Духовный путь гоголя кратко

Обновлено: 01.07.2024

Мочульский, К. В. Духовный путь Гоголя / К. В. Мочульский. – Париж: ИМКА – Пресс, 1976. – 147с.

Дунаев, М. М. Николай Васильевич Гоголь (1809 – 1852) / М. М. Дунаев // Православие и русская литература: в 2 ч.– М., 1997.
Ч. 2. – С. 85-214.

Ермишин, О. Т. Н. В. Гоголь и эстетика В. В. Зеньковского (о принципах религиозной эстетики) / О. Т. Ермишин // Н. В. Гоголь и Русское Зарубежье: Пятые Гоголевские чтения: сб. докл. – М.: КДУ, 2006. – С. 217-221.

Есаулов, И. А. Богословие и русская словесность: о. Георгий Флоровский о Гоголе / И. А. Есаулов // Н. В. Гоголь и русское Зарубежье: Пятые Гоголевские чтения: сб. докл. – М.: КДУ, 2006. – С. 222-230.

Жаравина, Л. В. Гоголь между христианством и позитивизмом / Л. В. Жаравина // Христианство и русская литература: сборник. – СПб.: Наука, 1999. – С. 164-212.

Концевич, И. М. Н. В. Гоголь / И. М. Концевич // Оптина Пустынь и ее время. – Владимир, 1995. – С. 593-596.

Назаров, В. Н. Нравственно-богословские искания Н. В. Гоголя: этика реального добра / В. Н. Назаров // История русской этики: учеб. пособие для студентов вузов. – М.: Гардарики, 2006. – С. 50-56.

Монахова, И. Начала братства Христова / И. Монахова // Историческая газ. - 2008. - № 12. - C. 4; Литературная газ. - 2008. - 26 нояб.-2 дек. (№ 48). - C. 7.

Воронцов, А. В. Гоголь - русский патриот / А. В. Воронцов // Русский Дом. - 2007. - №3. - C. 46-47.

Все да управляется у нас любовью к Богу: поучит. письма Гоголя: проповедь длиной в жизнь / подгот. И. Монахова // Роман-журнал XXI век: путеводитель русской литературы. - 2006. - № 11. - C. 40-45.

Воропаев, В. А. Значение великих истин: Пушкин и Гоголь о вере и Государстве Российском / В. А. Воропаев // К единству. – 2006. - № 6. – С. 30-32.

Воропаев, В. А. Под защитой угодника Божия: Диканьск. образ Св. Николая Чудотворца и его значение в жизни Гоголя / В. А. Воропаев // Литературная Россия. – 2003. – 24 окт. (№ 43). - С. 14.

Воропаев, В. А. Инок в миру: духовные искания Гоголя / В. А. Воропаев // Москва. – 2003. - № 9. – С. 239-240.

Воропаев, В. А. Гоголь над страницами духовных книг: науч.-попул. очерки / В. А. Воропаев. – М.: Макариев. фонд; Воронеж.: Изд-во Воронеж.-Липец. Епархии, 2002. – 205с.
Рец.: Афанасьев В. Опыт живой веры / В. Афанасьев // Москва. – 2003. - № 3. – С. 169-173.

Капилин, К. И. Духовные завещания Гоголя / К. И. Капилин // Русский вестник. – 2002. - № 8/9. – С. 14.

Воропаев, В. А. Да будет воля твоя: о духовно-религиозном устроении Гоголя / В. А. Воропаев // Московский журнал. – 2000. - № 2. – С. 31-34.

Воропаев, В. А. Гоголь над страницами духовных книг / В. А. Воропаев // Православная беседа. – 1999. - № 6. – С. 42-46.

Личко, А. Трагический закат жизни Гоголя: религиозность Н. В. Гоголя / А. Личко // Школа. – 1999. - № 5. – С. 66-67.

Воропаев, В. А. Ночь у Святого Гроба: Гоголь в Иерусалиме [1848 г.] / В. А. Воропаев // Русь Державная. – 1999. - № 3. – С. 7.

Воропаев, В. А. Ржевский знаменитый проповедник: история взаимоотношений Гоголя и отца Матфея / В. А. Воропаев // Москва. – 1997. - № 6. – С. 162-174.

Воропаев, В. А. Последний выезд из Москвы: Гоголь в Троице-Сергиевой лавре и в Московской Духов. акад. [1851 г.] / В. А. Воропаев // Литературная Россия. – 1996. – 6 сент. (№ 36). – С. 6.

Воропаев, В. А. Гоголь и отец Матфей: [о взаимоотношениях Н. В. Гоголя и ржевского священника М. А. Константиновского] / В. А. Воропаев // Литературная Россия. – 1996. – 19 янв. (№ 3). – С. 3.

Дьячков, В. С. Последнее причастие: [об отношениях между Н. В. Гоголем и священником М. Константиновским] / В. С. Дьячков // Русь державная. – 1995. - № 4/6. – С. 6.

Гоголь, Н. В. Духовная проза / Н. В. Гоголь. – М.: Рус. книга, 1992. – 558с.
Рец.: Споров Б. Наш Гоголь / Б. Споров // Литературная Россия. – 1994. – 8 апр. (№ 14). – С. 11.

Воропаев, В. А. Гоголь и монашество / В. А. Воропаев // Лепта. – 1993. - № 2. – С. 123-143.

Анненкова, Е. Православие в историко-культурной концепции А. С. Хомякова и в творческом сознании Н. В. Гоголя / Е. Анненков // Вопросы литературы – 1991. - № 8. – С. 89-105.

Гоголь — одна из самых аске­ти­че­ских фигур нашей лите­ра­туры, един­ствен­ная, исклю­чи­тель­ная в своем роде. Вся его жизнь, подобно жизни инока, была непре­рыв­ным подви­гом и вос­хож­де­нием к высо­там духа, но знали об этой сто­роне его лич­но­сти только бли­жай­шие к нему духов­ные лица и неко­то­рые из дру­зей. В созна­нии боль­шин­ства совре­мен­ни­ков Гоголь пред­став­лял собой клас­си­че­ский тип писа­теля-сати­рика, обли­чи­теля поро­ков, обще­ствен­ных и чело­ве­че­ских, бле­стя­щего юмо­ри­ста. Гоголя в дру­гом его каче­стве, как начи­на­теля свя­то­оте­че­ской тра­ди­ции в рус­ской лите­ра­туре, как рели­ги­оз­ного мыс­ли­теля и пуб­ли­ци­ста и даже автора молитв, его совре­мен­ники не узнали. За исклю­че­нием “Выбран­ных мест из пере­писки с дру­зьями”, издан­ных со зна­чи­тель­ными цен­зур­ными изъ­я­ти­ями и боль­шин­ством чита­те­лей неверно вос­при­ня­тых, духов­ная проза Гоголя при жизни его оста­ва­лась неопуб­ли­ко­ван­ной. После­ду­ю­щие поко­ле­ния уже смогли отча­сти позна­ко­миться с ней, и к началу ХХ сто­ле­тия истин­ный облик Гоголя был в какой-то сте­пени восстановлен.

Однако воз­никла дру­гая край­ность: рели­ги­озно-мисти­че­ская кри­тика рубежа веков (и более всего извест­ная книга Дмит­рия Мереж­ков­ского “Гоголь. Твор­че­ство, жизнь и рели­гия”. СПб., 1909) — выстра­и­вала духов­ный путь Гоголя по своей мерке, изоб­ра­жая его едва ли не болез­нен­ным фана­ти­ком, неким мисти­ком со сред­не­ве­ко­вым созна­нием, оди­но­ким бор­цом с нечи­стой силой, а глав­ное — пол­но­стью ото­рван­ным от Пра­во­слав­ной Церкви и даже каким-то обра­зом про­ти­во­по­став­лен­ным ей, отчего образ писа­теля пред­ста­вал в совер­шенно иска­жен­ном виде.

В даль­ней­шем вопро­сами духов­ной био­гра­фии Гоголя зани­ма­лось почти исклю­чи­тельно Рус­ское зару­бе­жье, отча­сти выров­нив­шее уклоны модер­нист­ского под­хода, — мы имеем в виду в первую оче­редь книги Кон­стан­тина Мочуль­ского “Духов­ный путь Гоголя” (Париж, 1934) и про­фес­сора про­то­пре­сви­тера Васи­лия Зень­ков­ского “Н. В. Гоголь” (Париж, 1961). Однако мно­гие темы, напри­мер такая осно­во­по­ла­га­ю­щая, как Гоголь и мона­ше­ство, в них прак­ти­че­ски не затро­нуты. Это каса­ется не только био­гра­фи­че­ских момен­тов, но и внут­рен­ней, идей­ной жизни писателя.

Дол­гие годы в силу извест­ных при­чин духовно-нрав­ствен­ные про­из­ве­де­ния Гоголя не только не изу­ча­лись, но были как бы изъ­яты из насле­дия писа­теля. В Пол­ное ака­де­ми­че­ское собра­ние сочи­не­ний Гоголя (1937 — 1952) не вклю­чены, напри­мер, “Раз­мыш­ле­ния о Боже­ствен­ной Литур­гии”, как не пред­став­ля­ю­щие “лите­ра­тур­ного инте­реса”. Мно­гие деся­ти­ле­тия совет­ская школа лите­ра­ту­ро­ве­де­ния либо вовсе остав­ляла в сто­роне раз­ви­тие идей­ных иска­ний Гоголя, либо объ­яс­няла их слиш­ком узко. В послед­нее время посте­пенно пре­одо­ле­ва­ется тра­ди­ци­он­ное про­ти­во­по­став­ле­ние худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний Гоголя его позд­ней­шей пуб­ли­ци­стике, веду­щее начало от В. Г. Белин­ского. И все же нельзя не при­знать, что и сего­дня Гоголь не открыт как мыс­ли­тель, а его сочи­не­ния недо­ста­точно изу­чены в их содер­жа­тель­ном и миро­воз­зрен­че­ском аспектах.

Новая эпоха, открыв­шая чита­те­лям про­из­ве­де­ния Гоголя послед­него пери­ода его жизни, поста­вила перед иссле­до­ва­те­лями целый ряд про­блем как тек­сто­ло­ги­че­ского, так и исто­рико-лите­ра­тур­ного харак­тера. Мно­гие деся­ти­ле­тия в архи­вах Киева, Москвы и Санкт-Петер­бурга невос­тре­бо­ван­ными хра­ни­лись руко­писи Гоголя — тет­ради его выпи­сок из тво­ре­ний свя­тых отцов и бого­слу­жеб­ных книг. Эти мате­ри­алы (около два­дцати печат­ных листов) впер­вые были изданы в девя­ти­том­ном Собра­нии сочи­не­ний Гоголя. Опуб­ли­ко­ван­ные тек­сты пока­зы­вают позд­него Гоголя в новом свете и в то же время застав­ляют пере­смот­реть мно­гие тра­ди­ци­он­ные пред­став­ле­ния о духов­ном облике писа­теля. Как не раз при­зна­вался Гоголь, сочи­не­ния его самым непо­сред­ствен­ным обра­зом свя­заны с его духов­ным образованием.

Один из пло­до­твор­ных путей пости­же­ния лич­но­сти Гоголя — выяв­ле­ние круга его зна­комств. Дол­гое время мно­гие факты био­гра­фии писа­теля оста­ва­лись в тени, по раз­ным при­чи­нам иссле­до­ва­тели не при­да­вали им долж­ного зна­че­ния. Прежде всего это отно­сится к лицам духов­ного зва­ния, сопри­ка­сав­шихся с Гого­лем в послед­ний период его жизни. Спу­стя сорок лет после смерти Гоголя его био­граф отме­чал, что “мы еще не только более чем недо­ста­точно знаем его жизнь и почти еще не уяс­нили его нрав­ствен­ную лич­ность, но даже харак­тер его отно­ше­ний к более или менее близ­ким людям оста­ется мало извест­ным и почти вовсе не был до сих пор пред­ме­том вни­ма­тель­ного изучения”.

Сего­дня мы по-преж­нему очень мало знаем о бли­жай­шем окру­же­нии Гоголя, осо­бенно в послед­нее деся­ти­ле­тие его жизни. И в первую оче­редь это каса­ется таких людей, как граф Алек­сандр Пет­ро­вич Тол­стой и про­то­и­е­рей Мат­фей Алек­сан­дро­вич Кон­стан­ти­нов­ский. Почти все писав­ше­еся о них в связи с Гого­лем (в том числе и доре­во­лю­ци­он­ными иссле­до­ва­те­лями) тре­бует пере­смотра. Их отно­ше­ния с Гого­лем пре­вратно истол­ко­ваны частью за недо­стат­ком све­де­ний, а частью, может быть, и намеренно.

Новизна пред­ла­га­е­мого нами под­хода к био­гра­фии и твор­че­ству Гоголя заклю­ча­ется прежде всего в том, что мы рас­смат­ри­ваем их сквозь призму рели­ги­оз­ного миро­со­зер­ца­ния писа­теля. Гоголь был пра­во­слав­ным хри­сти­а­ни­ном, и его пра­во­сла­вие было не номи­наль­ным, а дей­ствен­ным, — без учета этого мы мало что пой­мем в его жизни и твор­че­стве. Гений Гоголя до сих пор оста­ется неиз­вест­ным в жела­е­мой пол­ноте не только широ­кому чита­телю, но и лите­ра­ту­ро­ве­дам, кото­рые при нынеш­нем состо­я­нии оте­че­ствен­ной науки, оче­видно, не все­гда спо­собны осмыс­лить судьбу писа­теля и его зре­лую прозу. Насто­я­щее иссле­до­ва­ние — попытка наме­тить вехи духов­ной био­гра­фии Гоголя, осо­бенно в его свя­зях с рус­ским монашеством.

Под защитой угодника Божия

19 марта 1809 года в местечке Вели­кие Соро­чинцы Мир­го­род­ского уезда Пол­тав­ской губер­нии в семье поме­щи­ков сред­него достатка Васи­лия Афа­на­сье­вича и Марии Ива­новны Гоголь-Янов­ских родился сын Нико­лай. Три дня спу­стя мла­де­нец был кре­щен в мест­ной Спасо-Пре­об­ра­жен­ской церкви. Мать Гоголя, у кото­рой двое детей перед тем умерло, едва появив­шись на свет, дала обет перед чудо­твор­ным обра­зом свя­ти­теля Нико­лая, назы­ва­е­мым Дикань­ским, если будет у нее сын, наречь его Нико­лаем, и про­сила мест­ного свя­щен­ника молиться до тех пор, пока его не изве­стят о рож­де­нии дитяти и попро­сят отслу­жить бла­го­дар­ствен­ный моле­бен. Испро­шен­ный молит­вой, ново­рож­ден­ный Нико­лай и был встре­чен в этом мире молит­вой бла­го­да­ре­ния Богу. По сло­вам сестры писа­теля, Ольги Васи­льевны Гоголь-Головни, брат ее любил вспо­ми­нать, почему назвали его Николаем.

Среди пред­ков Гоголя были люди духов­ного зва­ния: пра­дед его по отцов­ской линии был свя­щен­ни­ком, дед закон­чил Киев­скую Духов­ную ака­де­мию, а отец — Пол­тав­скую семи­на­рию. Впо­след­ствии Гоголь посе­щал Кре­сто­воз­дви­жен­ский мона­стырь в Пол­таве, где поме­ща­лась семинария.

Семей­ные пре­да­ния опре­де­лили пер­вые поня­тия и веро­ва­ния Гоголя. Об исто­рии сво­его заму­же­ства Мария Ива­новна рас­ска­зы­вала: “…выдали меня четыр­на­дцати лет за моего доб­рого мужа, в семи вер­стах живу­щего от моих роди­те­лей. Ему ука­зала меня Царица Небес­ная, во сне явля­ясь ему. Он меня тогда уви­дал, не име­ю­щую году, и узнал, когда неча­янно уви­дал меня в том же самом воз­расте, и сле­дил за мной во все воз­расты моего детства”.

Мария Ива­новна отли­ча­лась набож­но­стью. После смерти мужа вес­ной 1825 года она до конца жизни носила траур — “из самого гру­бого, шер­стя­ного изде­лия пла­тье” — как бы по образцу мона­ше­ских вла­ся­ниц, и по сви­де­тель­ству знав­ших ее людей была похожа на игу­ме­нью мона­стыря. В семье по тра­ди­ции был бла­го­че­сти­вый обы­чай посе­щать, по воз­мож­но­сти пеш­ком, свя­тые места в Ахтырке, Буди­щах, Луб­нах, Воро­неже, Киеве. Но чаще бывали на бого­мо­лье в Диканьке, отсто­я­щей от Васи­льевки на трид­цать верст.

Внимание! Сайт использует cookie-файлы. Продолжая работать с сайтом, вы соглашаетесь на условия работы с cookie.

rss

Его [Гоголя] назвали помешанным. За что? За тот духовный перелом, который в нем произошел, и после которого Гоголь твердо пошел по пути Богослужения, Богоугождения. Как же это случилось?

гоголь

— Читал, оно-то и сказало мне, что так жить нельзя, но как перестроить жизнь, как сделать ее святой – не знаю.

— Однако, было много людей, угодивших Богу; читайте Жития святых, особенно жития преподобных.

Под тем расслабленным можно разуметь все больное, расслабленное человечество, бедное, зараженное первородным грехом и ждущее себе исцеления. Томилось человечество, а Бог смотрел на него.

Конечно, Своею всемогущей силой Бог в одно мгновение мог переродить человечество, сделать его из грешного святым. Силен был это сделать Господь, но не допустила того Правда Божия. Нельзя было дать повод сатане упрекнуть Бога в несправедливости. Для спасения человечества нужен был человек же. Долгие годы люди ждали Этого Человека и томились, подобно расслабленному при Силоамской купели. И пришел Человек и искупил человечество, очистив его от первородного греха.

Ну, а теперь мы опять заблудились, опять ждем человека, который бы подвел нас к источникам воды живой. Так томился и Гоголь и высказал свое томление у Погодина.

— Теперь-то я понял, что вам надобно, – говорит хозяин, – человека вам надобно, так ли?

— Поняли? Только теперь поняли? Не можете ли вы помочь мне? Можете ли указать такого человека?

— Да! Такой человек есть.

— Где же искать его?

— Надо ехать в один монастырь. При этом слове Гоголь сразу нахохлился.

— В монастырь? Да, что можно услышать в монастыре? Бывал я в Италии у католических монахов, нет, не дали они мне удовлетворения.

— И все-таки я вам повторяю: съездите в этот монастырь.

— Ну, хорошо, в какой же?

— Он называется Оптина Пустынь и находится в Калужской губернии. Это не так далеко от Москвы. Вы человек холостой, семьи у вас нет (известно, что Гоголь не женился), и при выдаваемой вам по приказанию Государя пятитысячной пенсии эта поездка не будет вам не по силам. В Оптиной есть один старец, иеросхимонах Макарий, вот с ним-то вы и поговорите. Это и есть тот человек, которого вы ищете.

— Макарий? Что-то я никогда этого имени не слышал.

— Вот то-то и грех, что вы не знаете этого человека. Мало ли лиц вы видели, мало ли представителей искусства и науки встречали, сколькими художественными произведениями любовались.

— Да, я был в Риме, был в Дрездене, по совету своих знакомых, и что за чудные минуты пережил, рассматривая произведения старинных мастеров. Стоял перед Мадонной Рафаэля, да мало ли еще пришлось видеть произведений искусства.

— Вот видите, многое пришлось вам видеть, а гения искусства из искусств, жизни по Богу, старца о. Макария не знаете!

— Хорошо, послушаюсь вас, слышите? Поеду, положившись на вашу ученость и доверяя вашей искренности.

И поехал. И прибыл в Оптину.

Есть предание, что старец о. Макарий предчувствовал приход Гоголя. Говорят, он был в это время в своей келье, и кто знает, не в этой ли самой? Т.к. пришел-то Гоголь прямо сюда. О. Макарий быстро ходил взад и вперед по келье и говорил бывшему с ним иноку:

— Волнуется что-то сердце у меня. Точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то. В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь.

И Гоголь у Старца. Начинается беседа. Без свидетелей происходила она, никем не записана, но во время ее невидимо присутствовал Бог, и Божественная благодать преобразила душу Гоголя.

Как бы я желал, да и вы, я думаю, тоже не отказались бы послушать эту замечательную беседу великого Старца с великим писателем. Вероятно, она была весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речи его имели огромное влияние на душу слушателей. Выйдя от Старца, Гоголь говорил:

— Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял.

— Чего? Что вы потеряли?

— Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка о. Макарий не взял меня к себе в Скит?

Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой о. Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему Старец поступить в монастырь; очень возможно, что о. Макарий и не звал его, видя, что он не снесет трудностей нашей скитской жизни.

Духовное перерождение Гоголя под влиянием бесед с преп. старцем Макарием Оптинским

старец Макарий Оптинский

Наш великий писатель Гоголь переродился духовно под влиянием бесед со старцем Макарием, которые происходили в этой самой келье, великий произошел в нем перелом. Как натура цельная, не разорванная, он не был способен на компромисс. Поняв, что нельзя жить так, как он жил раньше, он без оглядки повернул к Христу и устремился к Горнему Иерусалиму. Из Рима и Святых мест, которые он посетил, он писал друзьям своим письма, и письма эти составили целую книгу, за которую современники его осудили. Гоголь еще не начал жить во Христе, он только пожелал этой жизни, и мир, враждебный Христу, воздвиг гонение на него и вынес ему жестокий приговор, признав его полусумасшедшим.

Константин Мочульский - Духовный путь Гоголя

Константин Мочульский - Духовный путь Гоголя краткое содержание

Гоголь был не только великим художником: он был и учителем нравственности, и христианским подвижником, и мистиком.

Духовный путь Гоголя - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

И тут первой мыслью оскорбленного автора было: бежать. Воспользовавшись деньгами, присланными матерью для уплаты процентов в опекунский совет, Гоголь садится на корабль и уезжает в Любек. В связи с этой авантюрой мы располагаем двумя психологическими документами исключительного значения: письмами Гоголя к матери от 22 мая и 24 июля 1829 года.

Ему нужно было получить согласие матери на путешествие и убедить ее в разумности своего странного поступка.

Здесь — возникновение веры Гоголя в особое, преимущественное попечение о нем Промысла Божия.

Оглядываясь через восемнадцать лет на свое прошлое, Гоголь допускает анахронизм: он представляет поездку в Любек в свете своего мировоззрения сороковых годов. Мотив аскетического подвига (чтобы полюбить родину, нужно покинуть ее) — происхождения более позднего. В двадцатых годах Гоголь мечтал о культивировании страстей, а не об аскезе.

Приехав в Любек, он как будто отрезвляется: с удивлением видит себя в чужом городе, среди чужих людей, языка которых не понимает. И впервые задумывается над самим собой, над загадкой собственной натуры.

Читайте также: