Политическая культура италии кратко

Обновлено: 04.07.2024

Авторы: Т. А. Галкина (Общие сведения, Население, Хозяйство), Т. А. Васильева (Государственный строй), А. Ф. Лимонов (Природа: геологическое строение и полезные ископаемые); А. А. Сафонова (Природа), О. Ф. Кудрявцев (Исторический очерк: 5 – сер. 17 вв.), З. П. Яхимович (Исторический очерк: сер. 17 в. – 1918), Е. С. Токарева (Исторический очерк: после 1918), С. А. Тархов (Хозяйство: транспорт), В. В. Горбачёв (Вооружённые силы), В. С. Нечаев (Здравоохранение), В. И. Линдер (Спорт), H. В. Котрелев (Философия), М. Л. Андреев (Литература: Средневековье и Возрождение), К. А. Чекалов (Литература: 17 в.), Е. Ю. Сапрыкина (Литература: 18–20 вв.), О. А. Назарова (Архитектура и изобразительное искусство: средние века), В. Н. Гращенков (Архитектура и изобразительное искусство: Возрождение, 17 в.), В. А. Крючкова (Архитектура и изобразительное искусство: 20 в.), Ю. В. Келдыш (Музыка), Ю. С. Бочаров (Музыка 14–18 вв.), М. М. Молодцова (Театр), Е. Я. Суриц (Балет), В. И. Босенко (Кино), В. В. Кошкин (Цирк) Авторы: Т. А. Галкина (Общие сведения, Население, Хозяйство), Т. А. Васильева (Государственный строй), А. Ф. Лимонов (Природа: геологическое строение и полезные ископаемые); А. А. Сафонова (Природа); >>

Глава государства — президент. Президент (согласно закону он не может быть моложе 50 лет) избирается коллегией выборщиков, состоящей из членов обеих палат и 58 представителей районов, сроком на 7 лет. Для избрания требуется квалифицированное большинство в 2/3 голосов, но если кандидатура не проходит после 3-го голосования, становится достаточным простое. Президент может распускать парламент, но не позднее, чем за 6 мес. до окончания срока его полномочий. По итогам выборов президент назначает премьер-министра, который формирует состав правительства и представляет его на утверждение президенту, а затем парламенту. Правительство ответственно перед парламентом. Президент Италии (с мая 2006 г.) - Джорджо Наполетна, ранее известный как сторонник коммунистической партии Италии.

Высший орган законодательной власти — двухпалатный парламент. Нижняя палата (палата депутатов) избирается сроком на 5 лет, верхняя (Сенат) — на 6 лет всеобщим прямым голосованием; в первом случае избирательным правом пользуются граждане, достигшие 18 лет, во втором — 25 лет. Новый избирательный закон 1993 заменил пропорциональную систему голосования смешанной, с преобладанием мажоритарного принципа. В палате депутатов 3/4 мест заполняются на мажоритарной основе, остальные — пропорционально голосам, поданным за общенациональные партийные списки, с учётом порога доступа (4%). В Сенате 3/4 мест заполняются мажоритарным, остальные — пропорциональным голосованием по районам, причём каждая партия может выставить в избирательном округе не более одного кандидата. Небольшое число сенаторов за особые заслуги перед страной может быть назначено пожизненно. Глава высшего органа законодательной власти — спикер верхней палаты парламента.

Правительство Италии – наиболее активный орган исполнительной власти,

включает председателя Совета министров и министров. Назначение правительства целиком зависит от палат парламента, от соотношения политических сил в них. Правительство назначается Президентом республики после консультаций с лидерами партийных фракций в палатах и их председателями. Правительство солидарно ответственно перед обеими палатами. Правительство в Италии в гораздо большей мере,

чем в других странах, зависит от воли палат парламента.

Большая часть итальянских партий входит в лево- и правоцентристскую коалиции.

Особенности перехода от режимов советского типа к представительной демократии в странах Центральной Европы

В 1989 году мир изменился сильнее, чем когда-либо с момента окончания Второй мировой войны: коммунизм рухнул в Восточной Европе и дал глубокую трещину в СССР.

Некоторые историки считают, что именно тогда политически началось новое столетие, хотя на календаре до старта XXI века оставалось еще 11 лет.

Польша.

6 февраля: начались переговоры в рамках "круглого стола" между польским правительством и оппозицией. Президент страны и первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии Войцех Ярузельский первым из коммунистических лидеров согласился говорить с оппозицией как с равными партнерами и публично обменялся рукопожатием с лидером "Солидарности" Лехом Валенсой. Этому способствовали исключительная популярность оппозиции (в 1981 году в "Солидарности" официально состояли около 10 миллионов человек из 30-миллионного населения страны), высочайший авторитет католической церкви, которую, к тому же, возглавлял "польский папа" Иоанн-Павел II, и - особенно характерное для Польши - отождествление антикоммунизма с национальным патриотизмом.

"Круглый стол" власти с оппозицией продолжался до 5 апреля. Через два дня основные договоренности - проведение летом демократических выборов, отмена цензуры и полная легализация "Солидарности" - были ратифицированы сеймом.

4 июня: в Польше состоялись первые в коммунистическом блоке свободные выборы.

Их называли "полусвободными", поскольку, по условиям, согласованным в ходе "круглого стола", 65% мест в Сейме закреплялось за представителями ПОРП и партий-сателлитов. В верхней палате, сенате, где ограничений не предусматривалось, оппозиция получила 99 мест из ста. Президент Ярузельский пытался провести на пост премьера своего соратника Чеслава Кищака, но, столкнувшись с решительным сопротивлением парламентского большинства, согласился на формирование коалиционного правительства во главе с известным представителем католической интеллигенции и активистом "Солидарности" Тадеушем Мазовецким.

Венгрия.

16-23 октября: сменилась власть в Венгрии

Венгерская социалистическая рабочая партия на съезде преобразовала себя в социал-демократическую и убрала из названия слово "рабочая". Закон о многопартийной системе был принят еще в январе 1989 года. Смена режима в Венгрии прошла наиболее мирно и безболезненно. Венгрия - единственная страна советского блока, в которой не делалось даже попытки судить кого-либо за прошлое. Наследница компартии, ВСП, неоднократно побеждала на свободных выборах, и ее лидер Ференц Дюрчань в настоящее время возглавляет правительство. Венгрия долгие годы была самой либеральной страной Варшавского пакта, и только ей Запад не предъявлял претензий по части прав человека.

Германия

7-18 октября: сменилась власть в ГДР

В отличие от Польши и Венгрии, власти Восточной Германии до последней возможности держались жесткого курса. Сначала в Лейпциге, а затем в других городах оппозиционные собрания проходили в лютеранских кирхах, где прихожане после службы оставались поговорить о жизни.

7 октября Михаила Горбачева, прилетевшего в Берлин на официальные торжества в честь 40-летия образования ГДР, встретили толпы демонстрантов. Они восторженно приветствовали советского лидера и требовали отставки Эриха Хонеккера, неоднократно критиковавшего советскую перестройку и претендовавшего на роль главного хранителя "социалистических ценностей".

Вскоре после отъезда Горбачева 77-летний Хонеккер подал в отставку по возрасту.

9 ноября: пала Берлинская стена

Вечером того дня бургомистр Берлина Гюнтер Шабовски объявил по телевидению об открытии пропускных пунктов на границе с Западным Берлином. 155-километровая бетонная стена, оборудованная хитроумными ловушками и самострелами, просуществовала 28 лет, два месяца и 27 дней, и была самым известным символом холодной войны и "железного занавеса".

При попытке пересечь ее в западном направлении были убиты, по разным данным, от 125 до 1245 человек. Первый из них погиб уже через 11 дней после сооружения стены, последний - 6 февраля 1986 года.

Около 75 тысяч человек были осуждены за попытку побега.

В 1990-х годах группу бывших высокопоставленных функционеров ГДР привлекли к ответственности за убийства и репрессии против граждан, желавших покинуть страну. Виновными себя они не признали. Главный обвиняемый, экс-секретарь ЦК СЕПГ и кратковременный преемник Хонеккера Эгон Кренц, получил шесть с половиной лет тюрьмы, из которых отбыл четыре.

Чехословакия

17 ноября - 10 декабря: "бархатная революция" в Чехословакии

Как и в ГДР, власти Чехословакии сопротивлялись переменам. В январе 1989 года были разогнаны демонстрации в ознаменование 20-летия самосожжения Яна Палаха, протестовавшего против советской оккупации.

Бескровный переворот начался с массового молодежного выступления. На следующий день к студентам присоединились популярные актеры и интеллектуалы. 19 ноября было объявлено о создании Объединенного гражданского форума. 21 ноября протестующих поддержал кардинал Чехии Франтишек Томашек.

Демонстрации продолжались, становясь все более массовыми. По данным комиссии Федерального собрания Чехии, около 500 человек в той или иной степени пострадали в ходе столкновений с полицией, но жестко использовать силу власти не решились.

26 ноября на Летенском поле в Праге собралось 700 тысяч человек. 28 ноября генеральный секретарь ЦК КПЧ Милош Якеш покинул свой пост, его сменил считавшийся либералом Карел Урбанек.

29 ноября парламент отменил статью конституции о руководящей роли компартии.

5 декабря после встречи Горбачева с Урбанеком и премьер-министром Чехословакии Ладиславом Адамцем опубликовано Заявление советского правительства о событиях 1968 г. в Чехословакии: "Эта акция явилась вмешательством во внутренние дела ЧССР, несовместимым с нормами отношений между суверенными государствами".

10 декабря президент Густав Гусак поручил коммунисту-реформатору из Словакии Мариану Чалфе сформировать правительство национального согласия и подал в отставку.

В отличие от СССР, где оппозиция на протяжении почти 40 лет уничтожалась физически, и в результате после перехода к демократии черпать подготовленные управленческие кадры оказалось практически неоткуда, кроме бывшей номенклатуры, в Чехословакии большинство деятелей 1968 года дожили до "бархатной революции".

Новые лидеры имели разные убеждения. Клаус, и ныне активно участвующий в политической жизни Чехии, считается, по либеральным меркам, правым националистом и известен, в частности, скептическим отношением к евроинтеграции. Дубчек до конца жизни верил в "социализм с человеческим лицом".

Румыния

16-25 декабря: революция в Румынии

Николае Чаушеску оказался единственным коммунистическим правителем Восточной Европы, который попытался удержать власть силой.

Волнения начались в городе Тимишоаре с митинга протеста против депортации из страны священника-венгра Ласло Текеша, выступавшего за автономию венгерского меньшинства, и затем перекинулись на Бухарест.

Вечером 19 декабря агенты румынской госбезопасности "секуритате" открыли огонь по демонстрантам в Тимишоаре.

21 декабря Чаушеску, прервавший визит в Иран, выступил с балкона здания ЦК, обозвав участников демонстраций "врагами революции" и пообещав повысить среднемесячную зарплату на 100 лей (примерно четыре доллара).

Когда на восьмой минуте выступления толпа принялась освистывать диктатора, по людям начали стрелять.

По разным данным, в Тимишоаре, Бухаресте и других местах погибли от 162 до 1104 человек, свыше 3,3 тысяч были ранены.

В 10 утра 22 декабря Чаушеску ввел в стране военное положение, однако армейское командование отказало ему в поддержке. Власть перешла в руки Фронта национального спасения.

Чаушеску и его жена Елена бежали из Бухареста на вертолете, но были опознаны и арестованы в районе Тырговиште и 25 декабря расстреляны.

Трупы показали по телевидению: поскольку в разных местах страны продолжались перестрелки, новые власти хотели продемонстрировать сторонникам бывшего лидера, прежде всего сотрудникам госбезопасности, что дальнейшее сопротивление не имеет смысла.


Автор исследует последние полвека новейшей истории Италии – страны Западного мира, которой на протяжении XX столетия и по его завершении довелось пережить едва ли не самые острые моменты альтернативности – решающего исторического выбора, – сопровождавшиеся резкими изменениями в соотношении социальных и политических сил, возникновением новых форм реализации власти и даже новой государственности.

Оглавление

  • Введение
  • I. Историческое сознание как исследование в области итальянистики

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Политический образ современной Италии. Взгляд из России предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

I. Историческое сознание как исследование в области итальянистики

Однако уже в ту пору была заложена или, по меньшей мере, продекларирована в качестве основополагающего принципа первых демоскопических опытов их независимость от каких бы то ни было целей политического или партийного характера. И тогда же организаторам опросов общественного мнения было суждено принять на себя огонь ожесточенной критики, в чем-то обоснованной, а в чем-то и надуманной, глухие отголоски которой слышны порой и сегодня. В частности, те, кто оспаривал первые начинания итальянской социологии общественного мнения, будучи людьми весьма искушенными в политике, не могли довольствоваться простой верой на слово, которая в силу несовершенства методов идентификации общественного мнения, приемов интерпретации опросных данных по сути дела предлагалась тогдашними демоскопическими исследованиями.

Более того, критики демоскопии прозорливо и обоснованно усматривали в ней новое, небывало мощное средство манипулирования избирателями, способное усугубить состояние несвободы политического выбора. К тому же многие потенциальные респонденты почитали опасным откровенное публичное оглашение собственных политических взглядов, тем более в обществе, организованном по мафиозному принципу. А такого рода соображения значили очень много в Италии конца XIX — начала XX в., где демократизм всего политического уклада был весьма относителен и волеизъявление граждан по политическим вопросам сплошь и рядом подвергалось деформирующему воздействию традиционных общественных структур и репрессивного аппарата государства.

Открытая декларация политических предпочтений, если они расходились с интересами какого-нибудь влиятельного нотабля из когорты власть имущих, могла низвести гражданина до положения социального изгоя, подвергаемого всеобщему остракизму, если не, того более, спровоцировать против него при существовавшем жестком социальном контроле даже некие карательные санкции.

Наконец, была еще одна, по-видимому, достаточно распространенная причина возникновения негативной реакции на демоскопические методы исследования в либеральной Италии. В обществе чрезвычайно консервативном, отягощенном бременем корпоративно-иерархических предрассудков, попытка проникнуть в чужой образ мыслей, критически оценить его столь новым, необычным, даже в чем-то вызывающим способом, воспринималась не иначе как посягательство на самую суть господствующих этических норм. Все эти обстоятельства в своей совокупности консолидировали тот барьер предубеждений, на который неизменно наталкивались инициативы зачинателей итальянской демоскопии [28] .

При том что историческая тема не была предметом специального рассмотрения в первых зондажах общественного мнения, ее присутствие там достаточно очевидно. Иногда она заложена в самих вопросах социологической анкеты, но чаще история стихийно представлена во мнениях респондентов, логика рассуждений которых, например, о социализме или о милитаристской угрозе, о допустимости участия социалистов в правительстве или о националистических настроениях, неизбежно выводила их на уровень тех или иных, часто неожиданных исторических ретроспекций [29] .

Эти первые демоскопические опыты, многообещающие с точки зрения будущего социологии политики, зиждились, однако, всецело на энтузиазме дилетантов, в то время как академическая наука не обнаруживала даже каких-либо признаков осведомленности на данный счет. Хотя научная мысль в области той же социальной статистики, ее сбора методами массового опроса (переписи населения, парламентские расследования и т. п.) вовсе не производила впечатления полной застойности. Как не была застойной и более специализированная сфера электоральной статистики — созданные на ее основе первые исследования, с трудом преодолевая препоны и ограничения, неизбежно вменявшиеся цензовой избирательной системой, реконструировали достоверную картину развития электорального процесса, по крайней мере в некоторых его аспектах.

Этим историческим императивам пытались ответить — и не без видимого успеха — элитологические исследования Вильфредо Парето, Гаэтано Моски, Роберта Михельса, составившие одно из самых перспективных направлений классической социологии политики [31] . Не менее успешными оказались и попытки, предпринятые фигурами иного масштаба научного дарования: Шипио Сигеле, Гульельмо Ферреро, Этторе Чиккотти, — сумевшими в первом приближении дать теоретическое обоснование феномену массы, как и производному от него — массового сознания. То были в Италии первые социологи, исследовавшие механизмы объединения индивидов в большие и малые социальные группы, трансформации индивидуального сознания в групповое и массовое, способы достижения психологической и поведенческой целостности той или иной общности в процессе групповых контактов. Значение их научных идей, предвосхищавших возможности для манипулирования массовым сознанием, оказалось неоценимым на протяжении всего XX в. с наступлением эпохи массового политического участия — выходом на общественную арену массовых политических партий как демократического, так и авторитарно-тоталитарного толка [32] .

Однако уже тогда, на рубеже 40–50-х годов, предпринимались первые зондажи общественного мнения на исторические темы, в результате которых была выявлена, например, степень массовой осведомленности относительно наиболее известных персонажей итальянской и мировой истории. Правда, на фоне приоритетов демоскопии, приземленно-практических по своей сути, это появление истории в качестве объекта социологических наблюдений и замеров было пока не более чем следствием поверхностной любознательности организаторов опросов, а никак не результатом их устойчивого научного интереса [37] .

С течением времени историческая проблематика, по которой производился зондаж общественного мнения, становилась все более насыщенной, тематически богатой и разнообразной, хотя исследования подобного рода имели спорадический характер. Такая ситуация сохранялась вплоть до начала 80-х годов, когда интенсивность изучения массовых исторических предпочтений резко возросла.

Соблюдение условий репрезентативности выборки уже решает задачу внутренней критики демоскопического источника, то есть определения степени достоверности его содержания, во всяком случае в той части, которая касается установления количественных параметров разного рода общностей, приемлющих ту или иную версию событий прошлого.

Той же количественной стороне дела, или, иными словами, результатам статистической обработки опросных данных, отдавалось предпочтение в первых научных трудах, посвященных исследованию общественного мнения [38] . Такой подход к публикации опросов в корне отличался от соответствующих принципов итальянской социологии общественного мнения на рубеже XIX и XX веков, ставившей во главу угла сохранение первозданной — вербально-нарративной — формы демоскопического источника, изобиловавшего пространными рассуждениями респондентов. А статистический анализ, даже в тех случаях, когда он присутствовал, ограничивался всего лишь немногими и весьма незамысловатыми арифметическими операциями.

Вербально-нарративная демоскопия имела свои бесспорные плюсы и преимущества, позволяя точнее судить, например, о живом восприятии истории, которое во многом скрадывалось, а то и просто утрачивалось, когда его заменяла схематизированная, предельно формализованная картина сухих статистических выкладок. Видимо, поэтому время от времени в изданиях демоскопического материала, в том числе и посвященного историческим сюжетам, наряду с обычной в подобных случаях статистикой стала появляться в качестве неотъемлемого составного элемента собственно текстовая часть — более или менее обширные выдержки из интервью респондентов, — являющая собой историческое повествование, выполненное в новом и все более популярном в современной историографии жанре устной истории [39] .

На формирование этой базы демоскопических источников в немалой степени воздействует чисто потребительское восприятие истории, каноны и стандарты которого уже длительное время навязываются обществу массовой культурой. В контексте последней историческое познание призвано служить не более как средством заполнения досуга, нередко даже видом простого развлечения, и подобной логике вынуждена изначально следовать историческая демоскопия. Тем и объяснима нарочито занимательная форма демоскопических исследований, зондирующих массовые исторические предпочтения, отличающая порой уже сами вопросы социологической анкеты. Например, они предлагают респонденту совершить воображаемое путешествие в прошлое на машине времени или все той же игрой смелого воображения представить себе встречу и продолжительную беседу с каким-либо великим деятелем давней или недавней истории.

Демоскопические методы исследования исторического сознания, пусть спорадически, но практикуемые ведущими службами общественного мнения, стали применяться не только профессионалами от демоскопии, но и дилетантами от нее. То были, как правило, импровизированные опросы, ни в коей мере не отвечавшие требованиям репрезентативности выборки, чаще всего ограниченной пределами какой-либо одной специфической социальной группы, будь то, например, школьники или студенты [41] .

Естественно, что достоверность и надежность той информации, которую заключали в себе подобного рода демоскопические источники, со всей очевидностью не имеющие возможности и претендовать на статус социологического исследования, оказывались в известной мере относительной, как, впрочем, и общая картина исторических предпочтений, реконструируемых на их основе.

Как бы то ни было, но и такого рода демоскопические источники при всей их уязвимости с точки зрения строго научных критериев исторической критики, равно как и соображений сугубо конъюнктурно-политического свойства, могут послужить существенным подспорьем в исследовании исторического сознания.

Естественно, что с появлением электронных версий периодических изданий пространство такого диалога заметно расширилось: письма, которые прежде были единственной реакцией на какое-нибудь журналистское выступление, теперь вызывают цепную реакцию комментариев, иногда весьма пространных и многочисленных. Такого же рода возможностями расширенного обмена мнениями обладают и блогосфера, и форумы, в поле которых также имеют обращение идеи исторического прошлого.

Наконец, на какие-то скрытые грани исторического сознания могут пролить свет те экспертные оценки общественного спроса на историческое знание, прикладных функций исторической науки и ее популяризаций, с которыми время от времени выступают историки, журналисты, специалисты в области массовых коммуникаций. При том что подобные экспертизы не всегда отличаются должной объективностью и беспристрастностью, подчас тяготея к разного рода преувеличениям откровенно рекламного характера, они вместе с тем достойны внимания исследователя как источник, заключающий в себе по-своему примечательную историческую информацию.

Таким образом, база источников — от опросов общественного мнения до эпистолярных документов и экспертных оценок, — вобравших в себя сведения о различных феноменах исторического сознания, в большинстве случаев формировалась и по сей день продолжает формироваться случайно, отличаясь при этом крайней бессистемностью, осложняющей даже библиографический поиск в данной области исторического знания. В силу этого и в окончательной исторической реконструкции, в мозаичной картине массовых исторических представлений, неизбежно фрагментарной и пестрящей пробелами, могут оказаться недопредставлены некоторые временами интересные и важные детали. Однако даже при том что эта база источников сплошь и рядом грешит многими и досадными несовершенствами, она достаточна для исследования исторического сознания современного итальянского общества.

Это неупоминание об историческом сознании, одной из базовых научных категорий, и в специализированном энциклопедическом издании, и в фундаментальном научном исследовании, и в научно-дидактическом пособии достаточно показательно и менее всего объяснимо какими-либо небрежениями сугубо авторского или редакционного характера. Дело в том, что сообразно гласному и негласному разделению труда, сложившемуся в советском обществоведении, общественное сознание в целом традиционно относилось скорее к сфере научной компетенции исторического материализма. То есть дисциплины философской, которая, по понятиям своего времени, имела неоспоримый статус методологической основы общественных наук, а потому заведомо обеспечивала более высокий уровень идеологической ортодоксии, требуемой при освещении этой проблематики. Тем самым именно философы объективно располагали режимом наибольшего благоприятствования для исследований в данной области.

Запоздалое обретение этих базовых научных категорий происходило на фоне открытий более общего характера, сделанных для себя отечественной исторической наукой перестроечного и постперестроечного времени, в числе которых одним из самых заметных стала проблема человеческой субъективности в истории [70] .

Постановка данной проблемы отразила историографическую коллизию, отнюдь не новую и не оригинальную, по поводу того, что должно быть приоритетным в историческом познании — элиты или массы, и в частности элитарное или массовое сознание. С закономерным постоянством этот ученый спор воспроизводит себя на разных этапах развития исторической мысли, причем в пользу то одного, то другого подхода всякий раз находятся убедительно веские, подкупающие своей, казалось бы, совершенной неоспоримостью доводы.

Менее известным, но весьма показательным для того же периода развития советской историографии был замысел историософского исследования П. А. Зайончковского, оставшийся нереализованным, в котором центральное место в историческом процессе также предполагалось отвести психологическому фактору [78] .

Западная Германия и Италия продемонстрировали сложность перестройки гражданской культуры. По прошествии полутора десятилетий после поражения фашизма ни в одно из них не получила развития активная политическая культура: если в Германии преобладала пассивная культура подчинения, то в Италии неискоренимы черты сугубо локальной политической культуры. Северная Италия встала на путь капиталистического… Читать ещё >

Политическая культура Италии: характерные черты и тенденции эволюции ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )

Северная Италия встала на путь капиталистического развития раньше, чем Южная. Южная Италия долго несла печать специфичных традиционалистских форм, которые отчасти сохранились и поныне. С возникновением объединенной Италии культурный плюрализм приобрел внутренний характер. Так называемый дуализм.

Север Италии — носитель новаций, опора на ценности солидарной ответственности, кооперации и взаимопомощи.

Юг — хранитель традиционных форм сознания и образа жизни, его опора — партикуляризм, персональные и клиентелистские связи и группировки.

На данном этапе на первый план вышли социально-экономические диспропорции, разрывы в уровнях дохода, уровне безработицы, проблемы миграции.

Два значимых фактора политической культуры Италии:

  • 1) Католическое сознание (в отличие от протестанства)
  • 2) Дуализм

Под влиянием этих двух факторов в Италии сложилась четко выраженные субкультуры: почвенная (традиционалистская), светско-либеральная, социалистическая и католическая политическая культура ["https://referat.bookap.info", 25].

Также п.к. Италии характеризуется фрагментарностью:

  • * отсутствием согласия граждан относительно политического устройства общества;
  • * расхождениями в вопросах понимания власти, социальной разобщенностью;
  • * отсутствием доверия между отдельными группами и лояльности к государственным структурам.

Этому типу политической культуры присущи такие черты, как высокая степень конфликтности, применение насилия, отсутствие общепризнанных эффективных процедур улаживания конфликтов, нестабильность правительств. На фрагментарность в итал. пол. к. оказали влияние два основных фактора: сепаратизм католической церкви в довоенное и послевоенное время, разительное отличие региональных политических субкультур северных и южных областей. Т. е. установилась не единая культура, а существуют различные типы субкультур.

Из учебника Хейвуда:

Западная Германия и Италия продемонстрировали сложность перестройки гражданской культуры. По прошествии полутора десятилетий после поражения фашизма ни в одно из них не получила развития активная политическая культура: если в Германии преобладала пассивная культура подчинения, то в Италии неискоренимы черты сугубо локальной политической культуры.

Сравнительные исследования, проведенные Инглхартом, выявили, что наименее удовлетворенными жизнью в Западной Европе оказались итальянцы и французы (доля удовлетворенных жизнью не превышала соответственно 15 и 17%).

Читайте также: