Евразийцы об особенностях российского цивилизационного феномена кратко
Обновлено: 05.07.2024
Важное место в евразийской концепции цивилизационного развития России отводилось идеократическому государству как верховному хозяину, обладающему исключительной властью и сохраняющему тесную связь с народными массами. Своеобразие российской цивилизации виделось и в том, что национальным субстратом ее государственности выступала единая многонациональная евразийская нация.
Россия, считает Ахиезер, в своем историческом развитии вышла за рамки традиционной цивилизации, встала на путь массового, хотя и примитивного, утилитаризма. Но, тем не менее, не сумела преодолеть границу либеральной цивилизации. Это означает, что Россия занимает промежуточное положение между двумя цивилизациями, что позволяет говорить о существовании особой промежуточной цивилизации, сочетающей элементы социальных отношений и культуры обеих цивилизаций.
Основными Категориями социокультурной динамики России как промежуточной цивилизации являются инверсия и медиация. Для инверсии «характерна напряженная направленность деятельности на воспроизводство определенного типа общества. Господство инверсии в каждый момент времени не требует того, чтобы долго и мучительно вырабатывать принципиально новые решения, но открывает путь быстрым, логически мгновенным переходам от настоящей ситуации к идеальной, которая, возможно, в новых одеждах воспроизводит некоторый элемент уже накопленного культурного богатства. Медиация, наоборот, обусловливает конструктивную напряженность человеческой деятельности на основе отказа от абсолютизации полярностей и максимизации внимания к их взаимопроникновению, к их сосуществованию друг через друга.
При рассмотрении вопроса о специфике российской цивилизации особое внимание уделяется географическому, геополитическому и культурно-политическому факторам.
В частности, отмечается, что огромное пространство, обилие свободных земель порождали привычку к экстенсивным формам хозяйствования, способствовали постоянным миграциям. Неблагоприятные климатические условия, сжатый цикл полевых работ, отсутствие гарантированных урожаев сопровождались хозяйственной аритмией, следствием чего явилось своеобразное сочетание социальной апатии и бунтарской импульсивности.
Отсутствие хозяйственного выбора, размытость отношений собственности сдерживало развитие индивидуалистических начал в толще народной жизни и, наоборот, консервировало общинные традиции землепользования и жизнедеятельности. В результате формировался тип социального поведения, склонный как к социальной апатии и пиетету, так и к безудержному насилию. Взаимное насилие сословий в России — характерная черта социальных отношений в ней.
Обширность территорий требовала огромного государственного аппарата власти и активного контроля им всех сфер жизни общества и прежде всего области хозяйственных отношений, при минимальной эффективности обратной связи со стороны общества. Огромная роль государства, его постоянное вмешательство в приватную сферу социальных отношений сдерживало формирование в России гражданского общества.
Большое значение, по мнению некоторых историков, имел геополитический фактор. Непрерывная военная угроза, перманентное соперничество с Западной Европой требовали постоянных мобилизационных усилий со стороны государства как в области хозяйственных, так и социальных отношений. Вмешательство государства в хозяйственную жизнь общества сопровождалось своеобразным закрепощением сословий. Этим самым государство в России стремилось упорядочить функционирование общественного организма, исходя из собственных интересов и потребностей. Отсюда вырастали правовая подавленность и правовой нигилизм низших слоев общества и правовой беспредел бюрократического аппарата власти.
Роль культурно-политического фактора состояла прежде всего в саморазрастании этатистского начала, которое не оставляло иного способа реформирования страны, кроме своеобразного растворения общества в государстве.
Ниже мы предлагаем читателю статью замечательного русского мыслителя, литературоведа, историка, критика Вадима Валериановича Кожинова (05.07.1930 – 25.01.2001) (Впервые опубликована: Кожинов В. О евразийской концепции русского пути // Евразия: Народы. Культуры. Религии. 1997. №1-2. - С. 12-19).
Специально для Русской Народной Линии публикацию подготовил профессор А.Д. Каплин.
О евразийской концепции русского пути
Следует вдуматься в основополагающие тезисы евразийства, изложенные в уже цитированной работе Николая Трубецкого так:
«Позиции, которые может занять каждый европеец по отношению к национальному вопросу,– констатировал мыслитель,– довольно многочисленны, но все они располагаются между двумя крайними пределами: шовинизмом, с одной, космополитизмом, с другой стороны. Не подлежит сомнению, что европейцу шовинизм и космополитизм представляются именно такими противоположностями, принципиально, в корне отличными одна от другой точками зрения.
Между тем с такой постановкой вопроса согласиться невозможно. Стоит пристально всмотреться в шовинизм и в космополитизм, чтобы заметить, что принципиального различия между ними нет, что это есть не более как две ступени, два различных аспекта одного и того же явления.
Шовинист исходит из того априорного положения, что лучшим народом в мире является его народ. Культура, созданная его народом, лучше, совершеннее всех остальных культур. Его народу одному принадлежит право первенствовать.
Космополит отрицает различия между национальностями. Цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру. Нецивилизованные народы должны принять эту культуру, приобщиться к ней и, войдя в семью цивилизованных народов, идти с ними вместе по одному пути мирового прогресса. Цивилизация есть высшее благо, во имя которого надо жертвовать национальными особенностями.
В XIX веке (аналогичная ситуация сложилась также впоследствии в 1940-х годах, во время экспансии германского нацизма) для этой концепции вроде бы имелись существенные основания. Дело в том, что славянские народы подвергались тогда давлению и прямому гнету, с одной стороны –Австрийской, а с другой – Турецкой империй, а также Германии и Италии, и видели свою единственную защитницу в лице России.
Славянофильство, опираясь на единство происхождения славянских народов, не могло или не желало признать, что существеннейший геополитический водораздел проходит не между, скажем, Чехией и Германией и, тем более, Хорватией и Италией, а по западной границе России – Евразии.
Но если эту меру и можно применять к собственно европейским славянским странам, для России такая мера не годится хотя бы уже потому, что Россия всегда была многоэтнической страной, включавшей в себя не только славянские, но и финно-угорские, тюркские и другие народы.
Недавно известнейший грузинский публицист Мэлор Стуруа не без горечи написал о судьбе своего народа после 1991 года:
Евразийская проблема, конечно же, далеко не исчерпывается сказанным, но дальнейший разговор о судьбоносных исторических событиях и их осознании в русской мысли, надеюсь, сделает общую постановку вопроса более ясной и определенной.
Евразийская идея как цивилизационная основа объединения единого географического, этнокультурного и экономического пространства Евразии зародилась задолго до осмысления и озвучивания этой идеи в российской и постсоветской исторической и общественно-политической мысли.
Осмысление исторической практики великих евразийских держав в исторической и общественно-политической мысли привело к оформлению целостной евразийской цивилизационной концепции. В целом, евразийская идея представляет собой исторически развивающийся комплекс положений, концепций, взглядов, трактующих сущность евразийской государственности, культуры и цивилизации, как единство в многообразии, уникальный социокультурный синтез традиций и интеграции народов Евразии, превращающих ее в самостоятельный центр силы.
В противоположность нивелирующим тенденциям начинающихся процессов глобализации евразийцы утверждали, что долг каждой национальной культуры – это самопознание, и уважение к своей самобытности, культурной традиции и своей истории. При этом они отмечали, что заимствование чужих технологий не так опасно как заимствование чужой культуры, в конечном итоге оборачивающееся деградацией, т.к. там, где процесс качественного обновления культурной традиции через превращение ее в неотъемлемый духовный элемент личного бытия прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.
Для обоснования самобытности социально-этнической и психологической основы евразийско-российской общности евразийцы привлекали огромные пласты знаний истории, археологии, этнографии, исторической географии, этнологии, языкознания. Раскрывая связь месторазвития Евразии с ее культурой, они указывали на диалектическое взаимодействие славянского (русские, украинцы, белорусы) и туранского (угро-финны, тюрки, монголы, маньчжуры) элементов, составляющих основу евразийской культуры и цивилизации .
Евразийцы подчеркивали необходимость равноправного отношения всех составляющих Евразию народностей. Культуроцентризм привел евразийцев к отказу от национализма (деления евразийских народов на русских и инородцев, ущемления по национальному признаку) и замене его концепцией федеративного общеевразийского дома (Н.С. Трубецкой, П.М. Бицилли, В.Н. Ильин, Н.Н. Алексеев).
Одним из краеугольных камней исторической концепции евразийцев стали циклы объединения и дезинтеграции евразийских государств, представлявшие собой последовательный ряд попыток (скифы, гунны, тюрки, монголы, русские) в создании единого всеевразийского государства]. Главный двигатель истории евразийцы видели в диалектическом взаимодействии земледельческой и кочевой культур (Леса и Степи), а также в борьбе за контроль над торговыми путями, ведущими с Запада на Восток и связывающими в одну систему основные хозяйственные миры. Особой ролью здесь евразийцы наделяли кочевые народы Евразии, которые являлись посредниками между средиземноморской и китайской и индийской цивилизациями, и инициировали процессы объединения народов .
Всесторонний анализ и междисциплинарная систематизация евразийскими авторами оснований евразийско-российской цивилизационной общности, помогли им отказаться от панславизма и идеализации славянской старины славянофилов, увидеть своеобразие России в ее восточных корнях, отметить многонациональный характер российской культуры и российского государства, определить оптимальные параметры его политического и экономического развития. Благодаря этому, потерпев поражение как эмигрантское политическое движение 1920-х – 1930-х гг., евразийство сохранилось как идейное течение, оказывающее влияние на современность. Идеи классиков плодотворно развивались не только в эмиграции, но и в СССР, где в 1960 – 1980-е гг. знамя евразийской идеи было поднято этнологом и историком Л.Н. Гумилевым, чье творчество стало мостом от классиков к современности.
Сегодня евразийская идея продолжает дальнейшее развитие. Однако, современное евразийство, является скорее общим идейным направлением патриотической мысли, чем единой научной школой. В настоящий момент можно выделить три основных направления евразийских исследований: социо-естественное, цивилизационное и геополитическое.
О.Б. Арин и М.Л. Титаренко указывают на социалистический Китай как на главного стратегического партнера России . А.С. Панарин – за Российско-Индийскую вертикаль, против горизонтального разрезания евразийского пространства по периметру лимитрофа. К.С. Гаджиев и А.Г. Дугин предлагают комплексный подход и многоуровневую систему блоков. Последнее более прагматично, т.к. дает России возможность маневра.
Наиболее полно идейная преемственность с классиками евразийства наблюдается у авторовцивилизационного неоевразийства. Это в основном сотрудники институтов РАН и вузов страны, которые развивают и переосмысливают идеи классического евразийства, оставаясь в рамках академической науки. Авторы данного направления исходят из подразделения мира на ряд цивилизаций, и дают методологическое обоснование полицентризма и многолинейности социально-исторического процесса, идеи параллельного сосуществования и развития различных цивилизаций, как исторически сложившихся геоэтнокультурных систем, общностей людей, объединенных особенностями культуры, психики, сознанием своего единства каждая из которых имеет свою логику развития, свою культурную доминанту, собственные ценности, цели и приоритеты.
В основе цивилизации лежат три вида системообразующих связей: пространственные, простирающиеся на особенности природной среды, ландшафта; временные, формирующие общность исторического бытия, традиций, исторической памяти, широко понимаемой культуры, языка; социальные и социально-психологические, цементирующие суперэтническую общность при помощи формирования сопоставимых ценностно-нормативных механизмов, субъективного осознания общности, самоидентификации людей. В соответствии с этим определением, Евразия, представляющая собой особую географическую, этническую, культурно-историческую целостность, может быть классифицирована как культурно-историческая система –Евразийская цивилизация].
По мнению Б.С. Ерасова и И.Б. Орловой, сведение разнообразия культур и цивилизаций к единой унифицирующей модели противоестественно. Каждая культура, каждый народ имеют основания и право следовать собственными историческими путями. Евразийская цивилизация есть самоценностная величина, ее основы достойны уважения не в меньшей степени, чем основы иных цивилизаций.
Также как и классики 1920-х гг., не смотря на различные подходы к осмыслению проблем, стоящих сегодня перед народами Евразии, авторы современного евразийства скорее дополняют друг друга, позволяя взглянуть на ситуацию комплексно. На основе сравнительного анализа их взглядов можно сформулировать следующие актуальные аспекты евразийской идеи:
1) Самоидентификация Евразии (России и стран СНГ) как особой цивилизационной общности появившейся в результате многопланового этнополитического и культурно-исторического синтеза народов Востока и Запада, построенного на сочетании национальной самобытности с евразийской идентичностью и этноконфессиональной толерантностью (Л.Н. Гумилев, Б.С. Лавров, И.С. Шишкин, И.Б. Орлова и др.);
2) Противопоставление американскому глобальному мировому порядку цивилизационного и геополитического полицентризма (многополярного мира), поддерживающего через систему стратегических альянсов экологическое, социокультурное и социально-политическое равновесие мира (Б.С. Ерасов, И.Б. Орлова, А.С. Панарин, А.Г. Дугин, К.С. Гаджиев, М.Л. Титаренко и др.);
3) Воссоздание в России и СНГ единого культурного, экономического и политического пространства, способствующего социальному и межнациональному миру, равноправному сотрудничеству и интеграции народов Евразии — стратегический и исторический императив России, и основа для выживания всех народов Евразии в условиях вызовов современности (Э.А. Баграмов, А.Т. Горяев, Б.С. Ерасов, А.Г. Дугин, А.С. Панарин и др.);
4) Признание самостоятельного неподражательного развития единственно перспективным для Евразии, опирающегося на национально-культурные традиции, ценности и опыт многовекового взаимодействия евразийских народов, дополненные постиндустриальной технологической модернизацией и созданием нового центра геоэкономики в Евразии (И.Б. Орлова, Б.С. Ерасов, А.Г. Дугин, А.С. Панарин, В.Л. Цымбурский, Н.Н. Моисеев, Д.С. Львов и др.).
Евразийская идея сегодня — это цивилизационная парадигма гигантского субконтинента Евразии. Она прошла путь от накопления частных идей евразийской направленности в исторической практике великих евразийских держав до осмысления и концептуального оформления целостной евразийской цивилизационной концепции в исторической и общественно-политической мысли. И можно согласиться с мнением И.Б. Орловой, что грамотно интерпретируемая современная евразийская концепция, построенная с учетом новых социально-исторических, экономических, политических реалий, может стать основой системы идей, ценностей и нравственных ориентиров, способствующей консолидации общества и реализации общей стратегии развития, как для народов России, так и для постсоветских государств в целом.
Справка
Олег Лушников к. ист. н., доцент ПГГПУ, руководитель Центра евразийских исследований им . Г.В. Вернадского при ПГГПУ. научный сотрудник Института Истории и археологии УрО РАН
Лев Николаевич Гумилев, без сомнения, один из наиболее выдающихся и оригинальных русских мыслителей XX века. Его пассионарная теория этногенеза вряд ли может быть названа научной концепцией в строгом смысле этого слова. Да и сам Гумилев говорил, что любая научная теория содержит в лучшем случае десять процентов истины, а девяносто процентов поиска. Но отсутствие академической строгости не помешало пассионарной теории стать предметом острых споров и в научном сообществе, и среди идеологов. Прежде всего, конечно, среди идеологов, потому что теория пассионарности – идейная заявка на будущее. А любая идеология так привлекательна (или отвратительна) именно потому, что она говорит, как жить и развиваться государству, обществу, целой цивилизации.
Гумилев – певец этноса, народа, живых сущностей, населяющих огромное пространство Евразии. Поэтому его труды мало интересны на Западе, где многообразие местных этносов давно закатано в ровный и качественный асфальт. Но в России к творчеству Гумилева и подобным ему искателей путей цивилизации будут возвращаться вновь и вновь.
Но появлению русского суперэтноса, которому оказалось под силу построить Евразийскую цивилизацию, объединившую сотни народов и этносов, предшествовал упадок славяно-русской этнической общности и разрушение Киевского государства. Симптомом разрушения этнического единства стали бесконечные княжеские усобицы. Кульминацией распада Гумилев считает поступок Андрея Боголюбского, разрушившего Киев – до этого так поступали только с чужеземными городами. Центробежные тенденции возобладали, не позволив Киевской Руси стать объединяющим центром для окружавших ее этносов. Это свидетельствовало о снижении пассионарности русских, вступивших в фазу обскурации (проще говоря, деградации).
Гумилева многие осуждают за его трактовку монгольского нашествия. Но древнерусские летописцы также обвиняют князей, погрязших в усобицах, в том, что произошло с русской землей, трактуя нашествие как Божье наказание за грехи. И действительно, с 1223 по 1237 у русских князей было немало лет, чтобы сделать выводы из полученного поражения, но они даже не попытались объединиться. По Гумилеву, подчеркивавшему, что осада Козельска длилась семь недель, но городу так никто из князей и не пришел на помощь, и не могли, потому что этнос находился в упадке.
После того как Киевская Русь пришла в упадок и запустение, русские начали переселяться из южных княжеств на север. Начали активно развиваться новые центры в лесной полосе – Тверь, Коломна, Серпухов, Муром. Собственно, после монгольского нашествия Русь и перестала быть степной, а стала лесной. Произошел новый виток этногенеза, русский этнос вышел на следующий этап своего развития.
Будучи пассионарной личностью, Александр стремился объединить русские земли, но на тот момент это не представлялось возможным из-за общего упадка пассионарности, поэтому князь оказался одинок. Русь окончательно распалась на Юго-Западную, Северо-Восточную и Новгородскую. Новыми центрами стали Тверь, Смоленск, Рязань, Москва, Нижний Новгород.
Главным объединяющим фактором новой общности стало православие. Это произошло одновременно с упадком Константинополя, заключившего унию с католиками. Но в Византии возник новый центр православия – Афон, насельники которого стали основателями новой иноческой традиции – исихазма, созерцательного подвижничества. На Руси первым центром исихазма была Троице-Сергиева лавра.
Читайте также: