Мрачное семилетие николая 1 кратко

Обновлено: 05.07.2024

Мрачным семилетием принято называть последние годы царствования Николая I. В 1848 году по европейским странам (Франции, Италии, Саксонии и др.) прокатились многочисленные революционные выступления. Российскую империю эти события обошли стороной — российские войска даже участвовали в подавлении восстания в Австро-Венгрии. Несмотря на это, власть имущие всерьёз опасались повторения европейского сценария в России. Ответственными за революцию были сочтены прежде всего высшее образование и печать — именно они и попали под удар.

Николай учредил специальный комитет для расследования действий цензуры, а после секретный Комитет 2 апреля 1848 года (его называли так по дате создания), следивший за публикациями, уничтожил последние остатки университетской автономии, сократил набор студентов и запретил преподавать некоторые дисциплины, например философию. Писатели подвергались репрессиям за сомнительные в цензурном отношении публикации (за это пострадали, например, Михаил Салтыков-Щедрин и Иван Тургенев). Особенно сильное впечатление на публику произвело дело петрашевцев, которые были приговорены к смертной казни практически ни за что: вся их вина состояла в обсуждении социалистических идей в небольшом дружеском кружке. В последний момент перед исполнением приговора петрашевцы, в том числе Фёдор Достоевский, были помилованы: император заменил наказание на каторжные работы. Масштаб репрессий в течение мрачного семилетия был невелик, однако они произвели сильнейший эффект на немногочисленное образованное общество, которое было деморализовано и охвачено страхом. Мрачное семилетие завершилось со смертью Николая I и поражением в Крымской войне.

Записка члена Государственного совета барона Модеста Корфа

Настоящие ужасные происшествия на западе Европы, возбуждая во всей мыслящей и благоразумной части публики одно справедливое омерзение, указывают необходимость всячески охранять и низшие наши классы от вторжения таких идей, которые могли бы влить в них чуждую ещё им теперь восприимчивость к злонамеренным политическим внушениям, помрачить то сияние и тот неприступный блеск, коими окружена в понятиях русского народа верховная власть, и приуготовить вообще легко воспламеняемую искру при потрясении умов внешними влияниями. Во всяком внезапном движении страшны не столько лица, сколько массы, посредством коих они действуют, а русские журналы и газеты читаются и всеми мелкими чиновниками, и в трактирах, и в лакейских, рассыпаясь таким образом между сотнями тысяч читателей, для которых всё это свято как закон, уже потому, что оно печатное.

Отсюда ясно кажется, что нужно обратить самое бдительное внимание на журнальную нашу литературу, которая, в случае ложного или недовольно осмотрительного направления её, может произвести самые гибельные последствия.

Голос минувшего. 1913. № 3. С. 219–220. Публ. В. И. Семевского.

Записка была подана цесаревичу 24 февраля 1848 года и послужила обоснованием ужесточения цензурных мер. Корф вошёл в состав Комитета 2 апреля 1848 года и в 1855-м стал последним его председателем.

Николай I, запись на докладе шефа жандармов Орлова, 27 февраля 1848 года

Необходимо составить особый комитет, чтобы рассмотреть, правильно ли действует цензура и издаваемые журналы соблюдают ли данные каждому программы. Комитету донести мне с доказательствами, где найдёт какие упущения цензуры и её начальства, т. е. министерства народного просвещения, и которые журналы и в чём вышли из своей программы. Комитету состоять, под председательством генерал-адъютанта князя ⁠ , из действительного тайного советника ⁠ , статс-секретаря барона ⁠ , генерал-адъютанта графа Александра ⁠ , генерал-лейтенанта Дубельта и статс-секретаря ⁠ .

Русская старина. 1903. № VII. С. 137–138.

Александр Меншиков, дневник

Шильдер Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1903. Т. 2. Дополнения. С. 634.

Распоряжение Николая I, отданное министру народного просвещения Сергею Уварову

Государь Император изволил обратить внимание на появление в некоторых периодических изданиях статей, в которых авторы переходят от суждения о литературе к намёкам политическим, или в которых вымышленные рассказы имеют направление предосудительное, оскорбляя правительственные звания или заключая в себе идеи и выражения, противные нравственности и общественному порядку. Вследствие сего Государь Император высочайше повелеть соизволил: созвать редакторов издаваемых Петербурге периодических изданий в особый высочайше учреждённый комитет и объявить им, что долг их не только отклонять все статьи предосудительного направления, но содействовать своими журналами правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными нравственности и общественному порядку. Его Императорское Величество повелел предупредить редакторов, что за всякое дурное направление статей из журналов, хотя бы оно выражалось косвенными намёками, они лично подвергнутся строгой ответственности, независимо от ответственности цензуры.

…Мысли об университетах, пускаемые в общественное обращение людьми поверхностными, уничтожаются историческими доводами и статистическими выводами. Разливать благотворный свет современной науки, немеркнущий в веках и народах, хранить во всей чистоте и богатить отечественный язык, орган нашего православия и самодержавия, содействовать развитию народной самобытной словесности, этого самопознания нашего и цвета жизни, передавать юному поколению сокровища мудрости, освящённой любовью к вере и престолу, — вот назначение русских университетов и участие их в общественном образовании. Они, как мир Божий, которому служат зерцалом, никогда не стареют, a лишь только обновляются и совершенствуются. Под их сенью воспитываются и учёные, и писатели, и мужи государственные. От кафедр университетских разливается свет народного образования в училища всех ведомств. Отсюда образованные, благородные юноши ежегодно исходят на верное служение обожаемому Монарху.

Современник. 1849. № 3. С. 37–46.

Статья ⁠ была инспирирована министром народного просвещения Сергеем Уваровым в защиту университетов от возможного закрытия; неудовольствие императора статьёй стало одной из причин отставки Уварова.

Секретный Комитет 2 апреля 1848 года находит крамолу в детских игрушках…

При покупке одним из членов Комитета перед праздниками детских игрушек в Магазине Вдовичева… оказались вложенными в коробки с картонами небольшие брошюры, на которых не означено ни года, ни города, ни типографии, где они напечатаны, ни позволения цензора.

РГИА. Ф. 1611. Оп. 1. № 4. Л. 1.

…в еврейском образовании.

Еврейские педагоги занимают воображение своих питомцев сказаниями Талмуда о гигантских размерах половых членов знаменитых блудниц и святых мужей синагоги и нередко принуждают несчастных младенцев (детей от 6-летнего возраста), под страхом наказаний и даже истязаний, заучивать наизусть целые статьи и системы из супружеских трактатов, где предметом длинных рассуждений служат иногда безнравственные и нелепые вопросы вроде следующих: дозволено ли жениху растлить свою молодую жену-деву в субботу, когда запрещена всякая работа, или что, если еврей, упав с кровли, случайно совокупится с лежащею внизу своею родственницею? и т. п.

РГИА. Ф. 1611. Оп. 1. № 285. Л. 121об.–122.
…в разборе сочинений Булгарина

Из воспоминаний Антонины Блудовой о Дмитрии Бутурлине, главе секретного комитета

Русский архив. 1874. № 1. С. 726–727.

Из дневника цензора и профессора Александра Никитенко. О Бутурлинском комитете.

Цель и значение этого комитета были облечены таинственностью, и оттого он казался ещё страшнее. Наконец постепенно выяснилось, что комитет учреждён для исследования нынешнего направления русской литературы, преимущественно журналов, и для выработки мер обуздания её на будущее время. Панический страх овладел умами. Распространились слухи, что комитет особенно занят отыскиванием вредных идей коммунизма, социализма, всякого либерализма, истолкованием их и измышлением жестоких наказаний лицам, которые излагали их печатно или с ведома которых они проникли в публику. Ужас овладел всеми мыслящими и пишущими. Тайные доносы и шпионство ещё более усложняли дело. Стали опасаться за каждый день свой, думая, что он может оказаться последним в кругу родных и друзей…

. о выговоре Владимиру Далю.

Чудная эта земля Россия! Полтораста лет прикидывались мы стремящимися к образованию. Оказывается, что это было притворство и фальшь: мы улепётываем назад быстрее, чем когда-либо шли вперёд. Дивная, чудная земля! Когда Бутурлин предлагал закрыть университеты, многие считали это несбыточным. Простаки! Они забыли, что того только нельзя закрыть, что никогда не было открыто. Вот теперь тот же самый Бутурлин действует в качестве председателя какого-то высшего, негласного комитета по цензуре и действует так, что становится невозможным что бы то ни было писать и печатать. Вот недавний случай.

…о крахе образования и науки.

. Образование это и мысль, искавшая в нём опоры, оказались ещё столь шаткими, что не вынесли первого же дуновения на них варварства. И те, которые уже склонялись к тому, чтобы считать мысль в числе человеческих достоинств и потребностей, теперь опять обратились к бессмыслию и к вере, что одно только то хорошо, что приказано. Произвол, облечённый властью, в апогее: никогда ещё не почитали его столь законным, как ныне.

Возник было вопрос об освобождении крестьян. Господа испугались и воспользовались теперь случаем, чтобы объявить всякое движение в этом направлении пагубным для государства.

. о зародышах брюхоногих слизняков.

…о цензуре арифметики и географии

Действия цензуры превосходят всякое вероятие. Чего этим хотят достигнуть? Остановить деятельность мысли? Но ведь это всё равно, что велеть реке плыть обратно.

Вот из тысячи фактов некоторые самые свежие. Цензор Ахматов остановил печатание одной арифметики, потому что между цифрами какой-то задачи помещён ряд точек. Он подозревает здесь какой-то умысел составителя арифметики.

Цензор Елагин не пропустил в одной географической статье места, где говорится, что в Сибири ездят на собаках. Он мотивировал своё запрещение необходимостью, чтобы это известие предварительно получило подтверждение со стороны министерства внутренних дел.

Цензор Пейкер не пропустил одной метеорологической таблицы, где числа месяца означены по старому и по новому стилю обыкновенно принятою формулою:

Цензора все свои нелепости сваливают на негласный комитет, ссылаясь на него, как на пугало, которое грозит наказанием за каждое напечатанное слово.

Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. Т. 1. М.: Гослитиздат, 1955. С. 311–316, 362–363.

Поэт и консервативный публицист Михаил Дмитриев — историку и издателю Михаилу Погодину:

Если уже ваша статья, чисто историческая и критическая, подверглась запрещению, то в моей, я думаю, каждое слово будет камнем преткновения. Одно слово национальность возбудит ужас в людях, которые полагают себя приставленными к тому, чтобы не пропускать ни одной истины, ни одной мысли. Как же это во всех отчётах Министерству Просвещения, во всех газетных статьях твердят, что Правительство развивает народность и проч., а в самом деле боятся, чтобы народ себя не понял. Никогда запрещение мысли не доходило до этой степени! Нас надувают знаниями, как пузырь; a после его и завяжут, чтоб они не выскочили наружу. Никогда этого не было. …Не лучше ли допустить писателей, как людей просвещённых, объяснять понемногу те истины, которые когда-нибудь ведь представятся в куче, без ясного порядка, без сознания, и тогда произведут хаос, который будет более опасен, чем постепенное воспитание мысли! А как бы нашему писателю написать историю какого-нибудь европейского народа, когда в ⁠ запрещено было напечатать, что в Англии в 1399 году финансы были в дурном состоянии. Поверят ли потомки? О поэтах и говорить нечего: они признаны уже все гуртом людьми опасными!

Письмо от 1 августа 1848 года. Цит. по: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 кн. Кн. 9. СПб., 1890. С. 394–396.

После революции 1848 года цензура стала манией Николая. Не удовлетворённый обычной цензурой и двумя цензурами, которые он учредил за пределами своих владений, в Яссах и Бухаресте, где по-русски не пишут, он создал ещё вторую цензуру в Петербурге; мы склонны надеяться, что эта двойная цензура будет полезней, чем простая. Дойдёт до того, что будут печатать русские книги вне России, это уже делают, и, как знать, кто окажется более ловок, свободное слово или император Николай.

Ты — чудо из Божьих чудес,
Ты — мысли светильник и пламя,
Ты — луч нам на землю с небес,
Ты нам человечества знамя!
Ты гонишь невежества ложь,
Ты вечною жизнию ново,
Ты к свету, ты к правде ведёшь,
Свободное слово!

Лишь духу власть духа дана, —
В животной же силе нет прока:
Для истины — гибель она,
Спасенье — для лжи и порока;
Враждует ли с ложью — равно
Живёт его жизнию новой…
Неправде — опасно одно
Свободное слово!

Ограды властям никогда
Не зижди на рабстве народа!
Где рабство — там бунт и беда;
Защита от бунта — свобода.
Раб в бунте опасней зверей,
На нож он меняет оковы…
Оружье свободных людей —
Свободное слово!

О, слово, дар Бога святой.
Кто слово, дар Божеский, свяжет,
Тот путь человеку иной —
Путь рабства преступный — укажет
На козни, на вредную речь;
В тебе ж исцеленье готово,
О духа единственный меч,
Свободное слово!

1854, опубликовано в 1880 году

Славянофил Иван Киреевский увещевает Михаила Погодина не просить у Николая I защиты от цензуры

…Ты пишешь ко мне, что не худо бы литераторам представить адрес Императору о излишних и стеснительных действиях цензуры. Сначала я оставил эту мысль без большого внимания, как несбыточную. Потом, однако, когда я обдумал твой характер и что у тебя часто от первой мысли до дела бывает полшага, тогда я испугался и за тебя, и за дело. Подумай: при теперешних бестолковых переворотах на Западе время ли подавать нам адресы о литературе? Конечно, цензурные стеснения вредны для просвещения и даже для правительства, потому что ослабляют умы без всякой причины; но все эти отношения ничего не значат в сравнении с текущими важными вопросами, которых правильного решения нам надобно желать от правительства. Невелика ещё беда, если наша литература будет убита на два или на три года. Она оживёт опять. А между тем подавать просительные адресы в теперешнее время значило бы поставить правительство во враждебное или по крайней мере в недоверчивое отношение к литераторам, что гораздо хуже, потому что может повести к следствиям неправильным и вредным. Правительство теперь не должно бояться никого из благомыслящих. Оно должно быть уверено, что в теперешнюю минуту мы все готовы жертвовать всеми второстепенными интересами для того, чтобы только спасти Россию от смут и бесполезной войны. Мы должны желать только того, чтобы правительство не вмешало нас в войну по какой-нибудь прихоти или по дружбе к какому-нибудь шведскому или… королю; чтобы оно не пошло давить наших словен вместе с немцами; чтобы оно не возмущало народ ложными слухами о свободе и не вводило бы никаких новых законов, покуда утишатся и объяснятся дела на Западе, чтобы, например, оно не делало инвентарей к помещичьим имениям, что волнует умы несбыточными предположениями; чтобы оно не позволяло фабрикам без всякой нужды заводиться внутри городов и особенно столиц, когда они с такою же выгодою могут стоять за несколько вёрст от заставы, и пр. и пр. Впрочем, всего в письме не перескажешь.

Цит. по: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 кн. Кн. 9. СПб., 1890. С. 303–304.

Из дневника славянофилки Веры Аксаковой. О Крымской войне и предшествующей ей политике правительства

Какие времена! Совершаются судьбы Божьи над народами. Но мы противимся судьбам святым над нами, да не покарает нас Бог за то; но народ не виноват, что правительство против его желания так поступает, или, может быть, народ всегда виноват, если у него такое правительство.

Где же покаяние, возможно ли оно или, может быть, нужны в самом деле страшные испытания, чтоб Русская земля очистилась? Куда ведёт нас Божья воля? Страшно. Если и настанет наконец светлый день, то через что должны пройти люди? Господь да свершит святые судьбы Свои в милости, и да укрепит людей Своих на пути испытания, и да узрим мы день спасения!

Аксакова В. С. Дневники. Письма. СПб.: Пушкинский дом, 2013. С. 86.

Либеральный критик Павел Анненков вспоминает о деле петрашевцев:

Анненков П. В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989. С. 499–500.

Фёдор Достоевский о собственном приговоре. Из письма от 22 декабря 1849 года брату Михаилу

Брат, любезный друг мой! всё решено! Я приговорен к 4-летним работам в крепости (кажется, Оренбургской) и потом в рядовые. Сегодня 22 декабря нас отвезли на Семёновский плац. Там всем нам прочли смертный приговор, дали приложиться к кресту, переломили над головою шпаги и устроили наш предсмертный туалет (белые рубахи). Затем троих поставили к столбу для исполнения казни. Я стоял шестым, вызывали по трое, след , я был во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моём, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый! Я успел тоже обнять ⁠ , ⁠ , которые были возле, и проститься с ними. Наконец ударили отбой, привязанных к столбу привели назад, и нам прочли, что Его Императорское Величество дарует нам жизнь. Затем последовали настоящие приговоры. Один ⁠ прощён. Его тем же чином в армию.

Дом на Вознесенской улице в Вятке, в котором Михаил Салтыков-Щедрин жил во время ссылки. Начало XX века

Михаил Салтыков-Щедрин о собственной ссылке

Если Государю Императору угодно было взыскать меня своею немилостью, мне не остаётся ничего более, как принять с должным смирением наказание, меня постигшее. Я могу только будущею моей жизнью доказать, сколь велико моё рвение к престолу и отечеству. Об одном осмеливаюсь просить Ваше превосходительство — о том, дабы, за сутки до отправления моего на место нового назначения, позволено было мне отлучиться с гауптвахты на честное слово, как для прощания с родственниками, так и для устройства своих сборов в столь дальний путь и на неопределённое время. Зная всё Ваше великодушие, я вполне уверен, что Ваше превосходительство примете на себя труд ходатайствовать о даровании мне этой милости, тем более, что, по известному Вам болезненному моему положению, я должен спросить советов пользующего меня медика, каким образом поступать мне в дороге.

Позвольте мне также попросить Вашего извинения, если письмо моё написано, быть может, слишком наскоро и небрежно: новость моего положения такова, что я и в настоящее время не могу ещё достаточно собраться с мыслями.

Из письма от 27 апреля 1848 года Н. Н. Анненкову, начальнику канцелярии Военного министерства.

Иван Тургенев о собственной ссылке в деревню. Из письма семейству Аксаковых, 6 июня 1852 года

От души благодарен вам за ваше участие — хотя в моей судьбе, особенно теперь, в деревне, я ничего не вижу ужасного. — Вы совершенно правы в своих предположеньях на мой счёт, любезный ⁠ , — посылая мою статью в Москву, я и не думал делать что-нибудь противузаконное… Ничего — перемелется — мука будет.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Мрачным семилетием принято называть последние годы царствования Николая I. В 1848 году по европейским странам (Франции, Италии, Саксонии и др.) прокатились многочисленные революционные выступления. Российскую империю эти события обошли стороной — российские войска даже участвовали в подавлении восстания в Австро-Венгрии. Несмотря на это, власть имущие всерьёз опасались повторения европейского сценария в России. Ответственными за революцию были сочтены прежде всего высшее образование и печать — именно они и попали под удар. Николай учредил специальный комитет для расследования действий цензуры, а после секретный Комитет 2 апреля 1848 года (его называли так по дате создания), следивший за публикациями, уничтожил последние остатки университетской автономии, сократил набор студентов и запретил преподавать некоторые дисциплины, например философию. Писатели подвергались репрессиям за сомнительные в цензурном отношении публикации (за это пострадали, например, Михаил Салтыков-Щедрин и Иван Тургенев). Особенно сильное впечатление на публику произвело дело петрашевцев, которые были приговорены к смертной казни практически ни за что: вся их вина состояла в обсуждении социалистических идей в небольшом дружеском кружке. В последний момент перед исполнением приговора петрашевцы, в том числе Фёдор Достоевский, были помилованы: император заменил наказание на каторжные работы. Масштаб репрессий в течение мрачного семилетия был невелик, однако они произвели сильнейший эффект на немногочисленное образованное общество, которое было деморализовано и охвачено страхом. Мрачное семилетие завершилось со смертью Николая I и поражением в Крымской войне.

Записка члена Государственного совета барона Модеста Корфа

Настоящие ужасные происшествия на западе Европы, возбуждая во всей мыслящей и благоразумной части публики одно справедливое омерзение, указывают необходимость всячески охранять и низшие наши классы от вторжения таких идей, которые могли бы влить в них чуждую ещё им теперь восприимчивость к злонамеренным политическим внушениям, помрачить то сияние и тот неприступный блеск, коими окружена в понятиях русского народа верховная власть, и приуготовить вообще легко воспламеняемую искру при потрясении умов внешними влияниями. Во всяком внезапном движении страшны не столько лица, сколько массы, посредством коих они действуют, а русские журналы и газеты читаются и всеми мелкими чиновниками, и в трактирах, и в лакейских, рассыпаясь таким образом между сотнями тысяч читателей, для которых всё это свято как закон, уже потому, что оно печатное.

Отсюда ясно кажется, что нужно обратить самое бдительное внимание на журнальную нашу литературу, которая, в случае ложного или недовольно осмотрительного направления её, может произвести самые гибельные последствия.

Голос минувшего. 1913. № 3. С. 219–220. Публ. В. И. Семевского.

Записка была подана цесаревичу 24 февраля 1848 года и послужила обоснованием ужесточения цензурных мер. Корф вошёл в состав Комитета 2 апреля 1848 года и в 1855-м стал последним его председателем.

Николай I, запись на докладе шефа жандармов Орлова, 27 февраля 1848 года

Русская старина. 1903. № VII. С. 137–138.

Александр Меншиков, дневник

Шильдер Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1903. Т. 2. Дополнения. С. 634.

Распоряжение Николая I, отданное министру народного просвещения Сергею Уварову

Государь Император изволил обратить внимание на появление в некоторых периодических изданиях статей, в которых авторы переходят от суждения о литературе к намёкам политическим, или в которых вымышленные рассказы имеют направление предосудительное, оскорбляя правительственные звания или заключая в себе идеи и выражения, противные нравственности и общественному порядку. Вследствие сего Государь Император высочайше повелеть соизволил: созвать редакторов издаваемых Петербурге периодических изданий в особый высочайше учреждённый комитет и объявить им, что долг их не только отклонять все статьи предосудительного направления, но содействовать своими журналами правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными нравственности и общественному порядку. Его Императорское Величество повелел предупредить редакторов, что за всякое дурное направление статей из журналов, хотя бы оно выражалось косвенными намёками, они лично подвергнутся строгой ответственности, независимо от ответственности цензуры.

…Мысли об университетах, пускаемые в общественное обращение людьми поверхностными, уничтожаются историческими доводами и статистическими выводами. Разливать благотворный свет современной науки, немеркнущий в веках и народах, хранить во всей чистоте и богатить отечественный язык, орган нашего православия и самодержавия, содействовать развитию народной самобытной словесности, этого самопознания нашего и цвета жизни, передавать юному поколению сокровища мудрости, освящённой любовью к вере и престолу, — вот назначение русских университетов и участие их в общественном образовании. Они, как мир Божий, которому служат зерцалом, никогда не стареют, a лишь только обновляются и совершенствуются. Под их сенью воспитываются и учёные, и писатели, и мужи государственные. От кафедр университетских разливается свет народного образования в училища всех ведомств. Отсюда образованные, благородные юноши ежегодно исходят на верное служение обожаемому Монарху.

Современник. 1849. № 3. С. 37–46.

Статья Ивана Давыдова Иван Иванович Давыдов (1794–1863) — филолог, философ, математик. Защитил диссертацию о роли Фрэнсиса Бэкона в науке. С 1822 года — ординарный профессор Московского университета, с 1843 по 1847 год — декан историко-филологического отделения философского факультета Московского университета, с 1841 года — член Академии наук, с 1847 года — директор Главного педагогического института. В 1849 году по предложению министра народного просвещения Уварова написал статью в защиту университетского образования, вызвавшую недовольство Николая I. ⁠ была инспирирована министром народного просвещения Сергеем Уваровым в защиту университетов от возможного закрытия; неудовольствие императора статьёй стало одной из причин отставки Уварова.

Секретный Комитет 2 апреля 1848 года находит крамолу в детских игрушках…

При покупке одним из членов Комитета перед праздниками детских игрушек в Магазине Вдовичева… оказались вложенными в коробки с картонами небольшие брошюры, на которых не означено ни года, ни города, ни типографии, где они напечатаны, ни позволения цензора.

РГИА. Ф. 1611. Оп. 1. № 4. Л. 1.

…в еврейском образовании.

Еврейские педагоги занимают воображение своих питомцев сказаниями Талмуда о гигантских размерах половых членов знаменитых блудниц и святых мужей синагоги и нередко принуждают несчастных младенцев (детей от 6-летнего возраста), под страхом наказаний и даже истязаний, заучивать наизусть целые статьи и системы из супружеских трактатов, где предметом длинных рассуждений служат иногда безнравственные и нелепые вопросы вроде следующих: дозволено ли жениху растлить свою молодую жену-деву в субботу, когда запрещена всякая работа, или что, если еврей, упав с кровли, случайно совокупится с лежащею внизу своею родственницею? и т. п.

РГИА. Ф. 1611. Оп. 1. № 285. Л. 121об.–122.

…в разборе сочинений Булгарина

Из воспоминаний Антонины Блудовой о Дмитрии Бутурлине, главе секретного комитета

Русский архив. 1874. № 1. С. 726–727.

Из дневника цензора и профессора Александра Никитенко. О Бутурлинском комитете.

Цель и значение этого комитета были облечены таинственностью, и оттого он казался ещё страшнее. Наконец постепенно выяснилось, что комитет учреждён для исследования нынешнего направления русской литературы, преимущественно журналов, и для выработки мер обуздания её на будущее время. Панический страх овладел умами. Распространились слухи, что комитет особенно занят отыскиванием вредных идей коммунизма, социализма, всякого либерализма, истолкованием их и измышлением жестоких наказаний лицам, которые излагали их печатно или с ведома которых они проникли в публику. Ужас овладел всеми мыслящими и пишущими. Тайные доносы и шпионство ещё более усложняли дело. Стали опасаться за каждый день свой, думая, что он может оказаться последним в кругу родных и друзей…

. о выговоре Владимиру Далю.

Чудная эта земля Россия! Полтораста лет прикидывались мы стремящимися к образованию. Оказывается, что это было притворство и фальшь: мы улепётываем назад быстрее, чем когда-либо шли вперёд. Дивная, чудная земля! Когда Бутурлин предлагал закрыть университеты, многие считали это несбыточным. Простаки! Они забыли, что того только нельзя закрыть, что никогда не было открыто. Вот теперь тот же самый Бутурлин действует в качестве председателя какого-то высшего, негласного комитета по цензуре и действует так, что становится невозможным что бы то ни было писать и печатать. Вот недавний случай.

…о крахе образования и науки.

. Образование это и мысль, искавшая в нём опоры, оказались ещё столь шаткими, что не вынесли первого же дуновения на них варварства. И те, которые уже склонялись к тому, чтобы считать мысль в числе человеческих достоинств и потребностей, теперь опять обратились к бессмыслию и к вере, что одно только то хорошо, что приказано. Произвол, облечённый властью, в апогее: никогда ещё не почитали его столь законным, как ныне.

Возник было вопрос об освобождении крестьян. Господа испугались и воспользовались теперь случаем, чтобы объявить всякое движение в этом направлении пагубным для государства.

. о зародышах брюхоногих слизняков.

После европейских революций 1848–1849 гг. политика подавления инакомыслия, проводившаяся Николаем I, усилилась: был запрещен выезд российских подданных за рубеж, ввоз иностранной литературы и т. д. В результате интенсивность общественного движения понизилась. Начало тяжелой для России Крымской войны 1853–1856 гг. также не способствовало его активизации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

1848 CPR; CCR; E.l 59.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ОТ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ ВО ФРАНЦИИ ДО РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПЕРЕВОРОТОВ В ЕВРОПЕ 1848 г. (1830 ― 1848 гг.)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ОТ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ ВО ФРАНЦИИ ДО РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПЕРЕВОРОТОВ В ЕВРОПЕ 1848 г. (1830 ? 1848 гг.) 1. ОТНОШЕНИЕ НИКОЛАЯ I К ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ Международное значение июльской революции было огром­но. Оно сказалось и на дипломатической деятельности вели­ких

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОТ РЕВОЛЮЦИИ 1848 г. ДО НАЧАЛА КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ (1848 ― 1853 гг.)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОТ РЕВОЛЮЦИИ 1848 г. ДО НАЧАЛА КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ (1848 ? 1853 гг.) 1. ПОДАВЛЕНИЕ НИКОЛАЕМ I ВЕНГЕРСКОГО ВОССТАНИЯ В 1849 г. И ВМЕШАТЕЛЬСТВО РОССИИ В АВСТРО-ПРУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ (1850 г.) Отношение Николая I к революции 1848 г. Получив первые вести о февральской революции во

Глава 13 Не такое уж мрачное Средневековье

Глава 13 Не такое уж мрачное Средневековье Когда мы учили в школе историю Средних веков, ее начало нам преподавали примерно так… Орды диких варваров-германцев с гиканьем и свистом ворвались в пределы Римской империи, сметая все на своем пути, грабя, убивая и глумясь над

Император Николай I Годы жизни 1796–1855 Годы правления 1825–1855

Император Николай I Годы жизни 1796–1855 Годы правления 1825–1855 Отец — Павел I Петрович, император Всероссийский.Мать — Мария Федоровна, до принятия православия — Софья-Доротея, принцесса Вюртемберг-Штутгартская.Император Николай I (Николай Павлович Романов) был третьим

1848 Анкета № 306 / 99 // Личн. архив автора.

1855 Там же. С. 285.

Император Николай I Годы жизни 1796–1855 Годы правления 1825–1855

Император Николай I Годы жизни 1796–1855 Годы правления 1825–1855 Отец — Павел I Петрович, император Всероссийский.Мать — Мария Федоровна, до принятия православия — Софья-Доротея, принцесса Вюртемберг-Штутгартская.Император Николай I (Николай Павлович Романов) был третьим

1855 год 20 мая - 31 декабря

1855 год 20 мая - 31 декабря ОПИСАНИЕ ОФИЦЕРСКОГО ПЛАЩА1855 мая 20 - Поименованным ниже чинам и званиям, вместо походной шинели солдатского покроя, присвоен плащ, по следующему описанию.Плащ серого сукна, цвета, подходящего к цвету солдатской шинели; двубортный, застегивающийся


Иван Винберг. Портрет Николая I. Около 1830 года

Мрачным семилетием принято называть последние годы царствования Николая I. В 1848 году по европейским странам (Франции, Италии, Саксонии и др.) прокатились многочисленные революционные выступления. Российскую империю эти события обошли стороной — российские войска даже участвовали в подавлении восстания в Австро-Венгрии. Несмотря на это, власть имущие всерьёз опасались повторения европейского сценария в России. Ответственными за революцию были сочтены прежде всего высшее образование и печать — именно они и попали под удар. Николай учредил специальный комитет для расследования действий цензуры, а после секретный Комитет 2 апреля 1848 года (его называли так по дате создания), следивший за публикациями, уничтожил последние остатки университетской автономии, сократил набор студентов и запретил преподавать некоторые дисциплины, например философию. Писатели подвергались репрессиям за сомнительные в цензурном отношении публикации (за это пострадали, например, Михаил Салтыков-Щедрин и Иван Тургенев). Особенно сильное впечатление на публику произвело дело петрашевцев, которые были приговорены к смертной казни практически ни за что: вся их вина состояла в обсуждении социалистических идей в небольшом дружеском кружке. В последний момент перед исполнением приговора петрашевцы, в том числе Фёдор Достоевский, были помилованы: император заменил наказание на каторжные работы. Масштаб репрессий в течение мрачного семилетия был невелик, однако они произвели сильнейший эффект на немногочисленное образованное общество, которое было деморализовано и охвачено страхом. Мрачное семилетие завершилось со смертью Николая I и поражением в Крымской войне.


Модест Корф

Записка члена Государственного совета барона Модеста Корфа

Настоящие ужасные происшествия на западе Европы, возбуждая во всей мыслящей и благоразумной части публики одно справедливое омерзение, указывают необходимость всячески охранять и низшие наши классы от вторжения таких идей, которые могли бы влить в них чуждую ещё им теперь восприимчивость к злонамеренным политическим внушениям, помрачить то сияние и тот неприступный блеск, коими окружена в понятиях русского народа верховная власть, и приуготовить вообще легко воспламеняемую искру при потрясении умов внешними влияниями. Во всяком внезапном движении страшны не столько лица, сколько массы, посредством коих они действуют, а русские журналы и газеты читаются и всеми мелкими чиновниками, и в трактирах, и в лакейских, рассыпаясь таким образом между сотнями тысяч читателей, для которых всё это свято как закон, уже потому, что оно печатное.

Отсюда ясно кажется, что нужно обратить самое бдительное внимание на журнальную нашу литературу, которая, в случае ложного или недовольно осмотрительного направления её, может произвести самые гибельные последствия.

Голос минувшего. 1913. № 3. С. 219–220. Публ. В. И. Семевского.

Записка была подана цесаревичу 24 февраля 1848 года и послужила обоснованием ужесточения цензурных мер. Корф вошёл в состав Комитета 2 апреля 1848 года и в 1855-м стал последним его председателем.

Николай I, запись на докладе шефа жандармов Орлова, 27 февраля 1848 года

Русская старина. 1903. № VII. С. 137–138.

Александр Меншиков, дневник

Шильдер Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1903. Т. 2. Дополнения. С. 634.


Орест Кипренский. Портрет Сергея Уварова. 1813 год. Государственная Третьяковская галерея

Распоряжение Николая I, отданное министру народного просвещения Сергею Уварову

Государь Император изволил обратить внимание на появление в некоторых периодических изданиях статей, в которых авторы переходят от суждения о литературе к намёкам политическим, или в которых вымышленные рассказы имеют направление предосудительное, оскорбляя правительственные звания или заключая в себе идеи и выражения, противные нравственности и общественному порядку. Вследствие сего Государь Император высочайше повелеть соизволил: созвать редакторов издаваемых Петербурге периодических изданий в особый высочайше учреждённый комитет и объявить им, что долг их не только отклонять все статьи предосудительного направления, но содействовать своими журналами правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными нравственности и общественному порядку. Его Императорское Величество повелел предупредить редакторов, что за всякое дурное направление статей из журналов, хотя бы оно выражалось косвенными намёками, они лично подвергнутся строгой ответственности, независимо от ответственности цензуры.

…Мысли об университетах, пускаемые в общественное обращение людьми поверхностными, уничтожаются историческими доводами и статистическими выводами. Разливать благотворный свет современной науки, немеркнущий в веках и народах, хранить во всей чистоте и богатить отечественный язык, орган нашего православия и самодержавия, содействовать развитию народной самобытной словесности, этого самопознания нашего и цвета жизни, передавать юному поколению сокровища мудрости, освящённой любовью к вере и престолу, — вот назначение русских университетов и участие их в общественном образовании. Они, как мир Божий, которому служат зерцалом, никогда не стареют, a лишь только обновляются и совершенствуются. Под их сенью воспитываются и учёные, и писатели, и мужи государственные. От кафедр университетских разливается свет народного образования в училища всех ведомств. Отсюда образованные, благородные юноши ежегодно исходят на верное служение обожаемому Монарху.

Современник. 1849. № 3. С. 37–46.

Статья Ивана Давыдова (Иван Иванович Давыдов (1794–1863) — филолог, философ, математик. Защитил диссертацию о роли Фрэнсиса Бэкона в науке. С 1822 года — ординарный профессор Московского университета, с 1843 по 1847 год — декан историко-филологического отделения философского факультета Московского университета, с 1841 года — член Академии наук, с 1847 года — директор Главного педагогического института. В 1849 году по предложению министра народного просвещения Уварова написал статью в защиту университетского образования, вызвавшую недовольство Николая I.) была инспирирована министром народного просвещения Сергеем Уваровым в защиту университетов от возможного закрытия; неудовольствие императора статьёй стало одной из причин отставки Уварова.

Секретный Комитет 2 апреля 1848 года находит крамолу в детских игрушках…

При покупке одним из членов Комитета перед праздниками детских игрушек в Магазине Вдовичева… оказались вложенными в коробки с картонами небольшие брошюры, на которых не означено ни года, ни города, ни типографии, где они напечатаны, ни позволения цензора.

Читайте также: