Ольга берггольц в блокадном ленинграде кратко
Обновлено: 06.07.2024
Ленин и заколдованная тропинка
Ольга Берггольц родилась в 1910 году в Санкт-Петербурге, в семье обрусевшего немецкого доктора Федора Христофоровича Берггольца. После революции категорически отказалась от услуг няни и гувернантки, чтобы не быть эксплуататором. В 1926 году окончила трудовую школу.
Бориса Петровича, как и его юную супругу, интересовало в жизни многое.
В 1930 году Ольга Берггольц с отличием заканчивает Ленинградский университет, филологический факультет. Начинается новый этап трудовой биографии, уже как дипломированного литератора. Впрочем, он мало отличается от предыдущего.
Но уже в 1938 году все подозрения по поводу Ольги Берггольц были развеяны, и широкие объятия писателей вновь распахнулись для нее – Ольгу Федоровну восстановили.
Но ненадолго. В том же 1938 году поэтесса арестована. Она уже не свидетель, а обвиняемая. И Союз писателей, как дрессированная обезьянка, вновь вычеркивает Ольгу Федоровну из своих безупречных рядов.
По этому же делу шел Николай Заболоцкий, в следственных документах (и больше нигде) существовала какая-то террористическая организация. Ольгу пытали, избивали, она родила мертвого ребенка. Ей попались очень грамотные мастера заплечных дел.
Ольга Федоровна провела в тюрьме чуть меньше полугода. И ее неожиданно выпустили, вероятно, оказалась больше не нужна. Говорили, вступился Фадеев.
То, что случилось с Ольгой Федоровной, очень страшно. Но уже в феврале 1940 года она вступает в большевистскую партию. Все злодеи прощены? Трудно сказать. Такое было время непонятное.
А потом наступает война. И блокада.
Слева – жители Ленинграда у громкоговорителя на Невском проспекте во время блокады города, сентябрь 1943 г. Автор фото: Коновалов Георгий/ТАСС. Справа – мемориал Ольге Берггольц при входе в Ленинградский Дом Радио. Фото: Florstein/wikipedia
Вопроса – оставаться ли в блокадном Ленинграде – для Ольги Федоровны не существовало. Вопрос был в другом: что делать? Второй муж Берггольц, будучи инвалидом, ежедневно строил городские укрепления, он умер в январе 1942 года.
Герой? Да, конечно. Но Ольга Федоровна выбирает другую стратегию. Бороться с врагом тем оружием, которым она лучше всего владеет, – словом.
Что, впрочем, не отменяло дежурства на крыше во время бомбежек.
Именно Кетлинская направила ее в литературно-драматическую редакцию ленинградского радиокомитета. Ее голос был полнейшей противоположностью голоса Юрия Левитана – тихий, спокойный, какой-то домашний. Голос верной, надежной подруги. Именно такой и оказался нужным в это время в этом месте.
А вот воспоминания поэта Михаила Дудина: «Она, сама того не понимая, стала живой легендой, символом стойкости, и ее голос был для ленингpадцeв кислородом мужества и уверенности и мостом, перекинутым через мертвую зону окружения, он помогал соединять пространства и души в один общий порыв, в одно общее усилие.
Гитлер считал Ольгу Федоровну своим личным врагом.
Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
В кастрюльках воду голубую возят,
Дрова и скарб, умерших и больных.
Вид санок с детскими трупами на фешенебельном Невском проспекте был особенно жуток.
При этом сама Ольга Федоровна отказывается от специальных пайков и иных привилегий. После прорыва блокады ее привезли в Москву на медобследование – и доктора диагностировали дистрофию.
Сами же тексты Ольги Федоровны были совершенно фантастическим сплетением обычного рассказа и поэзии, и непонятно, где завершалось одно и начиналось другое:
И никакой записи – только прямые эфиры.
Поэтессы Ольга Федоровна Берггольц и Белла Ахатовна Ахмадулина (слева направо) на заседании II съезда писателей РСФСР в Большом Кремлевском дворце. Москва, 3 марта 1965 г. Фото: Валентин Мастюков, Владимир Савостьянов/ТАСС
На это Ольга Берггольц отвечает стихами:
И даже тем, кто все хотел бы сгладить
в зеркальной робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на желтый снег пустынных площадей.
Проходит год и поэтесса снова ждет ареста. Она заступилась за гонимых коллег, Зощенко и Ахматову. Это был очень смелый поступок, но все обошлось, Ольга Федоровна отделалась кратковременным запретом на издание ее книг.
Ольга Берггольц скончалась в 1975 году. За пять лет до этого, в мае 1970 года в Ленинграде, в Доме писателей отмечалось 60-летие Ольги Федоровны. Было прочитано много стихов, юбилярше вручали цветы и подарки. Одним из последних на сцену вышел внук одной из сотрудниц радиокомитета блокадных времен. В его руках была корзинка с луком.
Кажется, прослезился весь зал.
О ее душевности, о ее трудной и прекрасной по своей человеческой отзывчивости судьбе очень точно сказал когда-то ее друг писатель Анатолий Чивилихин:
Ольга Федоровна Берггольц родилась 16 мая (по старому стилю - 3 мая) 1910 года в Петербурге. Семья Берггольц с многочисленными родственниками жила в двухэтажном деревянном доме за Невской заставой, вблизи Шлиссельбургского тракта. Отец, Федор Христофорович Берггольц, окончил Дерптский университет, служил военно-полевым хирургом. Был он остер не только на скальпель, но и на язык, обладал молниеносным чувством юмора, а мама, Мария Тимофеевна Грустилина, воспитывала Лялю и младшую дочку Мусю (Марию) и обожала поэзию, сумев передать эту любовь и девочкам. Ляля, как называли ее родители, была первым ребенком в семье. Детство Ольги прошло в двухэтажном доме на Невской заставе, в обычном для интеллигентной семьи тех лет жизненном укладе – няня, гувернантка, любовь и забота родителей. А потом в России грянули перемены. Отец ушел на фронт полевым хирургом, а в 1918 году голод и разруха привели Марию Тимофеевну с дочерьми в Углич, где они жили в одной из келий Богоявленского монастыря. Только в 1921 году доктор Берггольц, прошедший две войны, приехал в Углич за своей семьей, и они вернулись на Невскую заставу. Родительские мечты об институте благородных девиц и медицинском образовании Ляли бесследно канули, и Ольга стала ученицей 117-й трудовой школы, в 1924 году она уже была пионеркой, превратившись из набожной интеллигентной девочки в пролетарскую активистку, вскоре вступившую в комсомол. Хотя отец и ушел из семьи, Ольга к нему не переменилась, любила бывать у него и ценила его советы.
Счастье поэта — в признании значимости его слова Родиной. Для Ольги Берггольц это случилось, когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил ей сочинить надпись на Пискарёвском кладбище, которая должна быть высечена на гранитной стене. Она вспоминала, как пришла на кладбище и шла среди еще неоформленных курганов, а не могил. «Я поглядела вокруг, на эти страшнейшие и героические могилы, и вдруг подумала, что нельзя сказать проще и определенней, чем:
Голос Ольги Берггольц.
Ольга Берггольц.Сумевшая подняться (из антологии Евтушенко)
Ольга Берггольц: живой символ блокады Ленинграда.
Ее слава не была связана с правительственными наградами или литературными премиями. Мало кто знал, что у Берггольц была и другая, тайная биография.
Много лет назад, теплым июньским вечером 1933 года, молодой широкоплечий мужчина нес ее на руках по крутой каменной лестнице наверх, к дверям квартиры № 30, куда они недавно перебрались. Муж целовал ее на каждой ступеньке, а она смеялась и гладила его по голове. Мир казался простым и понятным, жизнь — прекрасной.
Их дом — коммуна инженеров и писателей — строил архитектор-идеалист: общие кухни и комнаты отдыха, душевые в конце коридоров, огромная терраса на крыше. В тот год он был новеньким, как только что отчеканенный гривенник, свежая краска на лестничных клетках блестела, все ступеньки были целыми.
Теперь перестроенный, давно не ремонтировавшийся дом напоминал трущобу: Ольга Федоровна Берггольц преодолела несколько ступеней, взялась за сердце и поняла, что выше не поднимется. Тогда ей было 23, теперь — 60; на дворе семидесятые годы, и она, толком не понимая зачем, отправилась в это сентиментальное путешествие.
В 1933-м она была никем. Начинающая писательница, которой не удавалось пробиться, успешно работающая для детей и тяготящаяся этим — ей хотелось большего. В 1970-м в свое прошлое отправилась легендарная, хоть и не избалованная государственными наградами поэтесса: Ольга Берггольц превратилась в живой символ Ленинграда, и ее слава не была связана ни с премиями, ни с орденами, ни с тиражами. Всю блокаду в насквозь промерзшем, умирающем от истощения, заваленном трупами городе раздавался ее голос. Висящие на улицах черные тарелки репродукторов не выключались никогда, и ее стихи звучали, когда обессиленные люди спускались к замерзшей Неве за водой, во время артобстрелов, в самые тяжелые блокадные дни, когда дневную хлебную пайку иждивенцев урезали до 125 грамм. Ее голос был с Ленинградом всю войну, и она стала олицетворением стойкости и победы: узнав, что такси заказывают для Ольги Федоровны Берггольц и сейчас она разговаривает с ней самой, девушка-диспетчер ойкнула от неожиданности и пропищала что-то восторженное.
Она это запомнила, но предсказание долго не сбывалось. В двадцатые поэтесс-комсомолок, звонкоголосых и не слишком оригинальных, коротко стриженных, щеголявших в похожих на военную форму юнгштурмовках и строивших новый быт, было много, и она ничем не выделялась из их рядов, слава не приходила. Ее первого мужа успех и известность до добра не довели: Борис Корнилов пил, напившись, дебоширил и делал это так часто и вызывающе, что его исключили из Союза писателей.
Первого мужа Ольги Берггольц успех и известность до добра не довели: Борис Корнилов пил и делал это так часто и вызывающе, что его исключили из Союза писателей.
Ольга Берггольц со студентами III курса ЛГУ Ольга Берггольц (третья слева во втором ряду) — среди них многие пробовали писать, но прославилась только она.
Своего второго мужа Николая Молчанова Ольга Берггольц любила больше жизни.
Ольга Берггольц и ее будущий муж Георгий Макогоненко (второй слева) на фронте.
Много лет назад, до ареста, она писала, мечтая создать что-то важное, не случайное, и ее хвалили, говорили, что у нее есть будущее. Оно наступило, когда пришла беда: в тюрьме после гибели ребенка Ольга Берггольц написала великолепные стихи — и спрятала их ото всех. Она становилась большим поэтом, когда приходила трагедия, для этого ей надо было жить на грани смерти. Ленинградская блокада стала ее звездным часом, а Николай, которого она любила больше всего на свете, ее не пережил.
Сидя за широкой спиной пытающегося завязать с ней разговор шофера и невпопад отвечая на вопросы, она вспоминала притулившегося к стене лестничной клетки Николая: он приехал домой из-под Луги, с оборонительных работ, и у него не было сил подняться наверх. Она наткнулась на него, когда пришла домой, и потащила на себе. Помогла подняться, раздела, вымыла, уложила в постель. На следующее утро ему стало лучше, но ночевки под открытым небом и непосильный труд не прошли даром: приступы становились все чаще, блокадный голод его убивал. А потом муж начал терять рассудок и в конце концов оказался в больнице. Она ходила к нему через весь город, изнемогая от голода и усталости, с несколькими кусками хлеба в противогазной сумке. Иногда удавалось принести пару котлет из конины или немного холодного супа — в больнице она кормила Николая с ложечки.
Ужасно видеть, как тот, дороже кого для тебя нет, умирает еще до смерти, медленно сходя с ума. А в нее уже был влюблен хороший человек, сотрудник Ленинградского радиокомитета Георгий Макогоненко. На радио Берггольц читала стихи, обращалась к горожанам в прямом эфире, и вскоре выяснилось, что в радиокомитет ее направили не зря. В ту пору Ольга написала свои лучшие стихи, они помогали ленинградцам не терять человеческий облик, держаться и выживать. Она умела верить и своей верой заражала людей: раздававшийся из круглых черных громкоговорителей голос Берггольц стал символом блокады.
С Беллой Ахмадулиной на Втором съезде писателей РСФСР.
Ее муж умирал, а в радиокомитете, на углу Малой Садовой, работали и жили: в огромной комнате готовили передачи, стряпали, ночевали. На дрова шли просмоленные балки, поддерживавшие крышу, — дом построили с таким запасом прочности, что их пилили всю войну, и здание не пострадало. Макогоненко ждал: он жить без Ольги не мог, и она это видела. Еще ничего не произошло, не было сказано ни слова, но она чувствовала: между ними что-то есть, и сеть, которая плетется сейчас, свяжет их надолго.
Когда Николая не стало, она была готова умереть: от истощения кончились силы, бороться она не могла. Георгий ее обогрел, он хлопотал возле нее, как нянька, доставал еду, успокаивал, помогал… Фотография Николая Молчанова до сих пор стоит на ее письменном столе, он остался главным мужчиной ее жизни, но она вышла замуж за Макогоненко и была счастлива… До поры до времени.
…Они с таксистом объехали все памятные ей ленинградские места и возвращались домой, на Черную речку. На счетчике высветилась внушительная сумма, но Ольга Берггольц могла себе это позволить. Дома ее ждут верная домоправительница Антонина Николаевна, пишущая машинка с заправленным листом бумаги и початая бутылка коньяка — она много пила и не стыдилась этого. Когда-то спиртное дарило легкость и веселье, и они с друзьями за рюмкой могли дурачиться и хохотать всю ночь напролет, потом алкоголь стал ее убежищем. После войны Берггольц вновь впала в немилость, прятала дневник и рукописи, опасаясь ареста, — тогда алкоголь стал чем-то вроде успокоительного. Ее прорабатывали за дружбу с опальной Ахматовой, критиковали на писательских собраниях и в газетах — опасность казалась неминуемой. Страх отступил лишь после того, как ей дали Сталинскую премию. Но привычка осталась, не помогло и лечение в специальной клинике. Теперь она не могла остановиться за праздничным столом и не всегда выходила к посетителям.
Ольга Берггольц и Анна Ахматова. 1947 год.
P.S.
Ольга Берггольц.Сумевшая подняться (из антологии Евтушенко)
На гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища, где покоятся 470 000 ленинградцев, умерших во время Ленинградской блокады и в боях при защите города, были высечены именно её слова:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты–красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
Мы предчувствовали полыханье.
Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!
Я и в этот день не позабыла
горьких лет гонения и зла,
но в слепящей вспышке поняла:
это не со мной — с Тобою было,
это Ты мужалась и ждала.
Нет, я ничего не позабыла!
Но была б мертва, осуждена, —
встала бы на зов Твой из могилы,
все б мы встали, а не я одна.
Я люблю Тебя любовью новой,
горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
с темной радугой над головой.
Он настал, наш час,
и что он значит —
только нам с Тобою знать дано.
Я люблю Тебя « я не могу иначе,
я и Ты по–прежнему — одно.
Июнь 1941
Третья зона, дачный полустанок.
. Третья зона, дачный полустанок,
у перрона — тихая сосна.
Дым, туман, струна звенит в тумане,
невидимкою звенит струна.
Здесь шумел когда-то детский лагерь
на веселых ситцевых полях.
Всю в ромашках, в пионерских флагах,
как тебя любила я, земля!
Это фронт сегодня. Сотня метров
до того, кто смерть готовит мне.
Но сегодня — тихо. Даже ветра
нет совсем. Легко звучать струне.
И звенит, звенит струна в тумане.
Светлая, невидимая, пой!
Как ты плачешь, радуешься, манишь,
кто тебе поведал, что со мной?
Мне сегодня радостно до боли,
я сама не знаю — отчего.
Дышит сердце небывалой волей,
силою расцвета своего.
Знаю, смерти нет: не подкрадется,
не задушит медленно она,—
просто жизнь сверкнет и оборвется,
точно песней полная струна.
. Как сегодня тихо здесь, на фронте.
Вот среди развалин, над трубой,
узкий месяц встал на горизонте,
деревенский месяц молодой.
И звенит, звенит струна в тумане,
о великой радости моля.
Всю в крови,
в тяжелых, ржавых ранах,
я люблю, люблю тебя, земля!
1942
Блокадная ласточка
Весной сорок второго года множество ленинградцев носило на груди жетон — ласточку с письмом в клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.
Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой–милой родины дойдет.
. Сколько писем с той поры мне было.
Отчего же кажется самой,
что доныне я не получила
самое желанное письмо?!
Чтобы к жизни, вставшей за словами,
к правде, влитой в каждую строку,
совестью припасть бы, как устами
в раскаленный полдень — к роднику.
Кто не написал его? Не выслал?
Счастье ли? Победа ли? Беда?
Или друг, который не отыскан
и не узнан мною навсегда?
Или где-нибудь доныне бродит
то письмо, желанное, как свет?
Ищет адрес мой и не находит
и, томясь, тоскует: где ж ответ?
Или близок день, и непременно
в час большой душевной тишины
я приму неслыханной, нетленной
весть, идущую еще с войны.
О, найди меня, гори со мною,
ты, давно обещанная мне
всем, что было, — даже той смешною
ласточкой, в осаде, на войне.
1945
Знаменитая советская поэтесса помогала раненым, измученным и обезумевшим от голода людям пережить страшную блокаду. В 1942 году ее голос звучал из всех репродукторов Ленинграда, вдохновляя на борьбу отчаявшихся и уставших горожан. Судьба самой Ольги Берггольц также запутана и трагична, как и судьба ее родного города и любимой страны. В новом материале "ЛЮДИ И ЭПОХИ" - о непростом жизненном пути великой поэтессы.
1. Первые стихи и неудачный брак
Родилась Ольга незадолго до начала Первой Мировой войны, в 1910 году на окраине Петрограда. Детство ее проходило в ужасном голоде, лишениях и нищете: в 1920-е годы семья скрывалась от гражданской войны в Угличе, ночуя в заброшенных монастырских кельях. Повзрослев, девушка с энтузиазмом приняла идеи обновленной, революционной России и уже в 16 лет написала свое первое стихотворение, посвященное пионерам. Талант поэтессы обнаружил Корней Чуковский, который говорил поддерживал Ольгу и пророчил ей великое будущее.
Вышла замуж поэтесса рано - в возрасте 18 лет. Ее избранником стал Борис Корнилов, который тоже писал стихи и учился на Высших курсах Института истории искусств. Через несколько месяцев после свадьбы у супругов родилась дочь, за ухаживала в основном мать. Борис был чрезмерно увлечен своей литературной карьерой, да к тому же пил по черному: первые успехи не пошли ему на пользу. Постоянные скандалы, упреки и измены быстро разрушили молодую семью, и супруги расстались.
2. Настоящая любовь и настоящее проклятие
Сразу после развода в жизни молодой поэтессы появился другой мужчина - Николай Молчанов. Он был сильно влюблен в Ольгу и долго ухаживал за ней, прежде чем девушка ответила взаимностью. Жили они в новом доме-комунне с общей кухней, одним душем и туалетом на весь этаж. Молодые идеалисты воспринимали бедность как начало новой жизни, как путь к светлому будущему. Сразу после окончания института Ольга и Николай уехали в Казахстан, где устроились работать в местную газету. Они описывали нищую, но полную энтузиазма жизнь советских людей и сами жили счастливо.
Мужа отправили служить на границу, где в 30-е годы злодействовали басмачи. Уже через несколько месяцев молодого солдата взяли в плен, закопали по голову в землю и оставили на солнце. Николай был обездвижен в течение трех суток и, когда надежды на выживание уже не оставалось, его нашел отряд красноармейцев. После такого испытания с Молчановым стали случаться эпилептические припадки. Несмотря на все трудности, Ольга и Николай страстно любили друг друга и поддерживали в трудных ситуациях. В 1936 году в возрасте 8 лет умерла первая дочь Ирина: сердце хрупкой девочки не выдержало осложнений после затяжной ангины. Через год ушла из жизни годовалая дочь от Николая, после чего мать совсем закрылась в себе. Муж всячески поддерживал ее, уверял, что у них будет еще один ребенок. И действительно, вскоре Берггольц забеременела снова, однако малышке не удалось увидеть свет.
3. Аресты и пытки
В начале 1937 года на вернувшуюся в Ленинград поэтессу завели дело о покушении на высокопоставленного партийного чиновника Андрея Жданова. Следователь провел несколько допросов "с пристрастием", после чего Ольге призналась в якобы запланированном убийстве. Во время пыток у женщины случился выкидыш: ребенок погиб в тюремной больнице, что окончательно добило мать. Коллеги по работе удивлялись, почему после допросов в ОГПУ у Берггольц остались целыми зубы и челюсть, однако поэтессу мало беспокоила собственная судьба. После выкидыша она больше не могла иметь детей.
От расстрела Ольгу Берггольц спасла защита знаменитого Александра Фадеева (автора "Молодой гвардии"), который очень нравился Сталину и всегда приходил на помощь коллегам-литераторам. Дело о покушении замяли, Ольгу восстановили в Союзе писателей и у них с мужем началась более менее спокойная жизнь. Однако уже через несколько месяцев страну поразила новость: началась Великая Отечественная война.
4. Символ блокады
Когда началась блокада Ленинграда, Ольга с Николаем остались в городе и по мере своих возможностей защищали его. Мужчина, несмотря на болезнь, добровольно пошел строить укрепления, а поэтесса ежедневно выступала по радио, поддерживая дух бойцов и обычных граждан. Она читала стихи, пронизанные болью, горечью и одновременно силой духа и верой в скорую победу. В 1942 году Николай Молчанов начал сходить с ума от голода, а затем скоропостижно скончался на руках Берггольц. Ольга получила множество государственных наград, однако это не помешало критикам принижать ее творческое наследие, называя его упадочным и чересчур трагичным.
Дальнейшая судьба поэтессы - скромная жизнь типичного литературного работника. Свои последние годы Ольга Берггольц проводила в одиночестве, за бутылкой дешевого коньяка. В ее жизни больше не было счастья, ярких красок и трогающих душу событий: поэтесса выдохлась, устала от постоянного стресса и страха за себя и своих близких. Умерла Ольга осенью 1975 года в возрасте 65 лет.
Читайте также: