История русской каллиграфии кратко

Обновлено: 05.07.2024

Остро­ми­ро­во Еван­ге­лие (РНБ. F. п. I. 5) — древ­ней­шая да­ти­ро­ван­ная вос­точ­но­сла­вян­ская ру­ко­пись (1056–1057). На­пи­са­на на пер­га­ме­не уста­вом.

Апо­стол, се­ре­ди­на XVI ве­ка (РГБ. Ф. 173.I. №5). По пред­по­ло­же­нию А. Г. Шиц­га­ла по­лу­устав этой ру­ко­пи­си стал осно­вой для пе­чат­но­го шриф­та Апо­сто­ла Ива­на Фё­до­ро­ва (1564).

Ки­ев­ская Псал­тырь (РНБ. ОЛ­ДП. F.6). Мас­сив­ный, тща­тель­но вы­пол­нен­ный по­зд­ний устав ру­ко­пи­си (1397) кон­трас­ти­ру­ет с лёг­ки­ми изящ­ны­ми ми­ни­а­тю­ра­ми.

По­чер­ки Бу­сла­ев­ской Псал­ты­ри (РГБ. Ф. 304. I. №308), со­здан­ной в по­след­ней чет­вер­ти XV ве­ка, ори­ги­наль­ные и име­ют мно­го об­ще­го с вос­точ­ной кал­ли­гра­фи­ей.

Над­пись на хра­мос­дан­ной дос­ке цер­кви Ро­жде­ства Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы в По­яр­ко­во (1664). Мно­го­чис­лен­ные ли­га­ту­ры и ва­ри­ан­ты букв вя­зи фор­ми­ру­ют еди­ный ор­на­мен­таль­ный ритм.

На пер­вый взгляд при­чи­на не­вни­ма­ния или по край­ней ме­ре не­до­ста­точ­но­го вни­ма­ния к соб­ствен­ной кал­ли­гра­фи­че­ской тра­ди­ции впол­не по­нят­на. Шриф­то­вая ре­фор­ма Пет­ра I (1708–1710) и в це­лом стре­ми­тель­ная ев­ро­пе­и­за­ция куль­ту­ры в XVIII ве­ке при­ве­ли к то­му, что рус­ские по­чер­ки (устав, по­лу­устав, вязь и ско­ро­пись), про­шед­шие семь ве­ков раз­ви­тия в кни­ге ру­ко­пис­ной и пол­то­ра ве­ка в кни­ге пе­чат­ной, бы­ли вы­тес­не­ны по­чти ис­клю­чи­тель­но в цер­ков­ную сфе­ру. Во мно­гом имен­но этот раз­рыв и опре­де­ля­ет до сих пор об­раз тра­ди­ци­он­но­го рус­ско­го пись­ма как ар­ха­ич­но­го, свя­зан­но­го лишь с Древ­ней Ру­сью и пра­во­слав­ной цер­ко­вью. Со­от­вет­ствен­но и от­но­ше­ние к до­пет­ров­ской кал­ли­гра­фи­че­ской тра­ди­ции в сре­де ди­зай­не­ров в луч­шем слу­чае ува­жи­тель­но-от­странён­ное. Ди­зай­нер смот­рит на неё как на ар­ха­и­ку, без­ум­но да­лёкую по пла­сти­ке от ис­поль­зу­е­мых им шриф­тов и не име­ю­щую прак­ти­че­ски ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к со­вре­мен­ной гра­фи­че­ской ре­аль­но­сти. А на лю­дей, ра­бо­та­ю­щих с уста­вом/по­лу­уста­вом, — как на фа­на­ти­ков-ре­кон­струк­то­ров, как если бы они за­ни­ма­лись ру­на­ми или узел­ко­вым пись­мом.

Но, во-пер­вых, раз­го­вор про рус­ское пись­мо се­го­дня — это раз­го­вор не про идео­ло­гию, не про ис­то­ри­че­ские цен­но­сти, а про воз­мож­ность фор­ми­ро­ва­ния соб­ствен­ной эсте­ти­ки. Эсте­ти­ки, ко­то­рая не сло­жи­лась ни в по­сле­пет­ров­ский пе­ри­од, ни в со­вет­ский (ис­клю­чая аван­гард), ни в пост­со­вет­ский. Путь ко­пи­ро­ва­ния на про­тя­же­нии всех трёх ве­ков не­из­беж­но вёл ко вто­рич­но­сти — это ли не при­знак твор­че­ской не­со­сто­я­тель­но­сти? А не иметь уни­каль­но­го гра­фи­че­ско­го язы­ка при об­ла­да­нии соб­ствен­ной пись­мен­но­стью — про­сто по­зор (срав­ним, на­при­мер, с ара­ба­ми или ки­тай­ца­ми).

Шрифт Ша­фа­ри­ка, со­здан­ный по за­ка­зу чеш­ско­го учё­но­го-сла­ви­ста П. Ша­фа­ри­ка в 30-ые го­ды XIX ве­ка, при­зван ими­ти­ро­вать ли­тур­ги­че­ские устав­ные по­чер­ки XI ве­ка. В от­ли­чие от шриф­та Остро­ми­ро­ва Еван­ге­лия, ко­то­рый по­слу­жил про­то­ти­пом, бук­вы гар­ни­ту­ры бо­лее уз­кие, на­сы­щен­ные и гео­мет­рич­ные.

Со­здан­ная в 1902 го­ду сла­вян­ская гар­ни­ту­ра учё­но­го и ти­по­гра­фа О. О. Гер­бе­ка осно­вы­ва­ет­ся на по­чер­ке сред­не­бол­гар­ской Бо­лон­ской Псал­ты­ри (вто­рая чет­верть XIII ве­ка). Обрат­ный эн­та­зис в основ­ных штри­хах, мас­сив­ные за­сеч­ки, не­боль­шой на­клон вле­во, ши­ро­кие про­пор­ции де­ла­ют ри­су­нок вы­ра­зи­тель­ным и от­ли­ча­ют шрифт от дру­гих гар­ни­тур сла­вян­ской гра­фи­ки.

Ли­га­ту­ры из шриф­та на осно­ве вя­зи сло­во­лит­ни О. О. Гер­бе­ка.

Во-вто­рых, куль­тур­ный раз­рыв на са­мом де­ле ку­да бли­же к нам по вре­ме­ни, чем это мо­жет по­ка­зать­ся на пер­вый взгляд. Ему во­все не 300 лет, а все­го лишь сто. С од­ной сто­ро­ны, ки­рил­лов­ская тра­ди­ция в гра­фи­ке про­дол­жа­ла своё раз­ви­тие вплоть до 1917 го­да — от­ча­сти в ста­ро­обряд­че­ских ру­ко­пи­сях, от­ча­сти в цер­ков­ных пе­чат­ных из­да­ни­ях. До­ста­точ­но взгля­нуть на до­ре­во­лю­ци­он­ные ка­та­ло­ги рос­сий­ских сло­во­ли­тен, что­бы убе­дить­ся, что ко­ли­че­ство шриф­тов сла­вян­ской гра­фи­ки там на­мно­го пре­вы­ша­ет ко­ли­че­ство та­ко­вых же циф­ро­вых гар­ни­тур се­го­дня. И де­ло да­ле­ко не толь­ко в объ­ёме. Че­го сто­ят, на­при­мер, по­пыт­ки со­здать в ме­тал­ле гар­ни­ту­ру на осно­ве вя­зи с ли­га­ту­ра­ми или шриф­ты, спро­ек­ти­ро­ван­ные на осно­ве ран­них сла­вян­ских ру­ко­пи­сей для на­бо­ра на­уч­ных из­да­ний по за­ка­зу учё­ных-па­лео­гра­фов.

С дру­гой сто­ро­ны, пре­об­ла­дав­ший на ру­бе­же XIX–XX ве­ков рус­ский стиль в об­ла­сти гра­фи­че­ско­го ди­зай­на ра­бо­тал имен­но с фор­ма­ми до­пет­ров­ской ки­рил­ли­цы. Ис­то­ризм как ха­рак­тер­ный для то­го вре­ме­ни ху­до­же­ствен­ный ме­тод — не толь­ко в Рос­сии, но и во всём ми­ре — ис­кал точ­ку опо­ры во мно­гом в соб­ствен­ной тра­ди­ции. И у нас на­хо­дил её в фор­мах уста­ва, по­лу­уста­ва, вя­зи и ско­ро­пи­си. Ве­ду­щие ху­дож­ни­ки-гра­фи­ки рус­ско­го сти­ля (сре­ди них мож­но вы­де­лить М. Вру­бе­ля, И. Би­ли­би­на, В. Вас­не­цо­ва, Б. Зво­ры­ки­на) на осно­ве ис­то­ри­че­ских по­чер­ков со­зда­ва­ли ори­ги­наль­ные шриф­то­вые ком­по­зи­ции. Причём диа­па­зон их ра­бот был до­ста­точ­но ши­рок — от форм, близ­ких к ис­то­ри­че­ским об­раз­цам, до сме­лых аван­гард­ных экс­пе­ри­мен­тов (вспо­мним, на­при­мер, пла­кат Вру­бе­ля для вы­став­ки 36 ху­дож­ни­ков). Сто­ит так­же от­ме­тить, что ис­поль­зо­ва­ние этих форм не бы­ло огра­ни­че­но ка­кой-то уз­кой сфе­рой — сла­вян­ские над­пи­си мог­ли по­явить­ся и на пла­ка­те про­мыш­лен­ной вы­став­ки, и в ре­кла­ме пи­ва, и на те­ат­раль­ной афи­ше, и, ко­неч­но, в кни­гах.

Кал­ли­гра­фия Э. Джон­сто­на на осно­ве ка­ро­линг­ско­го ми­ну­ску­ла, 1918.

Кал­ли­гра­фия Р. Ко­ха — ин­тер­пре­та­ция тек­сту­ры, 1924.

И в дан­ной си­ту­а­ции об­ра­ще­ние к соб­ствен­ной ру­ко­пис­ной тра­ди­ции — един­ствен­но воз­мож­ный спо­соб най­ти свой гра­фи­че­ский язык, своё гра­фи­че­ское зву­ча­ние. Не­мыс­ли­мо, про­ско­чив на­чаль­ный этап, осно­ву основ, до­бить­ся са­мо­сто­я­тель­но­сти на по­след­нем эта­пе. Так и без рус­ско­го пись­ма мы бу­дем раз за разом па­ра­зи­ти­ро­вать на чу­жих фор­мах в шриф­тах и ти­по­гра­фи­ке. Мож­но, ко­неч­но, и даль­ше ко­пи­ро­вать фор­му за­сеч­ки, ве­ли­чи­ну от­бив­ки, мод­ные де­та­ли и ре­ше­ния, но не ин­те­рес­нее ли на­чать тво­рить?

Мне мо­гут воз­ра­зить, что по край­ней ме­ре од­на­жды у нас был са­мо­быт­ный ди­зайн, не опи­ра­ю­щий­ся на соб­ствен­ную ру­ко­пис­ную тра­ди­цию, имея в ви­ду, ко­неч­но, рус­ский аван­гард. Трид­цать лет рус­ско­го аван­гар­да дей­стви­тель­но мо­гут пред­став­лять­ся чуть ли не един­ствен­ной вер­ши­ной рус­ской гра­фи­че­ской ис­то­рии, ведь ка­жет­ся, что ни до (в без­ли­кой книж­но­сти XVIII–XIX ве­ков), ни по­сле (в со­вет­ской ти­по­гра­фи­че­ской ску­до­сти) ни­че­го по­доб­но­го по мо­щи и вы­ра­зи­тель­но­сти не су­ще­ство­ва­ло. Од­на­ко так ли далёк он от тра­ди­ции? Па­лоч­ный шрифт, по­все­мест­но вне­дря­вший­ся ху­дож­ни­ка­ми-офор­ми­те­ля­ми аван­гар­да (вещь хо­тя и ту­пи­ко­вая, но впол­не ори­ги­наль­ная), раз­вил­ся из рус­ских ин­ду­стри­аль­ных гро­те­сков ру­бе­жа ве­ков. А что до са­мо­го ди­зай­на, то ис­то­ки его ле­жат в до­ре­во­лю­ци­он­ной ху­до­же­ствен­ной прак­ти­ке аван­гар­ди­стов, ко­то­рая в свою оче­редь во мно­гом опи­ра­лась на на­род­ное твор­че­ство и пла­сти­че­ский язык рус­ской ико­ны. То есть в ко­неч­ном счё­те кор­ни его — в рус­ской тра­ди­ции.

Есть уди­ви­тель­ная осо­бен­ность оте­че­ствен­но­го кал­ли­гра­фа и ди­зай­не­ра — са­мо­за­бвен­но вос­хи­щать­ся всем за­пад­ным и с той же ин­тен­сив­но­стью чу­рать­ся и стес­нять­ся сво­е­го. Но сколь ни вос­тор­гай­ся ба­зо­вым пись­мом или ита­льян­ским кур­си­вом, в ки­рил­ли­це они ни­ко­гда не бу­дут вы­гля­деть так­ же убе­ди­тель­но, про­сто по­то­му что вы­рос­ли из­на­чаль­но из дру­гой пись­мен­но­сти (то же спра­вед­ли­во для ве­не­ци­ан­ской ан­ти­к­вы, гу­ма­ни­сти­че­ско­го гро­те­ска и пр.). Как ни кру­ти, не по­лу­чит­ся взять го­то­вые фор­мы, да и о вось­мой за­по­ве­ди за­бы­вать не сто­ит, а вот что дей­стви­тель­но мож­но и нуж­но пе­ре­нять, так это ме­то­ды ра­бо­ты и от­но­ше­ние к соб­ствен­ной ис­то­рии. Что­бы со­зда­вать книж­ный ди­зайн уров­ня Гер­ма­на Цап­фа, не нуж­но ки­рил­ли­зо­вать шриф­ты Цап­фа. Нуж­но лишь вспо­мнить о том, что шриф­то­вой ди­зайн Цап­фа и его ти­по­гра­фи­ка не­воз­мож­ны без кал­ли­гра­фи­че­ских ис­сле­до­ва­ний Эд­вар­да Джон­сто­на, а кал­ли­гра­фия по­след­не­го в свою оче­редь — без ра­бо­ты пис­ца Псал­ты­ри Рам­зи (X век).

Еван­ге­лие Хит­ро­во (РГБ. Ф. 304. III. № 3/М. 8657). Ко­нец XIV ве­ка, по­зд­ний устав, но как све­жо вы­гля­дит ре­ше­ние оваль­ных зна­ков, ко­гда при внеш­ней округ­ло­сти кон­ту­ра вну­трен­нее бе­лое ста­но­вит­ся прак­ти­че­ски квад­рат­ным. За­ме­тив по­доб­ную осо­бен­ность фор­мы в ре­нес­санс­ных кур­си­вах ге­ни­аль­ный Аки­ра Ко­ба­я­ши на­ри­со­вал шрифт Calcite. До­ждут­ся ли сла­вян­ские фор­мы сво­е­го Ко­ба­я­ши?

Ка­мень с ис­по­ве­дью-за­ве­ща­ни­ем Ива­на Со­лов­цо­ва из Ни­же­го­род­ско­го крем­ля (ко­нец XVI ве­ка). Не столь важ­но, яв­ля­ет­ся ли тра­фа­рет­ность шриф­та ито­гом раз­ру­ше­ния ма­те­ри­а­ла или за­дум­кой древ­не­рус­ских рез­чи­ков. При­чуд­ли­вые шриф­то­вые фор­мы про­сто бо­дрят глаз.

У нас есть чи­стый и без­дон­ный ис­точ­ник вдох­но­ве­ния — до­пет­ров­ская ру­ко­пис­ная тра­ди­ция, гра­фи­че­ское раз­но­об­ра­зие ко­то­рой мо­жет тро­нуть серд­це каж­до­го, кто с ней со­при­кос­нёт­ся. Она не луч­ше и не ху­же ев­ро­пей­ской или лю­бой дру­гой, но она своя, тем и пре­крас­на. И эта тра­ди­ция толь­ко и ждёт сво­их за­бот­ли­вых рук, ко­то­рые обра­тят ис­то­ри­че­ские фор­мы в со­вре­мен­ную гра­фи­ку. Это ни в ко­ем ра­зе не при­зыв вер­нуть­ся к на­бо­ру по­лу­уста­вом — не­воз­мож­но от­ме­нить по­след­ние три ве­ка ки­рил­лов­ской ти­по­гра­фи­ки. Но ско­рее по­же­ла­ние стать чуть лю­бо­пыт­нее и вни­ма­тель­но взгля­нуть на то, что бы­ло со­зда­но до шриф­то­вой ре­фор­мы. Ком­по­зи­ци­он­ные приё­мы древ­не­рус­ских книг, пуль­си­ру­ю­щий ритм по­чер­ков, осо­бое от­но­ше­ние к ли­нии, за­тей­ли­вые ли­га­ту­ры, ори­ги­наль­ная гра­фи­ка от­дель­ных букв и во­об­ще та изоб­ре­та­тель­ность в от­но­ше­нии шриф­то­вой фор­мы, что свой­ствен­на древ­не­рус­ским пис­цам, мо­гут дать кон­крет­ные гра­фи­че­ские ре­ше­ния для со­вре­мен­ных кал­ли­гра­фов и ди­зай­не­ров. Ре­ше­ния, ко­то­рые не нуж­но да­же адап­ти­ро­вать, так как они уже род­ствен­ны ки­рил­лов­ской гра­фи­ке. А об­но­влён­ное рус­ское пись­мо мо­жет стать тем зер­ном, из ко­то­ро­го вы­рас­тут и рус­ский шриф­то­вой ди­зайн, и соб­ствен­ная эсте­ти­ка в ти­по­гра­фи­ке. Нам не хва­та­ет толь­ко сво­их Джон­сто­нов и Ко­хов, сво­е­го Дит­члин­га, в кон­це кон­цов.

Фраг­мент ра­бо­ты Оль­ги Вар­ла­мо­вой (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Ива­на Ве­лан­ско­го (Санкт-Пе­тер­бург).

Про­рез­ные от­крыт­ки Та­тья­ны Пет­рен­ко (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Ди­ны Ру­жа (Нью-Йорк).

Вы­став­ка в Фе­о­до­ров­ском со­бо­ре.

Фраг­мент ра­бо­ты Та­тья­ны Яко­вле­вой (Тал­лин).

На вы­став­ку бы­ли ото­бра­ны ра­бо­ты, в ко­то­рых ор­га­нич­но пе­ре­пле­та­лись ис­то­рич­ность и но­ва­тор­ство, тра­ди­ция и экс­пе­ри­мент. То есть в экс­по­зи­цию не по­па­ли как пря­мые ко­пии ис­то­ри­че­ских рус­ских по­чер­ков, так и из­лиш­не фор­маль­ные ра­бо­ты, в ко­то­рых за мо­дуль­но­стью и гео­мет­рич­но­стью те­ря­ет­ся ори­ги­наль­ная пла­сти­ка ки­рил­ли­цы. Со­вре­мен­ное — во­пре­ки рас­хо­же­му мне­нию, — да­ле­ко не все­гда гео­мет­рич­ное. Ска­жем, кал­ли­гра­фия Джо­на Сти­вен­са или лет­те­ринг Ни­ка Бен­со­на да­дут сто оч­ков фо­ры не толь­ко в ка­че­стве, но и в со­вре­мен­но­сти лю­бой мод­ной по­пыт­ке сы­грать на при­ми­тив­ных рит­мах, ко­то­рые уже зав­тра ста­нут не­ин­те­рес­ны­ми, а се­го­дня за­пол­ни­ли всё ви­зу­аль­ное про­стран­ство. Та­ким об­ра­зом, при от­бо­ре до­сти­га­лась зо­ло­тая се­ре­ди­на.

Фраг­мент ра­бо­ты Юлии Ба­ра­но­вой (Моск­ва).

Фраг­мент ра­бо­ты Та­тья­ны Пет­рен­ко (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты На­де­жды Кузь­ми­ной (Бер­лин).

Ке­ра­ми­ка Еле­ны Алек­се­е­вой (Ниж­ний Нов­го­род).

Ра­бо­та Апол­ли­на­рии Ми­ши­ной (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Апол­ли­на­рии Ми­ши­ной (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Ма­ри­ны Ма­рьи­ной (Моск­ва).

Фраг­мент ра­бо­ты Ма­ри­ны Ма­рьи­ной (Моск­ва).

До­ста­точ­но боль­шое ко­ли­че­ство участ­ни­ков и от­сут­ствие за­дан­ных тех­ни­ки и те­ма­ти­ки поз­во­ли­ло пред­ста­вить раз­но­об­ра­зие под­хо­дов к ма­те­ри­а­лу. В по­пыт­ке ре­шить оди­на­ко­вую за­да­чу — пе­ре­осмыс­лить ис­то­ри­че­ские фор­мы в со­вре­мен­ном клю­че — кал­ли­гра­фы шли раз­ны­ми спо­со­ба­ми.

Дру­гой под­ход услов­но мож­но на­звать ги­брид­ным. Чер­ты рус­ско­го ис­то­ри­че­ско­го по­чер­ка сме­ши­ва­ют­ся с гра­фи­че­ски­ми эле­мен­та­ми, ха­рак­тер­ны­ми для ка­ко­го-то ев­ро­пей­ско­го сти­ля. На вы­став­ке по­доб­но­го ро­да кал­ли­гра­фия бы­ла пред­став­ле­на в ра­бо­тах на де­ре­ве Апол­ли­на­рии Ми­ши­ной. Кон­траст­ные фор­мы вя­зи на­де­ле­ны не­ко­то­ры­ми чер­та­ми го­ти­ки: за­острён­ные окон­ча­ния штри­хов, ши­пы в ова­лах, ром­бо­вид­ные де­ко­ра­тив­ные эле­мен­ты.

При­мер за­ме­ча­тель­ной твор­че­ской сво­бо­ды и изоб­ре­та­тель­но­сти — ра­бо­ты Ма­ри­ны Ма­рьи­ной. Ис­поль­зуя и ха­рак­тер­ную для рус­ских по­чер­ков тех­ни­ку со­став­но­го пись­ма, и эле­мен­ты ри­со­ва­ния, и тра­ди­ци­он­ные кал­ли­гра­фи­че­ские приё­мы, ма­стер стро­ит бук­вы, по ду­ху близ­кие ис­то­ри­че­ским. Их де­та­ли за­тей­ли­вы и ори­ги­наль­ны, а пла­сти­ка сво­бод­на от ка­кой-ли­бо ар­ха­и­ки. Но­вая гра­фи­ка про­рас­та­ет из ис­то­ри­че­ских форм.

Фраг­мент ра­бо­ты Са­би­ны Али­я­ро­вой (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Ма­рии Ско­пи­ной (Санкт-Пе­тер­бург).

Фраг­мент ра­бо­ты Его­ра Го­ло­вы­ри­на (Моск­ва).

Еди­ным сти­лем и уни­каль­ным под­хо­дом к ис­то­ри­че­ско­му ма­те­ри­а­лу вы­де­ля­ют­ся ра­бо­ты Са­би­ны Али­я­ро­вой. При­ме­няя острое ме­тал­ли­че­ское пе­ро — ин­стру­мент, не­из­вест­ный древ­не­рус­ским пис­цам, — кал­ли­граф со­здаёт фор­мы экс­пе­ри­мен­таль­ной вя­зи, ди­на­мич­ные, с жи­вым, виб­ри­ру­ю­щим рит­мом. Из ру­ко­пи­сей взят прин­цип свя­зы­ва­ния, са­ми же фор­мы букв и ли­га­ту­ры изоб­ре­та­тель­нее ис­то­ри­че­ских.

Об­ра­ще­ние к кон­крет­ной ру­ко­пи­си — ещё один ме­тод ра­бо­ты с ис­то­ри­че­ским ма­те­ри­а­лом. Ком­по­зи­ция Ма­рии Ско­пи­ной стро­ит­ся на осно­ве гра­фи­че­ско­го приёма из Бу­сла­ев­ской псал­ты­ри (XV век): ма­лень­кие бук­вы слов­но на­ни­зы­ва­ют­ся меж­ду вы­со­ки­ми мач­та­ми (вер­ти­каль­ны­ми штри­ха­ми) боль­ших. Гра­фи­ка же са­мих букв, ма­стер­ски на­пи­сан­ных, экс­прес­сив­на, как и весь лист в це­лом.

По-осо­бен­но­му трак­ту­ет ис­то­ри­че­ские фор­мы ки­рил­ли­цы Егор Го­ло­вы­рин. Его кал­ли­гра­фи­че­ский лист, а так­же афи­ша вы­став­ки, им со­здан­ная, по­стро­е­ны на экс­пе­ри­мен­таль­ных по­чер­ках. Не­смот­ря на то что тут встре­ча­ют­ся и ис­то­ри­че­ские гра­фе­мы, и ха­рак­тер­ные для древ­не­рус­ских букв де­та­ли (двой­ная ли­ния), в це­лом вкус тра­ди­ции улав­ли­ва­ет­ся ско­рее на уров­не ощу­ще­ний. Фор­мы бук­в бо­дры, жиз­не­ра­дост­ны и по­тря­са­ю­ще со­вре­мен­ны.

Ка­та­лог вы­став­ки в ви­де на­бо­ра от­кры­ток с ра­бо­та­ми. Кон­вер­ты под­пи­сы­ва­лись вруч­ную участ­ни­ка­ми вы­став­ки.

Ка­та­лог вы­став­ки в ви­де на­бо­ра от­кры­ток с ра­бо­та­ми. Кон­вер­ты под­пи­сы­ва­лись вруч­ную участ­ни­ка­ми вы­став­ки.

Ма­ри­на Ма­рьи­на под­пи­сы­ва­ет кон­верт.

Кал­ли­гра­фия Ма­ри­ны Ма­рьи­ной.

Кал­ли­гра­фия Са­би­ны Али­я­ро­вой.

Кал­ли­гра­фия Оль­ги Вар­ла­мо­вой.

Кал­ли­гра­фия Ма­рии Ско­пи­ной.

Кал­ли­гра­фия Ива­на Ве­лан­ско­го.

Кал­ли­гра­фия Ма­ри­ны Ма­рьи­ной.

Свое­об­раз­ным по­лем для экс­пе­ри­мен­та стал и ка­та­лог вы­став­ки. Он пред­став­ля­ет со­бой на­бор от­кры­ток, про­пор­ци­о­наль­ных сле­ду­ю­щих раз­ме­ру ре­аль­ных ра­бот и вло­жен­ных в краф­то­вый кон­верт. Каж­дый кон­верт под­пи­сы­вал­ся вруч­ную кал­ли­гра­фа­ми — участ­ни­ка­ми вы­став­ки. Та­кой фор­мат опре­де­лил и пол­ную твор­че­скую сво­бо­ду — воз­мож­ность для кал­ли­гра­фов при­ме­нить свои идеи в при­клад­ной ра­бо­те. В ре­зуль­та­те имен­но на кон­вер­тах экс­пе­ри­мент, ка­жет­ся, воз­вы­шал­ся над тра­ди­ци­ей, од­на­ко не за­глу­шал её.

Да­рия Джемс-Ле­ви за ра­бо­той.

Та­тья­на Пет­рен­ко за ра­бо­той.

Иван Ве­лан­ский за ра­бо­той.

Са­би­на Али­я­ро­ва за ра­бо­той.

Ан­на Уп­пит за ра­бо­той.

На­та­лья Коль­цо­ва за ра­бо­той.

Ма­ри­на Ма­рьи­на за ра­бо­той.

Ра­бо­ты Ма­рии Ско­пи­ной, вы­пол­нен­ные в хо­де кал­ли­гра­фи­че­ско­го пер­фо­рман­са.

Апол­ли­на­рия Ми­ши­на за ра­бо­той.

Рус­ско­му же пись­му, со­вре­мен­но­му и пол­но­цен­но­му, ещё толь­ко пред­сто­ит сфор­ми­ро­вать­ся, вос­пол­нив раз­рыв в своём раз­ви­тии. Как и рус­ско­му ди­зай­ну. Ведь ин­те­рес­ным и спо­соб­ным на рав­ных го­во­рить с ев­ро­пей­ским, ко­рей­ским или араб­ским мо­жет толь­ко са­мо­быт­ный рус­ский ди­зайн, ко­то­рый ни­как, кро­ме об­ра­ще­ния к соб­ствен­ной шриф­то­вой и кал­ли­гра­фи­че­ской тра­ди­ции, не воз­ник­нет. И в этом смыс­ле жи­вая рус­ская ру­ко­пис­ная тра­ди­ция — де­ло бу­ду­ще­го.

В 80-х годах крупнейшая японская компания, занимающаяся выпуском бытовой и профессиональной электроники, – начиная переходить к нанотехнологиям, провела во многих странах любопытный эксперимент. Искали, какие методики можно использовать в данном регионе и в данной культуре для подготовки специалистов будущего в разных направлениях. Программа длилась долго. Её финансировали более 10 лет. Когда собрали данные, организаторы эксперимента были потрясены. Всем требованиям в наибольшей мере отвечала каллиграфия. Поэтому компания рекомендовала ввести каллиграфию с 1-го по 11-й класс во всех школах и вузах, независимо от специализации образовательного учреждения. Чтобы сформировать те самые качества, необходимые будущим специалистам в области инновационных технологий.

Вот ещё один интересный факт из современной японской жизни. Многие крупные фирмы Японии приглашают в обеденный перерыв учителей (сенсеев), которые занимаются с сотрудниками каллиграфией по полчаса в день. Руководители компаний считают это весьма недешёвое занятие полезным не только для здоровья, но и для развития творческого потенциала специалистов. И ведь никто не сможет поспорить с тем, что японцы – самая работоспособная нация, к тому же самая продвинутая и креативная в области инновационных разработок.

Безусловно, здесь заслуга не только каллиграфии. Но совершенно очевидно, что это – следствие бережного отношения японцев к своей истории, традициям и корням, духовному и физическому здоровью нации.

Другой китайский специалист, профессор Генри Као, делает ещё более смелые выводы на основе проведенных исследований: практически нет таких болезней, которые нельзя было бы вылечить каллиграфией. Результаты показывают, что пациент, практикующий занятия каллиграфическим письмом, испытывает расслабление и эмоциональное спокойствие, выражающиеся в равномерном дыхании, замедлении пульса, снижении кровяного давления и уменьшении мускульного напряжения. Улучшаются ответная реакция, способность к дифференциации и определению фигур, а также способность к ориентации в пространстве.
Практические и клинические исследования показали положительное влияние лечения каллиграфическим письмом при поведенческих расстройствах пациентов, страдающих аутизмом, синдромом нарушенного внимания, дефицита внимания и гиперактивностью. Более того, развивалась способность к логическому мышлению, рассуждению у детей с небольшой умственной отсталостью; также укреплялась память, улучшались концентрация, ориентация в пространстве и координация движений у пациентов с болезнью Альцгеймера. В то же время методика была успешно применена к больным с психосоматическими расстройствами при гипертонии и диабете и таких психических заболеваниях, как шизофрения, депрессия и неврозы: у них улучшался эмоциональный фон.

Художники дают каллиграфии разнообразные поэтичные сравнения и определения. Одни видят в искусно прописанных буквах застывшую музыку и её ритм, другие – пластику танца.

Истоки русского каллиграфического письма

О времени, условиях возникновения и становления славянского письма имеется очень мало фактических данных. Мнения учёных по этому вопросу противоречивы.

В середине I тысячелетия н. э. славяне заселили огромные территории в Центральной, Южной и Восточной Европе. Их соседями на юге были Греция, Италия, Византия — своего рода культурные эталоны человеческой цивилизации.

Константин (в пострижении Кирилл) и Мефодий (светское имя его неизвестно) — два брата, стоявшие у истоков славянской письменности. Они происходили из греческого города Солуни (современное его название — Салоники) на севере Греции. По соседству жили южные славяне, и для обитателей Солуни славянский язык, видимо, стал вторым языком общения.

Мировую известность и благодарность потомков братья получили за создание славянской азбуки и переводы на славянский язык священных книг. Огромный труд, сыгравший эпохальную роль в становлении славянских народностей.

До наших дней дошла не одна славянская азбука, а две: глаголица и кириллица. Обе существовали в IX-X веках. В них для передачи звуков, отражающих особенности славянского языка, были введены специальные знаки, а не сочетания двух или трёх основных, как практиковалось в алфавитах западноевропейских народов. Глаголица и кириллица почти совпадают по буквам. Порядок букв тоже практически один и тот же.

Буквы в глаголице и кириллице имели совершенно разную форму. Буквы кириллицы — геометрически просты и удобны для письма. 24 буквы этой азбуки заимствованы из византийского уставного письма. К ним добавили буквы, передающие звуковые особенности славянской речи. Добавленные буквы были построены так, чтобы сохранялся общий стиль азбуки. Для русского языка использовалась именно кириллица, много раз преображённая и теперь устоявшаяся в соответствии с требованиями нашего времени. Древнейшая запись, сделанная кириллицей, обнаружена на русских памятниках, относящихся к Х веку.

А вот буквы глаголицы невероятно замысловаты, с завитками и петельками. Старинных текстов, написанных глаголицей, больше у западных и южных славян. Как ни странно, но иногда на одном памятнике использовали и ту и другую азбуку. На развалинах Симеоновской церкви в Преславе (Болгария) встретилась надпись, относящаяся примерно к 893 году. В ней верхняя строка выполнена глаголицей, а две нижние — кириллицей. Неизбежен вопрос: какую из двух азбук создал Константин? К сожалению, ответить на него окончательно так и не удалось.

1. Глаголица (X—XI вв.)

О древнейшей форме глаголицы мы можем судить только ориентировочно, потому что дошедшие до нас памятники глаголицы не старше конца X столетия. Всматриваясь в глаголицу, мы замечаем, что формы букв её очень замысловатые. Знаки часто строятся из двух деталей, расположенных как бы друг на друге. Это явление замечается и в более декоративном оформлении кириллицы. Простых круглых форм почти нет. Они все связаны прямыми линиями. Современной форме соответствуют лишь единичные буквы (ш, у, м, ч, э). По форме букв можно отметить два вида глаголицы. В первой из них, так называемой болгарской глаголице, буквы округлые, а в хорватской, называемой также иллирийской или далмацийской глаголицей, форма букв угловатая. Ни тот, ни другой вид глаголицы не имеет резко очерченных границ распространения. В позднейшем развитии глаголица переняла много знаков у кириллицы. Глаголица западных славян (чехов, поляков и других) продержалась сравнительно недолго и была заменена латинским письмом, а остальные славяне перешли позже на письмо типа кириллицы. Но глаголица не исчезла совсем и до настоящего времени. Так, она употреблялась до начала второй мировой войны в кроатских поселениях Италии. Этим шрифтом печатались даже газеты.

2. Устав (кириллица XI в.)

Происхождение кириллицы также окончательно не выяснено. В алфавите кириллицы насчитывается 43 буквы. Из них 24 заимствованы из византийского уставного письма, остальные 19 изобретены заново, но в графическом оформлении похожи на византийские. Не все заимствованные буквы сохранили обозначение того же звука, что в греческом языке, некоторые получили новые значения соответственно особенностям славянской фонетики. Из славянских народов кириллицу сохранили дольше всех болгары, но в настоящее время их письмо, как и письмо сербов, аналогично русскому, за исключением некоторых знаков, предназначенных для обозначения фонетических особенностей. Древнейшую форму кириллицы называют уставом. Отличительной чертой устава является достаточная отчётливость и прямолинейность начертаний. Большая часть букв угловатая, широкого тяжеловесного характера. Исключениями являются узкие округлые буквы с миндалевидными изгибами (О, С, Э, Р и др.), среди других букв они кажутся как бы сжатыми. Для этого письма характерны тонкие нижние удлинения некоторых букв (Р, У, 3). Эти удлинения мы видим и в других видах кириллицы. Они выступают в общей картине письма лёгкими декоративными элементами. Диакритические знаки ещё не известны. Буквы устава — крупного размера и стоят отдельно друг от друга. Старый устав не знает промежутков между словами.

3. Полуустав (XIV в.)

Начиная с XIV столетия развивается второй вид письма — полуустав, который впоследствии вытесняет устав. Этот вид письма светлее и округлее, чем устав, буквы мельче, очень много надстрочных знаков, разработана целая система знаков препинания. Буквы более подвижны и размашисты, чем в уставном письме, и со многими нижними и верхними удлинениями. Техника начертания ширококонечным пером, сильно проявлявшаяся при письме уставом, замечается много меньше. Контраст штрихов меньше, перо затачивается острее. Пользуются исключительно гусиными перьями (раньше применялись преимущественно тростниковые). Под влиянием стабилизировавшегося положения пера улучшилась ритмичность строк. Письмо приобретает заметный наклон, каждая буква как бы помогает общей ритмической направленности вправо. Засечки встречаются редко, концевые элементы у ряда букв оформляются штрихами, по толщине равными основным. Полуустав просуществовал до тех пор, пока жила рукописная книга. Он же послужил основой для шрифтов первопечатных книг. Полуустав употреблялся в XIV-XVIII веках наряду с другими видами письма, главным образом, со скорописью и вязью. Писать полууставом было значительно проще. Феодальная раздробленность страны вызвала в отдалённых областях развитие своего языка и своего стиля полуустава. Главное место в рукописях занимают жанры военной повести и летописный жанр, отражавшие наилучшим образом события, пережитые в ту эпоху русским народом.

Скоропись (XV—XVII вв.)

В XV столетии, при великом князе Московском Иване III, когда закончилось объединение русских земель и создалось национальное Русское государство с новым, самодержавным политическим строем, Москва превращается не только в политический, но и культурный центр страны. Прежде областная культура Москвы начинает приобретать характер всероссийской. Наряду с увеличивающимися потребностями повседневной жизни возникла необходимость в новом, упрощённом, более удобном стиле письма. Им стала скоропись. Скоропись примерно соответствует понятию латинского курсива. У древних греков скоропись была в широком употреблении на ранней стадии развития письма, частично имелась она и у юго-западных славян. В России скоропись как самостоятельный вид письма возникла в XV столетии. Буквы скорописи, частично связанные меж собой, отличаются от букв других видов письма своим светлым начертанием. Но так как буквы были снабжены множеством всевозможных значков, крючков и прибавок, то читать написанное было довольно трудно. Хотя в скорописи XV столетия ещё отражается характер полуустава и связующих буквы штрихов мало, но в сравнении с полууставом это письмо более беглое. Буквы скорописи в значительной мере выполнялись с удлинениями. Вначале знаки были составлены главным образом из прямых линий, как это характерно для устава и полуустава. Во второй половине XVI века, а особенно в начале XVII века, основными линиями письма становятся полукруглые штрихи, а в общей картине письма видим некоторые элементы греческого курсива. Во второй половине XVII века, когда распространилось много разных вариантов письма, и в скорописи наблюдаются характерные для этого времени черты, — меньше вязи и больше округлостей.

Если полуустав в XV- XVIII веках в основном применялся только в книжном письме, то скоропись проникает во все области. Она оказалась одним из самых подвижных видов кириллического письма. В XVII веке скоропись, отличаясь особой каллиграфичностью и изяществом, превратилась в самостоятельный тип письма с присущими ему чертами: округлостью букв, плавностью их начертания, а главное, способностью к дальнейшему развитию.

1. Основным техническим приёмом вязи является так называемая мачтовая лигатура. То есть две вертикальные линии двух рядом стоящих букв соединяются в одну. И если в греческом алфавите 24 знака, из которых только 12 имеют мачты, что на практике допускает не более 40 двузначных сочетаний, то кириллица имеет 26 знаков с мачтами, из которых составлялось около 450 общеупотребительных сочетаний.

2. Распространение вязи совпало с тем периодом, когда из славянских языков стали исчезать слабые полугласные: ъ и ь. Это привело к соприкосновению самых разных согласных, которые очень удобно сочетались мачтовыми лигатурами.

3. Ввиду своей декоративной привлекательности вязь получила повсеместное распространение. Ею украшали фрески, иконы, колокола, металлическую утварь, использовали в шитье, на надгробьях и т. д.

Параллельно с изменением формы уставного письма развивается ещё одна форма шрифта - буквица (инициал). Заимствованный из Византии приём выделения начальных букв особо важных текстовых фрагментов претерпел у южных славян существенные изменения.

Ещё один элемент украшения рукописной, а впоследствии и печатной книги – заставка — не что иное, как два тератологических инициала, расположенных симметрично один напротив другого, обрамлённых рамой, с плетёными узлами по углам.

Таким образом, в руках русских мастеров обычные буквы кириллического алфавита превращались в самые разнообразные элементы декоративной отделки, внося в книги индивидуальный творческий дух и национальный колорит. В XVII веке полуустав, перейдя из церковных книг в делопроизводство, преобразуется в гражданское письмо, а его курсивный вариант — скоропись — в гражданскую скоропись.

О каллиграфии я писала уже не раз. Всегда с восторгом перед красотой, загадочностью, изяществом. Но это всегда была каллиграфия арабская — красивая, но чужая. Вызывающая восхищение эстетикой, но чуждая по культуре и сакральному смыслу.

Но есть наша. Русская. Славянская. Огромный пласт русской культуры, незаслуженно отодвинутый во "второстепенные", превращённый в модное хобби, при том, что на деле русское "красивое письмо" (так переводится это слово) — наша живая история.

Но лучше так, пусть хобби, пусть "чистое искусство", чем слышанное много раз: "Каллиграфия? Русская? Я думал/а, что это в Китае/Японии/Турции/Иране. "

Нет, я не буду читать вам лекций о русской вязи, уставе, полууставе, скорописи — не дело профанов и дилетантов изображать из себя умников и всезнаек. Единственное, что могу — заинтересовать красотой визуальной, удивить фактами, удивившими меня саму, поделиться опытом всего лишь одного мастер-класса.

Поскольку пробовала я себя и в каллиграфии персидской, могу точно сказать, что русская вязь потребовала куда больше усилий, чем арабский насталик.

Я же не раз говорила, я — везунчик! Мне несказанно везёт на удивительные, красивые и даже судьбоносные знакомства. Именно такое и свело меня с русской каллиграфией. Знакомьтесь и вы: Виктория Осмёркина, художник-живописец, каллиграф, преподаватель каллиграфии для взрослых и детей, Член Союза художников России, Московского Союза художников и прочая, и прочая… А еще она мой друг и удивительно светлый человек. Мы просто однажды только вдвоём из всего теплохода встретили на Оке рассвет и больше уже друг друга не теряли.

Там, на теплоходе, я впервые и соприкоснулась с каллиграфией, как частью русской культуры, возродиться и расцвести которой помогает Виктория.

Она рассказывала, рассказывала. С такой влюбленностью, с такой глубиной! А я лишь перебирала перья, листала каллиграфические прописи и слушала вместе со случайными теплоходными прохожими, не сумевшими пройти мимо ее рассказов.

Можно верить, можно не верить, но однажды, в момент, когда доступа к клавиатуре не было, я взялась писать самой обычной ручкой и получила не просто удовольствие от легкости мысли, но и сам текст куда живее и свободнее, чем до этого. Теперь все черновики - только от руки. Как поначалу ломало! Пальцы скрючивались, ручка вываливалась из них от полной атрофии нужных мышц, корявым был даже медленный почерк, и какое отдельное удовольствие я испытываю сейчас, когда пишу любимыми ручками в любимой тетрадке!

И еще чуть-чуть про философию каллиграфии:

Сэнсэй японской каллиграфии - ученику, безуспешно бьющемуся над заданием: "Пока ты не наведешь порядок внутри себя, ничего не получится".

Ну вот, а потом, уже на суше, между навигациями, я пошла к Виктории на урок.

Думала, буду рассказывать о нем и смеяться над собой, как смеялась там, на занятии, но если честно, то по размышлении стало просто грустно: что ж тут смешного, когда рука отказывается делать самые простые движения, когда совершенно не можешь поймать то усилие нажима на перо, которое даст именно линию, а не кляксу или худосочную царапину. Понятно, что одно занятие – чистая проба пера в буквальном смысле слова, не зря же правило таково, что 80% настоящего каллиграфа – практика. Понятно и то, что никто не ждал от себя шедевра, но…

Когда в процессе трудов праведных я услышала историю о молодом человеке, упавшем в обморок прямо с пером в руке, поняла вдруг, что могла стать следующей героиней такого рассказа. Верите, нет, но я практически перестала дышать, когда вошла во вкус, когда перестала завистливо поглядывать на молодых ребят, кому, как мне казалось, все это дело давалось легче. Когда мне вдруг стало безразлично, успеваю я за ними или нет, ведь это не соревнование на красоту и скорость, это – мое. Личное.

Это что-то такое, что роднит меня с моей землей, многовековой историей, с родом, корней которого мне уже никогда не узнать. Не узнать корней, но вот это – наше общее, как ниточка из прошлого ко мне. Думаете, пафос и внушенный патриотизм взыграли? Да нет, просто я – и вдруг старославянская вязь. Удивительно, странно, на самом деле чувствуешь что-то такое…

Линии, буквы, лигатуры, слова, увязанные в компактные ядра. Мгновение, когда непонимающе смотришь на бессмысленный вроде бы узор, и вдруг выстреливает способность прочитать! Как это? Ведь не знаешь ни языка этого, ни даже букв толком выделить не можешь, а мгновение озарения – и читаешь! Вот это сами сможете?

Путь развития славянского, а следовательно, и русского письма в корне отличается от путей развития латинского. О времени, условиях возникновения и становления славянского письма имеется очень мало фактических данных, поэтому и высказывания учёных по этому вопросу с давних пор были противоречивыми. Многие вопросы ещё и по сей день не разрешены в полной мере.

1. Глаголица (X—XI вв.)

Азбуки, ставшие основой славянского письма, называются глаголицей и кириллицей. История их происхождения сложна и не ясна до конца. О древнейшей форме глаголицы мы можем судить только ориентировочно, потому что дошедшие до нас памятники глаголицы не старше конца X столетия. Всматриваясь в глаголицу, мы замечаем, что формы букв её очень замысловатые. Знаки часто строятся из двух деталей, расположенных как бы друг на друге. Это явление замечается и в более декоративном оформлении кириллицы. Простых круглых форм почти нет. Они все связаны прямыми линиями. Современной форме соответствуют лишь единичные буквы (ш, у, м, ч, э). По форме букв можно отметить два вида глаголицы. В первой из них, так называемой болгарской глаголице, буквы округлые, а в хорватской, называемой также иллирийской или далмацийской глаголицей, форма букв угловатая. Ни тот, ни другой вид глаголицы не имеет резко очерченных границ распространения. В позднейшем развитии глаголица переняла много знаков у кириллицы. Глаголица западных славян (чехов, поляков и других) продержалась сравнительно недолго и была заменена латинским письмом, а остальные славяне перешли позже на письмо типа кириллицы. Но глаголица не исчезла совсем и до настоящего времени. Так, она употребляется или, по крайней мере, употреблялась до начала второй мировой войны в кроатских поселениях Италии. Этим шрифтом печатались даже газеты.

2. Устав (кириллица XI в.)

Происхождение кириллицы также окончательно не выяснено. Название, во всяком случае, возникло позже, чем сам алфавит. Существует несколько основных теорий происхождения кириллицы, теории разной степени достоверности. В связи со своей поездкой в славянские государства в середине IX века Кирилл, несомненно, составил какой-то новый славянский алфавит. Была ли это глаголица — неизвестно. Необходимо было перевести религиозную литературу на славянский язык, а для этого надо было упростить замысловатые и трудно выполняемые буквы глаголицы и ввести в алфавит недостающие буквы для звуков славянского языка. Обо всём этом говорится во многих источниках того времени, но всегда упоминается только об одном славянском алфавите, хотя их существовало в то время уже два. В алфавите кириллицы насчитывается 43 буквы. Из них 24 заимствованы из византийского уставного письма, остальные 19 изобретены заново, но в графическом оформлении уподоблены первым. Не все заимствованные буквы сохранили обозначение того же звука, что в греческом языке, некоторые получили новые значения соответственно особенностям славянской фонетики. Из славянских народов кириллицу сохранили всех дольше болгары, но в настоящее время их письмо, как и письмо сербов, аналогично русскому, за исключением некоторых знаков, предназначенных для обозначения фонетических особенностей. Древнейшую форму кириллицы называют уставом. Как глаголица, так и устав — виды письма ещё полностью прописного. Отличительной чертой устава является достаточная отчётливость и прямолинейность начертаний. Большая часть букв угловатая, широкого тяжеловесного характера. Исключениями являются узкие округлые буквы с миндалевидными изгибами (О, С, Э, Р и др.), среди других букв они кажутся как бы сжатыми. Для этого письма характерны тонкие нижние удлинения некоторых букв (Р, У, 3). Эти удлинения мы видим и в других видах кириллицы. Они выступают в общей картине письма лёгкими декоративными элементами. Диакритические знаки ещё не известны. Буквы устава — крупного размера и стоят отдельно друг от друга. Старый устав не знает промежутков между словами.

3. Полуустав (XIV в.)

Начиная с XIV столетия развивается второй вид письма — полуустав, который впоследствии вытесняет устав. Этот вид письма светлее и округлее, чем устав, буквы мельче, очень много надстрочных знаков, разработана целая система знаков препинания. Буквы более подвижны и размашисты, чем в уставном письме, и со многими нижними и верхними удлинениями. Техника начертания ширококонечным пером, сильно проявлявшаяся при письме уставом, замечается много меньше. Полуустав употреблялся в XIV—XVIII веках наряду с другими видами письма, главным образом, со скорописью и вязью. Писать полууставом было значительно проще. Феодальная раздробленность страны вызвала в отдалённых областях развитие своего языка и своего стиля полуустава. Главное место в рукописях занимают жанры военной повести и летописный жанр, отражавшие наилучшим образом события, пережитые в ту эпоху русским народом.

4. Скоропись (XV—XVII вв.)

В XV столетии, при великом князе Московском Иване III, когда закончилось объединение русских земель и создалось национальное Русское государство с новым, самодержавным политическим строем, Москва превращается не только в политический, но и культурный центр страны. Прежде областная культура Москвы начинает приобретать характер всероссийской. Наряду с увеличивающимися потребностями повседневной жизни возникла необходимость в новом, упрощённом, более удобном стиле письма. Им стала скоропись. Скоропись примерно соответствует понятию латинского курсива. У древних греков скоропись была в широком употреблении на ранней стадии развития письма, частично имелась она и у юго-западных славян. В России скоропись как самостоятельный вид письма возникла в XV столетии. Буквы скорописи, частично связанные меж собой, отличаются от букв других видов письма своим светлым начертанием. Но так как буквы были снабжены множеством всевозможных значков, крючков и прибавок, то читать написанное было довольно трудно. Хотя в скорописи XV столетия ещё отражается характер полуустава и связующих буквы штрихов мало, но в сравнении с полууставом это письмо более беглое. Буквы скорописи в значительной мере выполнялись с удлинениями. Вначале знаки были составлены главным образом из прямых линий, как это характерно для устава и полуустава. Во второй половине XVI века, а особенно в начале XVII века, основными линиями письма становятся полукруглые штрихи, а в общей картине письма видим некоторые элементы греческого курсива. Во второй половине XVII века, когда распространилось много разных вариантов письма, и в скорописи наблюдаются характерные для этого времени черты, — меньше вязи и больше округлостей. В конце века круглые очертания букв стали ещё более плавными и декоративными. Скоропись того времени постепенно освобождается от элементов греческого курсива и отдаляется от форм полуустава. В позднейшем периоде прямые и кривые линии приобретают равновесие, а буквы становятся более симметричными и округлыми. В то время, когда полуустав преобразуется в гражданское письмо, соответственный путь развития проделывает и скоропись, вследствие чего её можно в дальнейшем называть гражданской скорописью.

Использованные источники:

Тоотс Виллу. Современный шрифт. — М.: Книга, 1966. — С. 47—48.

Капр Альберт. Эволюция букв. — Дрезден: VEB Verlag der Kunst, 1955.

Немировский Е.Л. Очерки историографии русского первопечатания: Иссл. и материалы. — М., 1963. — Вып. 8.

Читайте также:

  
• Поэзия н рубцова кратко
  
• Заслуги александра македонского кратко
  
• Типы команд в менеджменте кратко
  
• Покров история праздника кратко для детей
  
• Хранение и подготовка семян к посеву кратко