Еллинек общее учение о государстве кратко

Обновлено: 05.07.2024

Так как задача права состоит прежде всего в охране созданного положительными и отрицательными человеческими действиями общественного строя, то оно должно располагать силою принуждения, дабы, в случае надобности, возмещать путем принуждения то, что должно исполняться добровольными актами человека. Эта власть принуждения, сопровождающая право, является таким заметным его свойством, что нетрудно проникнуться убеждением в его существенном значении для права и считать право и принуждение нераздельно-соотносительными понятиями. Однако принуждение обращается лишь против патологических явлений правовой жизни, и удачно было указано на то, что правовой порядок, который должен был бы применять в каждом отдельном случае принуждение для осуществления своих задач, держался бы на глиняных ногах. Бесчисленны те случаи, в которых право совершается без противодействий. Правовой порядок, осуществляющийся в течение долгого времени исключительно путем принуждения, является невероятным. 1) Основа действия права – вовсе не внешнее принуждение, а внутреннее убеждение людей в разумности или целесообразности юридических норм; следовательно, как действия чисто нравственные, так и действия просто легальные обусловлены внутренним убеждением человека; 2) говорят, что для права важны только внешние действия, внешний результат безотносительно к мотивам, обусловившим этот результат; между тем мы видим, в особенности в уголовном праве, первостепенную важность мотивов для юридической квалификации результатов; 3) право никогда не предписывает совершения безнравственных действий.

Положительность права основана на средней, типической убежденности народа в том, что это есть право действующее: "Право существует только в нас самих, оно есть функция человеческого общения и потому должно опираться на чисто психологические элементы". у всей совокупности оно предполагает определенную степень правового настроения. Нормативное сознание ("должно быть так, как есть") придает власти правовой характер ("легитимация государственной власти").

Но общая воля может впасть в ошибку и объявить правом социально-вредное; индивидуальный или коллективный властитель может возвысить до степени действующего права свой безотчетный произвол. Такое право, однако, является правом с формальной стороны, а по более глубокому материальному основанию оно – неправда или, в лучшем случае, правовая ошибка. Норма существует не только потому, что она доводится до общего сознания, что она ясно предписывается воле в качестве руководящего правила, как и нормальное состояние органа не возникает только потому, что таким признает его врач. Норма может не признаваться, возможно, что она вообще не дойдет до сознания; если же она нарушается, то она беспощадным образом мстит за себя всему организму.

Чувство права ясно подсказывает нам, что правильно и что неправильно, его нарушение самым мучительным образом ощущается нами как ущерб всей личности, которое внушает нам глубокое сострадание к оскорбленному в его праве, К этому непосредственному чувству апеллирует государство, когда оно призывает людей, – сведущи они в праве или нет, – творить суд над своими согражданами.

Наряду с "юриспруденцией интересов" разрабатывались и другие концепции буржуазного правоведения.

Своеобразную попытку соединить формально-догматическое понимание государства и права с социологией предпринял немецкий государствовед Георг Еллинек (1851—1911).

Еллинек различал социальное учение о государстве и учение о государственном праве. Следуя неокантианской методологии, он утверждал, что эти учения основаны на разных методах, и соответственно этому государство и право имеют разные аспекты и определения. Государство как социальное явление представляет собой обладающее первичной господствующей властью союзное единство оседлых людей; правовое понятие того же государства сводится к "корпорации" (юридическая личность, субъект права). В разных аспектах (в нормативном и в социальном) изучается и право.

Различая социальные и юридические понятия государства и права, Еллинек соглашался с Лассалем и другими авторами, отличавшими писаную конституцию от фактической, создаваемой тем фактическим распределением социальных сил, которое существует в каждом государстве независимо от писаных правоположений. Право, по той же концепции, является компромиссом между различными противоречащими друг другу интересами. К этому Еллинек добавляет, что власть и право в их социальном аспекте должны истолковываться психологически, поскольку все явления общественной жизни имеют массово-психологический характер. Общество, по Еллинеку, "означает совокупность проявляющихся во внешнем мире психологических связей между людьми".

Действующее право Еллинек определял в духе юридического позитивизма: "Право есть совокупность исходящих от внешнего авторитета, гарантированных внешними средствами норм взаимного отношения лиц друг к другу".

Говоря о праве в социальном аспекте, он замечал, что положительность права в конечном счете основана на средней, типической убежденности народа в том, что это есть право действующее. На такой основе построен весь правопорядок: "Право существует только в нас самих, оно есть функция человеческого общения и потому должно опираться на чисто психологические элементы".

В социально-психологическом плане истолковывается и государство, сводимое к соотношениям воль властвующих и подвластных: "Власть, которая повелевает, но которой не подчиняются, теряет свой характер господствующей власти. Точнее говоря, вся государственная власть основана на повиновении подданных". Повиновение, по Еллинеку, обеспечивается там, где к фактическим отношениям господства присоединяется их психологическое признание подвластными как нормативных отношений ("должно быть так, как есть"). Именно это нормативное сознание, придавая власти правовой характер, делает ее прочной: "Государственная власть должна — не считая переходных эпох — опираться на убежденность народа в ее правомерности, что применимо к всякой форме государства, не исключая и неограниченной монархии".

Еллинек, таким образом, высказывал идею, позже названную социологами и политологами идеей "легитимации государственной власти", ее признания подвластными, укоренения в общественном мнении как социально-психологической основы государственного порядка.

Двухаспектное понимание государства и права было для Еллинека средством преодоления теоретических затруднений, которые испытывал примененный к государствоведению юридический позитивизм. Одно из них — проблема ненарушаемости правопорядка, законности действий государственной власти.

Подобно другим либералам Еллинек придавал большое значение правам и свободам как необходимому условию свободной от государственного вмешательства индивидуальной деятельности. Поскольку с точки зрения юридического позитивизма эти права и свободы определяются объективным правом, которое создается и применяется государством, необходимо было доказать "связанность государства" им же создаваемым правом; с юридической точки зрения эту связанность Еллинек объяснял обязательностью законов для государственных органов: "Деятельность органов государства и есть сама государственная деятельность, другой деятельности государства, кроме осуществляемой через посредство его органов, вообще не существует". Однако, коль скоро "воля государственного органа и есть воля государства", с той же чисто юридической точки зрения тот же довод может обернуться противоположностью: любой, даже и противоречащий закону акт государственного органа должен считаться правомерным.

Выход из затруднения Еллинек находит в ссылке на социальное понятие государства и права, на господствующее социально-психологическое воззрение: "Вся наша современная культура основана на убеждении, что власть государства имеет свои границы, что мы — не подчиненные безгранично всемогущей власти государственные рабы".

Рассуждения Еллинека отражают более высокий уровень конституционного развития Германской империи, чем апелляции Иеринга к разуму правящих кругов.

В том же духе Еллинек пытался совместить юридическое понятие государства с понятиями социологии. "Всякий шаг вперед в области культурного развития можно назвать прогрессом идеи всечеловеческой солидарности. Зарождаясь исторически в самом тесном кругу, солидарные интересы охватывают все более широкие социальные группы, усиливаясь не только экстенсивно, но и интенсивно". Он готов признать, что в прошлом существовали классовые господства, основанные на привилегированном политическом положении части народа; но коль скоро теперь, рассуждал Еллинек, нет замкнутых господствующих классов, государство является представителем общих интересов своего народа.

Но все же общество состоит из различных, противоположных друг другу, борющихся социальных групп, и потому оно не может иметь единой воли; представительное учреждение (парламент) должно выражать единую народную волю. Как снять это противоречие? Еллинек, подобно сторонникам юридической школы государствоведения, комментирует и одобряет институты парламентаризма (в том числе независимость депутатов от избирателей), но считает недостаточной чисто формальную точку зрения, теоретически разобщающую представителей и представляемых. "В государстве с представительной формой правления народ как единый элемент государства является в то же время активным членом государства, коллегиальным государственным органом". Народ, пояснял Еллинек, влияет на ход государственных дел через избирательное право; депутат по закону не обязан отчитываться перед избирателями, но находится под их фактическим контролем; "парламент, воля которого совершенно расходится с народными воззрениями, не может долго оставаться у власти".

Таким образом в парламентском, представительном правлении, по Еллинеку, снимается противоречие между единством государства как юридической личности и социальной разобщенностью интересов народа, образующего эту юридическую личность.

Концепция Еллинека в ее программной части служила обоснованию развития представительных учреждений парламентского типа в Германской империи и других странах; попытки соединить правовое и социальное понятия государства в какой-то мере предвосхищали свойственное неолиберализму понятие правового и социального государства.

Наряду с "юриспруденцией интересов" разрабатывались и другие концепции буржуазного правоведения.

Чтобы выяснить социальное понятие государства, мы должны вернуться к конечным, могущим быть доказанными фактическим составным элементам государственной жизни.

Конечными объективными элементами государства представляется сумма определенных, проявляющихся в действиях социальных отношений между людьми или, еще точнее, так как понятие суммы означает уже форму субъективного синтеза, – определенные одно-временные и следующие друг за другом действия, проявляющиеся во взаимных отношениях людей. Государство, таким образом, ни в каком направлении не представляется субстанцией, а исключительно – функцией. Лежащей в основе этой функции субстанцией являются и всегда остаются только люди.

Но эта функция – исключительно психического характера, и если она имеет и физические последствия, то всегда лишь через посредство психики. Государственная функция относится, таким образом, к разряду массово-психических явлений.

Нетрудно видеть, что это относится и ко всем другим социальным явлениям. Прежде всего к языку, бытие которого проявляется лишь в произнесенном или писанном слове, которое может приобрести реальное бытие всегда лишь в психике человека. Ибо не прочитанное или каким-либо иным путем не доведенное до сознания слово не имеет самостоятельного существования. Язык есть проявляющаяся через посредство звуковых и письменных знаков психическая функция. И его субстанцией служат только люди. Отрешенного от людей и самостоятельного бытия языка – не существует.

Затем – к религии. И она есть чистая функция, не субстанция. И она означает определенное содержание сознания человеческих индивидов и основывающиеся на нем человеческие отношения. Буддизм, иудаизм, христианство суть человеческие представления, отношения, действия. История религии тождественна с историей религиозных представлений и их последствий. Религия существует не рядом с людьми, а в них самих.

То же относится к искусству и науке, к праву и хозяйству. В них нельзя видеть объективных реальных сил, хотя они и кажутся как таковые противостоящими индивиду. Они все – явления человеческой психики, которые хотя и вызывают изменения в мире объектов, но первично, однако, состоят из ряда психических актов. И они суть функции, не субстанции.

Это соображение имеет величайшее значение для познания существа всех социальных наук. Это – науки о человеческих отношениях и их внешних последствиях. Все содержание сознания человека распределяется между ними и разрабатывается специальными дисциплинами. Они все суть науки об определенных, связуемых их объектом психических функциях.

С этой, единственно правильной, точки зрения – конструкции государства как функции человеческого общения – становится ясной ошибочность целого ряда основных государственно-научных учений. Прежде всего учения, рассматривающего государство как стоящее рядом с людьми или над ними естественное образование. Тот факт, что конкретные государственные состояния в значительной мере созданы не современностью, а унаследованы от прошлого, что политические учреждения являются, таким образом, не безусловно произвольными созданиями человека, нередко служил источником вытекающего из неясности мысли взгляда на государство как на силу, отрешенную от человека, находящуюся вне сферы его воз-действия. Но всякая традиция, как бы она ни была могущественна, как бы сильно ни были проникнуты ею все социальные явления, действует не как извне привходящая сила, а только в силу внутреннего воссоздания ее каждым последующим поколением. Не слепые, бессознательно действующие силы мистически создают непрерывность всех человеческих отношений. Все, что знали и умели предшествующие поколения, должно, напротив, вновь быть внутренне пережито каждым последующим поколением, должно быть воссоздано им путем изучения и испытания на практике, а эти процессы относятся преимущественно к сфере сознательного. Мы редко считаемся с тем неоспоримым фактом, что существование индивидов постоянно является результатом не только бессознательно творческих естественных сил, но и сознательных, разумных волевых актов. Голод и инстинкт воспроизведения суть естественные силы, но удовлетворение их является результатом волевых актов. В частности, воспроизведение и смена поколений не могут быть рассматриваемы как результат действия только слепых естественных инстинктов, как показывают явления аскетизма, искусственного ограничения размножения, убийства детей и несчастного заброшенного их положения у многих первобытных народов, без сомнения, вызвавшие вымирание некоторых из них. Но то, что постоянно подвергается воздействию человеческой воли, не может быть названо простой природной силой, чисто естественным образованием, если только не отвергать совершенно всякое различие между внешним механическим и внутренним психологическим явлением, что значило бы уже перейти в область метафизики.

Определенное точнее государство состоит в отношениях воль множества людей. Люди, которые приказывают, и те, кто повинуется этим приказаниям, образуют субстрат государства. Государство имеет, впрочем, и территорию. Но присматриваясь к вопросу ближе, мы видим, что и территория есть связанный с человеком элемент государства. Оседлость есть свойство, состояние живущих в государстве людей, и все юридические влияния территории – как это ниже будет доказано подробно – могут осуществляться только через посредство психики человека. Совершенно отрешенной от человеческих субъектов существует не территория, а только части земной поверхности.

Конечными объективными составными элементами государства являются, таким образом, отношения воль властвующих и подвластных, причем обе эти группы непрерывно существуют во времени и, по общему правилу (если государственная территория не прерывается владениями других государств), и в пространстве. Теоретическое наблюдение показывает постоянную смену властвующих и подвластных индивидов, собственно существует даже столько же отношений властвования, сколько имеется индивидов. Но эти отношения, если их изолировать и рассматривать только отношение воли к воле, совершенно тождественны, так что они могут быть подводимы под общие понятия.

Задачей науки является, прежде всего, систематизация явлений. Эта систематизация совершается путем объединения разрозненных элементов существующего в единые целые. Но в основу каждого единства должен быть положен какой-либо объединяющий принцип. Прежде всего мы должны поэтому найти объединяющий принцип для волевых отношений, совокупность которых представляется нам в виде государства .

Существуют пространственные и временные единства.

То, что представляется нам отграниченным, по отношению к другим явлениям, в пространстве или во времени, мы конструируем как единство. Такого внешнего, механического единства недостаточно для государства. Группа людей, ограниченная от другой только территорией, еще не есть государство. Существуют, далее, каузальные единства. Все то, что должно быть сведено к общей причине, представляется нам как единство. Такие каузальные объединяющие элементы хотя и существуют в государстве, но недостаточны для того, чтобы оно представлялось непрерывным единством. Народ представляется нам единством, так как он возникает, между прочим, также каузальным путем происхождения; но при образовании новых государств или расширении территории государства этот каузальный фактор либо отпадает, либо значение его уменьшается, как это в меньших размерах происходит и при нормальных обстоятельствах вследствие эмиграции или иммиграции. Третий вид представляют единства формальные. При неизменности формы совокупность, даже при перемене и изменениях ее частей, представляется нам одним и тем же объектом. Государство являет и такого рода постоянные формальные элементы. Государственные учреждения по общему правилу сохраняют в течение продолжительных периодов времени неизменными определенные формы, вызывающие представление о единстве во времени этих учреждений. Палаты, министерства, армию и т. д. мы конструируем как единства, несмотря на их изменения в историческом развитии, в силу постоянных или лишь медленно преобразующихся их форм. Так, университеты, школы, полки празднуют столетие и более продолжительные юбилеи, так как определенные формальные элементы остаются в них неизменными, несмотря на изменения их организации, назначения, состава. Но категория формального единства сама по себе еще недостаточна для систематизации государственных отношений во всем их многообразии.

Существуют, наконец, телеологические единства. Совокупность, части которой связаны друг с другом длящейся общей целью, неизбежно представляется нам единством, и это единство является для нашего сознания тем более резко выраженным, чем многочисленнее объединяющие цели и чем сильнее их влияние. В природе телеологическое единство является для нашего мышления связующим элементом той совокупности биологических процессов, которую мы объединяем под названием организма. В мире социальных явлений на телеологическом единстве основаны порядок и оценка наших действий, духовное общение и экономический оборот, индивидуализация созданных нами и предназначенных для нас объектов, так что цель может быть рассматриваема как principium individuationis для всех дел человеческих. Применяя категории цели, мы отделяем важные действия от безразличных, объединяем определенное число отдельных актов в единое целое: только с этой телеологической точки зрения являются единствами юридические сделки и деликты; при посредстве момента цели мы объединяем даже множество пространственно разделенных объектов в единство вещи, в юридическом смысле; моментом цели мы разделяем непрерывно текущие ряды наших действий на разного рода единства, которые с чисто психологической точки зрения представляют совокупность отдельных психических актов.

Существенно телеологическим является также единство государства. Множество людей объединяется в нашем сознании, если они соединены друг с другом постоянными находящимися во внутренней связи целями. Чем интенсивнее эти цели, тем сильнее выражено единство. Но это единство проявляется также вовне вследствие организации, т. е. через посредство лиц, призванных к осуществлению этих объединяющих телеологических моментов. Такие организованные, состоящие из людей, целевые единства называются человеческими коллективными, или союзными, единствами. Телеологическое единство государства точнее определяется, таким образом, как союзное единство.

В союзном единстве необходимо связаны друг с другом единство целого и множественность его членов. Единство ограничено именно исключительно целями союза, соответственно чему индивид занимает двойственное положение: как член союза и как свободная от союза индивидуальность. Интенсивность союза различна в зависимости от силы и значения создающих его целей. Она минимальна в частных союзах, увеличивается в публичных и достигает величайшего напряжения в государстве, так как государство из всех союзов являет наибольшую полноту постоянных целей и наиболее развитую и всеобъемлющую организацию. Государство является наиболее необходимым и в то же время заключающим в себе все другие союзным единством. От всякого другого союза можно в современном государстве отказаться, все принудительные союзы в государстве получают свою принудительную силу от самого государства, так что только государственное принуждение может прикрепить индивида к союзу. От самого же государства никто уйти не может, – эмигрант, лишенный отечества, остается подчиненным какой-либо государственной власти, он может менять государство, но не уйти от самого учреждения государства, тем более что внегосударственные пространства на земном шаре все более суживаются.

Государственное союзное единство покоится на внешней основе отграниченной части земной поверхности. Оно имеет территории, т. е. пространственно отграниченную область исключительного властвования. Точнее его можно определить поэтому как союзное единство оседлых людей. К государственному единству принадлежат, впрочем, и пребывающие вне пределов государства подданные, хотя они не под-чинены отечественному государству в той же мере, как находящиеся в пределах его; впрочем, наличность собственных подданных за границей не представляет существенного для государства явления.

Объединенные в союзное единство государственные волевые отношения представляются существенно отношениями властвования. Не в том смысле, чтобы властвованием исчерпывалось существо государства. Но наличность отношений властвования настолько необходима для государства, что его невозможно мыслить без таких отношений. Государство обладает верховной властью. Властвовать же – значит обладать способностью принуждать другие воли к безусловному исполнению своей воли, безусловно осуществлять эту свою волю вопреки воле других. Эту силу безусловного осуществления собственной воли вопреки воле других имеет только государство. Государство – единственный союз, властвующий вследствие присущей ему первичной силы, которая юридически не может быть выводима от какой бы то ни было другой силы.

Мы приходим, таким образом, к следующему результату: государство есть обладающее первичной господствующей властью союзное единство оседлых людей .

Вследствие синтетического объединения бесчисленных волевых отношений сами эти отношения получают двойную квалификацию. Естественные индивидуальные волевые акты переносятся нашим мышлением одновременно и на само союзное единство. С точки зрения единства индивидуальные акты, выражающие это единство, исходящее от него, приписываются союзному единству. Лица, от которых исходит властвующая воля, становятся, поскольку они создают эту волю, орудиями воли, т. е. органами целого . Если синтез человеческой массы в целевое единство логически неизбежен, то не менее необходимо логически относить волю органа к союзному единству, признавать его волю волей последнего.

От конечных доступных восприятию фактов государственной жизни мы постепенно дошли, таким образом, до высшей формы синтеза этих фактов. Обладает ли этот синтез трансцендентным значением по отношению к миру нашего внутреннего опыта, соответствует ли ему что-либо в объективной природе, существуют ли в какой-либо форме и независимо от нашего мышления те единства, которые мы с логической необходимостью создаем, применяя категорию цели, – мы не знаем и не можем знать при тех средствах, которыми располагает научная мысль. Здесь кончается доступное нам положительное знание и начинается область метафизической спекуляции. Этой границы мы не перейдем.

Вопрос об объединяющих принципах впервые подробно исследован был Стоей. Ср. обстоятельное изложение Göpperta, Ueber einheitliche, zusammengesetzte und Gesammt-Sachen, 1871, стр. 10 слл.; наиболее основательное и систематическое исследование этого основного гносеологического вопроса у Siegwart’a II, стр. 32 слл., стр. 117 слл., 244 слл., ср. также Jellinek System, стр. 20 слл.

G. Meyer, стр. 2 слл. Политическим общением он называет общение с материально неограниченной, простирающейся на все стороны человеческой жизни сферою влияния. Такую имеет, однако, только государство; ею не обладают, как признает и сам Meyer, стр. 37, 41, ни коммунальные союзы, ни те виды союзов государств, которые он причисляет к политическим общениям.

Ниже это положение будет еще подробнее обосновано и защищено от возражений. Здесь упомянем только, что возражения Rehm’a Staatslehre, стр. 114, против необходимости первичной верховной власти основаны на неправильном учении о возникновении государства, подробное опровержение которого будет дано ниже. Государство исторически может быть создано другим государством, но юридически оно всегда заимствует свою власть только от самого себя. Государственная власть Болгарии есть не производная турецкая, а первично болгарская власть; власть ее не заключена потенциально в турецкой власти, как это имеет место с собственными, но деривативными правами общины по отношению к господствующей над ней государственной власти. Язык дипломатических документов, на который ссылается Rehm, не имеет никакого значения для решения таких основных вопросов; как мыслили редакторы протоколов Берлинского конгресса, возведение Болгарии на степень государства – для науки совершенно безразлично. Турция же не могла «на основании государственного права превратить в государство свою провинцию, так как и по турецкому государственному праву одно государство не может создать другое.

Что применением понятия органа мы отнюдь не уклоняемся на путь органического учета о государстве, ср. также Jellinek System, стр. 35 слл.

Георг Еллинек - Общее учение о государстве краткое содержание

Общее учение о государстве - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Общее учение о государстве - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Георг Еллинек

Традиционное противоположение наук естественных и гуманитарных теперь пытаются, и не без серьезных оснований, заменить противоположением наук естественных и культурных, ср. Rickert, Kulturwissenschaft und Naturwissenschaft, 1898. Здесь мы удерживаем, однако, традиционные названия, чтобы не увеличивать и без того значительной в этой области терминологической путаницы.

Представителями этого воззрения являются, напр., B. Schleicher, Die Darwinsche Theorie und die Sprachwissenschaft, 1873, стр. 7, Max Müller, Die Wissenschaft der Sprache, немецкий перевод Fick’a и Wischmann’a, I.ю 1892, стр. 21 сл. Првильное, теперь господствующее, воззрение см. у Paul’a, Grundriss der germanischen Philologie, 2 изд., I, 1896, стр. 160.

В новейшее время, впрочем, употребляется и во множественном числе. Так, напр., французы говорят о sciences morales et politiques.

И в немецком языке слово “Staatswissenschaft” можно употреблять во множественном числе для обозначения отдельных дисциплин о государстве, и в единственном числе – в смысле всей совокупности этих дисциплин.

Ср. известные положения G. Kirchhoff’a, Vorlesungen über mathematische Physic Mechanic, 1874, стр. 1.

Ср. правильные указания Ed. Meyer’a, Die Wirtschaftliche Entwickelung des Altertums, 1895, стр. 6, Sklaverrei im Altertum, 1898, стр. 5 сл.

История выясняет не только события, но и связь между ними. От теоретических наук она отличается, однако, тем, что всегда исследует конкретные причинности, а не абстрактные типы и законы. Если историк переходит в эту область, он выходит за пределы своей науки и превращается в философа истории или социолога. Совершенно отказаться от таких высших исторических конструкций не может ни один историк, но едва ли найдется такая наука, представители которой могли бы находить полное удовлетворение исключительно в пределах своей специальности.

Lexis в Handw. Der Staatwiss, ст. Statistik VI, стр. 4.

Различные определения общего учения о государстве в новейшей литературе см. у Rehm’a Allgemeine Staatslehre, 1899, стр. 1 сл. Подробную критику взглядов у других авторов я считаю в этой области мало плодотворной, прежде всего потому, что эти взгляды редко вытекают из действительно освещающего вопрос систематического изучения, а затем подробная критика вызывает ряд методологических вопросов, которые повели бы нас слишком далеко. Мы позволим себе ограничиться развитием нашей собственной точки зрения.

О юридическом методе государствоведения говорит Wundt, Logik. 2 изд., II, 1895, стр. 490 сл. Отождествление государствоведения и государственного права было одной из крупнейших ошибок многих представителей теории естественного права. Теперь едва ли найдется юрист, который считал бы юридической всю совокупность явлений государственной жизни: по крайней мере противоположность политического и правового признается всеми.

О различных определениях политики см. v. Holtzendorff, Die Principien der Politik, 2 изд., 1879, стр. 2 сл. Новейшие попытки выяснения понятия политики у SchäffIe, Ueber den wissenschaftlichen Begriff der Politik, Zeitschr. f. d. ges. Staatswissenschaft, LIII, 1897, 579 сл. и van Calker, Politik als Wissenschaft, 1898, стр. 7 сл. При тесной внутренней связи всех явлений государственной жизни и познания ее точное отграничение политики и теоретической науки о государстве едва ли вполне достижимо. Кто трактует о целях какого-либо государственного установления, должен предварительно познать его бытие и деятельность. Именно учение о государственной жизни прямо или безмолвно относят к области политики, между тем как она относится сюда лишь постольку, поскольку политика изучает эту жизнь с точки зрения поставленных ей целей. Однако разделение обеих точек зрения, с которых могут быть рассматриваемы непрерывно меняющиеся явления государственной жизни – теоретической и телеологической – на практике весьма трудно провести с полной строгостью в исследовании отдельных политических проблем. Каждое, более подробное, политическое исследование касается поэтому, по общему правилу, и предметов, относящихся собственно к теоретической науке о государстве. С точки зрения метода гораздо легче, напротив, обойтись без вторжений в область политики при изложении теоретической науки о государстве, так как политика предполагает последнюю, но не наоборот.

Научная политика и государственное искусство относятся друг к другу, как всякая выработка общих принципов – к умению применять их к отдельным случаям. Государственное искусство, поскольку оно не желает оставаться чисто эмпирическим, есть, таким образом, искусство создавать конкретные государственные отношения в соответствии с определенными принципами, но считаясь в то же время с особенностями подлежащей решению задачи и всех сопровождающих ее обстоятельств, которые должны быть строго индивидуализируемы. Насколько такое искусство может быть сведено к общим правилам, чтобы служить путеводной нитью для практической государственной деятельности, зависит от того, можно ли – и в какой мере – научиться духовной и моральной практической деятельности.

Ср. Laband, Das Staatsrecht des deutschen Reiches, 3 изд., 1895, I, стр. 109.

Читайте также: