Концепция в беньямина кратко
Обновлено: 05.07.2024
Ключевой аспект модернизации, по Беньямину, заключается в том, что техническая воспроизводимость снимает проблему противостояния элитарного и массового. Из наиболее консервативного (по отношению к Пикассо) массовый вкус превращается в самый прогрессивный (по отношению к Чаплину). Для прогрессивного отношения, по словам Беньямина, характерно сочетание зрительского удовольствия с позицией экспертной оценки. Чем сильнее утрата искусством своего социального значения, тем больше расходятся в публике критическая и гедонистическая установки. В этой связи Беньямин ссылается на опыт восприятия массовым зрителем современной живописи, когда традиционная форма потребляется без всякой критики, а новое с негодованием отвергается. В кино, напротив, критическая и гедонистическая установки совпадают: реакция отдельного человека обусловлена предстоящим перерастанием ее в массовую реакцию.
Вальтер Беньямин стоял у истоков обеих концепций коллажа. С одной стороны, он приравнивает эстетическую созерцательность к пассивности и асоциальности, по сути призывая к ликвидации старого механизма восприятия искусства. Позицию публики в кинематографе Беньямин называет оценивающей, критической, проводя параллели с дадаистскими коллажами и ассамбляжами. С другой стороны, эта позиция обозначается как гедонистическая, а кино и коллаж интерпретируются как инструменты тренировки рассеянного восприятия. Новые формы искусства Беньямин связывает с шоковым воздействием современности, парализующим мысль, лишающим человека целостного опыта.
Вальтер Беньямин создал одну из самых влиятельных концепций современного искусства. Жалко, что о нем мало кто знает. В своем новом подкасте я подробно о нем и его идеях рассказываю. Тут выложу небольшой кусочек текста.
Привет, друзья! Вы на канале "Не читай лежа". Каждый день мы делаем обзор на новую книгу. Сегодня поговорим про "Беньямин. Критическая жизнь" Ховарда Айленда и Майкла У. Дженнингса.
Подписывайтесь на нас, если еще этого не сделали, ставьте лайк этой статье и читайте дальше.
Идеи Беньямина крутятся вокруг таких понятий как "аура" и "средства технической репродукции". Под "аурой" произведения искусства не надо понимать нечто мистическое. Аура, как пишет Беньямин, это
Согласитесь, если раньше писали картину, то это была уникальная картина, она была в единственном экземпляре, находилась в конкретном месте.
Под средствами технической репродукции понимается как фотография, так и кино, а также звукозапись. Средства эти не только превратили в объект привычные произведения искусства (например, фотография картин), но и сами
Беньямина занимает вопрос, какое обратное воздействие оказали такие средства репродукции на традиционное искусство и как такие средства повлияли вообще на отношение к искусству, на способ его восприятия.
Во-первых, современная техника ведет к тому, что аура исчезает. О конкретной фотографии, о конкретном фильме уже нельзя сказать, что это нечто уникальное, в единственном экземпляре.
Тиражируемость уничтожила уникальность. Это приводит нас ко второй особенности – аура произведения заменяется экспозицией.
Ну а что там в третьих и четвертых - это можно узнать в поем подкасте:
Вальтер Беньямин и его первые работы по индустриализации культуры относятся к критический теории, Беньямин – представитель критической теории. Произведение искусства в эпоху его технического воспроизводства (1934-1939).
- Доступность широкому кругу населения, уход от элитарности
- Новые социальные функции произведения: не религиозные, а политические. Увеличиваются экспозиционные возможности.
- Изменяется сам объект – он становится рассчитанный на воспроизводимость (фотография).
Развитие индустрии культуры несет с собой отрицательные и положительные тенденции.
Произведения искусства всегда в той или иной мере поддавались воспроизведению. Однако средства технической репродукции (фото, кино) стали самым серьезным образом влиять на саму публику. Техническое воспроизведение оригинала, т.е. его тиражирование может перенести подобие оригинала в ситуацию, для самого оригинала не доступную. Прежде всего, оно позволяет оригиналу сделать движение навстречу публике. По Адорно, искусству изначально присущей является некая аура элитизма в силу единичности, уникальности произведения как такового. Беньямин видит в развитии массовых средств репродуцирования как раз то, что эту ауру трансформирует, демократизируя доступность материалов культуры. Искусство становится доступным, утрачивает элитарность.
В эпоху технической воспроизводимости иными становятся и социальные функции произведения. Произведение искусства возникает как культ и выполняет важные ритуальные функции, сначала магические, затем религиозные. Техническая воспроизводимость впервые освобождает произведение от существования на ритуале. Произведение отходит от своих ритуальных функций и приобретает функции политические.
Беньямин говорит о двух полюсах ценности произведения искусства: культовой значимости и экспозиционной значимости. Произведение, которое предназначалось, для того чтобы служить в качестве культа, не имело экспозиционной значимости. Методы технической репродукции многократно увеличили экспозиционные возможности произведения искусства. Произошел сдвиг в балансе этих полюсов, это предопределяет качественно новые явления в восприятии произведений широкими массами. Применительно к кино, автор указывает, что сама природа этого средства через камеру как бы включает широкий круг зрителей непосредственно в процесс создания материалов.
В эпоху технической воспроизводимости меняется сам объект. Репродуцированное произведение искусства во все большей мере становится репродукцией произведения, рассчитанного на репродуцируемость. Например, фотография рассчитана на то, чтобы с ее негатива можно было сделать много отпечатков.
Качественное увеличение числа участников коммуникационных процессов приводит к тому, что изменяется сама форма участия массовой аудитории. Беньямин в этой связи обсуждает противоречие, связанное с концентрацией внимания, с одной стороны, и поиском развлечений — с другой. В силу самой природы современных коммуникационных средств, внимание к ним оказывается рассеянным, не предполагающим концентрации. Между произведением культуры и его потребителями отсутствуют посредники, массы сами выступают в роли экспертов.
Именно техническая воспроизводимость произведения искусства изменяет отношение масс к искусству. Для прогрессивного отношения характерно сплетение зрительского удовольствия, сопереживания с позицией экспертной оценки. В этой связи Беньямин особо выделяет кино, где критическая и гедонистическая установка совпадают.
Таким образом, тенденция тиражирования, свойственная индустрии культуры, позитивна потому, что очарование произведений искусства перестает быть ограниченным пространством галерей или концертных залов. Произведения искусства приобретают массовую форму существования. Технические способы воспроизведения вводят произведения искусства в мир повседневной жизни, демократизируя возможности интерпретации. Широкая доступность означает разрушение элитарности, ранее присущей произведениям искусства.
Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.
О слабой теории, влиянии и актуальности
Слабая теория — теория, не обладающая устойчивыми концептами, нормами или правилами исследования. Она похожа на художественный проект, восприятие или образ мысли, а не на стройный интеллектуальный проект. К слабой теории, кроме Вальтера Беньямина, можно отнести Сьюзен Зонтаг или Генри Торо.
Беньямин создает свою замкнутую вселенную, в которой его понятия — это ее самоинтерпретирующие механизмы. Попытки использовать их за пределами авторского мира чаще всего приводят к неудачам.
Квир-поведение — странное, нестабильное поведение, не входящее в конвенциональные для данного сообщества рамки. Необычные формы сексуальности, фетиши, стремление постоянно избежать нормированной коммуникации или взаимодействия, боязнь бюрократических или иных норм.
У Батлер значительная часть книги посвящена скрытой и явной полемике с Ханной Арендт. Последняя полагала, что политическое располагается на территории открытого публичного высказывания и действия, что это дискурс, который не связан с телесными практиками и с телесным самоопределением как частным и непубличным опытом. Батлер показывает обратное: что чувственно-телесные аспекты инаковости — например, инвалидность или трансгендерность — могут носить прямой политический характер. Политическое, по Батлер, не располагается в иерархии деятельности в качестве ее высшей духовной формы, как представляла Ханна Арендт в Vita Activa.
Мне кажется, в рассуждениях Батлер присутствует очень беньяминовский способ думать о парадоксальных объектах гендерной теории не вполне понятийным способом.
О квирности, сексуальности и книгах
Или история, когда он напился на Ибице и затем просто не разговаривал со знакомым, который отнес его, пьяного, домой. Беньямин не мог иметь с человеком ничего общего после того, как тот видел его в таком состоянии. Неясно, какие у него были комплексы и переживания, но одно очевидно: в этом во всем, в своей квирности, в неидентичностной стратегии поведения он предстает актуальным и современным человеком, практически нашим современником.
Беньямин — криптолевак, который стесняется своей левизны, оставаясь в своих бытовых привычках вполне буржуазным.
Есть несколько причудливых фактов из их отношений с Асей Лацис, когда, например, он в пароксизме любви показывает ей свои сокровища — библиотеку и ее жемчужины — и говорит, что она может взять любую книгу в подарок. Но Ася случайно выбирает самую ценную книгу, не зная этого, и Беньямину становится дико жалко этой книги. Он ей говорит, дескать, давай я у тебя ее выкуплю, а ты оставишь книгу у меня, потому что для тебя она ведь всё равно не имеет никакого смысла, а я понимаю ее ценность. Причем это не совсем рыночная ценность, а скорее ценность данной констелляции книг, которые он подбирает в свою коллекцию: одна книга-звезда соотносится с другими книгами-звездами, образуя созвездие авторской коллекции, и так далее. Это вполне буржуазное поведение, хотя и немного weird (странное).
В его еврействе тоже много странного. Бесконечные тяжбы со своим другом, гебраистом Шолемом, который всё время зазывал его в Палестину, а Беньямин постоянно увиливал и откладывал эмиграцию. Он одновременно интересуется ивритом, иудаизмом, каббалой, мистикой букв, но в то же время слегка побаивается радикального шолемовского еврейства.
Сколько проколов, сколько подстав терпели окружающие от Беньямина! Он безусловно прекарный тип, воспринимающий свое пребывание в любом месте как временное, негарантированное — кроме, конечно, часов, проведенных в библиотеке или книжных лавках. Беньямин был действительно фанатиком книг, почти в сексуальном смысле. Он относился к книгам как к эротическим объектам. Ему был присущ особого рода книжный фетишизм — набор практик, где его сексуальность принимала странные обличья. То, во что он включен по-настоящему, это его библиотека, его книжки. Я думаю, что расставание с ними, понимание, что он, скорее всего, уже больше никогда их не увидит — одна из причин его самоубийства.
В каком-то смысле Беньямин — святой покровитель всех книгоманов и библиофагов, родственная душа любого книжника, который готов спать с любимой книгой под подушкой, обнюхивать страницы и переплет, часами сидеть над какой-то строкой или словом. Поэтому да, удивительный тип. Хотелось бы оставить за ним эту его странность, ни в коем случае не академизировать ее в смысле присвоения какой-либо школой или дискурсом. Я думаю, что так оно, скорее всего, и будет.
О наркотиках, дружбе и восприятии
— Такое чувство, что Беньямин — чувак, который постоянно находится на измене.
— Это состояние проявляется не только в мысли, но и в повседневности, проблемах с финансами, которые он мог легко решить. Сегодня рухнул образ Беньямина, который был создан Арендт и Шолемом, — фатумного неудачника, проклятого. Реальный Беньямин мог жить абсолютно комфортно, но ему было либо страшно, либо лень.
— Я хорошо его понимаю. Во-первых, Беньямина доставал любой источник раздражения, который отвлекал от любимых занятий: чтения, прогулок под кайфом, мечтательного созерцания и саморефлексии. Он любил общение в очень приватном смысле — переписка с Адорно тому пример. Эти письма местами невероятно смешные. Одно из моих любимых — то, где Адорно учит Беньямина, как правильно понимать исторический материализм. Загадочное письмо, говорящее о больших проблемах между ними.
О Москве
Вальтер Беньямин — единственный крупный европейский мыслитель, не считая Грамши и Лукача, который не просто жил в Москве, а написал несколько важных, ключевых текстов о ней. Это редчайшая удача для нас всех.
Беньямин много путешествовал на трамваях. Они тогда ходили через Красную площадь. Однажды, доехав на трамвае почти до Даниловского рынка, он очутился как бы в деревне. Там и сейчас можно увидеть недоджентрифицированные кусочки старой Москвы; Беньямин тогда записал в дневнике, что Москва неожиданно превращается в деревню.
Ну как не помянуть Беньямина, когда куришь гаш!
Официантка была удивлена, что мы могли сделать такое в ресторане, но не сильно протестовала.
Абсолютно беньяминовская сцена. Она мне очень нравится. Это то, что Беньямин в другом месте называл особым опытом, в пространстве которого сами факты, их образная ткань становятся теоретичными, когда теория разворачивается в какой-то первосцене: вот два провинциальных бородатых немца-нонконформиста сидят в парижском кафе, пьют пиво, и один другому за полчаса излагает концепцию исторического материализма. Это же дико круто.
Париж после османовских реформ предстал в своей парадной форме: роскошные рестораны и кафе, шикарные магазины, особые повадки приказчиков-продавцов этих магазинов. Если у вас есть способность не обращать внимания на снобизм этих людей, то в таких местах интересно бывать, ведь они своего рода музеи торговли. Я редко бываю в Париже, но мне нравится иногда пройтись по таким магазинам. Это экстравагантный опыт: причудливая публика, сценки у прилавков, примерочных кабинок — то, что любил Беньямин: теория, которая прорастает из чувственных картинок.
Интересно, что одна из форм адекватного поведения после курения гашиша — ходить одному по большим торговым моллам. Это никак не связано с чтением Беньямина, просто опыт, который по-своему интересен. Когда у тебя нет компании, с которой ты можешь, весело хохоча, продолжить это развлечение, и ты один, то важно не полностью замыкаться на себе, а быть хотя бы в бессловесной коммуникации с миром. Например, начать разглядывать какое-то предметное множество каких угодно объектов, которое легче всего застать в больших универмагах, мегасторах. Видишь уходящую вдаль, за горизонт, бесконечную линию банок, бутылок, ботинок или рубашек, это-то и приводит в результате к гармонизации твоего состояния, приближает ощущение подъема и плавного нарастания эйфории.
Смесь борделя с музеем является конститутивной для понимания того, как создается, функционирует и потребляется искусство в эпоху капитализма.
Автор интересно трактует это место: в пространстве борделя/музея у него появляются Дега с Энгром, какие-то художники-карикатуристы Второй империи и тому подобные персонажи эротико-музеологического театра XIX века. Такая необычная попытка думать в сторону Беньямина, по-беньяминовски: через сновидческую образность, смешанную с рефлексией культурных героев, объектов и практик.
О книгоиздании
Опыт издания Беньямина, изучения и обсуждения его текстов, их цитирования, их влияние на всякие академические дисциплины, на сам стиль академического и околоакадемического письма… Не могу сказать, что это всё закончилось, скорее, оно становится и уже стало каноном. С наследием Беньямина теперь можно обращаться более или менее спокойно, прибегая к академическому цитированию, что, на мой взгляд, не мешает некоторому оживлению этого канона в России.
Прошлое оказывается незащищенным от экспансии классового насилия, которое распространяется даже на тончайшую, едва уловимую территорию субъективного опыта переживания памяти.
То, что мы имеем сейчас в виде индустрии исследований памяти, воспевания и оплакивания памяти, ее национализации или, напротив, приватизации и джентрификации, которые начинают носить прямо-таки угрожающий характер, безусловно относится к той же беньяминовской проблематике. Но это, конечно, тема для отдельного разговора.
Читайте также: