Этнодемографический конфликт на кавказе кратко

Обновлено: 04.07.2024

С чем в первую очередь ассоциируется Северный Кавказ? К сожалению, не с прекрасной природой, вкусной едой, гостеприимными жителями, а с конфликтами, радикализмом, терроризмом. Что только не объявляют причинами подобной ситуации! И отсталость проживающих там народов, и особый характер горцев, и агрессивность исламской цивилизации. Авторы данной монографии стремятся показать, что дело не в уникальности кавказских социумов, а в особенности переживаемого ими исторического этапа. Этапа слома традиционного общества, активной урбанизации, демографического перехода. А этнические и религиозные конфликты – те формы, в которых выступают свойственные данному этапу противоречия.

Северный Кавказ — территория, насквозь пронизанная конфликтами. Что порождает подобную ситуацию? Объяснения могут быть самые разные. Это и особый характер населяющих Кавказ горцев, и многонациональный и многоконфессиональный состав населения, и сложная и противоречивая история этой территории, буквально перетасовавшая проживающие на ней народы. Свою лепту вносит и идеология радикального ислама, подъем которой усиливает конфликты не только на Кавказе, но и во всем мусульманском мире. Если исследователи обращаются к экономическим причинам, то обычно говорят о бедности, массовой безработице, депрессивности экономики как источниках конфликтного потенциала в регионе. Не обойдены вниманием и такие негативные явления, как клановость и коррупция. В совокупности все эти факторы представляют стандартный набор, используемый в той или иной конфигурации для анализа проблемы.

Нельзя не признать, что, так или иначе, все эти моменты значимы. Однако исследование требует, с одной стороны, системного рассмотрения проблемы, выявления в максимальной степени исчерпывающего набора факторов, определяющих высокую конфликтность в регионе. С другой стороны, с учетом практической актуальности темы необходимо, чтобы анализ приводил к каким-то практическим рекомендациям, позволяющим улучшить ситуацию в рамках существующих объективных ограничений либо доказывал принципиальную невозможность снижения конфликтогенности в результате сознательных действий властей.

К сожалению, системные исследования истоков конфликтов на Северном Кавказе не получили распространения. Практически ставится вопрос о том, не в какой мере данные конфликты неизбежны, а каким образом возможно их смягчение или даже нейтрализация. Это ограничивает и подходы к практическим предложениям в данной сфере. В большинстве случаев они сводятся к трем основным моментам:

— улучшение экономической ситуации в регионе; создание рабочих мест (на это, собственно, направлена Стратегия социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 г.);

— борьба с клановостью и коррупцией;

— усиление идеологической работы с молодежью.

Однако при упрощенном понимании факторов, лежащих в основе существующих конфликтов и способных порождать новые, эти меры не обязательно будут позитивно воздействовать на нормализацию ситуации. Более того, они сами могут провоцировать обострение ситуации и углубление конфликтов.

1.1. Демографические факторы конфликтности

Демографические факторы во многом формируют тот фон, на котором разворачиваются конфликты на Северном Кавказе.

Естественное движение населения

Одним из важнейших факторов здесь выступают высокие темпы роста населения, которые объективно усиливают конкуренцию за жизненное пространство, рабочие места, ресурсы. Роль данного фактора в человеческой истории подверглась достаточно серьезному научному анализу. Так, исследователи традиционных обществ обращают внимание на то, что в условиях недостаточной гибкости социальных и политических институтов всплески рождаемости обычно приводят к социальным катаклизмам, поскольку возросшее население не находит адекватных ресурсов для удовлетворения своих потребностей. В результате усиливающейся конкуренции между работниками падают заработки, увеличение крестьянского населения приводит к нерациональному дроблению земельных участков. Среди элиты усиливается соперничество за государственные должности. Новые очаги недовольства возникают в быстрорастущих городах, особенно этому способствуют демографические сдвиги, увеличивающие долю молодого населения. Однако недостаточность ресурсов сама по себе оказывается регулятором численности: в результате ухудшения жизненных условий растет смертность; возросшие масштабы насилия приводят к убыли населения как итогу войн и восстаний; падает рождаемость, и исходный баланс восстанавливается, давая толчок новому циклу [3] .

Улучшение здравоохранения, повышение гигиенических стандартов и общий рост уровня жизни с развитием общества приводят к снижению показателей смертности и прекращению автоматического регулирования численности населения за счет естественных факторов. Постепенно рождаемость также адаптируется к этим изменениям, показатели рождаемости снижаются. Однако тот период в истории любой страны, когда смертность уже снизилась, а рождаемость еще не упала, создает наиболее существенный конфликтный потенциал за счет демографических факторов. В этих условиях воспроизводится первая часть рассмотренного выше цикла — рост конкуренции вследствие увеличения населения. Однако вторая его часть — восстановление равновесия — не реализуется. И здесь негативное влияние может оказывать как отсутствие экономического роста, так и быстрый экономический рост, неизбежно сопровождаемый активными структурными сдвигами.

Так, в предреволюционном Иране численность населения, несмотря на пропаганду контроля рождаемости, с 1956 по 1976 г. выросла более чем на три четверти (с 18 955 тыс. до 33491 тыс. человек), накануне революции почти половина населения составляла молодежь в возрасте до 16 лет [4] . При этом в предреволюционные десятилетия Иран развивался чрезвычайно высокими темпами: 8 % в год — в 1962–1970 гг.; 14 % — в 1972–1973; 30 % — в 1973–1974 [5] . Однако это не только не позволило предотвратить нарастание конфликтов в стране, но и усилило конфликтный потенциал за счет активных социальных сдвигов (доля городского населения за 25 лет увеличилась с 28 до 47 %, за 20 лет доля крестьян и сельскохозяйственных рабочих в общей численности занятых уменьшилась с 60 до почти 30 % [6] ).

На Северном Кавказе на протяжении достаточно длительного времени наблюдалась несколько другая картина: снижение смертности не сопровождалось существенным падением рождаемости [7] ; отсутствовал активный экономический рост, что препятствовало появлению новых возможностей и ресурсов, которые могли бы смягчить демографическое давление; но при этом осуществлялись структурные социальные сдвиги, связанные, в частности, с продолжающейся урбанизацией. Последствия данных процессов наиболее остро стали проявляться в послесоветские десятилетия. Конкуренция во многом переместилась с предметов первой необходимости на удовлетворение потребностей более высокого порядка, однако при этом ее конфликтный потенциал сохранился [8] .

В то же время подобное промежуточное положение в рамках демографического перехода не может существовать неопределенно долго. На настоящий момент рождаемость в большинстве северокавказских республик хотя и превышает среднероссийский показатель не выходит за рамки простого воспроизводства населения. Исключение составляет Чеченская Республика, но в данном случае сохраняется вопрос об адекватности исходной информации. Еще более показательна динамика рождаемости сельского населения. Несмотря на меры государственной политики, направленные на обеспечение прироста населения, за исключением Чечни и Дагестана показатели рождаемости в селе также держатся на уровне простого воспроизводства (2 ребенка и менее). При этом их падение в постсоветский период в ряде республик носило драматический характер. Так, с 1990 по 2006 г. суммарный коэффициент рождаемости в Республике Дагестан снизился более чем на 40 %, в Кабардино-Балкарии — более чем в два раза. Некоторое повышение рождаемости в последующий период принципиально не изменило картину [9] (см. табл. 1.1).

Суммарный коэффициент рождаемости по республикам Северного Кавказа за 1990–2009 гг.

Темпы роста численности населения по Республикам Северного Кавказа

* Чеченская Республика и Республика Ингушетия — данные за 1990 г.

Данные тенденции позволяют многим исследователям вполне справедливо ставить под вопрос адекватность статистического измерения роста численности населения в северокавказских республиках (см. табл. 1.2), особенно в Дагестане, Ингушетии и Чечне [10] . Однако тут необходимо учитывать и обратную закономерность. Если рождаемость регистрируется адекватно, а численность населения завышена, искусственно увеличивается знаменатель при расчете коэффициентов рождаемости и значение показателя становится меньше. Таким образом, можно предположить, что представленная статистика рождаемости несколько преуменьшает реальные величины. Тем не менее это не меняет принципиально общей тенденции — Северный Кавказ приближается к завершению демографического перехода, и при смене поколений фактор высокой рождаемости не должен играть столь важную роль в провоцировании конфликтов, какую он играет сейчас.

Однако представленные данные не позволяют сделать выводы о внутрирегиональных различиях в воспроизводстве населения. То, что подобные различия существуют, подтверждается как мнением демографов [11] , так и нашими собственными полевыми исследованиями. Причем они могут носить многоуровневый характер: различается демографическое поведение городского и сельского населения, отдельных этносов, различных территорий в рамках одного этноса, иногда — соседних сел. Так, в Дагестане рождаемость на 1000 человек населения по сельским районам дифференцируется более чем в два раза, при этом стабильно высокая рождаемость сохраняется в отдаленных аварских горных районах — Цунтинском, Цумадинском, Тляратинском, в одном из горных районов Южного Дагестана — Табасаранском, а также в трех равнинных районах — Карабудахкентском, Хасавюртовском (где много переселенцев из Цумадинского района) и Новолакском [12] . В Карачаево-Черкесии разрыв в рождаемости между районами существенно меньше, во второй половине 2000-х гг. он составлял примерно 30 %. Относительно более высокой рождаемостью отличаются такие районы, как Усть-Джегутинский, Карачаевский, Малокарачаевский, а также Прикубанский. Часть этих районов — карачаевские, часть — со смешанным населением, где карачаевцы соседствуют с этническими группами, завершившими демографический переход (русскими, абазинами и т. п.). Это значит, что рождаемость у карачаевцев в указанных районах должна быть еще выше. С этими районами по данному показателю вполне сопоставимы сельские черкесские районы — Хабезский и Адыге-Хабльский [13] .

Фактор дифференциации стадий демографического перехода также играет немаловажную роль в провоцировании конфликтов. Можно выделить два аспекта данной проблемы.

Наряду с процессами естественного прироста населения важнейшим фактором, формирующим конфликтный потенциал на Северном Кавказе, является миграция. Население Северного Кавказа достаточно мобильно, что связано и с традициями отходничества (выезда на заработки в другие регионы), развивавшимися в досоветское и в советское время; и с экономическими и социальными изменениями, происходившими в советский период; и с глубиной и продолжительностью постсоветского трансформационного кризиса. Наиболее распространенными миграционными стратегиями людей являются:

• миграция с гор на равнину;

• миграция из села в город (урбанизация);

• миграция из республик Северного Кавказа в другие регионы.

К основным направлениям выезда коренного населения из национальных республик Северного Кавказа можно отнести:

• крупные российские города (в первую очередь это Мос к ва и Санкт-Петербург);

• северные территории, где ведется нефтедобыча;

• южные сельскохозяйственные территории за пределами национальных республик.

Хотя урбанизация также является разновидностью миграции, а именно миграцией из села в город, ее особая значимость и в происходящих на Северном Кавказе трансформационных процессах, и в формировании конфликтного потенциала на данных территориях заставляет рассмотреть ее более подробно.

В постсоветский период процессы урбанизации претерпели драматические перемены. К основным характеристикам данных процессов можно отнести:

• массовое получение высшего образования в городах выходцами с сельских территорий с закреплением значительной их части в городе на постоянное место жительства;

• приток сельских мигрантов в город с целью получения работы;

• покупка в городах недвижимости обеспеченными сельскими жителями как способ сохранения сбережений и демонстративного потребления, а также как база для последующей миграции;

• активное развитие пригородов и формирование городских агломераций, особенно в регионах с ограниченной транспортной доступностью крупного города.

В первую очередь данные процессы были характерны для региональных столиц [35] .

В этих условиях массовое получение высшего образования северокавказской молодежью создает завышенные ожидания, которым во многом не суждено сбыться. Ограниченность спроса на высококвалифицированную рабочую силу консервирует возможность максимально широкого использования личных связей при устройстве на работу. В то же время качество высшего образования в северокавказских вузах далеко не всегда соответствует требованиям работодателей. Разрыв между ожиданиями и действительностью порождает потенциал для конфликтов. Молодым людям часто приходится либо возвращаться к себе в село, где образование вообще оказывается ненужным, либо выезжать за пределы республик, где, как уже упоминалось выше, их поджидают свои конфликты и разочарования [37] .

С другой стороны, городская среда существенно отличается от сельского социума, привычного для негородской молодежи. Рассмотрим институциональное воздействие города на выходцев из села на примере Махачкалы.

Особый класс конфликтов порождается процессом формирования агломераций. Земли вокруг крупных городов приобретают особую ценность. В условиях неурегулированности вопросов земельной собственности, пересекающихся прав на землю, активного притока мигрантов здесь возникает целый комплекс противоречий с серьезным потенциалом их насильственного разрешения. Городские власти пытаются установить свой формальный и фактический контроль над этими землями, что также не обходится без конфликтов. Проживающие в пригородах сообщества теряют легитимные формы представительства в рамках местного самоуправления и вынуждены отстаивать свои интересы насильственным путем [42] .

Таким образом, в условиях активной урбанизации в северокавказских городах можно обнаружить по меньшей мере четыре долговременных фактора, формирующих конфликтный потенциал:

2) синдром мигрантов первого поколения;

3) ограничение вертикальных лифтов в соответствии со способностями и квалификацией в условиях системы продвижения, не связанной с личными заслугами (заметим, что лозунгом большинства социальных революций было открытие карьер талантам);

4) несоответствие социальных ожиданий выпускников вузов реальному уровню знаний и квалификации.

Есть ли шанс, что проблема, как и в случае с естественным приростом населения, в обозримом периоде времени рассосется сама и конфликтный потенциал постепенно сойдет на нет? Завершение демографического перехода в сельской местности будет способствовать движению в данном направлении. В то же время на настоящий момент существуют серьезные контртенденции, которые не позволяют делать однозначные выводы в данном вопросе. К ним можно отнести:

• неисчерпанность урбанизации, продолжающийся приток сельских мигрантов в город, стимулируемый в том числе и практически всеобщим стремлением к получению высшего образования;

• отрицательный отбор, связанный с отъездом наиболее инициативных и квалифицированных горожан за пределы Северо-Кавказского региона.

1.2. Институциональная структура власти и общества: факторы конфликтности

Дисфункция государственных институтов

Между тем попытки проведения подобной политики в других странах, характеризующихся аналогичными проблемами, часто не давали ожидаемого эффекта, а иногда приводили и к существенному ухудшению ситуации. Исследователи развивающихся стран, в первую очередь подверженных аналогичным недугам, задались вопросом о причинах подобных провалов. Выяснилось, что корни проблем лежат гораздо глубже недобросовестности чиновников или продажности политиков. Можно выделить несколько актуальных для Северного Кавказа исследований данной проблематики.

Кроме того, для подобных режимов характерна регулярная ротация кадров на верхнем уровне управления, чтобы препятствовать установлению длительных и потенциально опасных для правителя связей внутри и между агентствами. Это неизбежно вносит сумятицу в проведение преобразований, дестимулирует непосредственных исполнителей центральной политики на местах и способствует их неформальным связям с местными элитами. Таким образом, фрагментация социального контроля на местах оказывается напрямую связанной с отсутствием консолидации власти в центре, а именно с наличием автономных центров власти, как в рамках государства, так и вне его (в среде крупного бизнеса).

Читайте также:

Этнодемографический конфликт на кавказе кратко

Оглавление