Положение беженцев и военнопленных в годы первой мировой войны кратко
Обновлено: 02.07.2024
Во все времена трофеи, в т.ч. пленные вражеские солдаты и офицеры, были весьма значимым показателем эффективности любой армии, в случае же коалиционной войны — весомости вклада армии страны — участницы того или иного блока в общую победу. В связи с этим важно проследить, как развивалась ситуация с пленными на Русском фронте Первой мировой войны (1914—1918).
Героизм русских воинов в те годы имел свои особенности. Во-первых, в начале войны отсутствовала идеологическая мотивация, связанная с крупномасштабным вторжением противника на территорию России (как в 1812 или 1941 г.). Во-вторых, война ещё не была тотальной, ожесточённой (как в 1941—1945 гг.). Не было ни противоборства систем, ни сознательного уничтожения военнопленных. Русский солдат, сдаваясь в плен, понимал, что он, избавившись от тягот войны, сможет дожить и до её окончания.
Что же заставляло русского солдата умирать, когда можно было сдаться в плен, забыть о Родине, своей армии и думать только о себе? И зачем, например, бойцы в одном из боёв отказались от сдачи в плен и сгорели заживо в оборонявшемся ими доме, подожжённом немцами? Почему солдаты XX армейского корпуса в Августовских лесах шли на прорыв в фактически безнадёжной ситуации многократного превосходства противника в численности и огневом отношении? Ответ один: любовь к Отечеству, верность присяге и воинскому долгу.
Самые крупные потери пленными русская армия понесла в тяжёлой обстановке Великого отступления. Согласно архивным данным на Юго-Западном фронте без вести пропало офицеров: в мае — 544, июне — 448, июле — 101, августе — 150; нижних чинов: в мае — 65 943, июне — 110 697, июле — 17 350, августе — 24 224 человек. Северо-Западный фронт потерял офицеров: в мае — 170, июне — 167, июле — 624, августе — 383; нижних чинов: в мае — 36 692, июне — 45 670, июле — 134 048, августе — 80 507 человек. Всего — до 515 тыс. человек1.
Называют и иные цифры: до 750 тыс. пленённых за три летних месяца (Э. Фалькенгайн)2, 850 тыс. — за три с половиной месяца (Рейхсархив)3 и 976 тыс. — с 1 мая по 1 ноября (Н.Н. Головин)4.
Каковы же общие потери пленными русской действующей армии в 1914—1917 гг.? По данным Ставки Верховного главнокомандующего на июнь 1917 года, — 2044 тыс.5, по материалам официальных органов и выкладкам специалистов — 25506 и 2889 тыс. человек соответственно (в последнем случае вместе с обменёнными, умершими и бежавшими из плена)7.
Сколько же пленных захватила русская армия? Как свидетельствуют российские архивные документы, в середине сентября 1914 года лишь на Юго-Западном фронте были пленены около 3000 германских военнослужащих (а также 425 военнообязанных)11. 1 декабря к русским попали до 13 500 германских и более 162 тыс. австрийских солдат и офицеров12.
По данным же Рейхсархива, в конце октября 1914 года в русском плену оказались 15 тыс. германцев и 200 тыс. австрийцев (в ноябре и декабре добавились соответственно 2000 и 60 тыс. человек)13.
К февралю 1915 года на Северо-Западном фронте попали в плен 439 офицеров и 48 400 рядовых, на Юго-Западном — 4026 и 357 602 соответственно, в т.ч. 181 офицер и 18 309 солдат Германии, остальные — военнослужащие Австро-Венгрии14.
В ходе Карпатской операции в январе—апреле 1915 года немцы и австрийцы понесли общие потери в 800 тыс. человек15, из них 150 тыс. пленными (лишь с 20 февраля по 19 марта — до 59 тыс. человек)16.
Из состава гарнизона Перемышля, сдавшегося 9 марта 1915 года, в Россию отправили здоровых военнопленных: 9 генералов, более 2300 офицеров, почти 114 тыс. унтер-офицеров и рядовых. В лечебных учреждениях остались около 6800 раненых и больных17.
В середине февраля 1915 года в глубь России были отправлены более 18 тыс. турецких военнопленных, в их числе 4 паши, 337 офицеров и 17 765 нижних чинов18.
К декабрю 1915 года в России в плену находились 1193 офицера и 67 361 солдат Германии, 16 558 и 852 356 — Австро-Венгрии соответственно. Вместе с пленными, оставшимися в прифронтовой полосе (без учёта турок), количество пленных достигало 1200 тыс. человек19.
В ходе позиционных сражений во время операций — на Стрыпе (14 декабря 1915 — 6 января 1916 г.), Нарочской (5—17 марта 1916 г.), у Барановичей (30 мая — 16 июля 1916 г.) и Митавской (23—29 декабря 1916 г.) — немцы потеряли пленными соответственно до 5000, 1500, 4000 и 1000 человек.
В ходе наступления Юго-Западного фронта в 1916 году в плен были взяты около 417 тыс. австрийцев (почти 9000 офицеров и 408 тыс. солдат)20. Серьёзно пострадали и немцы. Например,Южная германскаяармия генерала пехоты А. фон Линзингена только в майских боях потеряла свыше 82 тыс. человек (51 проц. первоначального состава).
Турецкая армия в Эрзерумской операции (28 декабря 1915 — 3 февраля 1916 гг.) лишилась пленными более 20 тыс., в Эрзинджанской (18 мая — 20 июля 1916 г.) — 17 тыс. человек.
Потоки военнопленных на австро-германском фронте перемещались в глубь России через Киев и Минск. В частности, за первые 17 месяцев войны через Минск проследовали пленных: 3373 офицера и 222 465 нижних чинов21.
Всего на конец 1917 года были взяты в плен 2100 тыс. солдат и офицеров Германского блока (до 200 тыс. немцев, более 1800 тыс. австрийцев, около 100 тыс. турок и болгар)22.
Тогда же французы захватили 160 тыс., итальянцы — 110 тыс., англичане — 90 тыс. пленных23.
Таким образом, русская армия взяла в плен почти столько же человек, сколько потеряла сама, захватила бóльшую часть пленных Германского блока, а на 1917 год лишь одних немцев пленила почти столько же, сколько англичане и французы вместе взятые. Сравнивать австрийцев, пленённых итальянской и русской армиями, не имеет смысла.
За всю войну только армия Германии потеряла пленными 1 млн солдат24: в 1914—1917 гг. — 450 тыс. (200 тыс. в русском плену и 250 тыс. — в англо-французском), в 1918 году (в основном в августе—ноябре) — 550 тыс. человек. То есть армия России даже на конец войны (в которой она последний год не воевала) захватила пятую часть всех пленных немцев, причём все они оказались таковыми не по капитуляции, а в результате боёв.
Всё это опровергает устоявшееся мнение о недостаточно развитом в тот период чувстве патриотизма и любви российского народа к своей стране.
В целом ситуация с пленными — доказательство того, что русская армия достойно противостояла армиям Германского блока и нанесла ему потери, сопоставимые с собственными. В 1915—1916 гг. она в техническом отношении несколько отставала от германской армии (но это было характерно для всех остальных армий стран — участниц войны). Тем не менее русская армия превосходила других своих противников и внесла более чем весомый вклад в дело разгрома кайзеровской коалиции.
1 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2003. Оп. 2. Д. 426. Л. 99, 100.
2 Фалькенгайн Э. фон. Верховное командование 1914—1916 в его важнейших решениях. М., 1923. С. 122.
3 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914—1918. Вd. 8. Berlin, 1932. S. 454.
4 Головин Н.Н. Россия в Первой мировой войне. М., 2006. С. 182.
5 Комиссия по обследованию санитарных последствий войны 1914—1918 гг. М.; Пг., 1923. С. 159.
6 Фрунзе М. Мировая война в итогах и цифрах // Фрунзе М. Собрание сочинений. Т. 2. М.; Л., 1926. С. 75.
7 Сысин А.Н. Беженцы и военнопленные во время империалистической войны // Известия Народного комиссариата здравоохранения. 1925. № 1. С. 9.
8 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 173.
9 Степанов А.И. Цена войны: жертвы и потери // Мировые войны XX века. Кн. 1. М., 2002. С. 629.
10 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 36.
11 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 543. Л. 2.
12 Там же. Д. 426. Л. 10.
13 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914—1918. Вd. 6. Berlin, 1929. S. 367.
14 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 426. Л. 25.
15 Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914—1918. Bd. II. Wien, 1931. S. 270.
16 Иванов Ф.К. Великая война. Ч. 2. М., 1915. С. 205, 206.
17 В Перемышле // Нива. 1915. № 17. С. 4.
18 Неприятельские потери на нашем Южном и Юго-Западном фронтах // Нива. 1915. № 10. С. 4.
19 Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке. Пг., 1920. С. 328.
20 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 5. М., 1920. С. 108.
21 Пленные // Кубанский казачий вестник. 1915. № 51—52. С. 31.
22 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой. М.: Вече, 2015. С. 184.
23 Будберг А.П. Вооружённые силы Российской империи в исполнении общесоюзных задач и обязанностей во время войны 1914—1917 гг. Париж, 1939. С. 30.
24 Мировая война в цифрах. М.; Л., 1934. С. 22.
25 Будберг А.П. Указ. соч. С. 32.
26 Ронге М. Разведка и контрразведка. СПб., 2004. С. 222.
27 Игнатьев А.А. 50 лет в строю. Петрозаводск, 1964. С. 157.
ОЛЕЙНИКОВ АЛЕКСЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ — профессор кафедры истории России Астраханского государственного университета, доктор исторических наук
Положение русских военнопленных в годы Первой мировой войны:
очерк повседневной реальности*
Небывалым по сравнению с войнами прежних эпох оказалось в Первую мировую войну и число военнопленных. В Русской армии потери пленными с августа 1914 по 31 декабря 1917 г. составили более 3,4 млн чел., то есть 74,9% всех боевых потерь, или 21,1% от общего числа мобилизованных[2]. Из них 42,14% содержались на территории Германии, 59,9% — в Австро-Венгрии, менее 1% — в Болгарии и Турции[3].
В данном очерке, не претендующем на полноту освещения проблемы, будут затронуты лишь некоторые аспекты повседневности военного плена.
— Бяда, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша — что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина. Выпьешь один глоток — кровь по жилам так и заиграет. Примуса для варки супа. Чай не пьют вовсе, только один кофей да какаву. Кофий нальют в стакан, а на дне кусков пять сахару лежит. Станешь пить какаву с сахаром — боишься, чтоб язык не проглотить.
— Сладко? — спрашивают заинтересованные солдаты.
— Страсть до чего сладко! — восклицает Василисков. И тут же добавляет:
— Игде нам супротив немцев сдюжать! Солдат у его сыт, обут, одет, вымыт, и думы у солдата хорошие. У нас что? Никакого порядка нету, народ только мают.
— Чего ж ты удрал от хорошей жизни? — шутят солдаты над Василисковым. — Служил бы немецкому царю. Вот дуралей!
Он недоуменно таращит глаза.
С точки зрения военного руководства, плен воспринимался как позор, а пленные в большинстве своем — как предатели, изменившие долгу и присяге. В первую очередь это касалось добровольно сдавшихся в плен, каковыми считались бойцы, попавшие к противнику неранеными и не использовавшие средства в обороне[9]. Но подозрения и клеймо потенциальных изменников ложились на всех оказавшихся в плену, что прямо или косвенно отражалось на их положении, оказании им материальной, продовольственной и иной помощи, организации переписки с Родиной, и, наконец, на морально-психологическом состоянии самих пленных.
Об условиях пребывания в плену — как на стадии этапирования, так и в пунктах временного и постоянного содержания – подробно рассказывали беглецы, чьи свидетельства фиксировались в опросных листах, собранных, в частности, разведотделениями при штабах командующих фронтами.
Рассказы их полны ужасов. Нет границ мучениям и издевательствам, выпадающим на долю несчастных, которых судьба заставила попасть в плен.
Беспрерывная голодовка, позорные работы по вывозу нечистот, побои, суровые зверские наказания за неуспешные вследствие отощания работы; отсутствие ухода за ранеными и больными – вот чем заполнены рассказы тех молодцев, которым удалось пробраться ценою страшных лишений и риска,
И безмерная злоба мучителей, которые, как звери, наслаждаются страданиями безоружных и беззащитных наших солдат.
В рассказе присутствует описание самого лагеря и условий содержания в нем, отношения к пленным со стороны лагерной администрации и охраны, использование их на принудительных работах:
Благодаря недостатку пищи и антигигиеничности бараков, а также отсутствию бань, среди пленных, можно сказать, свирепствуют всевозможные болезни. Процент смертности там необыкновенно велик. Медицинская помощь дается не всегда, ибо администрация подозревает всех заболевающих в симуляции.
Все вышеприведенные сведения не являлись новостью. Подобные жалобы мы слышали уже не раз от беглецов из другого лагеря. Недостаток пищи, дурное обращение, грязь, болезни — все эти прелести свойственны и другим немецким лагерям. Но последние беглецы жаловались еще на изнурение их тяжелыми работами, это было уже для нас новостью. По их словам, немцы пользуются пленными исключительно для самых тяжелых работ. При постройке, например, железных дорог их заставляют носить бревна, шпалы и др. тяжести, копать канавы и пр.
Обязывают работать всех. Когда, например, унтер-офицеры заявили, что они по русскому воинскому уставу не должны употребляться на работы, им ответили, что они не в России, а в Германии, и что здесь все равны, и рядовые, и унтер-офицеры, и фельдфебели, и подпрапорщики, и все должны работать.
Обязывают немцы пленных работать даже в большие православные праздники. Так, работы производились пленными в Вербное Воскресенье. На Пасху для отдыха был дан всего один день.
В качестве охраны к ним были приставлены ландштурмисты, почти все сплошь пожилые люди. Эти солдаты были страшно грубы и жестоки.
Когда появились среди пленных больные, то никакой медицинской помощи им не оказывали; немцы не верили в их болезни, подозревали притворство и отправляли к врачу лишь тогда, когда больной в изнеможении падал на работе или был уже близок к смерти в вонючей конюшне. Кроме этих доказательств болезни, немцы ни во что не верили. При заявлении пленного о недомогании его обыкновенно били тесаками и прикладами, после чего гнали на работу. Много таких больных умерло прямо на работе.
Курить пленным не разрешали под страхом жестокого наказания. В течение первых нескольких недель плена им запрещено было говорить что-либо между собой, что явилось непосильной тягостью для несчастных, лишенных даже этого утешения.
Особо отмечалось нарушение международных конвенций по отношению к пленным офицерам, лишенным не то что привычного, но хотя бы минимального комфорта: «Перевозка военнопленных офицеров, включительно до старших начальников, производится обычно в неосвещенных вагонах, нередко загаженных скотиною, — по 40 человек в одном вагоне. При этом сидеть приходится прямо на грязном полу, где офицеры вынуждены и спать при переездах, длящихся несколько суток.
Кормят в дороге пленных почему-то большею частью ночью, давая отвратительную сальную бурду, без хлеба, от которой с многими делается рвота. Вода отпускается в крайне ограниченном количестве и то сырая, кипятку же не дают совсем. Покупать что-либо в пути запрещается совершенно.
Обращение конвойных и их начальства с пленными всех чинов и званий неизменно является варварски грубым и жестоком. Так, с полкового священника конвойные сорвали однажды крест и топтали его ногами, раненого офицера били по изувеченной ноге.
В пунктах постоянного квартирования русских военнопленных офицеры размещаются в грязных казармах, по 15-18 человек в небольшой комнате, снабженной двумя ярусами нар. Зачастую офицеры помещаются даже в конюшнях и сараях. Два пленных генерала водворены в тесной унтер-офицерской коморке.
Составленными из офицерских чинов сводными ротами, в состав коих входят и генералы, командуют немецкие нижние чины, проявляя во всем самое грубое отношение к своим несчастным подчиненным. Два раза в день военнопленным офицерам и нижним чинам делаются переклички, производимые каждый раз на дворе, даже в дождливую и холодную погоду, несмотря на то, что громадное большинство пленных одето в одни только легкие защитные рубашки.
Офицеров и генералов постоянно подвергают оскорбительным по форме обыскам и, вообще, создают им в концентрационных лагерях самые невозможные условия повседневного режима.
Один нижний чин, написавший в письме домой, что он получает в пищу по полфунта хлеба в день и два раза в неделю мяса, — как то есть и на самом деле, был присужден на два года в тюрьму за клевету.
На почве недоедания, при усиленной тяжелой работе и отсутствии всякой медицинской помощи, среди нижних чинов развивается большая смертность. Весьма часты и случаи самоубийств; так, недавно нижний чин зарезался коробкой из-под сардинок.
В результате такого подхода помощь военнопленным из России была организована поздно и оказалась малоэффективной, а германские власти широко использовали в своих целях трагическое положение русских пленных, развернув в их среде пропаганду о том, что они брошены на произвол судьбы, подрывая тем самым и их моральный дух, и авторитет царского правительства.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Семанов С.Н. Предисловие // Первая мировая. (Воспоминания, репортажи, очерки, документы). М., 1989. С. 8.
Первая мировая война была беспрецедентна для большинства европейских стран по количеству мобилизованных в армию и по числу потерь, в том числе потерь военнопленными. В текущем году – столетие с окончания той войны, но до сих пор точная цифра потерь русской армии, в том числе количество русских солдат и офицеров, оказавшихся во вражеском плену, неизвестна и вызывает споры у историков.
Сколько русских попало в плен
Первые попытки подсчитать число русских военнопленных относятся ещё ко времени той войны. В декабре 1916 года Отдел о военнопленных при Министерстве иностранных дел Российской империи насчитал, что во вражеском плену находится 2,5 млн. русских солдат и офицеров. В период Временного правительства, на запрос главы французской военной миссии генерала Жанена о потерях русской армии, русская Ставка Верховного Главнокомандующего 23 (10) октября 1917 года ответила, что Россия потеряла пленными 2 миллиона 43 тысячи 548 военнослужащих.
Но и эта цифра не оказалась максимальной. На 1 октября 1920 года указанный выше отдел зарегистрировал уже 4 миллиона 260,8 тысяч русских военнопленных. Впрочем, при внимательном рассмотрении, оказалось, что информация об одном и том же пленном дублировалась по разным картотекам. При ревизии это число было сокращено до 3 миллионов 750 тысяч реальных человек.
Русский белоэмигрантский историк генерал Н.Н. Головин, сопоставив данные и системы учёта российских, германских и австрийских архивов, пришёл к выводу, что за время Первой мировой войны во вражеский плен попало 2 миллиона 417 тысяч (круглым числом 2,4 млн.) военнослужащих русской армии. Хотя в ряде современных изданий приводятся цифры 2,8, 3,4 и 3,5 млн., но большинство историков принимают подсчёт Головина. Это же число указывается и в Википедии.
Что случилось с русскими военнопленными
Наиболее часто принимаемый историками счёт репатриировавшихся пленных выглядит так. До момента заключения Брестского мира в марте 1918 года из плена вернулись 775 тысяч военнослужащих русской армии, при этом только 60 тысяч из них бежало. Остальные были больными, возвращенными немцами и австрийцами по обмену военнопленными (по линии Международного Красного Креста), а также призванными в царскую армию жителями оккупированных немцами областей Польши и Прибалтики (финны служили в русской армии только добровольно).
В ряде публикаций встречаются утверждения, будто массовая репатриация русских военнопленных была осуществлена только в 1922 году, после заключения советско-германского Рапалльского договора. Они ни на чём не основаны. Наоборот, к 1922 году репатриация русских военнопленных была уже завершена. Вначале, в период действия Брестского договора, с марта по ноябрь 1918 года на родину возвратились 181,4 тыс. военнопленных. В первую очередь, освобождались больные и увечные. Кайзеровская Германия не спешила с освобождением остальных, так как ещё вела войну на Западном фронте и нуждалась в рабочей силе. Среди отпущенных были жители как советской России, так и Украины и Закавказья, находившихся под контролем прогерманских правительств.
Крушение австро-венгерской монархии и Ноябрьская революция 1918 года в Германии освободили всех военнопленных. За зиму 1918/19 г. вернулось 949,5 тыс. бывших военнопленных. Большинство из них, будь они русскими, украинцами или представителями других народов, сразу оказывались в горниле гражданской войны. В феврале 1919 года западные державы установили контроль над лагерями оставшихся военнопленных в Германии и воспретили их самовольное оставление. Это было связано с тем, что Антанта не желала, чтобы таким образом Красная армия получала пополнение. Одновременно в лагеря военнопленных были допущены вербовщики белогвардейских армий. Кто согласился вступить в их ряды, те получали повышенное содержание и отпускались из лагерей.
С апреля 1920 года, когда Великобритания официально изменила своё отношение к Белому движению и перестала его поддерживать, возобновился отпуск бывших русских военнопленных на территорию, контролируемую большевиками. К началу 1921 года не уехали на родину всего 27 тысяч пленных, но и они были отпущены в течение года.
Шла Первая мировая война. Фенрих находился в российском плену.
Размещение военнопленных: организационные вопросы
К 1917 году в России находилось 2,2—2,4 миллиона плененных военнослужащих армий Центральных держав. Среди них были немцы, австрийцы, венгры, румыны, турки, болгары, словаки, чехи. Славяне считались более благонадежными и дружественными по отношению к России, поэтому их размещали в европейской части государства. Остальных по возможности отправляли за Урал.
Весной 1915 года военный министр В. А. Сухомлинов выступил с предложением о строительстве концентрационных лагерей, предназначенных сугубо для военнопленных. Предполагалось, что 50 тысяч человек разместятся в таких лагерях в Туркестанском военном округе, 75 тысяч — в Иркутском, 60 тысяч военнопленных — в Приамурском. К 1 января 1916 года были созданы 9 концлагерей за Уралом и один в европейской части России.
Условия содержания военнопленных
Типичный лагерь для военнопленных располагался за городом на открытой местности и представлял собой комплекс жилых бараков или полуземлянок, дополненный хозяйственными постройками. Стандартный барак был рассчитан на проживание 300—500 человек. Лагеря огораживались заборами или колючей проволокой и оборудовались вышками часовых. В трудовых лагерях бараки часто заменялись землянками, вмещавшими по сто человек. В центре землянки выкапывалась канава, в нее ставилась лавка, которая заменяла собой стол, а возвышения по сторонам канавы становились нарами. Двери имели засовы с внешней стороны.
Офицеры проживали отдельно от рядовых в относительно свободных казарменных помещениях либо в частных домах, питались в своих кухнях, где формально под запрет попадало лишь спиртное. Трёх — четырёх офицеров обслуживал денщик. Свободное время посвящалось чтению, спортивным занятиям, прогулкам по городу. Во время прогулки офицер имел право
Офицерам полагалось денежное довольствие в зависимости от ранга: высшим офицерам — 1 500 рублей в год, старшим офицерам — 900 рублей, младшим — 600. С ухудшением экономического положения в стране суммы выплат снижались: в 1915 году на руки выдавалось 50 рублей в месяц, а позже довольствие сократилось до 25 рублей. Часто лагерное руководство не брезговало махинациями: выплаты задерживали на несколько месяцев, выдавали лишь часть суммы, требуя расписку о получении денег в полном объёме.
Что касается питания, то формально оно соответствовало продовольственным нормам для русской армии. В день рядовому полагалось чуть более 1 кг хлеба, 136 г крупы, 25 г сахара и немного чая. Дважды в неделю военнопленный получал по 100 г мяса. Но уже в конце 1914 года ситуация стала ухудшаться, и снижение продовольственных норм отмечалось до конца войны.
Симбирский губернатор А. С. Ключарев отмечал в докладной записке об условиях содержания в Ардатовском лагере:
Для пленных существовало множество запретов: им нельзя было совершать покупки, заходить в помещения, разговаривать с посторонними, заводить переписку, получать газеты. Естественно, далеко не всегда эти запреты строго соблюдались — невозможно было обеспечить полную изоляцию военнопленных от местного населения. Особенно это касается офицеров, проживавших на частных квартирах и встречавшихся с местными жителями буквально в своём же дворе. Военнопленные имели право на соблюдение религиозных традиций и обрядов, но им было запрещено посещать различные увеселительные заведения.
Иностранные инспекции, проверявшие лагеря и предприятия, где трудились военнопленные, часто отмечали отсутствие мебели, спальных принадлежностей, грязь, неудовлетворительную медицинскую помощь и прочие недостатки, сопутствующие военному времени. В то время, когда все силы государства брошены на обеспечение и поддержание сражающейся армии, удовлетворение потребностей даже местного населения отошло на второй план.
В общем и целом исследователи отзываются об условиях содержания военнопленных в России как об удовлетворительных. Материальные проблемы, которые испытывали военнопленные, были в это время характерны и для солдат русской армии, и для гражданского населения.
Переполненность бараков, непривычный тяжелый климат, несоблюдение гигиены, изнурительная работа, недоедание становились причинами заболеваний. Например, на строительстве Мурманской железной дороги в районе Званска и Александровска работали 80 тысяч военнопленных, из них 72 тысячи человек болели цингой, чахоткой и другими болезнями.
С 1915 года в лагерях наблюдались вспышки эпидемических заболеваний: оспы, сыпного тифа, холеры, дизентерии. В 1915 году эпидемиями были поражены более 40 лагерей, в 1916 году — 25 лагерей, в 1917 году — 33 лагеря. Впрочем, похожая ситуация наблюдалась и среди гражданского населения Российской империи: к середине 1915 года в 39 губерниях были отмечены очаги эпидемических заболеваний.
В Ардатовском лагере зимой 1916 года от заболеваний умерло 200 человек из 600:
Вскоре болезнь с военнопленных перекинулась и на местных жителей, в городе поднялась паника. Очень высокой была смертность в Тоцком лагере: в 1915 — начале 1916 года счёт погибших от тифа шёл на тысячи.
Нередко в лагерях не было возможности выделить отдельные помещения для больных. Тогда целые бараки здоровых пленных изолировали вместе с их заболевшими соседями, что вело к распространению инфекции и гибели людей.
Общая смертность иностранных военнопленных в России составила около 2,5—4% от их общего числа.
Массовая мобилизация, нехватка трудоспособных мужчин поставили под угрозу экономику России. Одним из путей выхода из сложившегося положения стало использование дешёвого трудового ресурса в виде военнопленных. К 1917 году около полутора миллионов бывших военнослужащих были задействованы в российской экономике. Запрещалось привлекать их к изнурительным работам, а также к работам на оборонных предприятиях. Офицеры имели право, но не были обязаны работать.
Первоначально, по мнению властей, работа военнопленных не должна была оплачиваться. Однако такой подход никак не способствовал производительности труда, и в итоге рядовой за свой труд получал на руки от 20 до 50 копеек в день — по расценкам, установленным для местных рабочих. Остальная часть заработка тратилась работодателем на его содержание.
В феврале 1916 года на заводе в поселке Гусь-Хрустальный более 30 пленных не вышли на работу в знак протеста против замены в рационе мяса на рыбу во время поста. Они были наказаны тремя месяцами тюрьмы.
Примечателен случай злоупотребления властью во 2-м Ижевском артиллерийском лесничестве. Лесничий Михаил Бабушкин и его помощник Александр Горшков
Читайте также: