Внешняя политика козырева кратко
Обновлено: 02.07.2024
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Среди интервью, взятых П.Авеном и А.Кохом у министров российского правительства 1992 г., это интервью стоит особняком. Прежде всего личностью его автора, действительно пытавшегося (и не совсем безуспешно) изменить траекторию движения новой России. Что и было признано как самими интервьюерами, так и (что еще важнее) его бывшими коллегами по МИДу, а также официальными СМИ, подвергшими А.Козырева (после его отставки) тотальному остракизму. В отличие, например, от Е.Гайдара, купавшегося в лучах внимания и почитания со стороны и властей и официальной прессы. Различное отношение власти к Козыреву и Гайдару, собственно, и является наилучшим подтверждением принципиальной разницы между направлением развития страны, предлагавшемся А.Козыревым, и слегка модернизированной версией прежней колеи, отстаивавшейся большинством его коллег по правительствам последних двух десятилетий.
Среди соратников и поклонников Гайдара бытует мнение, что отставка Егора в декабре 1992 года знаменовала собой если не смену курса, то серьезное торможение реформ, начатых Ельциным после прихода к власти. Однако после нашей беседы с Андреем Козыревым я стал понимать, что отставка министра иностранных дел в конце 1995 года была, вероятно, более знаковым событием.
1. О восприятии Запада руководителями СССР.
Ан. К.: Да, да-да, да. Совершенно верно. Ребята, кстати, наши в миссии рассказывали, что до этого еще кто-то из членов Политбюро был, и его не удалось переубедить в том, что супермаркет — это не потемкинская деревня. У Ельцина, кстати, тоже был шок. Он в США после супермаркета матом ругался, хотя вообще он не ругался.
П. А.: Такой же шок был у Хрущева, который после поездки в США начал огромную жилищную программу — он только там понял, что вся страна может жить если не в отдельных домах, то в своих квартирах. И кукурузу начал сеять после той поездки. Удивительно, что и сейчас наши люди (даже самые образованные) мифологизируют Запад, совсем не понимая западную жизнь. Хотя супермаркеты уже не удивляют.
2. О внутреннем диссидентстве.
Ан. К.: . то есть система тоталитарная не в состоянии терпеть не то что отрицания, а…
А. К.: Людей, идущих отдельно.
Ан. К.: Именно! Я пришел к выводу, что эта система не терпит вообще никакой свободы, то есть просто не терпит личной свободы. Это был мой вывод. И вот это обстоятельство привело меня к абсолютнейшему внутреннему диссидентству. У меня не хватило ни смелости, ни пороха стать настоящим диссидентом, там, правозащитником и так далее. Я продолжал работать в МИДе, но чем дальше я стал вдумываться, чем я занимаюсь, что у нас за внешняя политика, чем она занимается, то постепенно у меня все это стало разрушаться как карточный домик, и я, в конце концов, честно говоря, был просто антисоветчиком.
3. О качестве Верховного Совета России 1990 года.
П. А.: Но тебя назначал Верховный совет России уже совсем для других целей. Когда это было?
4. О новой внешней политике России.
Ан. К.: Мы совсем по-новому ставили задачу. Мы хотели (и Ельцин это полностью поддерживал) перейти от разрядки отношений между противниками к партнерским отношениям между союзниками.
П. А.: Ты считаешь, у Горбачева и Бессмертных (а до него у Шеварднадзе) не было такой задачи?
П. А.: Да, ты озвучиваешь совершенно две разные позиции. Первая: мы враги, но мы пытаемся жить мирно, и вторая: мы друзья и стараемся стать частью вашего мира. Это другая история. То, что говорит Андрей, это, действительно, такой фундаментальный поворот.
Ан. К.: Это фундаментальный принципиальный поворот. Прежде всего, надо было убрать идеологически. Сначала я говорил, потом Ельцин стал говорить, что США и НАТО нам не потенциальные враги, а союзники, потом мы подписали Вашингтонскую декларацию с американцами летом 1991 года, где это заявили уже обе стороны. Одновременно мы работали над договором СНВ тогдашним, который должен был это противостояние минимизировать.
П. А.: В отношении разоружения вы пошли дальше Горбачева?
Ан. К.: Пошли дальше, дальше значительно. Хотя многое мы не успели сделать. Интеграционный прорыв еще состоял в том, чтобы присоединиться ко всем международным организациям от мирового банка до МВФ… Мы это сделали. Попытались вступать во все организации, в которые мыслимо. . конечно, это было продолжение… Попытка более радикально все это сделать, но и сделать в конце концов то, чего Горбачев не хотел.
П. А.: Для Запада, ты считаешь, Горбачев все равно был противником? И Запад для него?
Ан. К.: Да, конечно. Он недавно повторил, что при Козыреве МИД был филиалом госдепартамента. То есть мы просто не должны становиться на одни позиции как часть Запада или союзники.
А. К.: А Ельцин противником Запада не был?
Ан. К.: Ельцин в тот момент нет.
А. К.: Ты имеешь в виду уход, например, с базы во Вьетнаме?
П. А.: С Сакотры в Йемене, с Кубы. В доктрине Козырева Лурдес и Камрань были не нужны.
5. Отклонение от темы: Интервьюеры о планах наращивания внешнего долга, сравнении Ельцина с Герингом и Гайдара с Борманом.
П. А.: Горбачев, по сути, создал наш внешний долг. Не катастрофический, но все же $100 млрд. И ничего не делал. Когда все идет к развалу, какие деньги можно давать?
А. К.: Слушай, я тебя уверяю, если бы они дали хотя бы $50 млрд в 1992 году, правительство Гайдара точно устояло бы и для Америки это было бы намного выгоднее. Мексике, когда там случился кризис в середине 1990-х, моментально отвалили $40 млрд.
П. А.: Мексика рядом, а мы — далеко на востоке. Легко давать в долг соседу или родственнику, но малознакомому человеку, который к тому же много лет был твоим врагом… Для того чтобы дать $50 млрд, нужна поддержка этого действия общественным мнением. Американское общество в 1992-м (как и сейчас) нас не знало и боялось. Американская бюрократия — тоже. Поэтому, как бы велик ни был Буш, дать нам серьезные деньги было невозможно. После войны немцы получили беспрецедентную помощь. Однако они официально капитулировали, начали денацификацию, и к власти пришел отсидевший всю войну в лагере Аденауэр, а не бывший первый секретарь обкома КПСС Ельцин. Посмотрел бы я на возможный план Маршалла, если бы у власти в Германии оказался Геринг или Борман. Мы же даже не осудили большевизм — ни в 1992-м, ни до сих пор. Так что ни о каком плане Маршалла для нас не могло быть и речи.
Реализация плана Маршалла сопровождалась и денацификацией Германии, и фундаментальной либерализацией германской экономики. А когда этого нет,— надеяться на помощь очень трудно. Американцы, конечно, были близоруки, Клинтон занимался собой, но в России, чтобы получать эту помощь, тоже почти ничего не делалось. Поэтому это очень понятная история.
6. О Фултонской речи наоборот.
А. К.: Занавес поднимается?
Ан. К.: Да. Советский Союз исчезает, к власти в России пришли нормальные ребята, хорошие, дураки, идиоты — кто угодно, но они хотят с вами просто быть в одном месте. Нужно их поддержать, нужен новый план Маршалла, нужно закрыть на все глаза и выделить деньги, оказать политическую поддержку, идеологическую поддержку, помогать нам на полную катушку. После этого разговора прошло много всякого, и в декабре 1991-го после Беловежского соглашения Бейкер выступил в Конгрессе США и сказал ровно это, слово в слово. Вот была Фултонская речь, вот было объявление холодной войны, а вот сейчас я объявляю крестовый поход в помощь демократам, которые пришли к власти в бывшем Советском Союзе.
7. О так и не запрошенной экономической помощи.
А. К.: Ничего не скажешь! Масштабно.
Лиссабонская конференция приняла большой пакет международной гуманитарной помощи России и странам СНГ, ровно как им было заказано. И в этом Лиссабоне я был и кто-то из вашего экономического блока, не помню, Петя или кто?
П. А.: Я не был. Был Нечаев.
С Бушем и Бейкером можно было сделать гигантские вещи. Бейкер был партнером и мне, и Гайдару, так как он разбирался в экономике, был министром финансов. Вообще был серьезный человек и ближайший человек Буша. Но Бейкер стал начальником штаба президентской гонки. Он ушел с поста государственного секретаря. Было ясно, что они проигрывают Клинтону, и с этого момента ни о каком пакете никто ничего не говорил, потому что им было не до этого. Значит, действующая администрация фактически где-то с начала лета 1992 года оказалась в обороне, толком мало что могла, а потом Клинтон стал президентом. В первое время ему было наплевать, я еще раз говорю, было наплевать на Мексику и Канаду, а уж какая-то там Россия, которая хрен знает где находится.
Ан. К.: Да мы просто были люди с совершенно разным кровообращением. Совершенно разные люди. Можно терпеть, но любить нельзя. Я могу рассказать очень простую вещь. Вот мы с Пашей Грачевым приходим к дяде Боре на ужин, например, или на ланч. И что? Паша подходит к Борису Николаевичу, обнимает его и целует, как отца родного, а я не могу. Вот заставь меня сейчас Петю поцеловать, я даже за деньги этого не сделаю, даже если он мне денег даст, понимаешь? А если сделаю, то за большие деньги, может, и сделаю, но это будет не то. Он сразу почувствует, что это не от души.
П. А.: А с алкоголем ты как справлялся?
Ан. К.: Чудовищно, точно так же. Это же все не лезет. Ты понимаешь, это же не лезет, и это видно, этого не спрячешь. Ты можешь делать все что угодно, но если ты начинаешь после первой рюмки, после второй пропускать, значит ты не тот. Это же не то застолье, не то веселье, правильно? Все сидят, отдыхают, а человек явно мучается или явно пропускает.
А. К.: Ему нехорошо с нами.
Ан. К.: Нехорошо, подыгрывает. Это нормально? Нет. И это, конечно на бытовом уровне, но это очень важно.
10. О хулиганстве в Стокгольме.
Я усидел во время съезда только по той причине, что выкинул номер в Стокгольме, вот и все.
А. К.: Какой ты номер выкинул?
А. К.: Что именно ты сказал?
Ан. К.: Я сказал очень простую вещь, то, что сейчас является официальной политикой, что нам с НАТО, в общем-то, не по пути, не то, что там враги, но нам они не нужны, как и в целом Запад. А что касается бывшего соцлагеря, в особенности СНГ, то это наша сфера влияния и хотелось бы, чтобы поменьше сюда совали нос. Все в очень культурных выражениях. Вот два тезиса было.
А. К.: И кому это понравилось? Ельцину или съезду?
Ан. К.: Никому это не понравилось. Это вызвало в мире взрыв страха, что мы пятимся.
П. А.: …Борису Николаевичу после этого трудно было тебя снять.
11. О Ельцине и смене элит.
А. К.: Из того, что ты говоришь, следует, что у БН не было серьезных политических убеждений. Или все-таки какие-то были? Вот Чубайс считает, что Ельцин был человек, который стоял одной ногой в старом мире, другой — в новом, и это новое было в нем так же искренне, как и старое. А Сережа Шахрай придерживается той точки зрения, что БН всю эту новую риторику использовал всего лишь как средство для прихода к власти и удержания ее.
Ан. К.: Мне кажется, что здесь правы все — и Чубайс, и Шахрай, и Петя. Говоря о Ельцине, важно ввести периодизацию. Сережа верно говорит, что начиная с 1994 года Борис Николаевич целиком замкнулся на удержании власти, начал вести чисто оппортунистическую политику и случился аппаратный реванш. Но в 1991-м и частично 1992-м это было не так. У Ельцина произошла большая внутренняя эволюция — он стал наслаждаться властью, у него сначала был искренний порыв к каким-то изменениям, но элита эти стремления не разделяла. Там были либо политически нейтральные люди, либо люди из прошлого вроде Примакова. Силовики в основном были совершенно нейтральные, смелые, лично очень неплохие люди. Но без идеологии и понимания того, что надо реформировать. В революционной ситуации это неправильно. Начальники должны быть идеологически и политически подготовлены. Заместители — уже не обязательно, могут быть и военспецы, как и аппарат, но лидером должен быть политический вождь — Троцкий. И нужна партия, из которой можно рекрутировать комиссаров для контроля за военспецами. А у Ельцина не было партии.
Ан. К.: Да. НАТО — принципиальный вопрос. Я считал, что НАТО — наш потенциальный союзник. Что такое НАТО? Это Лондон, Париж, Мадрид. Если это нам имманентно враждебный блок — то все, гаси свет. Я не ставил вопрос о вступлении России в НАТО, потому что это нереально, это как построение коммунизма (хотя отдельные горячие головы у нас были за это). Но иметь с НАТО дружеские, партнерские, может даже союзнические, отношения можно и нужно.
А. К.: А о вступлении в НАТО новых членов?
Ан. К.: Я всегда выступал против ускоренного, слишком быстрого расширения НАТО. Я считал, что сначала нам надо построить с НАТО новые отношения, а потом уже пусть расширяются. Но я не был против расширения в принципе — против этого выступать абсурдно. НАТО не может не принять Польшу, если она хочет туда вступить.
А. К.: У нас были подписаны бумаги, что расширение НАТО на восток не будет.
Ан. К.: У кого это? С кем?
А. К.: У нас с Бушем.
Ан. К.: Никто не давал таких обязательств. В жизни.
П. А.: Были устные слова…
П. А.: И тем не менее в 1995-м наша официальная политика сползла к тому, что мы против любого расширения НАТО (что глупо, так как мы на это не влияем), НАТО вновь была объявлена противником, а ты ушел.
13. Об оплате личностью своей роли в истории.
П. А.: В определенном смысле твоя отставка была более значима, чем отставка Гайдара. Она означала реальную смену внешнеполитического курса, хотя какая-то интеграция с Западом и продолжалась. В случае же Гайдара никто основные вещи не отменял — ни свободную внешнюю торговлю, ни свободные цены, ни конвертируемый рубль. Торможение реформ было, серьезного отката — нет.
Можно теперь немного о личном. Ты стал министром в 38 лет.
Ан. К.: Когда ушел в отставку, было 43.
П. А.: И оказался фактически под запретом на профессию. Как это переживается.
Ан. К.: Я тебе скажу, что очень тяжело. Я действительно профессиональный дипломат, ничего в жизни не делал другого. В Думе я оказался в полной изоляции. Пытался что-то сделать для своего округа, но много сделать не мог. Четыре года мучился и ушел.
П. А.: Мы, когда искали тебя, Андрей, не нашли твоих телефонов ни в приемной Лаврова, ни у Игоря Иванова, просто ни у кого из твоих бывших коллег. Ты потерял с ними контакт? Почему?
Ан. К.: Причина идеологическая, как я понимаю. Им некомфортно со мной общаться официально. Они были моими замами, мы вместе работали, но после моего ухода они стали проводить иной, во многом старый, курс. Сначала с Примаковым, потом политика по сути не менялась. Но старая-новая линия идеологически разошлась с моей.
Лябухов Илья Викторович, аспирант кафедры всеобщей истории и международных отношений Алтайского государственного университета. Сфера научных интересов: внешняя политика и дипломатия России, имидж государства, политические технологии.
В докладе рассматриваются существующие в современной литературе подходы к изучению и толкованию внешней политики России 1990-х гг. при Министре иностранных дел РФ А. Козыреве, исследуется влияние его личности и деятельности на имидж России.
К вопросу об оценках внешней политики России при А. Козыреве (1991-1996 гг.)
Характерно, что внешняя политика начала 1990-х годов подвергалась резкой критике со стороны части политологов, специалистов-международников и других исследователей. На данный момент представляется возможным выделить два подхода в оценке того периода.
Определенно положительную роль в создании имиджа России на международной арене сыграло и участие МИДа России в создании Контактной Группы в том же 1994 году. Несомненно важным можно считать, что Россия здесь прилагала такие же усилия, как и такие страны Запада, как, например, Франция, Германия, Великобритания. Именно в этот момент России удалось сохранить тонкий баланс в отношениях с Западом: при всех сложившихся обстоятельствах взаимоотношения официально оставались партнерскими. Не будем также забывать, что для нашей страны, Российской Федерации, это был начальный этап становления самостоятельной внешней политики, в условиях обретения собственной внутренней государственности и сложной макроэкономической ситуации.
Андрей Козырев (родился 27 марта 1951 года) был первым министром иностранных дел России при президенте Ельцине с октября 1991 года до января 1996 года. Он начал работать в МИДе СССР с 1974 года, но молниеносную карьеру сделал именно с приходом к власти Бориса Ельцина.
Происхождение и национальность
О матери его можно предположить лишь то, что она, по всей видимости, была еврейкой, поскольку сам Козырев является членом президиума Российского еврейского конгресса, а у евреев принято вести свой род по материнской линии. Так кто же тогда Козырев Андрей Владимирович? Национальность его вполне отчетливо проявилась в самом факте избрания в президиум вышеупомянутой организации: он еврей. Хотя в своей советской анкете всегда указывал в графе "национальность" "русский".
Годы учебы
Начало дипкарьеры и смена мировоззрения
После завершения учебы Андрей Козырев поступает на работу в Управление международных организаций (УМО) МИДа, которое отвечало за вопросы, касающиеся ООН, контроля над вооружениями, включая биологическое и химическое оружие. В течение следующих трех лет он подготовил и защитил кандидатскую диссертацию о роли ООН в процессе разрядки напряженности в 70-е годы.
Карьера в советский период
Деятельность в качестве министра
Через бывшего сотрудника МИДа Лукина, ставшего председателем комитета по международным отношениям парламента РСФСР, Козырев поросился в команду председателя парламента Бориса Ельцина. Его назначают министром иностранных дел РСФСР. Эта должность была чисто декоративной, никакой собственной внешней политики Россия в составе СССР не вела.
После неудавшейся попытки госпереворота в 1991 году он оказался в команде молодых реформаторов, которая включала Егора Гайдара и Анатолия Чубайса, разделявших с Козыревым его прозападные либерально-демократические идеалы. Вместе с Геннадием Бурбулисом он готовил в Беловежской Пуще в декабре 1991 года документ о прекращении существования СССР и образовании СНГ.
Козырев утверждал, что пытался сделать Россию партнером Запада в формирующемся после холодной войны миропорядке. Он выступил инициатором крупных соглашений по контролю над вооружениями с США. Он также рассматривается многими как один из самых активных сторонников либерализма и демократии в посткоммунистической России.
Кадровая политика министра была фактически направлена на развал МИДа. За годы его руководства ведомство покинули более 1 тысячи квалифицированных дипломатов.
Козырев Андрей Владимирович: семья и личная жизнь
Сегодня наш герой загорает и читает фолианты о демократических переменах в мире. Периодически наезжает в Вашингтон для участия в заседаниях Американского совета по внешней политике, поставляющего аналитическую информацию членам конгресса.
Эту статью могут комментировать только участники сообщества.
Вы можете вступить в сообщество одним кликом по кнопке справа.
Как предавали Россию. Козырев. Часть 1
Министр иностранных дел России согласился с расширением НАТО на восток в обмен на фото с Клинтоном
После своей отставки с поста министра иностранных дел в 1996 году Андрей Козырев некоторое время поработал в Институте международных отношений, в своей профессиональной среде.
По воспоминаниям коллег, студенты бойкотировали его лекции, и администрация была вынуждена прибегать к экстраординарным мерам, чтобы аудитории не пустовали. Впрочем, с преподавателями ему было едва ли проще.
В помещении кафедры, когда там собирались профессора и входил Козырев, наступала мертвая тишина и вообще царила тягостная атмосфера.
Долго он в этом учреждении не задержался: наверное, и сам устал от отчужденности в собственном, казалось бы, родном профессиональном цехе.
Отчужденность преследовала Андрея Козырева и на протяжении всех пяти с небольшим министерских лет.
По его словам, в кругу Ельцина ему было тяжело, потому что вот Павел Грачев, например, — тот и поцеловаться с шефом, и выпить был не дурак, а главе МИД это претило.
Первым в очереди на выход из правительства был Егор Гайдар. Вторым — Андрей Козырев.
Лишившись поста, экс-министр фактически оказался изгоем, подвергнутым люстрации — запрету на профессию.
Альфред Кох и Петр Авен, надумав год назад взять у Козырева интервью для журнала Forbes, не нашли его телефонов ни в приемной Лаврова, ни у Игоря Иванова — ни у кого из его бывших коллег.
Свой среди чужих
Сознание молодого дипломата, сына советского инженера, перевернула… еда. В 1975 году Андрей Козырев впервые оказался на Западе, и не где-нибудь, а в логове врага — в США.
Обаянию врага сотрудник внешнеполитического ведомства сопротивлялся недолго.
Попав в супермаркет, он, по собственному признанию, пережил настоящее потрясение.
Молодого Козырева шокировало не то, что стояло на полках, а тот факт, что все это изобилие рассовывали по корзинам не карикатурные капиталисты в белых воротничках, а латино- и афроамериканцы, которые, казалось бы, должны недоедать.
Это вообще симптоматично: страшнее всего Советский Союз и раннюю Россию подорвали не ракеты, не идеи, не шпионы, а магазины.
По многочисленным утверждениям, в том числе и Козырева, Борис Ельцин, побывав впервые в западном супермаркете, ругался матом, хотя обычно это было ему не свойственно.
Материальное изобилие Запада решительным образом переворачивало мозги высших советских и российских чиновников.
Это побеждало их и склоняло сдаться на милость победителя.
Впрочем, как говорится, не хлебом единым.
Размышляя о том, что же в книге антисоветского, дипломат пришел к выводу, что система, в которой он живет и которой служит, не терпит вообще никакой свободы, тем более личной.
— И вот это обстоятельство привело меня к абсолютнейшему внутреннему диссидентству, — говорит Козырев.
— У меня не хватило ни смелости, ни пороха стать настоящим диссидентом, там, правозащитником и так далее.
Я продолжал работать в МИДе, но чем дальше я стал вдумываться, чем я занимаюсь, что у нас за внешняя политика, чем она занимается, то постепенно у меня все это стало разрушаться как карточный домик, и я, в конце концов, честно говоря, был просто антисоветчиком.
Антисоветское в сознании дипломата логично трансформировалось в антироссийское.
Философия назначенного в 1990 году Ельциным министра состояла в том, что в мире есть некий полюс добра и всеобщего счастья — Запад во главе с США, и наша задача — стремиться к нему изо всех сил и максимально четко выполнять все то, что США и Запад нам скажут.
Сегодня Козырев уверен, что мы не стали настоящим, искренним союзником Запада, потому что плохо этого хотели.
Вопиющими историческими и геополитическими различиями между Францией и Россией Козырев пренебрегал всегда.
По точному замечанию Михаила Горбачева, при Козыреве российский МИД был филиалом Госдепартамента.
Как это выглядело в деталях, очень впечатляюще передал в своих мемуарах Строуб Тэлботт, заместитель госсекретаря США по России и странам бывшего СССР в 1994–2001 годах.
В отношениях Козырева с Госдепом то и дело обеими сторонами транслируется идея, состоящая в том, что ельцинская команда реформаторов — единственная удобная для США сила в России, а сам глава МИД даже в прозападном окружении Ельцина — самая необходимая для американцев фигура.
Бывший замглавы внешнеполитического ведомства Соединенных Штатов вспоминает унизительно-комичную сцену, в которой Козырев упрашивает госсекретаря США Уоррена Кристофера в апреле 1996 года в Нью-Йорке предоставить ему возможность сфотографироваться вместе с Клинтоном в Овальном кабинете Белого дома.
Идея российского дипломата состояла в том, что фото, свидетельствующее о теплых отношениях с Клинтоном, должно повысить его авторитет в глазах Ельцина.
«По поручению Криса (Уоррена Кристофера. — Примеч. ред.) я вылетел в Нью-Йорк для того, чтобы попытаться убедить Козырева в том, что его просьба просто смехотворна, — повествует Тэлботт.
Толкователи данных мемуаров утверждают, что план, о котором идет речь, — это план расширения НАТО на восток, который активно продвигал Строуб Тэлботт, невзирая на возражения Пентагона в тот период.
И ведь в самом деле: и Козырев, и Ельцин, и вся команда реформаторов были очень нужны Америке.
15 ноября 1994 года на пост заместителя председателя правительства РФ — председателя Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом был назначен Владимир Полеванов.
Это было горячее время для Госкомимущества: крупнейшее в мировой истории разбазаривание государственной собственности, когда важнейшие предприятия страны, в том числе и стратегические, открыто и тайно распродавались за ничтожные деньги.
Полеванов занимал свою должность всего 70 дней.
Как потом вспоминал Полеванов, рассмотрев документы на новом посту, он с ужасом понял, что ряд крупнейших предприятий ВПК скуплен иностранцами за бесценок.
Среди этих разграбленных предприятий — заводы и конструкторские бюро, выпускавшие совершенно секретную продукцию.
Полеванов попытался вмешаться в эту бессовестную распродажу и даже отобрал пропуска у иностранцев на вход в правительственные учреждения Госкомимущества.
Затем вышло распоряжение о приостановке торговли акциями алюминиевых заводов, чтобы не допустить их перехода во владение иностранными фирмами.
Но этот номер у него не прошел.
25 января 1995 года на сессии МВФ решался вопрос о выдаче России первого транша из 6-миллиардного долларового кредита.
В конце концов дело разрешилось быстро и жестко: госсекретарь США Уоррен Кристофер вызвал в Женеву главу российского МИД Андрея Козырева и приказал убрать Полеванова из Госкомимущества.
Министр, конечно, даже не пикнул.
Полеванова убрали 24 января, а буквально на другой день МВФ выделил деньги.
В обмен на фото, колбасу, гуманитарную помощь, кредиты эта власть и этот ее чрезвычайный и полномочный посол продавали и предавали любые интересы своей страны.
Американцы знали это и как могли поддерживали удобный и глупый режим в России.
Как предавали Россию. Козырев. Часть 2
Распродавать оборонку? Сдавать свои геополитические интересы? Бросать соотечественников, оказавшихся теперь за границей?
Позиция Козырева была — распродавать, сдавать, бросать
Сара Мендельсон, сотрудничавшая в 1996 году с одной из американских негосударственных программ в Москве, утверждает, что посольство США прогнозировало фальсификацию результатов выборов в пользу Ельцина.
Чужой среди своих
Принципиальное решение о разгоне Верховного Совета Ельцин принял на совещании, которое началось в 12.00 в воскресенье 12 сентября 1993 года в Ново-Огарево.
Там собрались министры, в поддержке которых при принятии антиконституционного решения президент был уверен.
И без которых его было бы нельзя реализовать.
Это были министр обороны Павел Грачев, глава МВД Виктор Ерин, руководитель Министерства безопасности Николай Голушко, начальник службы безопасности президента Александр Коржаков, начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков и Андрей Козырев.
Тогда все заулыбались.
У Козырева с парламентом были свои счеты.
Козырев точно знал о наличии во власти, в обществе, в кругах силовиков и разведки значительного числа людей, недовольных реформами Гайдара – Чубайса и раздраженных предательством национальных интересов России на международной арене.
11 марта 1993 года на VIII Съезде народных депутатов Хасбулатов предложил снять Козырева и Чубайса.
В течение лета и осени 1993 года страна решала, как ей жить дальше: по-прежнему распродавать втихую банкирам и иностранцам оборонку, военно-промышленный комплекс, ключевые предприятия нефтянки или закрыть эту лавочку?
Сдавать свои геополитические интересы, дружелюбно виляя хвостом перед Западом, или наконец настоять на своем?
Бросать своих соотечественников в бывших союзных республиках на произвол судьбы или защищать их, в том числе и военными средствами? Позиция Козырева была — распродавать, сдавать, бросать.
Министр иностранных дел в дни сентября-октября 1993 года должен был помочь своему президенту в обеспечении поддержки на Западе.
Это решало многое: мобилизовало поддержку в прозападных либеральных кругах России и Москвы и создавало некую иллюзию легитимности антиконституционных решений.
Козырев для обеспечения такого прикрытия был самый подходящий человек, а режим Ельцина, как мы помним, Западу был выгоден.
Поддержка была оказана.
21 сентября 1993 года, еще до телевизионного выступления Ельцина по телевидению, из которого россияне узнали о роспуске Верховного Совета, российский МИД угодливо уведомил о происходящем посла США в Москве Томаса Пикеринга, послов Великобритании, Франции, Германии, Италии, Канады и Японии.
Дипломаты-соседи из СНГ такой чести не удостоились.
Как предавали Россию. Козырев. Часть 3
Российские власти заранее согласовывали с американскими кураторами серьезные политические решения
В разгоне парламента осенью 1993 года есть и еще одна коллизия, напрямую связанная с Козыревым, — малозаметная, но символичная.
В 1992 году вице-президент России Александр Руцкой обвинил Козырева в предательстве интересов русскоязычного населения в вопросе урегулирования ситуации в Приднестровье и проведении промолдавской политики.
Как рассказывает сам бывший министр, однажды он случайно услышал по радио выступление Руцкого в Приднестровье.
Вице-президент обращался к огромной толпе народа, офицерскому составу лебедевской 14-й армии, и говорил, по сути, что это была дурацкая идея разваливать Советский Союз, надо его восстанавливать.
Козырев тут же сел в самолет и прилетел в Тирасполь из Бишкека.
На этом заседании министра иностранных дел поддержали лишь Геннадий Бурбулис и Егор Гайдар.
В сентябре-октябре 1993-го в толпе защитников Дома Советов будет немало вооруженных людей в камуфляжной форме, приехавших из Приднестровья отстаивать идею о том, что негоже бросать на погибель соотечественников в республиках бывшего СССР.
Они тоже сыграют свою роль в цепи событий, окончившихся большой кровью.
Представитель антироссийских интересов
Немногим раньше, 5 января, был уволен Козырев, которому Ельцин давно перестал доверять.
Существует достаточно много оценок деятельности Козырева на посту министра иностранных дел, но по большей части они одинаковы.
В своих мемуарах Евгений Примаков вспоминает, как однажды бывший президент США Ричард Никсон спросил Андрея Козырева о том, каковы интересы новой России.
— Одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах, — ответил на это наш министр.
— И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен.
Предложением указать российскому министру, какие у его страны национальные интересы, Никсон был сконфужен.
Даже по американским меркам это был запредельный концентрат угодливости и лести.
А этот, когда Советский Союз только что распался, когда новую Россию нужно защищать и укреплять, хочет всем показать, какой он замечательный, приятный человек.
Другой сотрудник Госдепа, Строуб Тэлботт, был сильно огорчен назначением Примакова на смену Козыреву.
За время своей государственной службы на посту главы Министерства иностранных дел Андрей Козырев успел, в частности, следующее.
Переориентировал внешнюю политику на страны Запада, практически свернув отношения с бывшими республиками СССР.
Обеспечил режим присутствия нашей страны в Совбезе ООН, при котором Россия практически ни разу не использовала право вето при принятии резолюций.
Так же, впрочем, он называл и патриотически настроенные силы в российском обществе.
Именно при Козыреве американцы провели операцию по лишению поста Генерального секретаря ООН Бутроса Гали, последнего независимого генсека этой организации, имевшего твердую позицию в том числе и по Югославии.
В бытность Козырева министром Россия активно поддерживала создание Гаагского трибунала по бывшей Югославии, который теперь тщетно пытается закрыть Сергей Лавров.
Там, как мы помним, судят сербов, воевавших за целостность своей страны, но не судят сепаратистов и военных преступников из Косово и других частей бывшей Югославии.
В 1993 году, приехав с визитом в Польшу, Борис Ельцин внезапно сказал президенту Леху Валенсе, что вступление Польши в НАТО — внутреннее дело его страны.
Никакие заявления по этому поводу не планировались, и это высказывание было воспринято как согласие России с расширением НАТО на восток.
Когда делегация вернулась, Служба внешней разведки России была уполномочена подготовить открытый доклад на данную тему.
25 ноября этот доклад представил журналистам директор СВР Евгений Примаков. В документе было явно указано: Россия против такого расширения. Уже через два часа после презентации этого доклада советник Козырева по контактам с общественностью провела ответный брифинг, на котором озвучила позицию МИД: доклад Службы внешней разведки — документ чисто ведомственный, а позиция МИД и мнение президента состоят в том, что НАТО не угрожает России.
К тому же любое государство имеет право обеспечивать свою безопасность так, как считает нужным.
После ухода с поста министра его отторгла даже его профессиональная среда, потому что под ударом оказалось само представление о дипломатии, ее суть и смысл.
«Внешнеполитическая линия новой России под руководством министра Козырева стала вообще откровенно прозападной, безвольной, бесхребетной, а наша дипломатия — просто ущербной.
Такие „итоги“ нельзя расценивать иначе, как предательство интересов нашей страны.
Читайте также: