Ученик отступающий от школьных правил не лентяй не лоботряс не хулиган а просто смешной человек

Обновлено: 02.07.2024

Чтобы купить курс,
пожалуйста, войдите
или зарегистрируйтесь

Быстрая регистрация

Русский язык (Вариант 35)

Приобретите наш курс

Для продолжения просмотра купите полный курс
наших видеоуроков

Прочитайте текст и выполните задания 1—14.

(1)Нашего учителя математики звали Харлампий Диогенович. (2)Главное его оружие — это делать человека смешным. (З)Ученик, отступающий от правил школы, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, а просто смешной человек. (4)Надо сказать, что Харлампий Диогенович не давал никому привилегии: смешным мог оказаться каждый. (5)Разумеется, я тоже не избежал общей участи.

(6)В тот день я не решил домашнюю задачу. (7)В общем, задача была какая-то запутанная, и у меня решение никак не сходилось с ответом.

(8)Начался урок, и Харлампий Диогенович стал оглядывать класс, выбирая жертву, — я затаил дыхание.

(9)В это мгновение неожиданно раскрылась дверь и появился доктор с медсестрой.

— (11)Нет, — сказал Харлампий Диогенович с вежливой враждебностью, чув-ствуя, что какое-то санитарное мероприятие может сорвать ему урок.

(12)И вот внезапная надежда окрылила меня, и я сказал, обнаглев от страха:

— (14)Покажите, — сказал Харлампий Диогенович и слегка приподнял брови.

(15)Я догнал докторшу и медсестру в коридоре нашего этажа и пошёл с ними.

— (16)А нам что, не будете делать? — спросил я.

— (17)Вам на следующем уроке, — сказала докторша, улыбаясь.

— (18)А мы на следующем уроке уходим в музей, — соврал я несколько неожиданно даже для себя. (19)Докторша остановилась.

(21)Убедившись, что они не передумают, я побежал вперёд, чтобы устранить связь между собой и их приходом.

(22)Когда я вошёл в класс, у доски стоял Шурик Авдеенко, и, хотя решение задачи в трёх действиях было написано на доске его красивым почерком, объяснить решение он не мог.

(24)Хотелось быть ласковым и добрым.

(25)Распахнулась дверь, докторша вошла в класс и сказала, что надо ребятам делать уколы.

(26)Когда вся процедура закончилась, до конца урока ещё оставалось немного времени. (27)В такие промежутки учитель обычно рассказывал нам что-нибудь по-учительное.

(30)Мы сразу по его голосу поняли, до чего это был фальшивый и никудышный подвиг.

— (31)Геракл совершал свои подвиги как храбрец, а этот молодой человек со-вершил свой подвиг из трусости. — (32)Харлампий Диогенович задумался и прибавил: — (ЗЗ)Сейчас узнаем, во имя чего он совершил свой подвиг.

2. Укажите предложение, в котором средством выразительности речи является противопоставление.

1)Ученик, отступающий от правил школы, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, а просто смешной человек.

3)- Геракл совершал свои подвиги как храбрец, а этот молодой человек со-вершил свой подвиг из трусости.

4)Надо сказать, что Харлампий Диогенович не давал никому привилегии: смешным мог оказаться каждый.

Тринадцатый подвиг Геракла

Тринадцатый подвиг Геракла

Все математики, с которыми мне приходилось встречаться в школе и после школы, были людьми неряшливыми, слабохарактерными и довольно гениальными. Так что утверждение насчет того, что пифагоровы штаны якобы во все стороны равны, навряд ли абсолютно точно.

Возможно, у самого Пифагора так оно и было, но его последователи, наверно, об этом забыли и мало обращали внимания на свою внешность.

И все-таки был один математик в нашей школе, который отличался от всех других. Его нельзя было назвать слабохарактерным, ни тем более неряшливым. Не знаю, был ли он гениален, — сейчас это трудно установить. Я думаю, скорее всего был.

Звали его Харлампий Диогенович. Как и Пифагор, он был по происхождению грек. Появился он в нашем классе с нового учебного года. До этого мы о нем не слышали и даже не знали, что такие математики могут быть.

Он сразу же установил в нашем классе образцовую тишину. Тишина стояла такая жуткая, что иногда директор испуганно распахивал дверь, потому что не мог понять, на месте мы или сбежали на стадион.

Стадион находился рядом со школьным двором и постоянно, особенно во время больших состязаний, мешал педагогическому процессу. Директор даже писал куда-то, чтобы его перенесли в другое место. Он говорил, что стадион нервирует школьников. На самом деле нас нервировал не стадион, а комендант стадиона дядя Вася, который безошибочно нас узнавал, даже если мы были без книжек, и гнал нас оттуда со злостью, не угасающей с годами.

К счастью, нашего директора не послушались и стадион оставили на месте, только деревянный забор заменили каменным. Так что теперь приходилось перелезать и тем, которые раньше смотрели на стадион через щели в деревянной ограде.

Все же директор наш напрасно боялся, что мы можем сбежать с урока математики. Это было немыслимо. Это было все равно что подойти к директору на перемене и молча скинуть с него шляпу, хотя она всем порядочно надоела. Он всегда, и зимой и летом, ходил в одной шляпе, вечнозеленой, как магнолия. И всегда чего-нибудь боялся.

Со стороны могло показаться, что он больше всего боялся комиссии из гороно, на самом деле он больше всего боялся нашего завуча. Это была демоническая женщина. Когда-нибудь я напишу о ней поэму в байроновском духе, но сейчас я рассказываю о другом.

Конечно, мы никак не могли сбежать с урока математики. Если мы вообще когда-нибудь и сбегали с урока, то это был, как правило, урок пения.

Бывало, только входит наш Харлампий Диогенович в класс, сразу все затихают, и так до самого конца урока. Правда, иногда он нас заставлял смеяться, но это был не стихийный смех, а веселье, организованное сверху самим же учителем. Оно не нарушало дисциплины, а служило ей, как в геометрии доказательство от обратного.

Происходило это примерно так. Скажем, иной ученик чуть припоздает на урок, ну примерно на полсекунды после звонка, а Харлампий Диогенович уже входит в дверь. Бедный ученик готов провалиться сквозь пол. Может, и провалился бы, если б прямо под нашим классом не находилась учительская.

Иной учитель на такой пустяк не обратит внимания, другой сгоряча выругает, но только не Харлампий Диогенович. В таких случаях он останавливался в дверях, перекладывал журнал из руки в руку и жестом, исполненным уважения к личности ученика, указывал на проход.

Ученик мнется, его растерянная физиономия выражает желание как-нибудь понезаметней проскользнуть в дверь после учителя. Зато лицо Харлампия Диогеновича выражает радостное гостеприимство, сдержанное приличием и пониманием необычности этой минуты. Он дает знать, что само появление такого ученика — редчайший праздник для нашего класса и лично для него, Харлампия Диогеновича, что его никто не ожидал, и раз уж он пришел, никто не посмеет его упрекнуть в этом маленьком опозданьице, тем более он, скромный учитель, который, конечно же, пройдет в класс после такого замечательного ученика и сам закроет за ним дверь в знак того, что дорогого гостя не скоро отпустят.

Все это длится несколько секунд, и в конце концов ученик, неловко протиснувшись в дверь, спотыкающейся походкой идет на свое место.

Харлампий Диогенович смотрит ему вслед и говорит что-нибудь великолепное. Например:

Класс хохочет. И хотя мы не знаем, кто такой принц Уэльский, мы понимаем, что в нашем классе он никак не может появиться. Ему просто здесь нечего делать, потому что принцы в основном занимаются охотой на оленей. И если уж ему надоест охотиться за своими оленями и он захочет посетить какую-нибудь школу, то его обязательно поведут в первую школу, что возле электростанции. Потому что она образцовая. В крайнем случае, если б ему вздумалось прийти именно к нам, нас бы давно предупредили и подготовили класс к его приходу.

Потому-то мы и смеялись, понимая, что наш ученик никак не может быть принцем, тем более каким-то Уэльским.

Но вот Харлампий Диогенович садится на место. Класс мгновенно смолкает. Начинается урок.

Большеголовый, маленького роста, аккуратно одетый, тщательно выбритый, он властно и спокойно держал класс в руках. Кроме журнала, у него был блокнотик, куда он что-то вписывал после опроса. Я не помню, чтобы он на кого-нибудь кричал, или уговаривал заниматься, или грозил вызвать родителей в школу. Все эти штучки были ему ни к чему.

Во время контрольных работ он и не думал бегать между рядами, заглядывать в парты или там бдительно вскидывать голову при всяком шорохе, как это делали другие. Нет, он спокойно читал себе что-нибудь или перебирал четки с бусами, желтыми, как кошачьи глаза.

Списывать у него было почти бесполезно, потому что он сразу узнавал списанную работу и начинал высмеивать ее. Так что списывали мы только в самом крайнем случае, если уж никакого выхода не было.

Бывало, во время контрольной работы оторвется от своих четок или книги и говорит:

— Сахаров, пересядьте, пожалуйста, к Авдеенко.

Сахаров встает и смотрит на Харлампия Диогеновича вопросительно. Он не понимает, зачем ему, отличнику, пересаживаться к Авдеенко, который плохо учится.

— Пожалейте Авдеенко, он может сломать шею.

Авдеенко тупо смотрит на Харлампия Диогеновича, как бы не понимая, а может быть, и в самом деле не понимая, почему он может сломать шею.

— Авдеенко думает, что он лебедь, — поясняет Харлампий Диогенович. — Черный лебедь, — добавляет он через мгновение, намекая на загорелое, угрюмое лицо Авдеенко. — Сахаров, можете продолжать, — говорит Харлампий Диогенович.

— И вы тоже, — обращается он к Авдеенко, но что-то в голосе его едва заметно сдвинулось. В него влилась точно дозированная порция насмешки. — …Если, конечно, не сломаете шею… черный лебедь! — твердо заключает он, как бы выражая мужественную надежду, что Александр Авдеенко найдет в себе силы работать самостоятельно.

Шурик Авдеенко сидит, яростно наклонившись над тетрадью, показывая мощные усилия ума и воли, брошенные на решение задачи.

Главное оружие Харлампия Диогеновича — это делать человека смешным. Ученик, отступающий от школьных правил, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, просто смешной человек. Вернее, не просто смешной, на это, пожалуй, многие согласились бы, но какой-то обидно смешной. Смешной, не понимающий, что он смешной, или догадывающийся об этом последним.

Надо сказать, что Харлампий Диогенович не давал никому привилегии. Смешным мог оказаться каждый. Разумеется, я тоже не избежал общей участи.

В тот день я не решил задачу, заданную на дом. Там было что-то про артиллерийский снаряд, который куда-то летит с какой-то скоростью и за какое-то время. Надо было узнать, сколько километров пролетел бы он, если бы летел с другой скоростью и чуть ли не в другом направлении.

В общем, задача была какая-то запутанная и глупая. У меня решение никак не сходилось с ответом. А между прочим, в задачниках тех лет, наверное, из-за вредителей, ответы иногда бывали неверные. Правда, очень редко, потому что их к тому времени почти всех переловили. Но, видно, кое-кто еще орудовал на воле.

Но некоторые сомнения у меня все-таки оставались. Вредители вредителями, но, как говорится, и сам не плошай.

Поэтому на следующий день я пришел в школу за час до занятий. Мы учились во вторую смену. Самые заядлые футболисты были уже на месте. Я спросил у одного из них насчет задачи, оказалось, что и он ее не решил. Совесть моя окончательно успокоилась. Мы разделились на две команды и играли до самого звонка.

И вот входим в класс. Еле отдышавшись, на всякий случай спрашиваю у отличника Сахарова:

Чтобы купить курс,
пожалуйста, войдите
или зарегистрируйтесь

Быстрая регистрация

Русский язык (Вариант 35)

Приобретите наш курс

Для продолжения просмотра купите полный курс
наших видеоуроков

Прочитайте текст и выполните задания 1—14.

(1)Нашего учителя математики звали Харлампий Диогенович. (2)Главное его оружие — это делать человека смешным. (З)Ученик, отступающий от правил школы, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, а просто смешной человек. (4)Надо сказать, что Харлампий Диогенович не давал никому привилегии: смешным мог оказаться каждый. (5)Разумеется, я тоже не избежал общей участи.

(6)В тот день я не решил домашнюю задачу. (7)В общем, задача была какая-то запутанная, и у меня решение никак не сходилось с ответом.

(8)Начался урок, и Харлампий Диогенович стал оглядывать класс, выбирая жертву, — я затаил дыхание.

(9)В это мгновение неожиданно раскрылась дверь и появился доктор с медсестрой.

— (11)Нет, — сказал Харлампий Диогенович с вежливой враждебностью, чув-ствуя, что какое-то санитарное мероприятие может сорвать ему урок.

(12)И вот внезапная надежда окрылила меня, и я сказал, обнаглев от страха:

— (14)Покажите, — сказал Харлампий Диогенович и слегка приподнял брови.

(15)Я догнал докторшу и медсестру в коридоре нашего этажа и пошёл с ними.

— (16)А нам что, не будете делать? — спросил я.

— (17)Вам на следующем уроке, — сказала докторша, улыбаясь.

— (18)А мы на следующем уроке уходим в музей, — соврал я несколько неожиданно даже для себя. (19)Докторша остановилась.

(21)Убедившись, что они не передумают, я побежал вперёд, чтобы устранить связь между собой и их приходом.

(22)Когда я вошёл в класс, у доски стоял Шурик Авдеенко, и, хотя решение задачи в трёх действиях было написано на доске его красивым почерком, объяснить решение он не мог.

(24)Хотелось быть ласковым и добрым.

(25)Распахнулась дверь, докторша вошла в класс и сказала, что надо ребятам делать уколы.

(26)Когда вся процедура закончилась, до конца урока ещё оставалось немного времени. (27)В такие промежутки учитель обычно рассказывал нам что-нибудь по-учительное.

(30)Мы сразу по его голосу поняли, до чего это был фальшивый и никудышный подвиг.

— (31)Геракл совершал свои подвиги как храбрец, а этот молодой человек со-вершил свой подвиг из трусости. — (32)Харлампий Диогенович задумался и прибавил: — (ЗЗ)Сейчас узнаем, во имя чего он совершил свой подвиг.

2. Укажите предложение, в котором средством выразительности речи является противопоставление.

1)Ученик, отступающий от правил школы, — не лентяй, не лоботряс, не хулиган, а просто смешной человек.

3)- Геракл совершал свои подвиги как храбрец, а этот молодой человек со-вершил свой подвиг из трусости.

4)Надо сказать, что Харлампий Диогенович не давал никому привилегии: смешным мог оказаться каждый.

Позже я заметил, что почти все люди боятся показаться смешными. Особенно боятся показаться смешными женщины и поэты. Пожалуй, они слишком боятся и поэтому иногда выглядят смешными. Зато никто не может так ловко выставить человека смешным, как хороший поэт или хорошая женщина.

Я, понятно, об этом нисколько не жалею, но мне хочется благодарно возвысить метод Харлампия Диогеновича. Смехом он, безусловно, закалял наши лукавые детские души и приучал нас относиться к собственной персоне с достаточным чувством юмора. По-моему, это вполне здоровое чувство, и любую попытку ставить его под сомнение я отвергаю решительно и навсегда.

Главное оружие Харлампия Диогеновича – это делать человека смешным. Ученик, отступающий от школьных правил, – не лентяй, не лоботряс, не хулиган, просто смешной человек. Вернее, не просто смешной, на это, пожалуй, многие согласились бы, но какой-то обидно смешной. Смешной, не понимающий, что он смешной, или догадывающийся об этом последним.

Смеялся Сахаров, стараясь во время смеха не переставать быть отличником. Смеялся даже Шурик Авдеенко, самый мрачный человек нашего класса, которого я же спас от не

Читайте также: