно относилось к смеху, и официальные праздники были отделены от народных, точнее сказать, начали сопровождать их.

Карнавал был внецерковен, он часто представлял собой пародию на культовые действа. Карнавал - это игра, расположенная на границах искусства и самой жизни. Во время карнавала нет разделения на исполнителей и зрителей, карнавал всенароден, он является воплощением вселенской свободы. Таковы были древнеримские сатурналии, которые воспринимались как возврат в сатурнов золотой век. Праздник воплощал идею вселенского обновления. Праздник - это выход за пределы обычного (официального) строя жизни. В то же время средневековый праздник - временная реальная жизнь, противостоящая повседневности. Таким образом, на карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью.

Через удвоение реального мира, через восприятие сюрреализма окружающего нас мира люди пытались как-то осознать сложность и неоднозначность бытия. Разумеется, подлинный мир не двузначен, количество "миров" значительно больше двух, но для людей, далеких от философии, и удвоение было своеобразным прорывом к неоднозначному, следовательно, более глубокому восприятию реальности.

Праздничная жизнь не была оторвана от религиозной, карнавал примыкал к последним дням перед великим постом, связывая языческие времена с христианскими.

Праздники имели глубокое смысловое, миросозерцательное содержание, они основывались на особом восприятии времени. Праздники были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Праздник тесно связан со смертью (как ее оборотная сторона). Другая жизнь праздника - не что иное, как реализованная утопия всеобщности, свободы, равенства и изобилия. Если официальные празднества освящали и санкционировали существующий мир, то есть были обращены в прошлое, чтобы утвердить стабильность, неизменность и вечность миропорядка, то они противостояли подлинной природе человеческой праздничности, но она была неистребима и частично легализовалась в виде карнавала. Карнавал есть временное освобождение от официального времени, он направлен в незавершимое будущее.

Карнавал отменял иерархию, на которой держалось Средневековье, отменял отчуждение. В результате утопическое и реальное временно соединялись в карнавальном мироощущении. Вырабатываются особые формы речи и жеста, откровенные и вольные, не признающие дистанций между общающимися, свободные от норм этикета и пристойности. Праздник сформировал собственный язык форм и символов, отражающий изменчивость и зыбкость окружающей реальности. Возникала своеобразная логика "обратности", непрестанных перемещений верха и низа ("колесо"). Другая культура пародийна, она формировала "мир наизнанку". Но это не беспощадное отрицание, а возрождение и обновление.

Праздничный смех всенароден, универсален и амбивалентен (он одновременно отрицает и утверждает, хоронит и возрождает). Смех этот касается и самих смеющихся, напоминает о древнейшем ритуальном осмеянии божества.

Праздник есть попытка создать здесь, на земле, тот народный рай, который так подробно описан в "стране лентяев", "стране дураков" и т. п. Праздник - это ответ неграмотных на Писание.

Буйный разгул праздника и впечатляет, и немного пугает, и отталкивает культурных, образованных, "системных" людей. И сегодня в странах, где регулярно проводят карнавалы, открывают все новые приемники "детей карнавала", у которых, как считается, нет и не может быть родителей. Задачу хоть как-то связать мир праздника и реальность по-прежнему пытается выполнять христианская церковь. И, как бы не были веселы и приятны народные праздники, как бы не были хороши шуты и весельчаки, следует помнить и о том, на что М. М. Бахтин обратил недостаточное внимание. Такой праздник - сознательный отказ от культуры, "выключение", осмеяние культуры и образованности. Такой праздник - торжество освобожденных инстинктов, снятие культурных табу, отмена всех запретов, прекращение общепринятого, достойного поведения. Поэтому народный праздник должен был чередоваться с буднями по "принципу маятника", наиболее веселые и жестокие празднества характерны для "закрытого общества" Средневековья как своеобразная пародия на "выход" из страшного мира. Праздничный мир Возрождения, когда весь город мог несколько лет "играть" "Божественную Комедию", забыв о насущных делах, сменило более сдержанное и серьезное Новое время, тогда протестантизм постепенно "сдвинул" праздники на юг европейского континента. Всеобщий народный праздник сохранился, но еще более отдалился от реальности. Однако преимущественное тяготение к праздникам проявлялось в каждом бунте, мятеже, в каждой революции и гражданской войне ("казнь Карла I в Англии", "праздничная Великая французская революция" и мн. др.). Праздником стали и некоторые события ХХ века. Более того, в некоторых странах праздничный подход к жизни начал оттеснять реальность на второй план. (Не знаю, где это). В этих странах всенародная "игра в жизнь" стала на определенный период и остается сейчас серьезным тормозом для социально-экономического, политического и культурного развития. Победа постмодернистских представлений тоже представляет собой один из таких праздников, которые всегда с тобой.

Праздник необходим, без него нельзя жить, но праздник хорош только при наличии будней, иначе он начинает занимать их место и обращение к реальной деятельности начинает восприниматься как уход от бесконечного и бессмысленного веселья.

Социальная культура средневековья выступает, прежде всего, как строго определенное взаимодействие социальных групп, основанное на сочетании прав на землю с местом в обществе.

Взаимодействие этих начал дало мощный импульс становлению собственно западноевропейской средневековой культуры.

Сущность культуры любой эпохи, прежде всего, выражается в представлениях человека о себе самом, своих целях, возможностях, интересах.

В средневековой культуре эти представления во многом формировали деятели церкви. Они стремились общественные отношения объяснить по образцу отношений человека и бога. Подчинение, смирение, покорность становятся главными ценностями общественной жизни, которые проповедует христианское духовенство.

Праздничная культура средневековья

Средневековые городские праздники, с их яркими зрелищами, развлечениями, маскарадами восходили к языческим культам и обрядам. Так, новогодний римский языческий праздник календ, которому церковь противопоставила свой рождественский цикл, в Византии справлялся вплоть до XIII века.

Новогодним календам (1—5 января) предшествовали врумалии (с 24 ноября по 17 декабря), сопровождавшиеся карнавальными шествиями ряженых и плясками, которые первоначально имитировали различные действия при уборке урожая и изготовлении вина. Ряженые лихо плясали и распевали песни, в которых высмеивались вельможи, церковнослужители и судейские чиновники. С 17 по 23 декабря справлялись необузданно веселые сатурналии, с цирковыми представлениями, жертвоприношениями свиньи.

И все-таки отдельные виды увеселений продолжали жить, породив новый вид народного зрелища — представления гистрионов, которые внесли большой вклад в становление культуры Западной цивилизации.

Гистрионы частично использовали опыт римских мимов. Но не подражание римским мимам. Ранние языческие обряды, непосредственно связанные с материальным и духовным миром земледельца, были той главной живительной силой, которая дала толчок развитию театрализованных представлений гистрионов.

Народные забавники гистрионы существовали у всех народов Европы. В разных странах их называли по-разному: жонглерами, шпильманами, менестрелями и т. д. В России они назывались скоморохами.

Расцвет деятельности гистрионов в Западной Европе как массового и популярного искусства происходит с XI по XIII век, т. е. падает на время возникновения средневековых городов. Гистрионы были ярчайшими выразителями мирского, жизнелюбивого духа в средневековом городе. В их веселых, дерзких песнях, в их пародийных сценках, затеях и маскарадных представлениях проявилось стихийное бунтарство народных масс. Особенно ярко это выразилось в деятельности вагантов.

Гистрионы устраивали и представления кукольного театра, первые упоминания о которых относятся к концу XII века.

2.1 Театр средневековья:

2.1.1 Литургическая и полулитургическая драма.

Одной из форм театрального искусства раннего средневековья стала церковная драма. Борясь против остатков античного театра, против сельских игрищ, церковь стремилась использовать действенность театральной пропаганды в своих целях. Как я уже говорила театрализуется месса, вырабатывается ритуал чтения в лицах эпизодов из легенд о жизни Христа, о его погребении и воскрешении. Из этих диалогов рождается ранняя литургическая драма. Существовало два цикла такой драмы – Рождественский, рассказывающий о рождении Христа, и Пасхальный, передающий историю его воскрешения.

Устроители литургических представлений накопили постановочный опыт и стали искусно показывать народу вознесение Христа и другие евангельские чудеса. Приближаясь к жизни и используя постановочные эффекты, литургическая драма уже не привлекала, а отвлекала прихожан от службы. Развитие жанра таило в себе его самоуничтожение.

Не желая отказаться от услуг театра, и не будучи в силах совладать с ним, церковные власти выводят литургическую драму из-под сводов храмов на паперти. Нарождается полулитургическая драма (середина XII в.). И тут церковный театр, формально находясь во власти духовенства, подпал под влияние городской толпы. Теперь она уже диктует ему свои вкусы, заставляет давать представления в дни ярмарок, а не церковных праздников; заставляет полностью перейти на родной, понятный толпе язык. Заботясь об успехе, церковники стали подбирать более житейские сюжеты, и материалом для полулитургической драмы становятся библейские сюжеты, подверженные бытовому толкованию. Библейские легенды подвергаются с течением времени поэтической обработке. Вводятся и технические новшества: окончательно устанавливается принцип симультанной декорации (от франц. simultane – одновременный) при котором на сцене по прямой линии устанавливаются одновременно все декорации, необходимые по ходу действия; увеличивается число трюков.

Однако, несмотря на все это, церковная драма продолжала сохранять тесную связь с церковью. Драма ставилась на паперти, на церковные средства, ее репертуар составлялся духовными лицами.

Так, причудливо объединяя взаимоисключающие элементы, церковная драма существовала долгое время.

2.1.2 Миракль.

Двойственность миракля была связана с идеологической незрелостью городского бюргерства того времени. Не случайно миракль, начинавшийся обычно с обличительного изображения действительности, всегда заканчивался компромиссом, актом раскаяния и прощения, что практически означало примирение с только что показанными злодеяниями, ибо предполагало в каждом злодее возможного праведника. Это устраивало и бюргерское сознание, и церковь.

2.1.3 Мистерия.

Представления мистерий организовывались не церковью, а городскими цехами и муниципалитетами. Авторами выступали деятели нового типа: ученые, богословы, юристы, врачи. Несмотря на то, что руководила постановками высшая буржуазия города, мистерии были массовым площадным самодеятельным искусством. В представлениях участвовали сотни человек.

Мистерия раздвинула тематический диапазон средневекового театра, накопила огромный сценический опыт, который был использован последующими жанрами средневековья.

Исполнителем мистерии был городской люд. Отдельные эпизоды огромного театрального представления исполнялись представителями различных городских цехов. При этом мистерия давала возможность каждой профессии проявить себя как можно полней.

Мистерии развили театральную технику, утвердили в народе вкус к театру, подготовили некоторые особенности ренессансной драмы. Но к 1548 году мистериальным обществам, особенно широко распространенным во Франции, запретили показ мистерий: слишком ощутимой стала комедийная критическая линия мистериального театра. Причина гибели еще и в том, что она не получила поддержки со стороны новых, прогрессивных сил общества. Религиозное содержание отталкивало людей гуманистически настроенных, а площадная форма и критические элементы вызывали гонения церкви.

Историческая обреченность мистерии была предрешена внутренней противоречивостью жанра. К тому же мистериальный театр потерял и свою организационную почву: королевская власть искореняла все городские вольности и запрещала цеховые союзы. Мистерия подверглась резкой критике со стороны, как католической церкви, так и реформационного движения.

2.1.4 Моралите.

Реформационное движение (Реформация) развернулось в Европе в XVI в. Оно носило антифеодальный характер и приняло форму борьбы с идеологической опорой феодализма – католической церковью.

Основным признаком моралите являлся аллегоризм. В пьесах действовали аллегорические персонажи, каждый из которых олицетворял какой-то человеческий порок или добродетель. Эти персонажи были лишены индивидуальных характеров, и даже реальные вещи в их руках превращались в символы. Столкновения героев строились соответственно на борьбе двух начал: добра и зла, духа и тела. Этот конфликт чаще всего изображался в виде противопоставления двух фигур, двух персонажей, олицетворяющих собой доброе и злое начало, воздействующее на человека.

Разумные люди идут по стезе добродетели, неразумные же становятся жертвами порока – эту основную дидактическую мысль утверждали на разные лады все моралите.

Авторами некоторых моралите были ранние гуманисты, профессора средневековых школ. В Нидерландах сочинением и постановкой моралите занимались патриоты, борющиеся против испанского насилия. Их пьесы были полны современных политических намеков, за что авторы и актеры нередко преследовались.

В своем развитии моралите частично освобождалось от строгой аскетической морали; под воздействием новых общественных сил в нем проявлялось некоторое стремление к реализму. Противоречия жанра были признаком сближения с жизнью. В иных моралите уже можно было встретить мотивы социальной критики.

Историческое значение аллегорического жанра было в том, что он внес в средневековую драматургию четкость, поставил перед театром задачу построения типического образа. Но, будучи во власти догматической морали, этот жанр не смог породить ничего значительного.

2.1.5 Фарс.

Фарс повернут всем своим содержанием и художественным строем к действительности. Он высмеивает солдат-мародеров, монахов-торговцев индульгенциями, чванливых дворян, скаредных купцов. Остро подмеченные и обрисованные черты характеров несли сатирически заостренный жизненный материал.

Главными принципами актерского искусства для фарсеров были характерность, доведенная до пародийной карикатуры, и динамизм, выражающий активность и жизнерадостность самих исполнителей.

Сценической задачей фарсеров было воссоздание определенных типов: ловкого городского молодчика, хвастливого солдата, хитрого слуги и т.п. Но при определенности сценических типов-масок была развита и импровизация – следствие живого общения фарсеров с шумной ярмарочной аудиторией.

Судьба веселых комических любительских корпораций фарсеров от год в год становилась все плачевнее. Монархическая и церковная власть все сильнее наступала на городское вольномыслие и на одну из его форм – фарсовый театр. В конце XVI-начале XVII в. под ударами властей прекращают существование крупнейшие корпорации фарсеров.

2.2 Карнавалы эпохи Средневековья

Празднества карнавального типа и связанные с ними смеховые действа или обряды занимали в жизни средневекового человека огромное место. Кроме карнавалов в собственном смысле с их многодневными и сложными площадными и уличными действами и шествиями, справлялись особые праздники дураков (festa stultorum) и праздник осла, существовал особый, освященный традицией вольный пасхальный смех. Более того, почти каждый церковный праздник имел свою, тоже освященную традицией, народно-площадную смеховую сторону. Таковы, например, так называемые храмовые праздники, обычно сопровождаемые ярмарками с их богатой и разнообразной системой площадных увеселений (с участием великанов, карликов и т.д.).

Карнавальная атмосфера господствовала и в дни постановок мистерий и соте. Царила она также на таких сельскохозяйственных праздниках, как сбор винограда, проходивший и в городах. Смех сопровождал обычно и гражданские и бытовые церемониалы и обряды: шуты были их неизменными участниками и пародийно дублировали различные моменты серьезного церемониала (прославления победителей на турнирах, церемонии передачи ленных прав, посвящений в рыцари и др.). И бытовые пирушки не обходились без элементов смеховой организации, например, избрания на время пира королев и королей для смеха.

Все эти обрядово-зрелищные формы давали, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и в негосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений. Они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все средневековые люди были в большей или меньшей степени причастны, в которых они в определенные сроки жили. Каковы же специфические особенности карнавалов средневековья и прежде всего какова их природа?

Прежде всего, необходимо отметить, что все карнавальные формы последовательно внецерковны и внерелигиозны. Они принадлежат к совершенно иной сфере бытия.

По своему наглядному, конкретно-чувственному характеру и по наличию сильного игрового элемента, они близки к художественно-образным формам. К театрально-зрелищным. Но основное карнавальное ядро этой культуры вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной формой и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границах искусства и самой жизни. В сущности, это сама жизнь, но оформленная особым игровым образом.

Для смеховой культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. не карнавальной) жизни, носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например, Трибуле при Франциске, вовсе не были актерами, разыгрывавшими на сценической площадке роли шута и дурака (как позже комические актеры, исполнявшие на сцене роли Арлекина, Гансвурста и др.). Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки, они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это и не комические актеры.

Официальные праздники средневековья и церковные и феодально-государственные никуда не уводили из существующего миропорядка и не создавали никакой второй жизни. Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим прошлым освящал существующий в настоящем строй. Официальный праздник, иногда даже вопреки собственной идее, утверждал стабильность, неизменность и вечность всего существующего миропорядка: существующей иерархии, существующих религиозных, политических и моральных ценностей, норм, запретов. Праздник был торжеством уже готовой, победившей, господствующей правды, которая выступала как вечная, неизменная и непререкаемая правда. Поэтому и тон официального праздника мог быть только монолитно серьезным, смеховое начало было чуждо его природе.

В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в не за вершимое будущее.

Особо важное значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений. На официальных праздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались: на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг и занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавале все считались равными. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений.

Это временное идеально-реальное упразднение иерархических отношений между людьми создавало на карнавальной площади особый тип общения, невозможный в обычной жизни. На карнавале вырабатывались и особые формы площадной речи и площадного жеста, откровенные и вольные, не признающие никаких дистанций между общающимися. Свободные от обычных, вне карнавальных норм этикета и пристойности.

В карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью. В этом специфическая природа карнавала, особый род его бытия. Карнавал это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность здесь становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия.

3. Заключение

Средние века – время напряженной духовной жизни, сложных и трудных поисков мировоззренческих конструкций, которые могли бы синтезировать исторический опыт и знания предшествующих тысячелетий.

В эту эпоху люди смогли выйти на новую дорогу культурного развития, иную, чем знали прежние времена. Пытаясь примерить веру и разум, строя картины мира на основе доступных им знаний и с помощью христианского догматизма, культура средних веков создала новые художественные стили, новый городской образ жизни. Вопреки мнению мыслителей итальянского Возрождения, средние века оставили нам важнейшие достижения духовной культуры, в том числе институты научного познания и образования.

Как нельзя более удачным представляется образ, предложенный философом, науковедом и культурологом М.К. Петровым: он сравнил средневековую культуру со строительными лесами. Возвести постройку без них невозможно. Но когда здание завершено, леса удаляют, и можно только догадываться, как они выглядели и как были устроены. Средневековая культура, по отношению к нашей, современной, сыграла именно роль таких лесов: без нее западная культура не возникала бы, хотя сама средневековая культура была на нее в основном не похожа. Поэтому надо понимать историческую причину столь странного названия этой длительной и важной эпохи развития европейской культуры.

Подготовила Анна Пузырева

Пятьдесят два обычных воскресенья, по неделе на празднование главных христианских праздников — Пасхи, Рождества и Пятидесятницы, другие обязательные праздники — Богоявление, Крещение, Сретение, Пальмовое воскресенье, Вознесение, Троица, праздник Тела и Крови Христовых, День Пресвятого Сердца Иисуса, Преображение, Воздвижение Креста, День Святого семейства, День Непорочного зачатия, День святого Иосифа, День святых апостолов Петра и Павла, Успение Девы Марии, День Всех Святых, плюс дни разных святых — покровителей города, ремесленных цехов и так далее, дни их поминовения и дни разных событий, с ними связанных, а также въезды правителей, епископов и других важных персон — итого около трети года проводил средневековый горожанин в праздности. Каким образом можно было убить это время?


Сходить в церковь и послушать проповедника


Миниатюра Жана Фуке из Часослова Этьена Шевалье. XV век © Wikimedia Commons

Праздничные богослужения совершались с большой пышностью при участии лучших хоровых певцов. Уже с IX–X веков праздничная месса становится похожа на аллегорический спектакль благодаря инсценировкам ветхозаветной, евангельской или житийной истории. Такие представления просуществовали примерно до XIII века, когда их место заняли городские театральные действа.

Иногда в город заезжал проповедник, и тогда, если он не выступал во дворе храма, бюргеры сооружали для него помост, где гость мог помолиться вместе с присутствующими, а потом выступить с изобличительной проповедью.

Посмотреть представление

Средневековые театральные представления главным образом отвечали за духовное развлечение горожан и на народном языке в той или иной форме поясняли Священное Писание. Основой миракля были апокрифические евангелия, агиография, рыцарские романы. В Англии миракли ставились обычно членами ремесленных цехов в честь своих патронов. Во Франции они были популярны в среде участников пюи — городских объединений для совместной благочестивой деятельности, музицирования и поэтических состязаний. Сюжетом мистерии, как правило, были страсти Христовы, ожидание Спасителя, жития святых. Изначально мистерии были частью церковной службы, потом стали разыгрываться во дворе или на кладбище церкви, а позже переместились на городские площади. При этом разыгрывали их не профессиональные актеры, а духовные лица и члены пюи.

Моралите — нечто среднее между религиозным и комическим театром. В аллегорической форме в них показывалась борьба добра и зла в мире и в человеке. Исходом этой борьбы было спасение или гибель души.

При всей условности постановок происходящее на сцене для зрителей полностью сливалось с реальностью, а трагические события соседствовали с комическими сценами. Зрители часто включались в действие как участники событий.

Послушать музыку или стихи

Инструментальная музыка была по преимуществу занятием жонглеров и менестрелей, поющих, пляшущих и дающих представления под звуки своих инструментов. Помимо различных духовых (трубы, рога, свирели, флейты Пана, волынки), со временем в музыкальный быт вошли также арфа и разновидности смычковых — предки будущей скрипки: кротта, ребаб, виела, или фидель.

Переходя с места на место, жонглеры выступали на праздниках при дворах, у замков, на городских площадях. Несмотря на преследования со стороны церкви, жонглерам и менестрелям удалось в XII–XIII веках добиться возможности участвовать в духовных представлениях.

На юге Франции лирические поэты назывались трубадурами, на севере — труверами, в Германии — миннезингерами. Лирика миннезингеров была достоянием знати, и огромное влияние на нее оказали рыцарская поэзия и любовные песни трубадуров. Позже искусство стихосложения в немецких городах переняли мейстерзингеры, для которых поэзия превратилась в особую науку.

Потанцевать

Танец — излюбленное развлечение всех слоев средневекового общества, ни один праздник не обходился без плясок. Жонглеры усложняли технику, добавляя акробатические элементы, но горожане любили подвигаться сами, а не только посмотреть на профессионалов. Церковь обычно была против подобных развлечений, да и городское правление не во все времена хорошо относилось к танцам. Впрочем, позже власти начали давать разрешение на устройство танцев в залах городских ратуш, а с конца XIV века стали появляться так называемые танцевальные дома. Обычно танцевальный дом находился по соседству с ратушей и церковью или напротив них. Громкая музыка и смех нарушали благочестивое настроение прихожан и служителей храма, вызывая их недовольство и бесконечные жалобы.

Кроме того, существовали танцевальные дома, предназначенные исключительно для простых горожан: над деревянным настилом, слегка приподнятым над землей, сооружали крышу на четырех столбах. На них располагались музыканты, а вокруг плясали в кругу мужчины и женщины. Если знать предпочитала размеренные и церемониальные танцы-процессии, а на цеховых праздниках господствовали танцы с обручами, мечами и другими предметами, символизирующими изделия ремесленного производства, то среди городского люда были распространены танцы-импровизации и хороводы, которые церковь называла грубыми и бесстыдными.

Сходить на ярмарку

Каждую неделю к услугам горожан были мелкие городские рынки, а вот ярмарки проводились довольно редко — один или несколько раз в год: на Рождество, Пасху или на день местного святого — покровителя города или патронов торговых и ремесленных цехов.

Поучаствовать в карнавале

Карнавал неотделим от поста: это было последнее многодневное торжество, предварявшее долгое время воздержания, и сопровождалось оно пирами, маскарадами, шествиями и потешным драками на сырах и колбасах. Карнавал — это царство обжорства, хаоса и прославления всего телесного. Маски и ряженые, полузвери-полулюди и короли шутов, корабль дураков и избрание ослиного папы — все церковные и светские ритуалы переводились на язык буффонады, а символы власти подвергались публичному осмеянию. Вся церковная служба и священные тексты выворачивались наизнанку. Главные события карнавала происходили в церкви, хотя уже с XIII века эти непристойности пытались запрещать официальными интердиктами.

В послании богословского факультета в Париже, разосланного епископам Франции в 1445 году, карнавал описывается очень красочно:


Во время карнавала можно было все, что запрещалось в обычные дни, иерархия нарушалась, привычные нормы переворачивались — но как только заканчивался праздник, жизнь возвращалась в обычное русло.

Поприветствовать гостя или правителя


Миниатюра из немецкой хроники. 1383 год © Württembergische Landesbibliothek

Торжественные въезды императоров, королей, князей, легатов и прочих господ в подвластные им города всегда были обременены многоуровневым символическим смыслом: напоминали о природе власти, отмечали победу, утверждали политическое владычество над удаленными территориями. Происходили они довольно часто: в Средние века и даже в Новое время королевские дворы были кочевыми — для того чтобы удержать власть, короли должны были постоянно перемещаться с места на место.

Церемония состояла из нескольких актов, каждый из которых был строго регламентирован. Начиналось все с приветствия правителя, чаще далеко за городом; затем следовали прием коронованной особы у городских стен, передача ключей, открытие городских ворот, депутации знати и духовенства. От ворот кортеж двигался по главным улицам города, которые посыпали живыми цветами и зелеными ветками. Наконец, на центральной городской площади зажаривались быки и дичь и выкатывались бочки вина для всех жителей города. В 1490 году во Вьене во время въезда Карла VIII был установлен фонтан добра и зла, который с одной стороны бил красным вином, а с другой — белым. Такие угощения были призваны воплотить образ сказочной страны изобилия, явить которую своим подданным государь должен был хотя бы однажды.

Для гостя устраивали инсценировки. В 1453 году в Реджо был поставлен целый спектакль: покровитель города святой Просперо парил в воздухе со множеством ангелов, которые просили у него ключи от города, чтобы потом передать их герцогу под гимны в его честь. Когда процессия достигла главной площади, к ним с церкви слетел святой Петр и надел на голову герцога венок.

В германских землях государь нередко въезжал в город в окружении преступников, приговоренных к изгнанию, причем они двигались не просто в свите, а держались за край одежды покровителя, сбруи, седла или стремени его коня — таким образом, они могли вернуться в город. Так, в 1442 году король Фридрих III велел взять с собой в Цюрих 11 человек, а в 1473 году в Базель — 37. Правда, городские власти могли выгнать преступника снова, как только властитель покинет город.

Посмотреть рыцарский турнир

Турнир был настоящим праздником демонстрации воинской доблести и рыцарской чести. Любому хотелось если не принять в нем участие, то хотя бы посмотреть, как добывает себе славу и добычу знатная молодежь. Первоначально все действо напоминало смесь ярмарки и настоящего боя: участники сходились стенка на стенку, некоторые получали серьезные ранения или даже погибали, а вокруг собиралась разношерстная толпа, которая, помимо рыцарей, их оруженосцев, пеших воинов и слуг, состояла также из кузнецов, продавцов, менял и зевак.

В конце концов турниры превратились в дорогостоящую и изощренную придворную забаву, сопровождавшую различного рода празднества по случаю свадьбы правителя, коронации, заключения мира или союза — вместе с праздничными мессами, шествиями, обедами и балами, по большей части не предназначенными для простых горожан.

Принять участие в спортивных состязаниях

У бюргеров были все возможности поупражняться и посоревноваться во владении настоящим оружием. Для тренировок организовывались общества стрелков из лука и фехтовальные школы, которые существовали во фламандских, североитальянских, английских, французских и немецких городах, а также в Кракове, Киеве и Новгороде. Объединения лучников и фехтовальщиков имели свои уставы и напоминали цехи. Подготовка велась по разным направлениям, но для состязаний в каждом городе выбирали определенный вид единоборства. Например, в испанских городах предпочтение отдавалось поединкам с применением холодного оружия и конной корриде, в Южной Англии и Новгороде — кулачному бою, в немецких и фламандских городах — фехтованию и борьбе.

В Италии игры и состязания жителей городов-республик напоминали учения. В Павии, например, горожан делили на две группы, выдавали деревянное оружие, на голову надевали защитные шлемы. Победителям присуждали призы. В речных городах могли устраиваться схватки за символический захват моста. Изображение бурлящей толпы сражающихся на таком мосту — любимый сюжет гравюр той эпохи: на переднем плане гондольеры подбирают свалившихся в воду, а в окнах и на крышах окружающих домов толпятся многочисленные болельщики.

В Англии популярным видом отдыха для юношей была игра в мяч. Участие принимали все желающие, а правил почти не было. Набитый отрубями или соломой мяч можно было бить и вести ногами, катить и нести в руках. Цель соревнования состояла в том, чтобы доставить мяч за определенную черту. В городах подобные многолюдные схватки были сопряжены с большими опасностями, и не случайно в Лондоне, Нюрнберге, Париже и других местах довольно рано были введены ограничения, с помощью которых власти стремились умерить пыл игроков.

Поиграть


Миниатюра из трактата Альфонсо Мудрого. 1283 год © Real Academia de la Historia

Уже в Средние века популярностью пользовались шашки, шахматы, кости и даже карты. Шахматы были забавой дворянства, а шахматные доски из дерева или металла считались предметом роскоши и часто были настоящим произведением искусства.

Правила игры в карты были разные: например, один из участников вынимал из колоды карту, все присутствующие ставили на нее деньги. Если после этого из колоды вынимались три или четыре карты той же масти подряд, то игрок, вынувший первую карту, получал всю поставленную на нее сумму.

Но самой популярной игрой были кости. Этой игре предавались представители всех социальных категорий — в хижинах, замках, тавернах и даже монастырях — и проигрывали деньги, одежду, лошадей и жилища. Многие жаловались, что потеряли в этой игре все, чем владели. К тому же нередко встречались случаи мошенничества, особенно из-за поддельных костей: одни имели намагниченную поверхность, у других одна и та же грань воспроизводилась дважды, у третьих одна сторона утяжелялась за счет примеси свинца. В результате возникали многочисленные распри, порой перераставшие даже в частные войны.

Сходить в баню и хорошенько выпить

В большинстве средневековых городов существовали городские бани. В Париже в конце XIII века числилось 26 бань, полвека спустя в Нюрнберге — 12, в Эрфурте — 10, в Вене — 29, во Вроцлаве — 12. Посещение бани не сводилось единственно к гигиеническим процедурам, скорее это было место для развлечения, удовольствия и светского общения. После купания посетители участвовали в приемах и обедах, играли в мяч, в шахматы, в кости, пили и танцевали.

В немецких городах виноторговцы выкатывали на улицы к баням винные бочки, расставляли кругом табуреты, выносили кружки и давали всем желающим попробовать вино. На улице немедленно составлялась попойка, так что городские советы были вынуждены запретить этот обычай. Исключение делалось только для нескольких дней в году, например Дня святого Мартина, когда было принято открывать молодое вино. Но зато в эти дни люди стояли, сидели и лежали на улицах — и пили вино.

Отдохнуть у городского фонтана

Далеко не все горожане могли позволить себе иметь отдельный сад или водоем, сооруженный за домом: многие жили в комнатах, каморках и пристройках, взятых внаем. Воду для хозяйства брали в общественном колодце или фонтане, расположенном на площади, обычно недалеко от церкви. В Позднее Средневековье такие фонтаны служили не только украшением и источником питьевой воды, но и местом встреч и прогулок горожан.

Посмотреть казнь

Лобное место могло располагаться перед городом, по другую сторону крепостного рва, могло — на площади или даже перед домом потерпевшего, но казнь неизменно была публичным действом. Место и время казни, а также путь преступника были заранее известны всем горожанам. Зрителей созывали глашатаи. Оптимальным временем считался полдень, часто власти устраивали казни в рыночный день, чтобы добиться максимального стечения народа, — правда, не в дни религиозных праздников.

Толпа собиралась вокруг преступника постепенно, по мере продвижения процессии по городу. Весь ритуал наказания провинившегося был рассчитан на зрителей, медлительное театральное действо предполагало участие окружающих в церемонии. В некоторых случаях преступнику предоставлялось право на поединок с палачом и люди могли способствовать его освобождению. Так произошло в Сен-Кантене в 1403 году, когда во время борьбы палач упал на землю и толпа горожан потребовала от королевского прево отпустить победителя. Зрители следили за точным исполнением ритуала и могли потребовать пересмотра дела, если что-то шло не так.

Тела преступников было запрещено хоронить на кладбище, и трупы их оставались на виселице по многу лет до полного разложения, служа назиданием для гуляющей вокруг публики.

  • Бойцов М. А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе.

Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. М., 1999.

Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. М., 1999.

3 апреля отмечается необычный праздник — всемирный День Вечеринки. Между прочим, это не просто повод повеселиться. Вечеринки — огромный пласт человеческой истории. Испокон веков люди встречались, чтобы вкусно поесть, потанцевать, а главное — пообщаться! Давайте посмотрим, что представляли собой вечеринки в средневековье!

Скромная вечеринка для королевских особ

Скромная вечеринка для королевских особ

Пир, банкет или увеселение?

Средневековье считается мрачной эпохой, но поводов для веселья у людей было немало. Пиры устраивали в честь важных церковных праздников — Рождества и Пятидесятницы, а также по житейским ситуациям, включая:

  • сбор урожая;
  • праздники местных святых покровителей;
  • свадьбы;
  • турниры;
  • военные победы.

Самыми роскошными, безусловно, были королевские свадьбы и дни коронаций.

На пиры звали родственников и близких друзей, как и в наши дни. Но знатные люди зачастую приглашали также людей довольно скромного положения — купцов, лекарей, ремесленников и даже крестьян. На праздничном обеде у знатного аристократа могло присутствовать 40-60 гостей, а на Новый год — до 150 человек.

Что ели на средневековых вечеринках

Праздничная еда сильно отличалась от повседневных блюд. Если в обычные дни простые люди питались только овощными супами и опять же овощными рагу, то на пиру их ждали кушанья из жареного мяса и всевозможных сортов рыбы.

Интересно, чем потчуют гостей на этой вечеринке?

Интересно, чем потчуют гостей на этой вечеринке?

Кстати, мясные супы считались лакомством. Поэтому на праздники обязательно готовили фрументи — пшеничную или ячменную похлебку с олениной или курицей, а также рыбный суп на миндальном молоке с крупами.

Что больше всего поражает в меню средневековых пиров, так это количество блюд. Например, на пиру в честь возведения Джорджа Невилла в сан архиепископа Йоркского в 1465 году подавали 3 перемены кушаний:

  • 1-я перемена — 17 блюд;
  • 2-я перемена — 20;
  • 3-я перемена — 23.

Сначала подавали суп или другую похлебку, а затем варёное и жареное мясо и птица. В рыбные дни гостям подносили закуски из солёной рыбы.

Затем шли более утончённые блюда — жареная дичь и свежая рыба. К каждому мясному и рыбному блюду предлагалось несколько гарниров. Потом следовали сложные кушанья, включая паштеты, пироги и оладьи.

Как развлекались на средневековых вечеринках

Средневековые картины со сценами пиров обязательно изображают музыкантов. Они дули в фанфары, возвещая о подаче новой перемены блюд, а также играли на различных инструментах, чтобы развлечь гостей во время еды. Кроме того, на пиры приглашали менестрелей, жонглеров, ряженых или актёров, устраивающих театрализованное представление.

Танцы парами под музыку лютни

Танцы парами под музыку лютни

Но главным источником развлечений на средневековом пиру была всё-таки кулинария. Хозяева старались поразить гостей гастрономическими шедеврами — статуэтками птиц, зверей или людей, изготовленными из сахара, печенья, марципана. Так, на коронационном пиру английского короля Генриха V на стол подали 24 сладких пирога в виде лебедей, каждый из которых нёс в клюве записку со строчкой из стихов.

Гости и сами много пели и танцевали. Иногда пир плавно переходил в танцы, в промежутках между которыми дамы и рыцари пили вино, забыв о какой-либо сдержанности. Ну, разве можно назвать средневековье мрачным и страшным временем!

Хотели бы вы побывать на средневековой вечеринке?

За безудержным разгульем карнавала можно разглядеть особую жизненную философию.

Карнавал — разгульное празднество перед Великим постом, и поныне популярное в Европе и странах Латинской Америки. Однако за безудержным весельем и народным гуляньем русскому философу Михаилу Бахтину удалось разглядеть особое измерение человеческого миросозерцания, особую онтологию. Его концепция карнавала получила всемирное признание, став важным инструментом в анализе подобных практик.

В принципе, любой праздник обладает чертами карнавала. Праздник на время отменяет действие обычных правил, привнося собственный порядок и законы. Но именно в средневековом карнавале эти черты получили наибольшее выражение. Давайте на время погрузимся в атмосферу средневекового карнавала, чтобы лучше понять всю силу этой стихии.

image_image

Итак, подходит к концу церковное богослужение, поучающее искупать греховную природу человека во имя вечного блаженства в жизни загробной и напоминающее о вечных муках тому, кто будет недостаточно прилежен в борьбе со своими страстями. Мужчины стоят справа, женщины — слева, в первых рядах — знатные люди. В руках у них Священное Писание. Сзади толпятся бедняки.

И вот настаёт время карнавала. Шутовская процессия шествует через весь город. Ряженые олицетворяют всевозможные пороки: алчность, обжорство, похоть. Раздаётся звон многочисленных бубенчиков. Тут и там шныряют черти. Среди них артисты будущих бесовских представлений — дьяблерий.

image_image

person_image

Черти вырядились в волчьи, телячьи и ягнячьи шкуры, напялили бараньи головы, нацепили на себя кто – бычьи рога, кто – здоровенные рогатки от ухвата и подпоясались толстыми ремнями, на которых висели огромные, снятые с коровьих ошейников бубенцы и снятые с мулов колокольчики, – звон стоял от них нестерпимый. У иных в руках были черные палки, набитые порохом, иные несли длинные горящие головешки и на каждом перекрестке целыми пригоршнями сыпали на них толченую смолу, отчего в тот же миг поднимался столб пламени и валил страшный дым.

Такой разгул нечисти в православной традиции случается в ночь перед Рождеством. Сейчас мы можем наблюдать подобное явление в канун Дня всех святых в католической традиции — Хэллоуин. Когда-то локальный праздник Британских островов стал необычайно модным в наши дни.

left_image

left_image

Средневековый набожный человек попадает в сущий ад. Только не страшный, а весёлый. Перестаёт ли он от этого бояться чертей? Вовсе нет. Это двойственная ситуация игры: всё как бы понарошку рационально и по-настоящему эмоционально. Человек получает некоторую разрядку в таком воображаемом нестрашном мире, где главный преследующий его всю жизнь страх ада уже воплощён здесь и сейчас.

Ситуация, надо сказать, пограничная, держащаяся на балансе веры и игры, всегда несущая некоторую угрозу власти церкви. Поэтому при всей вольности карнавал остаётся обрядом со своими правилами и, главное, жёсткими рамками. Многократно священнослужители пытались запретить бесовское разгулье, но лишь становились пародируемыми персонажами. Человек ни за что не хотел совсем расстаться со своей языческой природой, отстаивая для неё время перед подвигами, которые его дух готовился совершить во время Великого Поста.

Отрицание и утверждение, смерть и рождение, синтез и расчленение в праздничной среде неразрывно слиты. Образ беременной старости или смерти предлагается Бахтиным для понимания этого явления. Смех и смерть идут рука об руку. У Гаргантюа одновременно рождается сын и умирает жена.

person_image

Сомнение же, обуревавшее его, заключалось в следующем: он колебался, то ли ему плакать от горя, что у него умерла жена, то ли смеяться от радости, что у него родился сын.

image_image

person_image

Особенно доставалось от него несчастным магистрам наук и богословам. Встретит, бывало, кого-нибудь из них на улице – и не преминет сделать гадость: одному насыплет навозу в шляпу, другому привесит сзади лисий хвост или заячьи уши, а не то придумает еще какую-нибудь пакость. В тот день, когда всем богословам было велено явиться в Сорбонну на предмет раскумекивания догматов, он приготовил так называемую бурбонскую смесь – смесь чеснока, гальбанума, асафетиды, кастореума и теплого навоза, подлил туда гною из злокачественных нарывов и рано утром густо намазал этой смесью всю мостовую – так, чтобы самому черту стало невмочь. И уж как начали эти добрые люди драть при всех козла, так все нутро свое здесь и оставили. Человек десять–двенадцать умерли потом от чумы, четырнадцать заболели проказой, восемнадцать покрылись паршой, а более двадцати семи подхватили дурную болезнь.

Но не стоит печалиться о погибших богословах, ведь здесь в языческой стихии близость к божественному делает их демонами вечно обновляющейся природы, демонами плодородия.

person_image

Твоя жена может быть так же уродлива, как Прозерпина, но если только где-нибудь поблизости завелись монахи, они уж ей проходу не дадут, и то сказать: хороший мастер для всякой вещи найдет применение. Пусть я заболею дурной болезнью, ежели по возвращении вы не найдете, что женки ваши растолстели, потому как даже в тени от монастырской колокольни есть нечто оплодотворяющее.

Карнавальная стихия низводит восприятие на человеческий уровень к понятному телесному выражению. Здесь нет места трансцендентному, всё чужое и пугающее становится интимно-близким. Мир начинает говорить на языке материи и тела.

Карнавальный смех направлен против всего идеального, надмирного. Любая вертикаль должна быть опрокинута, а обломки рассыпаны по широкому ровному плодородному полю. Поэтому врачи, богословы, проповедники — все, к кому в обычной жизни относились с особым пиететом, теперь атакуются со всех сторон. Они становятся главными действующими лицами празднества, входя в команду корабля дураков наряду с чертями. Штурм дьявольского судна был кульминацией праздника.

image_image

person_image

Наконец Пантагрюэль сказал: – Пора, друзья мои! Загуляли мы с вами, а между тем вряд ли великие чревоугодники способны на ратные подвиги. Нет лучше тени, чем тень от знамени, лучше пара, чем пар от коня, лучше звона, чем звон доспехов. При этих словах Эпистемон усмехнулся и сказал: – Нет лучше тени, чем тень от кухни, лучше пара, чем пар от пирога, и лучше звона, чем звон чаш. Панург же на это сказал: – Нет лучше тени, чем тень от полога, лучше пара, чем пар от женских грудей, и лучше звона, чем звон мужских доспехов.

В этом же духе участниками карнавала трактуется традиция украшать себя колокольчиками. Гаргантюа, приехав в Париж, первым делом снимает колокола с церкви и вешает их на свою кобылу. Их пытается вернуть старейший и достойнейший магистр богословского факультета Сорбонны, но получает лишь вино, сосиски, перины, миску и сукно на штаны.

Колокола, будучи центральным элементом церковного культа, в стихии карнавала, где их звон сопровождал запретные обычно действия, начинали играть общую кощунственную роль, одновременно освящая и возвышая до ритуала царящий праздник живота.

А там, где из ценностей остаётся только отбывание потребностей тела, не может быть и никакой иерархии. Все равны перед плотью и смертью. Разгульная толпа уносит всех, попадающих в её поток. Бахтин подчёркивал народный характер карнавального празднества. Однако коль скоро он отменяет всякую иерархию, не считаясь с чином и званием, то и равно относится ко всем. Каждый заинтересован в исполнении обряда: как бьющие горшки дети под окнами какого-нибудь богача, так и хозяин, угощающий их за это блинами. Сам церковный клир любил посмеяться над собой, периодически устраивая праздники дураков, где выбирали шутовского епископа.

Карнавал стирает социальное разделение, на время отменяя всякую иерархию. Он выполняет объединяющую и скрепляющую общество роль.

На время карнавала назначали шутовского короля, которого затем с насмешками развенчивали. Так же поступали в церковной среде, выбирая епископа дураков, которого потом, посадив задом наперёд, пускали по городу на осле. У Рабле побеждённый король становится разносчиком зелени. А Эпистемон, спутник Пантагрюэля, рассказывает, что в аду не так уж плохо, только мир перевёрнут.

Читайте также: