Механизм чувственного отражения леонтьев кратко

Обновлено: 04.07.2024

Понятие отражения является ключевым для теоретической психологии.

Существует несколько различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех специфических изменений рассматриваемых объектов, которые возникли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им.

Для понимания отражения нужно ввести некоторые понятия.

Но одной модели недостаточно для понимания отражения. Понятие отражения не просто означает отношение адекватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и направляет исследование. То есть показывает процесс перехода отражаемого содержания реальность. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

Активная роль отражения в управлении жизненными процессами, процессами поведения не требует разъяснения. Главный интерес представляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отражения в процессе развития.

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процесса.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движения не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочисленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишенным важнейшего психологического свойства - своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматическую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мышечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внешне двигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью.

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них связано с только что введенным мной, понятием процесса уподобления.

Является ли функция уподобления морфологически фиксированной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной системы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формирование этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцептивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука - его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детекции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного - того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т.е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой - активность самой системы по отношению к воздействующему объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподобленности независимым свойствам реальности и несет в себе ее отражение.

Нет, потому что деятельность необходимо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь - процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определяется.

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях отражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существования качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психического с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объективной науки, как этого требовал, например, старый бихевиоризм.

Во-вторых, - и это самое главное - представление о внутренней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризующих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частности необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений деятельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту отнюдь не есть некий эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности - трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности человека.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые создают и его необходимость,- в особенностях продуктивной, трудовой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1происходит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме он сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение воплощаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдованном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс перехода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объективных явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общественный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общественного сознания. Существование сознания как формы индивидуальной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Конечно, указанные условия и отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материального общественного производства. Впоследствии в связи с выделением и развитием духовного производства, обогащением и технизацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознается им. Как раз одна из фундаментальных психологических проблем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприятия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные.

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие отражения имеет не только гносеологический смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значение прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой системы психологических знаний.

Из этих тезисов Мюллер делал вполне определенный гносеологический вывод: ощущения не дают нам знание качеств воздействующих вещей, так как отвечают им соответственно качеству самого чувствительного органа (его специфической энергии). В дальнейшем этот субъективно-идеалистический вывод был широко поддержан на том основании, что, опираясь на конкретные знания о процессах ощущения, нет возможности его опровергнуть. С позиций рецёпторной теории этого действительно сделать нельзя, так как невозможно отрицать реальность тех фактов, которыми доказывается зависимость специфичности ощущения от устройства органов чувств. Разве фактически не верно, например, что один и тот же, скажем механический, раздражитель вызывает качественно различные ощущения в зависимости от того, на какой орган чувства он воздействует — на глаз, ухо или на поверхность кожи, или что разные раздражители (электрический ток, давление, свет), действуя на один и тот же орган, например на глаз, вызывают ощущения одинакового качества, в данном случае световые?

Собственно говоря, такое понимание ощущения только воспроизводило взгляд на ощущение всей старой субъективно-эмпирической психологии, которая считала его результатом чисто пассивного процесса, а активное начало приписывало особой субстанции — душе, активной апперцепции, сознанию. Именно это положение о якобы пассивном, чисто созерцательном характере ощущения (и вообще чувственного познания), о его отделенности от деятельности, от практики и, наоборот, подчеркивание чисто духовной активности, активности сознания прежде всего, и смыкало рецепторную концепцию ощущения с субъективно-идеалистической философией. Оно определило собой и тот односторонний подбор фактов, которые составили эмпирическую основу мюллеровского принципа и вытекающих из него гносеологических выводов.

Естественно поэтому, что еще в период, когда периферическая концепция занимала господствующее положение, под влиянием накопления все более широкого круга научных данных, в частности в связи с развитием сравнительно-анатомического, эволюционного подхода к органам чувств, начали формироваться другие научные взгляды на природу ощущения.

Особенно серьезно изменило понимание природы специфичности органов чувств развитие эволюционного подхода. Данные изучения эволюции давали основание к утверждению очень важного тезиса о том, что сами органы чувств являются продуктом приспособления к воздействиям внешней среды и поэтому по своей структуре и свойствам адекватны этим воздействиям [2, 3].

Говоря о развитии эволюционного, генетического подхода, следует указать также на роль изучения функционального развития ощущений. Я имею в виду работы, которые были посвящены изучению сдвигов в порогах ощущения под влиянием различных внешних факторов, в частности под влиянием условий профессиональной деятельности или специальных упражнений, организуемых в экспериментальных целях [4].

Среди этих работ особый интерес представляют исследования процесса перестройки ощущений в опытах с введением искусственных условий, искажающих работу органов чувств. Этими опытами (Страттон, среди новейших авторов И.Колер) было показано, что происходящая в этих условиях перестройка всегда идет в сторону нормализации ощущений, т.е. в сторону восстановления адекватности их опыту практических контактов с предметами окружающего мира [5].

Несколько особое место принадлежит исследованиям взаимодействия ощущений, которые в 30-х годах особенно развивались С. В. Кравковым и его школой [6]. С точки зрения задачи преодоления старой теории ощущения принципиальное значение этих исследований состоит в том, что они экспериментально показали наличие постоянного взаимодействия органов чувств, осуществляющегося, в частности, уже на низших неврологических уровнях; этим они разрушили взгляд на ощущения как на самостоятельные элементы, объединение которых является исключительно функцией мышления, сознания.

Анализ осязания обладает тем преимуществом, что он имеет дело с процессом, существеннейшее содержание которого выступает в форме внешнего движения, легкодоступного изучению.

Нет надобности умножать факты, иллюстрирующие выдвигаемое понимание принципиального механизма отражения применительно к процессу осязания и в пределах аналогии, отмеченной Сеченовым, к зрению. Оно едва ли может здесь серьезно оспариваться. Главный вопрос заключается в другом, а именно: может ли быть распространено это понимание также и на такие органы чувств, деятельность которых не включает в свой состав двигательных процессов, контактирующих с объектом? Иначе говоря, главным является вопрос о возможности рассматривать уподобление процессов в рецептирующей системе как общий принципиальный механизм непосредственно чувственного отражения природы воздействующих свойств действительности.

Естественно поэтому, что по отношению к слуху вопрос о роли моторных процессов в отражении специфического качества звука является особенно острым.

Однако именно исследование слуха и дало основание выдвинуть изложенное выше понимание механизма чувственного отражения.

Некоторое время тому назад и в несколько другой связи мы избрали для экспериментального изучения вопрос о строении функциональной системы, лежащей в основе звуковысотного слуха. Уже предварительный анализ привел нас к необходимости учитывать факт участия деятельности голосового аппарата в процессе различения звуков по высоте — факт, на значение которого указывали Келер [10] и ряд других авторов, в частности у нас Б. М. Теплов [11].

Применяя специальную методику исследования порогов звуковысотной различительной чувствительности, основанную на использовании разнотембральных звуков для сравнения их по высоте, мы получили возможность экспериментально показать наличие в этих условиях строгой зависимости между порогами различительной звуковысотной чувствительности и точностью вокализации заданной высоты, т.е. точностью интонирования звуков [12].

Более общее значение этого факта могло быть понято благодаря тому, что исследование, о котором идет речь, было направлено на то, чтобы показать строение звуковысотного слуха как особой функции, не совпадающей с речевым слухом. Сравнительный анализ строения обеих этих функциональных систем слуха позволил выяснить более подробно роль их моторных звеньев.

В связи с тем что периферический орган — рецептор — является у обеих этих систем общим, вопрос о различии их начального звена представляется более сложным. Зато весьма отчетливо выступает их несовпадение со стороны их моторных компонентов. Основной факт состоит здесь в том, что если у данного испытуемого не сложилась функциональная система, характеризующаяся участием вокальной моторики, то звуковые компоненты собственно по высоте им не дифференцируются 2 . Этот кажущийся несколько парадоксальным факт тем не менее может считаться вполне установленным.

Принципиально так же, по-видимому, обстоит дело и с системой речевого слуха, обеспечивающей адекватное отражение специфического качества (инварианта) звуков речи (имеется в виду речь на нетональных языках), с тем, однако, различием, что место вокальной моторики занимает в этом случае движение органов собственно артикуляции [14, 15]. Известно, например, что при восприятии речи на фонетически совершенно чужом нам языке мы специфического качества речевых звуков первоначально не различаем [16]. Роль артикуляторных движений в восприятии речи прямо подтверждается также и данными экспериментальных исследований [17].

В каком же смысле процесс интонирования является адекватным отражаемому качеству звука? Очевидно, в том же смысле, в каком движение ощупывания при осязании является адекватным контуру предмета: движения голосовых связок воспроизводят объективную природу оцениваемого свойства воздействия.

Данные, характеризующие роль и особенности эффекторного звена в рефлектороной системе звуковысотного слуха, позволяют выдвинуть следующую общую схему процесса анализа звуков по высоте.

Это представление о ходе процесса звуковысотного восприятия было подтверждено полученными нами экспериментальными данными [18].

Выдвигаемая гипотеза представляет собой попытку ответить на наиболее трудный вопрос теории ощущения: как возможно детектирование сигналов, приходящих от чувствительных экстрацептивных приборов, в результате которого происходит воспроизведение специфического качества раздражителя? Ведь первоначальная трансформация внешних воздействий в рецепторах есть их преобразование, т. е. их кодирование [19, 20, 21].

Всегда ли, однако, детектирование качества воздействия должно происходить при участии мышечной периферии или же следует говорить об участии в этом процессе вообще тех или иных эфферентов? Это вопрос, требующий особого рассмотрения, как и еще более важный вопрос об общебиологическом смысле и о происхождении самой функции уподобления.

Таким образом, гипотеза, о которой идет речь, оставляет многие важные вопросы открытыми. Гипотеза эта является, на мой взгляд, совершенно предварительной попыткой сделать дальнейший шаг в развитии концепции, рассматривающей ощущения как процессы, которые, опосредствуя связи с воздействующей предметной средой, выполняют ориентирующую, сигнальную и вместе с тем отражательную функцию.

Развитие научных представлений о конкретных механизмах непосредственно чувственного познания имеет двоякое значение: психологическое и философское. Последнее делает данную проблему особенно важной, требующей внимательного анализа ее состояния не только с конкретно-научной, но и с гносеологической точки зрения.

Из этих тезисов Мюллер делает вполне определенный гносеологический вывод: ощущения не дают нам знание качеств воздействующих вещей, так как отвечают им соответственно качеству самого чувствительного органа (его специфической энергии). В дальнейшем этот субъективно-идеалистический вывод был широко поддержан на том основании, что, опираясь на конкретные знания о процессах ощущения, нет возможности его опровергнуть. С позиций рецепторной теории этого действительно сделать нельзя, так как невозможно отрицать реальность тех фактов, которыми доказывается зависимость специфичности ощущения от устройства органов чувств. Разве фактически не верно, например, что один и тот же, скажем, механический раздражитель вызывает качественно различные ощущения в зависимости от того, на какой орган чувств он воздействует – на глаз, ухо или на поверхность кожи, или что разные раздражители (электрический ток, давление, свет), действуя на один и тот же орган, например на глаз, вызывают ощущения одинакового качества, в данном случае световые?

Собственно говоря, такое понимание ощущения только воспроизводило взгляд на ощущение всей старой субъективно-эмпирической психологии, которая считала его результатом чисто пассивного процесса, а активное начало приписывало особой субстанции – душе, активной апперцепции, сознанию. Именно это положение о якобы пассивном, чисто созерцательном характере ощущения (и вообще чувственного познания), о его отделенности от деятельности, от практики и, наоборот, подчеркивание чисто духовной активности, активности сознания, прежде всего, и смыкало рецепторную концепцию ощущения с субъективно-идеалистической философией. Оно определило собой и тот односторонний подбор фактов, которые составили эмпирическую основу мюллеровского принципа и вытекающих из него гносеологических выводов.

Эта односторонность подбора фактов, привлекавшихся рецепторной концепцией, выразилась в том, что они далеко не исчерпывали всех существенных данных, характеризующих процесс ощущения, и, более того, стояли в противоречии с некоторыми хорошо известными уже в то время фактами. К их числу в первую очередь относятся факты, свидетельствующие об участии в возникновении ощущения моторных процессов[65] 65
Как известно, уже Вебер, Гельмгольц и другие описывали факты, говорящие об участии движений руки в возникновении тактильных ощущений. Однако из этих фактов делались часто негативные выводы. Например, Фрей в целях получения более чистых данных измерения порогов тактильной чувствительности считал желательным исключать возможность движения руки испытуемого путем фиксирования ее в гипсе; действительно, как было показано Шильдером, пороги кожных ощущений падают при движении руки в 5—7 раз.

[Закрыть] , а также такие явления, как взаимодействие органов чувств.

Естественно поэтому, что еще в период, когда периферическая концепция занимала господствующее положение, под влиянием накопления все более широкого круга научных данных, в частности в связи с развитием сравнительноанатомического, эволюционного подхода к органам чувств, начали формироваться другие научные взгляды на природу ощущения.

Среди этих работ особый интерес представляют исследования процесса перестройки ощущений в опытах с введением искусственных условий, искажающих работу органов чувств. Этими опытами (Страттон, среди новейших авторов И. Колер) было показано, что происходящая в этих условиях перестройка всегда идет в сторону нормализации ощущений, то есть в сторону восстановления адекватности их опыту практических контактов с предметами окружающего мира[68] 68
Kohler I. Die Methode des Brillenversuche in der Wahrnehmungspsychologie mit Bemerkungen zur Lehre von der Adaption, 1955; Kohler I. Experimente wiht Prolonged Optical Distortions // Proceedings of the XIV International Congress of Psyhology, 1955.

Несколько особое место принадлежит исследованиям взаимодействия ощущений, которые в 30-х годах особенно развивались С.В. Кравковым и его школой[69] 69
См.: Кравков C.b. Взаимодействие органов чувств. М.; Л., 1948.

[Закрыть] . С точки зрения задачи преодоления старой теории ощущения принципиальное значение этих исследований состоит в том, что они экспериментально показали наличие постоянного взаимодействия органов чувств, осуществляющегося, в частности, уже на низших неврологических уровнях; этим они разрушили взгляд на ощущения, как на самостоятельные элементы, объединение которых является исключительно функцией мышления, сознания.

Исследования эти, таким образом, нанесли прямой удар по исходному для рецепторной концепции положению – положению о пассивной природе ощущения, о том, что ощущения возникают в результате только центростремительного процесса. Они прочно обосновали ту мысль, что возникновение ощущения требует наличия также обратных связей центра с периферией.

Развитие исследований, среди которых я упомянул только те, которые шли по важнейшим линиям, в значительной мере разрушило эмпирическую основу рецепторной концепции ощущения по крайней мере в том ее виде, как она была выражена у И. Мюллера, Г. Гельмгольца и у психофизиков. Однако главная положительная работа по созданию теории ощущения с новых, принципиально иных позиций шла в другом русле – в русле идей И.М. Сеченова и И.П. Павлова.

Психологические и гносеологические взгляды И.М. Сеченова хорошо известны и много раз освещались в нашей литературе[71] 71
См.: Будилова Е.А. Учение И.М. Сеченова об ощущении и мышлении. М., 1954: Костюк ГС. Значение трудов И.М. Сеченова для развития материалистической психологии // Тр. Одесского ун-та. 1957. Т. 147; Рубинштейн С.Л. Психологические воззрения И.М. Сеченова и советская психологическая наука // Вопросы психологии. 1955. № 5; Сеченов и материалистическая психология / Под ред. С.Л. Рубинштейна. М., 1957. С. 292.

Возникая в составе приспособительного рефлекторного акта, ощущение вместе с тем участвует в его осуществлении, опосредствует его. Эту функцию ощущение может выполнять благодаря тому, что оно является предметным, отражающим свойства предметной действительности. Последнее же определяется тем, что оно само формируется на основе процессов, в конечном счете всегда внешне двигательных, контактирующих с самим предметом.

Это и есть главный пункт в воззрениях Сеченова на природу чувственного познания.

Как же следует представлять себе участие движения в возникновении ощущений и восприятий? Наиболее ясно это было выражено Сеченовым в анализе осязательных ощущений.

В принципе Сеченов распространял свое представление о роли предметных движений также и на другие экстрацептивные ощущения. При этом, что очень важно подчеркнуть, он был вынужден допускать для этих ощущений уже гораздо более отдаленную, непрямую связь их с двигательным опытом. Это и внесло в его взгляды на природу чувственного познания некоторые непоследовательности, в значительной мере объясняющиеся тем, что многие факты, относящиеся к проприомоторным реакциям дистантрецепторов, были в то время неизвестны.

Решающий шаг, однако, был сделан: общая теоретическая основа рефлекторной концепции ощущения была заложена.

Несмотря на все огромное научное значение, которое и до сих пор имеют работы Сеченова для понимания природы ощущения, они оставляли многие вопросы нерешенными. Важнейшими из них были, во-первых, вопрос о конкретных центрально-нервных механизмах сенсорных процессов и, во-вторых, вопрос о том, в чем выражается и как осуществляется участие эфферентных звеньев в ощущениях, которые непосредственно с предметными движениями или их аналогами (например, движениями взора) не связаны.

Дальнейшее развитие рефлекторной концепции ощущения шло в системе исследований И.П. Павлова и его школы.

Вклад Павлова в научное понимание природы и механизмов ощущения, конечно, отнюдь не сводится только к учению об анализаторах, как это иногда пытаются представить. Уже исходное различение, введенное Павловым, а именно различение безусловных и условных рефлексов, которое связывалось им с капитальным биологическим различением двух типов связей организма со средой – прямых и сигнальных, имело важнейшее значение для общей теории ощущения. Оно позволило ввести в психологию положение о сигнальной, ориентирующей функции ощущения[75] 75
См.: Павлов И.П. Полн. собр. соч. Т. 3. Кн. I. С. 170.

Психологический аспект этого положения был представлен в форме гипотезы о генезисе ощущения, которая была высказана в советской психологии в конце 30-х годов (А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец). Гипотеза эта состоит в следующем.

На самых ранних ступенях жизни, то есть у жизнеспособных тел, процессы их взаимодействия со средой обусловливаются их раздражимостью по отношению к воздействию такого рода свойств среды, которые либо непосредственно обеспечивают ассимиляцию, либо непосредственно вызывают защитные реакции, то есть которые в обоих случаях прямо, сами по себе, определяют поддержание и развитие жизни белкового тела. Допускать мысль о наличии у первичных организмов раздражимости также и по отношению к воздействию свойств, которые сами по себе являются жизненно нейтральными, невозможно уже потому, что реакции такого рода вызывали бы ничем не компенсируемый распад их вещества (за счет энергии которого только и могут осуществляться реакции организма).

Основное допущение гипотезы, о которой идет речь, заключалось в том, что функция, осуществляемая раздражимостью по отношению к непосредственно нейтральным, лишь ориентирующим в среде воздействиям, и есть функция чувствительности, способность ощущения; что, соответственно, органы, осуществляющие преобразование этих непосредственно нейтральных воздействий, суть органы чувств, рецепторы; что, наконец, специфические явления, возникающие в результате проявления указанной формы раздражимости, и суть явления, которые в своей развитой форме выступают как явления ощущения. При этом главное условие возникновения чувствительности усматривалось в переходе организмов от жизни в изменчивой, но однородной среде к жизни в среде предметной. Последняя и создает необходимость возникновения у организмов опосредствованных, сигнальных отношений. Ведь оформленное тело воздействует на организм не только как обладающее, например, пищевыми свойствами, но прежде всего как обладающее объемом, формой и т.п., которые лишь устойчиво связаны со способностью данного тела служить для организма пищей.

Таким образом, на определенном этапе биологической эволюции процессы взаимодействия, осуществляющие жизнь, как бы раздваиваются; воздействие свойств среды, непосредственно определяющих существование организма, вызывает реакции, составляющие основные жизненные процессы, основные отправления; с другой стороны, в ответ на воздействие нейтральных свойств возникают процессы, лишь внешне опосредствующие возможность осуществления этих основных отправлений организма, – процессы поведения.

Так как объективные связи между непосредственно биологически важными и нейтральными свойствами вещей являются лишь относительно устойчивыми и способны меняться, то и отвечающие им формы жизнедеятельности находятся в динамических отношениях между собой, так что возможно возникновение несовпадения, противоречия между ними. Это новое противоречие и является одним из характерных противоречий развития поведения животных и форм отражения ими свойств окружающей среды.

Философско-психологический смысл этой гипотезы заключался в том, что в ней делалась попытка исключить возможность субъективистского понимания природы ощущения уже в самой постановке вопроса, так сказать, с порога исследования.

Нужно отметить, однако, что при известном внешнем сходстве этой гипотезы с гипотезой, изложенной выше, между ними существует серьезное различие. Оно обусловлено тем, что прямое отождествление момента возникновения ощущения с формированием условного рефлекса упускает генетический аспект проблемы; в результате вопрос о возникновении способности ощущения как специфической функции, которая может быть охарактеризована объективно, подменяется вопросом об условиях превращения адекватных, но подпороговых экстрацептивных раздражителей в пороговые. Об этом совершенно ясно говорят факты, на которые опирается эта точка зрения. Обосновывающий ее типичный эксперимент состоит в том, что берется такой раздражитель, который при данной его интенсивности не даст субъективного переживания ощущения (или переживания различия в ощущениях). Этот раздражитель вызывает, однако, определенные объективные реакции, например реакцию сужения сосудов (которая, кстати говоря, является характерным компонентом ориентировочного рефлекса); далее, действие данного раздражителя сочетается с действием другого раздражителя, в результате чего первый начинает различаться испытуемым также и субъективно, то есть осознаваться.

Таким образом, эксперименты этого рода хотя и представляют большой интерес, но в другой связи: в связи с проблемой сознаваемости воздействий в результате образования ассоциаций на высшем корковом уровне, по-видимому второсигнальном[78] 78
См.: Майоров Ф.П. Проблема взаимоотношения субъективного и объективного при исследовании высшей нервной деятельности // Физиологический журнал СССР. 1951. № XXXVII. № 2; Самсонова В.Г. Некоторые особенности взаимодействия первой и второй сигнальной системы при выработке условных реакций на световые раздражители слабой интенсивности // Журнал высшей нервной деятельности. 1953. Вып. 5.

Результат этих опытов состоял в том, что испытуемые (16 человек, считая все серии опытов этого рода) обнаружили способность избегать действия тока, снимая руку через несколько секунд после начала действия света. При этом испытуемые указывали, что они ориентируются на проявление слабых субъективных явлений, лишенных специфического качества, которые предшествуют удару электрического тока.

Таким образом, описанное исследование показало, во-первых, что агент, воздействие которого на неспецифический для него орган в обычных условиях не вызывает процессов, ориентирующих по отношению к другим воздействиям, способен превращаться в агент, вызывающий такого рода процессы.

Во-вторых, оно показало фактическую необходимость различать между собой, с одной стороны, процесс, в результате которого раздражитель, обычно не вызывающий ориентировочной реакции, приобретает эту функцию, и, с другой стороны, процесс превращения данного раздражителя в условный, то есть процесс выработки условного рефлекса.

Вывод об особой природе собственно сенсорной реакции, который отсюда следует, может на первый взгляд казаться несколько неожиданным и даже стоящим в противоречии с учением Павлова о высшей нервной деятельности. Но это только на первый взгляд. В действительности же он полностью согласуется со взглядами Павлова на механизм условного рефлекса.

Хотя Павлов неоднократно отмечал несовпадение процесса различения раздражителей и процесса дифференцировки их в результате выработки условных рефлексов, все же при изложении его взглядов на деятельность анализаторов это далеко не всегда учитывается.

Как известно, анализатор, по Павлову, представляет собой сложную структурную систему, состоящую из периферического органа, проводящего аппарата и нервных центров. Функция этой системы заключается прежде всего в выделении из сложной среды отдельных воздействующих ее элементов. Это выделение, то есть анализ, происходит на двух уровнях. Анализ на первом уровне осуществляется рецепторами. Второй, высший уровень анализа обеспечивается деятельностью коры; он осуществляется в процессе дифференцировки раздражителей, происходящей в результате действия условного торможения и индукции, возникающих при противопоставлении подкрепляемых и неподкрепляемых раздражителей. Благодаря этому из всей массы однородных раздражителей получают сигнальное значение, то есть синтезируются, лишь определенные.

Проблема чувственных образов и представлений возникла перед психологией с первых же шагов ее развития. Вопрос о природе наших ощущений и восприятий не мог быть обойден ни одним психологическим направлением, из какой бы философской основы оно ни исходило. Не удивительно поэтому, что проблеме этой было посвящено огромное число работ — теоретических и экспериментальных. Их число продолжает быстро возрастать и в наши дни. В результате ряд отдельных вопросов оказался разработанным чрезвычайно детально и был собран почти необозримый фактический материал. Несмотря на это, современная психология все еще далека от возможности создать целостную, не эклектическую концепцию восприятия, охватывающую различные его уровни и механизмы. Особенно это относится к уровню сознательного восприятия.
Новые в этом отношении перспективы открывает внесение в психологию категории психического отражения, научная продуктивность которой сейчас уже не требует доказательств. Категория эта, однако, не может быть взята вне ее внутренней связи с другими основными марксистскими категориями. Поэтому внесение категории отражения в научную психологию необходимо требует перестройки всего категориального ее строя. Ближайшие проблемы, которые встают на этом пути, суть проблемы деятельности, проблема психологии сознания, психологии личности. Их теоретическому анализу и посвящено дальнейшее изложение.

Читайте также: