Печорин о себе кратко
Обновлено: 05.07.2024
Григорий Печорин – главный персонаж романа. Уникальная личность, понять которую до конца не удалось никому. Такие герои встречаются в каждом времени. Любой читатель, сможет узнать в нем самого себя со всеми свойственными людям пороками и желанием изменить мир.
Внешность Печорина
Глядя на молодого, симпатичного человека трудно определить, сколько ему лет на самом деле. Со слов автора не более 25, но иногда казалось, что Григорию уже за 30. Нравился женщинам.
Стройный. Великолепно сложен. Атлетического телосложения.
Блондин. Волосы слегка завивались. Темного цвета усы, брови. При встрече с ним все обращали внимание на глаза. Когда Печорин улыбался, взгляд карих глаз оставался холоден.
Нос слегка вздернут. Белоснежные зубы.
На лбу уже обозначились первые морщины. Походка Печорина вальяжная, слегка ленивая, небрежная. Руки, несмотря на крепкую фигуру, казались маленькими. Пальцы длинные, тонкие, свойственные аристократам.
Одевался Григорий с иголочки. Одежда дорогая, чистая, хорошо отутюженная. Приятный аромат парфюма. Сапоги вычищены до блеска.
Характер Григория
Внешний облик Григория полностью отражает внутреннее состояние души. Все, что он делает, проникнуто точной последовательностью шагов, холодной рассудительностью, через которые иногда пытаются прорваться эмоции и чувства. Бесстрашный и безрассудный, где-то слабый и беззащитный, словно ребенок. Он весь создан из сплошных противоречий.
Григорий пообещал себе, что никогда не покажет настоящее лицо, запретив проявлять любые чувства к кому-либо. Он разочаровался в людях. Когда он был настоящим, без лукавства и притворства, они не смогли понять глубину его души, обвиняя в несуществующих пороках и предъявляя претензии.
Печорин постоянно в поиске себя. Мечется, ища смысл жизни, и не находит. Богат и образован. Дворянин по происхождению, он привык крутиться в высшем обществе, но ему такая жизнь не по душе. Григорий считал ее пустой и никчемной. Хороший знаток женской психологии. Мог вычислить каждую и понять с первых минут разговора, что она собой представляет. Вымотанный и опустошенный светской жизнью, он пытался углубиться в науку, но вскоре понял, что сила не в знании, а в ловкости и удаче.
Скука разъедала мужчину. Печорин надеялся, что на войне тоска уйдет, но ошибался. Кавказская война принесла очередное разочарование. Невостребованность в жизни привела Печорина к поступкам, не поддающимся объяснению и логике.
Печорин и любовь
Единственной женщиной, которую он любил, была Вера. Для нее он был готов на все, но быть вместе, им не суждено. Вера замужняя женщина.
Те редкие встречи, что они могли себе позволить слишком компрометировали их в глазах окружающих. Женщина вынуждена была уехать из города. Догнать любимую не удалось. Он лишь вусмерть загнал коня в попытке остановить и вернуть ее.
Других женщин Печорин не воспринимал всерьез. Они лекарство от скуки, не более. Пешки в игре, где правила устанавливал он. Скучные и неинтересные создания нагнетали на него еще большее уныние.
Отношение к смерти
Печорин твердо уверен, что все в жизни предопределено. Но это не значит, что нужно сидеть и ждать смерти. Надо идти вперед, а она сама найдет того, кто ей нужен.
Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.
У печорина палка в глаз попала, поэтому он воспринимал поэму о себе очень одноглазо
Г. Печорин о себе.
«…Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле – разрушать чужие надежды? С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя. Какую цель имела на это судьба?2
«…Я иногда себя презираю… не оттого ли я презираю и других. Я стал не способен к благородным порывам; я боюсь показаться смешным самому себе. Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; но надо мною слово жениться имеет какую то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, – прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? что мне в ней. куда я себя готовлю? чего я жду от будущего. Право, ровно ничего.
Цитаты из книг
Семейная психология и многие книги по семейным отношениям гласят, что женщины как и мужчины любят только образ придуманный в начале влюбленности в отношениях. Женщины не думают о недостатках мужчины, они окрылены любовной дымкой, они грезят о счастливой жизни с этим мужчиной и думают, что это чувство будет вечным. Они не задумываются почему им так хорошо и гормоны играют марш во всем их теле. Цитаты Печорина о себе и поколении весьма примечательны своей точностью.
На самом же деле влюбленность не является любовью, это лишь поток гормонов и он быстро проходит в течение двух-трех лет. Чем быстрее он пройдет, тем лучше будет для женщины, она разглядит, кто с нею рядом и не наделает заранее глупостей. Только после влюбленности можно увидеть настоящего мужчину, без прикрас и со своими недостатками и если женщина его примет, то здесь и начнется настоящая любовь.
Я никогда сам не открываю своих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться.
Печальное нам смешно, смешное — грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя.
Я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!
…во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать…
Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть.
Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мною. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки, я глупо создан: ничего не забываю, ничего.
…беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство – истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности – только в невозможности достигнуть цели, то есть конца…
У меня врожденная страсть противоречить; целая моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу и рассудку.
Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, — а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные.
Умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте.
Однако мне всегда было странно: я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь. Отчего это? — оттого ли что я никогда ничем очень не дорожу и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? или это — магнетическое влияние сильного организма? или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером?
У меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причина несчастья других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так.
Печальное нам смешно, смешное грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя.
Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!
Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно.
Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью.
Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды? С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние!
Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой.
Но что делать? я часто склонен к предубеждениям… Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.
Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать.
Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья — и никогда не мог насытиться.
И если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что жизнь не стоит того, чтоб об ней так сильно заботиться.
Милый мой, я презираю женщин, чтобы не любить их, потому что иначе жизнь была бы слишком нелепой мелодрамой.
Читайте также: