Дарендорф амба американцы и коммунисты кратко

Обновлено: 28.06.2024

Сперва надо сказать, что на взгляды Ральфа Дарендорфа большое влияние оказали теории К. Маркса, М. Вебера, Г. Зиммеля, П. Сорокина и Т. Парсонса. Все эти мыслители как или иначе рассматривали проблему социального неравенства. От Маркса Дарендорф заимствовал понятие классов, и использовал его вместо принятого в ХХ веке понятия страты (широко используемого Питиримом Сорокиным). Тем не менее, теория Дарендорфа отнюдь не марксистская и даже наоборот - является ее альтернативой.

Разделение общества на классы, согласно Дарендорфу, происходит не в силу экономических причин (как у марксистов), а по причине их участия или не участия в вопросах власти.

То есть, причина социального неравенства, в первую очередь - отношения господства и подчинения. Наличие или неналичие власти означает определенную социальную позицию и связанную с ней социальную роль. Отсюда и различие интересов и устремлений людей. Дарендорф считал, что невозможно одной универсальной теорией объяснить всю совокупность проблем в обществе, есть много способов объяснения, и одним из них является теория конфликта .

Соглашаясь с Максом Вебером (но противореча тем самым Питириму Сорокину), Дарендорф считал, что, если в каком-то отношении человек находится в господствующем статусе и играет определенную роль, это отнюдь не означает, что в прочих своих статусах он также обладает властью.

Все люди одновременно имеют несколько статусов и ролей, поэтому они одновременно участвуют в разных конфликтах, которые не связаны друг с другом. Что же Дарендорф имел в виду под конфликтом? Он определяет его так:

Классы - это квази-группы, которые объединены друг с другом через латентные интересы. Эти интересы связаны с властью - у одних она есть, у других ее нет, отсюда и различие целей. Таким образом, подобные квази-группы находятся в состоянии конфликта.

Классы определяются Дарендорфом как конфликтующие группировки, притом они конфликтуют по поводу власти. Общество не может существовать без такого конфликта, он - движущая сила и способ существования социума. Однако нельзя подобный процесс пускать на самотек, иначе конфликт обретает нежелательные формы (революция). Если правильно регулировать социальные явления, институциализировать конфликты, ими можно управлять и уменьшить силу классового противостояния, ввести конфликт в эволюционное русло.

Лучшие методы в этом смысле - обсуждение спорных вопросов, арбитраж, посредничество. Насильственное подавление недовольства или намеренное замалчивание приводит только к усугублению конфликта, который может потом прорваться в самых диких формах (чему множество примеров в истории).

Но каким, собственно, высказыванием является тезис об универсальности господства? Какие гарантии свойственны этому высказыванию? Следовательно, каков его логический статус? Смысл последующих рассуждений — внести небольшой вклад в эти проблемы.

Если мы не будем эту и объективно, и методически в равной степени важную проблему отдавать на откуп тавтологиям в дефинициях, то останется лишь один способ определенного гарантирования тезиса об универсальности. Прежде всего, мы должны его постулировать и работать с ним в наших исследованиях как с постулатом 837 . Но одновременно мы должны искать случаи, в которых постулат, очевидно, не действует, то есть пытаться его опровергнуть. Если найдется хотя бы одно общество, которому фактически неведомы структуры господства, то постулат станет шатким, и нам придется от него отказаться. Итак, вопрос таков (если дозволена ирония предвосхищающего ответа): где находится Утопия?

Утверждения об отсутствии господства встречаются издавна. В той мере, в какой они соотносятся с реальными обществами, они, по существу, распадаются на три категории:

3. Господство: рыночный строй. Иное, более современное и важное противопоставление касается структур господства и рыночных структур, то есть управляемых и самоуправляемых социальных связей. Эксплицитно оно проводится редко, а имплицитно — весьма часто 841 , и всегда сводится к указанию на то, что существуют социальные единицы, которые (вообще или как правило) обходятся без осознанно руководящего вмешательства инстанций господства. В таких представлениях либеральная экономическая теория, марксистские упования и кибернетика могут образовать взрывную смесь; в то же время три этих рубрики обозначают школы, представители каковых любят противопоставлять господству социальное самоуправление.

Конечно, в этнологической литературе можно обнаружить и племена, где отсутствие господства производит еще более убедительное впечатление, чем у амба. И все-таки мы можем взять именно это племя в качестве отправной точки для анализа вопроса о том, что, собственно, имеется в виду, когда речь идет о саморегулирующихся обществах и что эти утверждения значат для постулата об универсальности господства.

Но это лишь первый шаг интересующего нас анализа. Значительно дальше ведет уже вопрос: так что же вообще решается благодаря господству? А именно, какие нормы устанавливаются, проводятся в жизнь и навязываются силой 847 ?

Эти вопросы приводят нас к странному положению вещей.

Значит, своеобразие структуры господства, каковую у амба считают образцовой, состоит в том, что здесь господство понимается в значительной степени лишь в исполнительном и судебном смыслах. Впрочем, это и есть возможная дефиниция традиционного общества. Правда, такая характеристика не избавляет нас от необходимости ответить на дальнейший вопрос: очевидно, исполнительная власть и юрисдикция могут быть действенными лишь тогда, когда есть нормы, которые проводятся в жизнь и принуждаются к выполнению. Речь и шла о таких нормах, и притом о нормах общей культуры племени амба. Но откуда же берутся такие нормы, если нет нормообразующей инстанции? Этот вопрос приводит нас к новому и, возможно, центральному аспекту структуры господства в сегментарных обществах.

Многие этнологические доклады в какой-то точке выходят за рамки описания реального, к мифу 848 . Ведь историю у бесписьменных народов вряд ли можно написать на достаточной материальной основе; но, кроме того, еще вопрос, можно ли вообще у этих народов говорить об истории в нашем смысле — и это является вопросом как раз по объясняемой здесь причине: история нормообразования, то есть осознанного изменения вместо воспроизводства того, что уже всегда было, нераспознаваема. При этом миф о великом прошлом зачастую с реальностью не связан. И вот, может оказаться, что этот миф представляет, так сказать, невидимую половину структур господства в простых обществах, а именно — ту часть, что соотносится с установлением норм. На нашем примере этот тезис невозможно обосновать без ограничений. И все-таки в изложении Уинтера есть следующий поучительный пассаж:

Эта цитата сообщает нам много интересного. Из нее мы, по крайней мере, имплицитно узнаем, что для многих амба существует притязание на центральную царскую власть, очевидно, сопряженное с родом Бабито. Как бы там ни было, возможно, что социальная идентичность амба, а тем самым — и их законы, связаны с этим царским притязанием и из него выводятся. В таком случае собрание жителей деревни предстает как исполнительная власть некоего воображаемого центра господства, а миф о героях — как активный элемент одной из современных структур господства.

Но ведь мы узнаем и кое о чем еще, а именно — об условиях, при которых в ситуации, столь укрепившейся с помощью традиций, может наступить радикальное изменение — о внешней угрозе, о понимании ограниченности системы, об индивидуальных амбициях — а также о предпосылках этого изменения и правилах его протекания. Если Уинтер прав, простые общества сегментарного типа вообще способны радикально изменяться лишь посредством учреждения центральных инстанций господства 850 . Говоря кратко и почти формульно: радикальное изменение требует установления новых норм. Установление же новых норм, со своей стороны, требует существования центральных инстанций господства (и предположительно — более отчетливой артикулированности структуры политических должностей и институтов). Но ведь это означает и обратное: там, где мы не находим таких центральных инстанций господства, радикальное изменение исключено. Сегментарные системы и децентрализованные структуры господства лишь возможны в обществах, которые не знают и не желают постоянных и живых изменений.

Рисмен имеет в виду, что властная поза, каковую экономические лидеры время от времени еще афишируют, уже не защищена реальной волей к осуществлению власти, — и добавляет, что это касается не только лидеров экономики, но еще военных и политиков.

Факт, что нечто происходит, а общественная жизнь идет своим чередом, не свидетельствует о том, что кто-то сидит у рубильника и пускает все это в ход. Парадоксально говоря, чтобы нечто произошло, не надо ничего делать; то есть и без продуктивных инициатив жизнь социальных единиц продолжается. В этом смысле общества могут быть саморегулирующимися; к примеру — по Рисмену — это касается современного американского общества 853 . Однако же, это верно, только если предполагать, что некогда существовало руководство, запустившее вещи в ход 854 **. Иначе говоря: в ощутимой властной структуре нет необходимости, если и пока мы отказываемся от того, чтобы остановить ход вещей, или же — возможность, не упомянутая Рисменом, но добавленная в вышеприведенную цитату, — пустить их в другом направлении. Если мы пустим вещи на самотек, если мы будем довольствоваться значимыми, уже наличествующими нормами, то будет также возможно в значительной степени децентрализовать структуру господства и довериться саморегулирующимся рыночным процессам. Аморфные или сегментарные структуры господства представляют собой одну сторону медали, а другая ее сторона — социальные структуры, изменяющиеся весьма медленно и без значительных перемен направления. Описание сегментарной организации племени амба, как и описание аморфной политической структуры американцев, в известном смысле относится к обществам застоя.

Теперь кажется, что существование или фиктивность законодателя, в форме ли царя героев у истоков истории общества, или же в форме отца законодательства, представляет собой необходимую составную часть еще и сегментарной структуры господства. Если эта видимость не обманчива, то она свидетельствует о том, что структуры господства являются не только общеисторическими, но и в определенном смысле даже логически неизбежными: мы не можем помыслить общество, не подумав тотчас же о господстве. Не существует общественного договора без такого договора о господстве, который обосновывает полномочия по установлению норм. Общество есть нормирование, а для установления норм и принуждения к их выполнению требуется господство. Такие формулировки не слишком далеки от тавтологических игр с понятиями 855 . Это еще одна причина, в силу коей я хотел бы опять-таки не абстрактно проследить мысль о логической необходимости связи между господством и обществом, а еще раз выбрать, вероятно, нечто ошеломляющее — пример с утопией отсутствия господства. Утопические проекты, сделанные по политическим мотивам или из страсти к литературе, — явление не новое; вдобавок, за последние столетия и десятилетия они приумножились. И вот, если теперь мы вычтем негативные утопии а-ля Хаксли и Оруэлл, то можно будет сказать, что множество утопий основано на принципе выдумывания общества без господства. В более осторожной формулировке: существуют утопии, пытающиеся мысленно устранить из человеческих обществ элемент господства. Сюда же относится и, естественно, задуманная не как утопия Марксова идея бесклассового общества. При более точной проверке выясняется, что фантазии авторов таких утопий об отсутствии господства не удалось осуществить свои намерения — и поэтому напрашивается вывод, что универсальность господства логически необходима как минимум потому, что возможности литературной и политической фантазии до сих пор не досягают до отсутствия господства. Пока еще никто не смог представить себе общество без господства.

Эта формулировка необходима для того, чтобы подчеркнуть бросающуюся в глаза историческую неловкость попытки Маркса. Разумеется, Маркс многократно раскрывал дурное воздействие структуры господства в капиталистическом обществе его времени. К тому же, его анализ классового характера государства вполне основателен. Но при своей антипатии к буржуазно-капиталистическому обществу его времени, к его государству и к его структуре господства Маркс не разглядел обобщенного или принципиального воздействия господства в человеческих обществах: если нормы не устанавливаются, не изменяются и не отменяются, то социальные структуры застывают в плену традиции, относительно коей следует как минимум сомневаться, действительно ли она доросла до всех ситуаций новизны. Устранение господства как полномочия на установление норм означает стабилизацию общества в таком состоянии, когда нормы устанавливаются в последнюю очередь. Поэтому от трансформации господства во всего-навсего управление — безразлично, центральное или децентрализованное — выигрывают лишь те, кто стремится упразднить историчность обществ, остановить изменения.

Я не ставил здесь вопроса о том, возможна ли вообще такая трансформация господства в управление или ассоциацию (пользуясь терминологией марксистов) в современном индустриально-экономическом обществе. Но ведь хотя бы до сих пор приведенные примеры коммунистических обществ дают здесь однозначно отрицательный ответ: в этих странах нормы устанавливаются и изменяются гораздо решительнее, чем в парламентских демократиях — уже потому, что нехватка институционального контроля превращает легитимность зигзагообразного курса в единственную возможность политического развития. Но в коммунистическом утопическом мышлении эта трансформация сплошь и рядом обладает внутренней логикой: пролетарской революции предстоит стать последней революцией в истории. Вместе с антагонизмами капиталистического общества в ней упраздняются все антагонизмы истории. А это означает, что в послереволюционном обществе в социальном изменении, собственно, уже нет необходимости. Совершенное общество больше не нуждается в изменении. Поэтому ему нет необходимости устанавливать новые нормы. Для него достаточно с помощью управления и юриспруденции вновь и вновь применять раз и навсегда значимые нормы и тем самым постепенно приспосабливать их к новым ситуациям.

Но все три элемента господства задействованы отнюдь не во всяких исторических условиях. В исторических ситуациях акценты могут расставляться весьма по-разному. Вероятно, в зависимости от подчеркивания нормосохраняющего, норморазвертывающего или нормоустанавливающего аспекта, можно различать даже три типа обществ, имеющих известную аналогию с Веберовыми типами господства, но характерным образом от них отличающихся 863 : соотнесенное с прошлым общество с преобладанием нормосохраняющих, то есть правовых или квазиправовых институций; соотнесенное с настоящим общество с преобладанием нормоприменяющих институций, прежде всего, в форме сенатов, советов старейшин и т. п.; соотнесенное с будущим общество, которое возводит в принцип установление новых норм и поддержание активности в необходимых для этого институциях. Как бы там ни было, господство может представать в исторических обществах редуцированным к определенным элементам; практическая реализация господства и необходимых для этого учреждений в полном объеме ведома не всем обществам.

Правда, воплощение господства предположительно следует неким исключающим правилам. Поэтому, по меньшей мере неправдоподобно, если обществу знакомы нормоустанавли-вающие институции, но в то же время в нем нет институций нормораскрывающих и нормосохраняющих 864 . Скорее, возможность воплощения форм господства следует избранной здесь последовательности: существуют общества, в значительной степени ограниченные нормосохраняющими задачами; такие, которые, наряду с сохранением, признают еще и приспособление и применение норм; наконец, такие, где признаются все три задачи осуществления господства.

Между тем, независимо от содержания и возможности его опровержения остается методическая проблема: что мы выигрываем, указывая на универсальность господства? Разве это указание, подобно любым универсальным высказываниям, не является по сути иррелевантным и, во всяком случае, весьма далеким от любой теории? Против аргументов такого рода имеются возражения, и три из них, по-моему, имеют особое значение.

Однако методически важнейшим является третье следствие доказательства универсальности господства, а именно, то, что наши постановки вопросов благодаря этому постулату определенным образом изменяются. Мы задаем не вопрос: существуют ли в том или ином обществе отношения господства? И не такой: существует ли еще господство? А такие: в каких аспектах в исторических обществах изменились отношения господства? Какие существуют типичные формы господства, и что из этих форм следует для конфликтов вокруг господства, систем социального расслоения и т. д.? На основании тезиса об универсальности вопросы, касающиеся существования отношений господства, становятся праздными; вместо них на передний план выступают модальности господства. Но это уже путь от паратеории к теории.

СоцЛаб (библиотека и др.) запись закреплена

Введение в социальную науку 12
1. Путь к эмпирической науке 13
2. О возможности социологии как эмпирической науки 35
3. Элементы социологии 55
3.1. Общество как факт 55
3.2. Основные понятия социологии 70
К критике социологии в ее истории 85
4. Социология и индустриальное общество 86
5. Социальная наука и оценочные суждения. Послесловие к дискуссии об оценках 100
6. Социология в Германии 121
6.1. Социология и национал-социализм 121
6.2. Аспекты немецкой социологии послевоенного периода 141
Человек и общество 174
7. Homo Sociologies: Опыт об истории, значении и критике категории социальной роли 175
8. Социология и человеческая природа 267
Равновесие и процесс: против статического предрассудка в социологической теории 291
9. Структура и функция. Толкотт Парсонс и развитие социологической теории 292
10. Тропы из Утопии. К новой ориентации социологического анализа 331
11. Функции социальных конфликтов 359
12. Карл Маркс и теория социального изменения 376
13. Похвала Фрасимаху. К новой ориентации политических теорий и политического анализа 400
Господство и неравенство 428
14. Амба, американцы и коммунисты. К тезису об универсальности господства 429
15. Современное положение теории социальной стратификации 459
16. О происхождении неравенства между людьми 481
Примечания 519

Если же мы будем понимать структурно-функциональную модель общества (в интерпретации, осознанно отклоняющейся от научной интенции этой модели), как нормативную, то есть спросим, как жилось бы в функциональной социальной системе, то в этой модели сразу же обнаруживается ее наихудшая сторона. Равновесная функциональная система как идеальное представление — ужасная мысль. Это будет общество, где каждый и всё имеет закрепленное за собой место, играет собственную роль, выполняет собственную функцию; общество, где все идет как по маслу и поэтому ничто и никогда не нуждается в изменении; раз и навсегда правильно упорядоченное общество. Поскольку структурно-функциональное общество таково, оно совершенно не нуждается в конфликтах; с другой же стороны, поскольку ему неведомы конфликты, оно напоминает ужасную картину совершенного общества. Пусть такая модель сходит за продукт утопических фантазий, в качестве программы или идеологии реальных отношений она может иметь лишь нетерпимые последствия. Если утопия реализуется, то она всегда будет тоталитарной; ибо лишь тоталитарное общество знает де-факто — во всяком случае, мнимо знает — то всеобщее согласие и единство, ту серую одинаковость равного, которая характеризует совершенное общество. Кто хочет достигнуть общества без конфликтов, тому придется добиваться этого посредством террора и полицейского насилия, ибо сама мысль о бесконфликтном обществе есть акт насилия по отношению к человеческой природе.

ГОСПОДСТВО И НЕРАВЕНСТВО

Тема, к которой подводит подход, методически и теоретически подготовленный в предыдущих разделах, уже многократно звучала; здесь она поставлена в центр рассуждений. Если формулировать ее систематически, то речь идет о способах, какими структуры господства в обществах обусловливают неравенство социальных позиций, которое, со своей стороны, превращается в отправную точку для столкновений и конфликтов, а тем самым — в мотор изменения. Однако, пожалуй, более рационально отправляться от следующей формулировки проблемы: в чем заключаются истоки неравенства между людьми?

14. АМБА, АМЕРИКАНЦЫ И КОММУНИСТЫ. К ТЕЗИСУ ОБ УНИВЕРСАЛЬНОСТИ ГОСПОДСТВА 1

Если мы не будем эту и объективно, и методически в равной степени важную проблему отдавать на откуп тавтологиям в дефинициях, то останется лишь один способ определенного гарантирования тезиса об универсальности. Прежде всего, мы должны его постулировать и работать с ним в наших исследованиях как с постулатом 2 . Но одновременно мы должны искать случаи, в которых постулат, очевидно, не действует, то есть пытаться его опровергнуть. Если найдется хотя бы одно общество, которому фактически неведомы структуры господства, то постулат станет шатким, и нам придется от него отказаться. Итак, вопрос таков (если дозволена ирония предвосхищающего ответа): где находится Утопия?

3. Господство: рыночный строй. Иное, более современное и важное противопоставление касается структур господства и рыночных структур, то есть управляемых и самоуправляемых социальных связей. Эксплицитно оно проводится редко, а имплицитно — весьма часто 4 , и всегда сводится к указанию на то, что существуют социальные единицы, которые (вообще или как правило) обходятся без осознанно руководящего вмешательства инстанций господства. В таких представлениях либеральная экономическая теория, марксистские упования и кибернетика могут образовать взрывную смесь; в то же время три этих рубрики обозначают школы, представители каковых любят противопоставлять господству социальное самоуправление.

Эти вопросы приводят нас к странному положению вещей.

Многие этнологические доклады в какой-то точке выходят за рамки описания реального, к мифу 1 . Ведь историю у бесписьменных народов вряд ли можно написать на достаточной материальной основе; но, кроме того, еще вопрос, можно ли вообще у этих народов говорить об истории в нашем смысле — и это является вопросом как раз по объясняемой здесь причине: история нормообразования, то есть осознанного изменения вместо воспроизводства того, что уже всегда было, нераспознаваема. При этом миф о великом прошлом зачастую с реальностью не связан. И вот, может оказаться, что этот миф представляет, так сказать, невидимую половину структур господства в простых обществах, а именно — ту часть, что соотносится с установлением норм. На нашем примере этот тезис невозможно обосновать без ограничений. И все-таки в изложении Уинтера есть следующий поучительный пассаж:

Но ведь мы узнаем и кое о чем еще, а именно — об условиях, при которых в ситуации, столь укрепившейся с помощью традиций, может наступить радикальное изменение — о внешней угрозе, о понимании ограниченности системы, об индивидуальных амбициях — а также о предпосылках этого изменения и правилах его протекания. Если Уинтер прав, простые общества сегментарного типа вообще способны радикально изменяться лишь посредством учреждения центральных инстанций господства 1 . Говоря кратко и почти формульно: радикальное изменение требует установления новых норм. Установление же новых норм, со своей стороны, требует существования центральных инстанций господства (и предположительно — более отчетливой артикулированности структуры политических должностей и институтов). Но ведь это означает и обратное: там, где мы не находим таких центральных инстанций господства, радикальное изменение исключено. Сегментарные системы и децентрализованные структуры господства лишь возможны в обществах, которые не знают и не желают постоянных и живых изменений.

Женщины без мужского общества блекнут, а мужчины без женского глупеют. Антон Чехов
ещё >>

Вроде бы правильно. Ведь если в первобытных общинах безусловное подчинение мудрому старейшине оправдано хотя бы тем, что его конкретно видят, знают не понаслышке, то как объяснить энтузиазм многомиллионных масс, направленный, так сказать к виртуальным вождям, которых большинство и видеть-то могло лишь в кинохронике и на фото, а слышать лишь по радиотрансляции? Факт остается фактом – происходило такое повальное увлечение, прямо скажем, тиранией не далее, как в ХХ веке. Чем объяснить чудо и тайну подобного авторитета?

Читайте также: